Сквозь страх и презрение

      К дому Олега их довёз молчаливый и мрачный таксист. Они сидели рядом, на заднем сидении, демонстративно смотря в разные стороны. Квартира находилась в новострое, на элитных этажах, с высоты которых город кажется светлым, чистым и маленьким. Лёня уже успел побывать в ней несколько раз и восхититься, что удобной планировкой, что прохладными тонами и комфортом.       — На первом этаже есть душ, — максимально холодно когда они вышли из лифта, — приведёшь себя там в порядок.       Лёня оценивающе оглядел свою одежду; хорошо, что ночь и тёмный свитер скрыли ту массу крови, которая уже застыла на его теле. У Олега была та же ситуация. Он вяло поднялся винтовой лестницей в свои покои, дабы тоже смыть с себя остатки Володи. Общее чувство брезгливости накрывало с головой. Вторая ванная поменьше, но удобная. В ней только душ, туалет и зеркало от пола до потолка. Ванная комната Олега больше походила на спальню, но Лёне не на что жаловаться сейчас. Тёплая вода смывает грязь, почерневшую кровь и застывший между пальцами страх. Блондин просто стоит под струями, опустив голову и перезагружая мозг.       «Мда-а… сегодня была та ещё ночка» — думает он приложившись горячим лбом к холодному кафелю. — «Хотя почему «была», она и сейчас продолжается, просто уже в новом формате»       Он выходит из душа, обернувшись в полотенце и держа грязную одежду в руках. Олег ещё не спустился, хотя времени прошло немало. Парень медленно поднимается на второй этаж и уже на середине лестницы слышит главную причину задержки шефа — его тошнит. Точнее не тошнит, а наизнанку выворачивает, судя по звукам. Только сейчас Лёня понимает, насколько произошедшее по-разному воспринимается людьми. Кто-то максимально сосредотачивается в стрессовых ситуациях, хоть от него этого и не ждут, а кто-то настолько волнуется, что стоит отвернуться, а он уже в обморок падает. А Олег ещё и главный. Можно только представить какое на него оказывается давление. Лёня тихонько подходит к дверям, стуча в них костяшками пальцев.       — Олег Олегович, вам помочь?       Шум за дверями сразу умолкает, а через пару секунд слышится максимально спокойный голос.       — Н-нет. Порядок. Грязную одежду кинь в стиралку, я сейчас спущусь, — кратко, чётко, по пунктам. Он правда старается вести себя как главный. Хоть и выходит это через силу.       Стиральная машинка на кухне, кухня этажом ниже и, судя по её хромированной чистоте, она скорее для красоты, чем для приготовления пищи. Лёня не задумываясь вкидывает вещи в барабан, не спеша закрыть. На втором этаже включается вода, и Леонид почему-то облегчённо вздыхает. Когда он спускается вниз, уже одетый, со слегка влажной головой и лёгким недомоганием на лице, его уже ждут чай и печенье. Олег едва сдерживается чтобы не улыбнуться.       — Вот, держи, — кладёт он на барный стол какую-то одежду, — кажется, у нас почти одинаковые размеры, так что надевай смело.       Лёня с интересом осматривает обновки. Это были облегающие чёрные джинсы с цепочкой, тёмно-зеленая рубашка в клеточку, из грубой ткани, и кардиган цвета асфальта.       — Спасибо, — на ощупь чувствуя качество вещей, — верну как постираю.       — Конечно вернешь, это же бренд, — устало садясь на стул. Лёня незаметно закатил глаза и начал переодеваться. Брюнет, подперев голову кулаком, искоса наблюдал за тем, как его одежда начала медленно прятать от мира чужое стройное тело. Взяв в руки чашку, он без интереса отхлебнул горячий напиток.       — Ромашковый? — удивлённо уставившись в чай; Олег уже и забыл, когда пил его в последний раз.       — Ромашка не только нервы успокаивает, но и пищеварительную систему, — стоя спиной и застёгивая штаны, — ну а тебя вывернуло… — замер на секунду. — Вас! Вас, вывернуло, вот я и подумал…       — Спасибо…       Леонид не видел, с каким лицом Олег сказал это, но его теплота обдала плечи тёплым бризом. Даже мурашки пробежались.       — И, думаю, можно уже на «ты», — с тем же тёплым оттенком, делая новый глоток. — Всё-таки ты спас не чужого для меня человека. Только на людях я всё ещё Олег Олегович, это понятно?       — Это нормально, — заканчивая переодевание. — Как и то, что я хочу услышать правду о тебе.       Олег сдвинул брови. Лёня сделал тоже самое. Тигр и змей — два хищника — столкнулись взглядами, проверяя на прочность друг друга, хотя Олег понимал — он заранее проиграл эту битву. Мужчина устало вздохнул, потирая затылок.       — Давай начнём с того, что ты уже про меня знаешь, — уселся он поудобней, снова потягивая чай. Лёня обошёл его и встал напротив, опираясь руками на барную тумбу.       — Я знаю, что ты богат, — не моргая, смотря прямо в глаза, — успешен, у тебя есть бизнес, который, походу, не совсем или даже совсем не легальный.       Олег криво ухмыльнулся, опустив голову.       — Знаю, что у тебя есть гаптофобия — страх касаний, и что это связано с твоим прошлым, точнее с тем, что тебя похитили в детстве, — ухмылка сошла, а лицо вытянулось. — А ещё знаю, что только я могу тебя коснуться и именно поэтому ты так уцепился за меня.       Олег поджал губы, пытаясь разглядеть на дне чашки свое спасение. Угрюмое отражение посмотрело на него в упор, не давая никаких шансов на побег. Он нервно потёр переносицу, собираясь с мыслями и силами — история, которую он собирался поведать, была далеко не детской сказкой.       — В целом, всё что ты сказал — правда. Я действительно наследник хорошего бизнеса, но он родился ещё в девяностых, когда были другие законы и правила. Я не горжусь тем, что делаю, — сразу решил расставить все точки на «Ё», — но и оправдывать себя не собираюсь. Я контрабандист, а моя банда называется «Амурские Тигры». Может слышал.       Лёня напряг мозг, пытаясь вспомнить всё, что знал о них из новостей или случайно прочитал в интернете.       — Говорят, вся контрафактная водка в городе, это ваше дело, — холодно, немного отодвинувшись назад.       — Поэтому я и хочу полностью перейти на лекарства.       — Тоже контрафакт?       — Нет, тут именно контрабанда. Это либо очень дорогостоящие, либо запрещённые в России, либо экспериментальные медикаменты. Но они действенны… Обычно.       — И какие из них предназначались моей бабушке? — с нажимом, сильнее опираясь руками на столешницу. Олег ухмыльнулся.       — Никакие. Я наврал, потому что мне экстренно нужен был хороший водитель. Твоей старушкой будет заниматься лично Лидия, так что она будет идти на поправку, за это не переживай.       Он опустошил чашку, принявшись, наконец, за печенье. Лёня молча обдумал услышанное, медленно выпрямившись и откинувшись поясницей на электрическую плиту, что стояла позади него в своем едва ли не заводском блеске.       — Значит… ты платишь мне зарплату из чужих страданий? — на удивление грубо, скрестив руки на груди. Олег в непонимании вскинул брови.       — Объясни.       — Каждый мой рубль, это слёзы матери, чей сын отравился твоей водкой, — глубокомысленно и злобно. — Это голодные дети, отец которых пропил свою зарплату, и это избитые пьяными мужьями жёны в больницах и участках.       — Красиво сказал, — с ноткой удивлённого сарказма и жидкими аплодисментами, — меня даже почти задело. Почти.       Леонид угрожающе пялился на Олега. Его всегда бесили вот такие аморальные типы. «Хороший мальчик» Лёня всегда стоял за свободу, равенство и братство (спасибо воспитанию бабушки), а вот Олег был явно другой закалки, и мнение окружающих его интересовало в последнюю очередь. Если интересовало вообще.       — Проблема в том, что я не впариваю свою водку всем подряд. Её можно купить только в моих магазинах, только с восемнадцати лет и до десяти ночи.       Парень снова закатил глаза, сдувая падающую на ресницы белую чёлку.       — И если люди её покупают в таком количестве, то проблема не во мне, а в них, — заносчиво, помахав в воздухе печенькой. — Не будь спроса, не было бы и предложения, так что твоя зарплата, это не их горе, а их выбор, их слабость и их ошибка.       — Это только твоя точка зрения, — огрызаясь. Олег ухмыльнулся; в его окружении многие любят с ним спорить, но это первый случай, когда ему нравилось в этом участвовать.       — Всегда есть две стороны, — поучительно, стряхивая со своей пепельной водолазки сладкие крошки. — Ты говоришь, что я паразитирую на чужом горе, но именно благодаря мне у тебя есть квартира и работа.       Леонид поморщился.       — Именно благодаря этим деньгам у твоей бабушки самое лучшее лечение и уход, и, если благими намереньями устилается дорога в Ад, то, наверное, плохие могут привести к Раю.       Парень с презрением уставился на Олега, который с интересом изучал каждую микроэмоцию на его слишком юном, двадцатилетнем лице.       — Чудовище, — с лёгким змеиным шипением. Брюнет едва подавил рвущийся наружу смешок.       — Говори, что хочешь, но ты зависишь от меня так же, как и местные алкаши, — с будоражащим нервы, тихим урчанием сытого кота. — Только твоя «водка», это деньги и условия.       — А твоя — это мои руки в латексе? — саркастично. Тот озадачено хмыкнул — не в бровь, а в глаз.       — Согласен, так что мы нужны друг другу, — пожимая плечами и беря из тарелки ещё одно печенье. Пару минут кроме звука хруста ничего не было слышно. Про себя Лёня был вынужден признать, что, может, как главарь бандитов Олег пока и не состоялся, но как адвокат дьявола — более чем. Всё, что он сказал, было правдой: грубой, ранящей и неприятной, но правдой современной жизни.       — Лидия знает?       — Лидия участвует.       — Нет, ну ни стыда, ни совести!.. — цыкнув языком.       — А зачем, с такими-то деньгами? — нагло, уставившись на парня в упор. Тот отрицательно покачал головой; конфликт интересов и мировоззрений мог серьёзно осложнить работу в будущем. Олег вытер губы салфеткой, выдернув её из стоящей возле него прозрачной коробки, и, довольно сложив руки на столе, властно посмотрел на подчинённого.       — А теперь давай я кое-что уточню, — начал он сыто. — Я знаю, что у тебя довольно разношёрстная семейка: отец непонятно где, мать в Москве, брат за границей. Так что из всех близких людей у тебя только бабушка и осталась.       — Нарыл уже на меня, да? — с презрением, чувствуя неприятный комок в горле.       — Я должен знать с чем буду работать, — безразлично пожимая плечами. — Это просто вопрос безопасности.       Теперь к закатыванию глаз добавился ещё и возмущённый стон, который заставил мужчину усмехнуться.       — Ну, и что из этого тебе непонятно? — внезапно лицо Олега стало серьёзным и деловым. Он выпрямился, сложив руки пред собой в замок.       — Я понимаю, почему ты так за неё хватаешься, — без тени прежнего высокомерия и насмешки, — но не кажется ли тебе, что это… жестоко?       Лёня удивленно уставился на собеседника.       — Объясни.       — Поверь, я как никто знаю, что такое смерть, — вдумчиво, — и что такое потеря, но иногда людей нужно отпускать… Ради их же блага.       Леонид непонимающе заморгал, потирая лоб. Олег терпеливо ждал, когда до него дойдёт смысл сказанного, потому что, когда дошёл, Лёня стал ещё бледнее чем был.       — Я не готов отпускать её, — с едва скрываемым страхом.       — Даже если она вдруг сама попросит?       — Она не попросит, — с нажимом, пытаясь убедить и его, и себя в этом. — Ты не знаешь, насколько она сильная.       — Люди не железные, а она уже старенькая, слабая, да и артрит её покалечил.       — Она выдержит, — злобно. Олег высокомерно вскинул бровь.       — Сколько? Год, два, десять? Когда ты будешь готов её отпустить?       Леонид помолчал пару секунд, а потом неожиданно оттолкнулся от плиты и снова оперся руками на столешницу, едва не соприкасаясь носом к носу с Олегом.       — Скажу тогда, когда и ты мне расскажешь, — как кобра зашипел он. Горячее дыхание обдало шею, но ни один мускул не дрогнул на холодном лице.       — О чём? — с высокомерным урчанием.       — О том, что с тобой случилось в плену.       — Это не имеет отношение к разговору… — резко откинувшись назад.       — Нет, имеет! — хлопнув по столешнице ладонью. — Это имеет отношение ко всему, что вокруг нас происходит!       Мужчина хотел возмутиться, даже открыл рот, чтобы напомнить парню о его месте, но запнулся, через силу понимая — прав. Лёня, очевидно, осознавая, что переборщил, выпрямился, откинув волосы назад.       — Ладно, буду с тобой честным, в день, когда я подписал твой контракт, я договорился с Лидией, что помогу тебя вылечить.       Впервые в жизни он увидел замешательство и удивление на лице этого человека. Оно неожиданно разгладилось, привычная сосредоточенность и контроль отступили, а миндальные глаза расширились, странно сверкнув под потолочным освещением. Это продолжалось всего пару секунд, потом Олег снова стал Олегом Олеговичем, угрюмо воззрившись на парня.       — Серьёзно? — с скепсисом в голосе. — Думаешь, справишься с тем, с чем не смогли квалифицированные психологи и терапевты?       — Ну, я же могу тебя касаться, — с какой-то игривой издёвкой, — может и помочь смогу.       Тот опустил голову, сразу напрягаясь. Лёня продолжал пробивать его лёд своими словами.       — Олег, — как можно тише и мягче, — то что происходит с тобой, в твоей жизни, и сегодня в частности, это результат твоих страхов и прошлого.       На секунду показалось, что тот непроизвольно кивнул.       — Я не врач, но что такое медицинская тайна знаю. И могу помочь. Ну-у… попытаюсь.       — Ты на врача учился, да? — поднимая взгляд. — Слышал, выгнали.       — Да, там какая-то неувязка с оценками, типа я их нарисовал, — безразлично отмахиваясь. — Должно было быть расследование, но меня просто выперли. Думаю, я кому-то мешал.       — Может быть, — многозначительно, немного склонив голову набок. — Если хочешь, я могу узнать.       — Да нет, я туда рано или поздно вернусь, — уверенно, вызвав тень удивления на лице Олега. — Лучше сейчас работать на тебя, чем без копейки рвать жилы на подсобных работах. И в конце концов, — с какой-то задорной ухмылкой, — мне же будет нужна тема для дипломной в будущем, а ты неплохой материал.       — Хитре-е-ец, — лукаво улыбаясь. Лёня ответил ему такой же улыбкой. Олег потрепал свои уже высохшие волосы, собираясь с мыслями, пока тот кивком спросил долить ли ему ещё чая.       — Ну ладно, — соглашаясь, махнул он, понимая, что хуже не станет. — Это было ещё в девяностых, отец только-только начинал крутиться в бизнесе. Палёная водка, крышевание на рынках, всё такое. Его как уважали, так и ненавидели, но он чётко понимал свои границы и возможности. Может, поэтому и пожил столько…       Тут он прервался, что-то вспоминая и медленно потягивая чай. Лёня тихо взял себе другой барный стул, садясь напротив и слушая.       — Моя мама была опером, — продолжил он, стоило парню умостится, — но от всего отказалась ради него, а он ради неё решил пойти выше. И нарвался на конкурентов.       — Лидия говорила, что тебя похитили именно с целью запугать отца и других, — мягко, когда Олег снова потянулся к чашке. — Чтобы знали.       — Да. В целом, да, — говоря в чай. — Это… это была банда «Крысиный череп». Они… — тут он поморщился, непроизвольно вздрогнув, — им подчинялся весь наркотрафик в области и… д-детская порног-графия.       Последнее он из себя просто выдавил. Лёня с ужасом отклонился назад; в голове сразу всплыли самые дикие мысли и догадки.       — Го-осподи!..— жалобно. — Олег… Можешь дальше не продолжать, я понимаю.       — Н-нет, нет, ты прав, — твёрдо глотнул ком болезненных воспоминаний в горле, — от этого надо избавиться. Мои близкие страдают из-за моей слабости, да и мне это уже надоело.       На минутку он замолчал, крутя чашку в руках. Лёня, не спрашивая, долил ещё чая и подвинул печенье поближе.       — Ты не спеши, — косясь на настенные электронные часы, что сияли изумрудным 02:37, — ночь ещё длинная.       Тот как-то болезненно хмыкнул.       — Как тебя похитили?       — Мне было чуть больше двенадцати лет, было лето, конец июня и ужасная жара. Я помню это хорошо, потому что отец только-только закончил склеп для матери. Она умерла зимой от рака.       — Тяжко для ребенка видеть, как самый близкий человек сгорает от болезни.       Олег молча кивнул, смотря в чашку.       — Она до конца держалась, стойко, как настоящий воин, — с восхищением в глазах. — Помню, мы однажды пришли к ней в больницу, а в её кровати лежит другая женщина. На ней было слишком много макияжа и волосы другие. От них пахло лошадью.       Тут он беззлобно ухмыльнулся, на секунду прервавшись.       — Я сказал, что «Это не моя мама, моя мама красивая, кто эта тётя?». Отец тут же приструнил меня, но она всего лишь улыбнулась и сказала, что на следующий раз она точно придёт, потому что сейчас её лечат врачи, а «тётя» лишь подменяет, чтобы никто из нас не расстраивался.       Лёня улыбнулся, отмечая про себя, что мать Олега была довольно сообразительной и любящей женщиной. Многие бы на её месте обиделись на такие слова, пусть даже и от ребёнка, который мало что понимает.       — Я поверил, — продолжал, проведя рукой по волосам. — А через неделю узнал, что она умерла. Только позже понял, что это и была мама; болезнь так сильно её выжгла, что она буквально посерела, а из-за химии полностью облысела и надела парик.       — Думаю, она не хотела тебя пугать, — мягко.       — Наверное, — безразлично пожимая плечами, — и всё равно я её, кажется, обидел.       — Ты был маленький. Ты не знал…       Но Олег лишь отмахнулся. За годы размышлений, дисциплины и самоконтроля он научился жить без чужой жалости и сочувствия.       — В общем, — уже более твёрдо, — в то лето отец отправил Лидию в Сочи, в элитный лагерь. Хотел и меня, но там было только одно свободное место, да и не хотел я никуда.       — Лидия, кстати, думает, что ты винишь её в случившемся, — будто напоминая. Олег вопросительно поднял на Лёню взгляд, но потом сразу же опустил.       — Было, — кратко кивая, — но позже понял, что в этом нет её вины. Она захотела к морю, а я нет. Да и не факт, что то, что случилось со мной, не настигло бы её в более жутком виде.       Леонид понимающе кивнул. Мужчина ещё покрутил чашку в руках, а потом залпом, будто водку, влил в себя её содержимое.       — Похитили меня на кладбище. Вова отошёл покурить, отец хотел побыть наедине, а я просто ждал перед склепом, сидя на каменной лавочке.       Тут он немного сгорбился, напрягаясь, пытаясь вообще спрятать лицо за волосами. Лёня хотел его поддержать, но остановил руку на полпути, вспомнив о том, что сейчас без перчаток.       — Помню, — через силу, едва слышно и заикаясь, — к-как внезапно стало х-холодно. Я жутко захотел спать, и меня т-тут же подхватили на руки. Я едва соображал… П-последнее, что видел, это ошалелого Вову, который пытался меня д-догнать. А очнулся я уже в подвале.       Тут он ухватился руками за голову, пытаясь сдержать в ней ревущие воспоминания. Лёня осторожно, дабы не спугнуть, погладил тыльной стороной ладони его по волосам, так, чтобы Олег не почувствовал.       — Это уже в прошлом, — мягко, как воспитатель, старающийся успокоить зарождающуюся истерику, — ты сейчас только вспоминаешь. Ты не там, а дома, сидишь за столом, пьёшь чай и говоришь со мной.       — Д-да, — шумно дыша, пытаясь успокоить мелкую дрожь под пальцами. — Да, это лишь воспомин-нания.       — Чай? — незаметно убирая руку. Тот кивнул, несколько раз громко и медленно вдохнув носом.       Новая заварка, новый кипяток, немного сахара, и вот свежий, дышащий паром напиток уже стоит под руками. Блондин решает и себе налить чашку за компанию. Он ненавидит ромашковый чай, но подсознательно понимает — так будет правильно.       — Там было темно? — делая первый глоток и морщась.       — Да, а ещё душно, — кивает Олег, отпив из своей чашки. — Какой-то матрац и окошко размером с ладонь, через которое я видел небо. Это небо меня держало в часы…       Тут он резко замолкает, не двигаясь и почти не дыша. Лёня настороженно смотрит на внезапно отключившегося Олега, дух которого, казалось, покинул тело.       — С тобой там делали что-то? — всё также тихо и осторожно, слегка наклонившись к его лицу. — Можешь не рассказывать, просто кивни.       — Делали, — твёрдо, чётко, осознанно. — Но порно не записывали, это точно.       У Лёни отлегло от сердца.       — Зато наркотиками кололи регулярно, — всё так же твердо, не моргая и не двигаясь. — Я постоянно кричал и плакал, а это, видимо, их бесило.       — Ого…       — Они бадяжили такую дурь, — прикрыв глаза и подперев лоб рукой, — что уже после первого укола ты без неё не можешь, но делали грамотно, чтоб я не откинулся.       Лёня неверяще слушал рассказ, боясь перебивать.       — З-знаешь, как это происходило? — с какой-то странной, больной улыбкой, проведя ладонью по своему лицу. — Раз в д-день открывались двери, и в них з-заходила одна ж-женщина, а иногда ещё лучше — какой-то г-грязный бомжара. В руках они д-держали открытый шприц, а потом б-бросали его на пол и говорили: «Х-хочешь? Подними».       Парень поджал губы от внезапного приступа ужаса.       — И я п-поднимал, — через зубы, с страшной улыбкой. — Только под наркотрипом мне становилось тепло и спокойно. И мама была жива.       Лёня хотел что-то сказать, отвлечь от этого разговора, уже сто раз жалея, что вообще решил трогать такую тему. Но вместо слов утешения выдал только:       — Я не видел у тебя на руках следы от уколов.       Олег со вздохом откинулся на спинку барного стула, шмыгонув носом; его золотистые глаза едва укрывала влажная пелена.       — К-кололи меня обычно в плечо или в б-бедро шприцом единичкой, для д-диабетиков, — пытаясь снова взять себя в руки. — Мне же было двенадцать, попробуй у истерически кусающегося ребенка п-попасть в локтевую вену.       — Поэтому ты и боишься чужих рук, — внезапное понимание ошпарило мозги яркой истиной. Олег кивнул.       — Игл тоже. На таблетках сижу.       — Ты же мог что-то подцепить там, — с искренним волнением.       — И подцепил, — сразив удивительным спокойствием. — К счастью не СПИД, а только воспаление и гепатит. Глаза видишь? — указал он пальцем на необычную радужку янтарного оттенка. — Это его наследие. Когда меня нашли, я весь был цвета лимона.       Лёня и сам со вздохом откинулся на спинку стула. Теперь уже Олег ждал, когда он наконец заговорит.       — Как тебя спасли? — хрипло.       — Среди «крыс» была… крыса, — криво ухмыляясь, снова опустив глаза и скрестив руки. — Она сдала всю банду и место в обмен на с-солидную сумму и обещание безопасности. Где она сейчас не знаю и з-знать не хочу. Когда меня нашёл в подвале Володя у меня была ломка: я истерил, брыкался, кусался… Он говорил, что я был похож на больного бешенством кота.       Лёне хотелось ухмыльнуться от сравнения, но не получилось. Олег со вздохом поднял глаза на парня; в них столько старой, ржавой печали, что ему стало некомфортно.       — Отец уже тогда начал з-заниматься лекарствами: искал средство от рака для мамы, ну а потом уже и для меня таблетки. К врачам я попал в очень запущенном состоянии, шансов на то, что выживу, было мало, но они справились. На лечение уш-шло два года, но печень и почки у меня серьёзно посажены, так что я ничего крепче воды и чая никогда не пью.       Лёня напрягся, вспоминая, действительно ли он видел хоть краем глаза момент, где Амурский что-то употреблял. Кроме курения, ничего толком в голову не приходило, но это можно объяснить тем, что как раз таки с лёгкими у него не было проблем.       — Даже шампанское у меня тошноту вызывает, — протянув руку по столу и положив на нее сонную голову. — Поэтому в круге подельников где все бухают, нюхают и трахаются, я выгляжу высокомерным чмом, но… лучше так, чем в могиле.       — Понимаю, ты молодец, — пытаясь ободрить. Тот устало повёл плечом.       Наступило молчание, из которого парень понял, что больше ничего нового не услышит (и слава Богу). Он начал тихо собирать посуду со стола, но не заметил, как к чашке с уже остывшим чаем потянулся Олег. Оголённые тёплые пальцы Леонида накрыли его холодную, бледную ладонь. Оба как-то перепугано глянули на них, потом друг на друга. Сердце пропустило удар, второй, третий…       — Странно, — заморгав, аки школьница, — я ничего не чувствую. Вообще.       Лёня не знал, чему удивляться больше: его словам, тому, какая мягкая и хрупкая на самом деле у него рука, или тому, что собственное тело застыло, будто от удара молнии.       — В с-смысле «ничего»? — ошалело, прирастая босыми ступнями к подогретому полу.       — Ну, я чувствую твою кожу, — слегка напрягаясь и странно поглаживая его по ладони, — ощущаю тепло, но нет никакой паники или страха.       Тут он неуверенно начал переплетать свои пальцы с пальцами Леонида.       — Вообще ничего нет, — околдовано. У Лёни внезапно покраснели уши. Он не знал убирать ему свою руку или нет — вся ситуация со стороны наверняка смотрелась странно.       — Значит, я могу уже не носить латекс? — несмело пытаясь вывернуть происходящее в шутку.       — Не знаю, — не моргая, удивляясь чужому теплу и неожиданному внутреннему покою. — Но, возможно, что да.       Лёня удивлённо покосился на Олега. Тот, очевидно, понимая, что выглядит как больной идиот, отпустил его руку, выпрямился и пригладил волосы.       — В общем, я рассказал тебе всё, что есть, — стараясь не смотреть на Леонида.       — Спасибо, — несмело убирая посуду в посудомойку. — Обещаю, я что-нибудь придумаю для тебя, и мы справимся с твоим страхом.       Брюнет, хмыкая, потрепал себя по волосам. Внезапное чувство надежды разлилось по телу загадочным зельем.       — А пока постарайся поспать, — посоветовал он, ставя стул обратно на место. — Самое тяжкое уже позади.       — По мне видно, что я сплю? — сползая со своего сидения, с прежней хамоватостью обращаясь к Леониду. Тот смерил его с ног до головы и, внезапно мягко улыбнувшись, уточнил:       — Я сказал «постарайся», я не приказывал.       Впервые Олег почувствовал, как оно, когда бабочки машут крыльями в животе. Захотелось огрызнуться, отбиться, снова показать зубы, но эта улыбка и убаюкивающее тепло в глазах цвета соснового леса… Они обезоруживали, заставляли сжимать кулаки и чувствовать себя как-то по-детски глупо.       — Ну… ладно, — на пятках обернувшись к винтовой лестнице. — До завтра.       — До завтра, — эхом отбил парень, с удивлением отмечая насколько контрастными чувствами он преисполнился к этому человеку.              — Лёнь ты звонил, я спал, даже не слышал!..       Грубоватый голос Руслана в телефоне звучит как горн. Лёня с непривычки держит трубку чуть дальше от уха, боясь звуковой контузии и быстренько перебегает дорогу. На улицах промозгло, пусто и всё ещё темно, хоть в верхнем углу экрана парень видит слишком позднее 05:40.       — Ничего-ничего, всё в порядке, я хотел сказать, что, возможно, освобожусь, и мы сходим куда-то, но в итоге задержался на всю ночь.       — Твой шеф тебя не жалеет, — с какой-то злобой, вызывая у Лёни только жалостливую улыбку.       «Эх, его бы кто пожалел» — подумал он, оборачиваясь и поднимая взгляд вверх, видя, как на одном из последних этажей высотки всё ещё горит свет.       — Это моя работа, — с ноткой гордости, — я уже привык, но завтра свободен, так что приглашаю к себе.       — О как? — Лёня уверен, что по ту сторону улыбнулись. — Мне что-то взять?       — Да, свою фирменную рыбу и… презервативы.       Секундная пауза и живой, крепкий, мужской хохот вырвался из динамика. Парень от предвкушения закусывает губу.       — Понял-принял, — с самоуверенным смехом. — Когда к тебе с цветами зайти?       — Я позвоню, — улыбаясь, сворачивая во дворик. — Увидимся, Суслик.       — Увидимся, Лео, — отключаясь первым.       Подойдя к всё ещё слегка чужому, но знакомому подъезду, Лёня снова оглядывается; дом Олега виднеется среди других спящих новостроек как идеально срезанная стеклянная свеча с не потухшим огоньком наверху.       — Поспи, Олег, — набирая на домофоне код и неотрывно глядя на тот самый сияющий этаж, — очень прошу.              Теперь дома тихо, в спальне тепло, в небе по одной умирают звёзды. Олег небрежно просматривает ленту новостей в ноутбуке, пытаясь найти какое-то упоминание о перестрелке в доках. Глаза болят от нагрузки. Мужчина не выдерживает, закрывая крышку и потягиваясь в кресле. Спать не хочется совершенно. Тело наполнилось какой-то силой, едва ли не трещит от нетерпения и желания найти ту мразь, которая едва не убила Володю. Но глаза цепляются за широкую, мягкую постель, напоминая о чужой просьбе. Не приказе.       Олег медленно встает с кресла, подходит к кровати, полностью сбрасывая с себя одежду и складывая её рядом, на тумбочке. Он любит спать обнажённым, это единственная возможность в его жизни почувствовать покой и свободу.       — Поспать? — шепчет он себе, укрываясь одеялом и вглядываясь в прозрачную крышу над головой. — Ладно, Лёня, попытаюсь.