Сквозь страх и презрение

      Он просто тупо забыл. В последнее время с Лёней такое часто происходит. А всё тот шалунишка Руслан — с ним все мысли вылетают из головы, как испуганные призраки, стоит ему только поцеловать его в шею. Поэтому он просто забыл взять пакет с перестиранной одеждой Олега и отдать ему ещё в машине. Пришлось во время перерыва забежать в квартиру и тут же нестись в офис. Надо это было сделать, пока у Олега ещё не началось совещание, ведь потом фиг его выловишь.       В холле пахнет свежим кофе и хвойным освежителем воздуха. Ксюша что-то сонно печатает на компьютере, время от времени поглаживая огромные серьги в форме ласточек. Она даже не сразу замечает Лёню, который молодым деревом склонился над ней.       — Олег Олегович у себя? — так тихо, что она дёргается, будто её электрошоком пнули.       — ОЙ! Фу ты… напугал меня, — театрально хватаясь за сердце. — Всё никак не привыкну, что ты у нас работаешь.       — Я тоже, — с улыбкой, стараясь спрятать квадратный пакет за спиной. — Так он у себя?       — Да, один, совещание отложили на полчаса из-за пробок, — опять сосредотачиваясь на мониторе. — Так что можешь к нему спокойно зайти.       Потом делает краткую паузу, задумавшись, и добавляет:       — Ну-у… я так думаю.       — А ты не уверена?       — Он нервный сегодня, наверняка что-то случилось, — пожав плечами и резко переводя свои слегка выпученные глаза на парня. — Не знаешь, что именно?       — Не знаю, — чувствуя лёгкий холодок от её сканирующего взгляда, — пойду спрошу и заодно это отдам.       — А что там? — кошечкой потянулась она к пакету.       — А это личное, — игриво пряча его за спиной. Оксана смешно дуется, тут же улыбаясь и возвращаясь к работе.       — Ой, поду-умаешь, — слышит он в спину перед тем, как трижды постучать в полупрозрачные двери.       В кабинете холоднее, чем в холле, и сам он выдержан в более строгих тонах. Вообще «строгость», как понятие, медленно начало ассоциироваться в сознании именно с Олегом. А ещё в нём пусто, если не считать дорогой офисной мебели и приятного тусклого освещения на стенах. Лёня, будто потерянный в супермаркете ребенок, гуляет вокруг огромного стола для совещаний, осматривая кабинет.       — Олег Олегович? — тихо спрашивает он пространство, думая, класть ему пакет с одеждой на стол или нет. — Олег, ты тут?       Ответ пришёл оттуда, где он меньше всего ждал его получить — из-за стены. Точнее, из-за двери, искусно замаскированной под стену. И ответ был матерный.       — Ясно, — вздохнув и закатывая глаза. Осторожно приоткрыв дверь, Леонид выпал в осадок от — во-первых: помещения, которое оказалось маленькой и удобной ванной комнатой с душем, туалетом и широким умывальником, а во-вторых… Олега трясло перед зеркалом так, будто у него был приступ не паники, а эпилепсии.       — Воу, Олег, что случилось? — тихо подходя к нему сзади и ставя пакет на стилизованный под мрамор кафель.       — Они скоро приедут, — шипя, сквозь зубы выдал мужчина, до бела сжимая уголки тумбы. — Они меня сожрут! Это абзац!       — Тихо-тихо, — тут же закатав рукава и моя с улицы руки. — Кто сожрёт? Зачем?       — Тигры, — с ненавистью глядя на свое отражение. — Меня разнесут! За Вову, за провал! БЛЯДЬ!!!       Тут он что есть силы ударяет кулаком о столешницу. Лёня замирает от этой шальной ярости — рука почти сразу же краснеет, начиная опасно подпухать. Парень вытирает чистые руки сухими салфетками и осторожно пододвигается к Олегу.       — Дай гляну, — шёпотом, пальцами касаясь чужой кисти. Тот молчит, но его рука расслабляется, стоит Лёне лишь приблизиться к ней. Он бережно разжимает пальцы, подтягивая ладонь к себе и пытаясь осторожно прощупать её на предмет возможной травмы — сломанная рука тут никому не нужна. С каждым его осторожным касанием Олег успокаивается, впервые доверяясь чужим рукам, на которых нет защиты. Впервые за целый десяток лет, точно зная — боли не будет.       — Надо её под холодную воду сунуть, отёк снять, — тихо и спокойно поднимая клапан над раковиной. Олег покорно суёт руку в ледяную воду. Какое-то время оба молчат, слушая сопение друг друга и шум из-под крана, который вместе с болью по трубам уносит злость Амурского.       — У тебя же есть лекарства, это не провал, — напоминает Лёня, встав немного сбоку. — Ну а Вова… Мне казалось, что в вашем… обществе такие случаи, как с ним, не редкость.       — Не редкость, — грубым эхом отбивает Олег, всё ещё то ли не желая, то ли боясь глянуть на Змееловова. — Но когда товар есть!       Лёня удивлённо поднял брови.       — Сошки проверили ящики на складах, — сжимая и разжимая повреждённую руку. — Там какой-то хлам вместо медикаментов и огромный китайский хуй, который они положили на меня и на сделку!       — Ой… тогда, да, это проблема… — сочувственно.       — Знаешь, даже за этот пролёт мне может особо и не влететь, — уверившись, что всё в норме и вытирая руку насухо. — Они готовы простить и ранение Вовы, и смерть пары сошек в порту, и даже мой косяк с китайцами.       — А чего тогда не простят?       — Того, что я заплатил аванс китайцам не из своих денег, а из общака.       «А вот это залёт» — мысленно присвистнув над всей ситуацией, но вслух говоря только:       — Уф, как же ты так?       — Хотел произвести впечатление, — вздыхая. — Показать, что я не сопляк, и могу сам принимать решения, распоряжаться финансами… Как и отец.       — А теперь тебя сожрут с потрохами.       — А я про что, — соглашаясь и ещё ниже опустив голову, от чего его острые плечи начали напоминать сломанные крылья.       Леонид искоса смотрит на него: всего сжатого, поникшего, побитого жутким прошлым и непонятным будущим. Смотрит на бледные скулы, сдвинутые в волнении брови, на губы, сжатые в ниточку, кадык, что катается туда-сюда по горлу. Чувствует эту мелкую дрожь, которую он пытается спрятать в кулаках, сжать за зубами и растоптать силой воли. И Олег тоже чувствует, но другое: взволнованный взгляд, цвета свежескошенной травы, мягкую, как летнее облачко, ауру и ещё что-то. Давно забытое, утерянное в прошлом, вместе с цветными снами и смехом, чувство. Он даже его названия не помнит, но эмоции, которое оно в нём пробуждает, настолько знакомые, что даже настораживают.       — Олег?.. — склонившись. Он неуверенно переводит на него золотисто-карий взгляд. В нем что-то такое болезненное и невыносимо тяжкое, что у блондина сердце сжимается. — Иди сюда,— шепчет он тихонечко, протягивая руки в его сторону в попытке объятий. Брюнет хочет отодвинуться, оттолкнуть, ну или хотя бы выйти отсюда, навстречу любым словам и поступкам криминальных шакалов, которым дай лишь повод — они тебе всю душу выгрызут; лишь бы освободиться от этого изумрудного плена, что незаметно взял его тело в заложники, сковывая, подчиняя. От самого ласкового плена…       У Лёни очень, очень теплые и мягкие руки. Наверное, они всегда тёплые, даже в двадцатиградусные морозы и пургу. Олег сквозь ткань чувствует их волшебное тепло, что по осколочкам собирает в нём раздробленные нервы. А ещё запах… Запах его волос, цвета платины, которые щекочут щёки, когда он интуитивно кладёт ему подбородок на плечо. Они пахнут мятой и лаймом, и в голове мужчины вспышкой мелькает мысль, что он хочет от такого аромата просыпаться по утрам.       — Всё будет хорошо, — медленно оглаживая по спине. Олег сжимает кулаки, боясь даже лишний раз вдохнуть. В нём теперь столько наэлектризованных, противоречивых чувств, что спичку зажигать опасно.       — Не надо меня утешать, — с какой-то подростковой озлобленностью, пытаясь хоть немного взять себя под контроль.       — Я успокаиваю, — заботливо, смотря на их отражения в зеркале — парень в худи цвета баклажана обнимает мужчину в дорогом чёрном костюме. Необычно, но… в чём-то даже мило. Особенно то, как смешиваются их волосы; нефть и белое золото — драгоценный контраст.       — Тебя трясёт, — поглаживая пальцами по плечам, ощущая дорогую тёмную ткань и то, насколько зажатую пружину она под собой прячет. — А я не хочу, чтобы ты ещё больше…       «Страдал? Переживал? Мучился? Какое слово подобрать, чтоб было и понятно, и не слишком… странно?» — Лёня задумывается, более крепко прижимая Олега к себе, не переставая поглаживать. Тот неуверенно отдаётся чужому теплу, разжимая кулаки, но не обнимая в ответ. Если Леонид единственный может его касаться, значит, наверное, единственный кто может так успокоить.       И сначала вроде бы даже помогает: дыхание у Амурского становится медленным, глубоким. Плечи расправляются, сердцебиение возвращается в прежний, уверенный ритм. Лёня улыбается: недавно он помог ему справиться с болью, сегодня — со страхом, а, возможно, завтра и совсем исцелит. Ну или хотя бы починит то, что в нём ещё можно исправить. От мыслей отвлекает ощущение чего-то странного и совсем неожиданного. И оно между ног.       И оно у Олега.       — Что за?!.. — едва ли не испугом спрашивает Лёня, слегка отодвигаясь. Он впервые видит брюнета таким смущённым, напуганным и очаровательным одновременно.       — Чёрт! — пищит он, заливаясь алым цветом. — Только этого не хватало!       Лёня выпускает его из рук, с непонятной грустью ощущая внезапный холодок между ними.       — Бли-ин… — он прикусывает себя за щёку, в желании сдержать рвущуюся улыбку. — Неловко как-то…       Олег отпрыгивает от парня, с испугом замечая слишком… яркую реакцию тела на объятия.       — И как мне теперь с… этим?! — бесился он на выпирающий в штанах стояк. — Зараза! В первый раз такое…       И всё возвращается обратно: нервы, злость, ярость. Ну хоть бери и транквилизаторами его пичкай, чтоб хоть на чуток попустился. Его бы быстренько расслабить, но как?.. Решение приходит в голову Лёни настолько резко, что кажется единственно верным и правильным.       — Может… я помогу? — тихо, смотря на Олега, что решил остудить себя смоченным в холодной воде полотенцем.       — Как?!       — Ну, как тогда, в Меридиане, — оба замирают, вспомнив тот самый вечер и тот самый массаж. Олег в миг бледнеет аки лист А4, ну а Лёня, невзначай решивший вбить последний гвоздь в его ноющую от волнения голову, спокойным шепотом добавляет:       — Руками.       Настолько мёртвая тишина, казалось, даже в гробу невозможна. Олег медленно оборачивается к парню, видя в его глазах ровно столько же испуга, сколько и желания… помочь.       — Я-я… ну-у, — мямлит, пытаясь родить в мозгу категоричное: «Нет».       — Я буду быстрым и осторожным, — мягко, делая шаг вперед.       — Я не… — страх перерастает в смятение. Он помнит, чего ему стоила ребяческая идея сравнения женских и мужских рук. И помнит, как быстро лишился контроля, стоило Леониду коснуться его под полотенцем. Такие вспышки даже под наркотиками не являлись, но всё же он старался себя держать в руках. Морально готовился к процедуре целый день, а вот так… с бухты барахты.       — Доверься мне, — в плотную подходя и понимающе улыбаясь. — Как и в тот раз.       Вот только на грани его зрачков сияет что-то опасное, хищное. Нечеловечески манящее. Он, закатывая рукава и не глядя выдавливая из третьего настенного дозатора над умывальником крем для рук, уверенно размазывает между пальцев.       — Я же твой массажист. Просто дыши глубоко и постарайся… расслабиться.              Вода всё так же бесконтрольно льётся из крана, пряча их шумное дыхание. Чужие светлые руки такие же теплые и гладкие, будто на них скрипучий до нервного тика, латекс. Лёня осторожно расстегивает пояс, приспускает штаны немного ниже, поглаживает Олега сначала поверх белья, а потом несмело, будто спрашивая разрешения, задевает кромку трусов. Амурский шикает, и его скулы заливаются самым нежным румянцем в мире. Он демонстративно отводит взгляд куда подальше, пока Лёня с едва скрываемым за маской понимания и доброты, садистским наслаждением, вглядывается в это смущённое, беззащитное от собственных эмоций лицо.       Рука медленно входит в горячее пространство между тканью и кожей, чувствуя жесткие кудряшки лобковых волос. Двигается смело, уверенно, но максимально осторожно, стараясь не спугнуть Олега, который зажмуривается в жалкой попытке себя сдержать.       С Русланом в разы легче — он сам ведет твою руку по члену, сам задает нужную скорость и темп, сам тебя целует, так что ты собственное имя забываешь. Большой мальчик, самостоятельный. А вот по Олегу видно, что он даже сам с собой этого не делает. Совсем невинный, неизученный, неопытный… настоящая находка.       Лёня подушечками трогает горячую плоть, ласково прогуливаясь по члену. Олег поджимает губы, со злобой и отвращением осознавая беззащитность тела в этих руках. Пальцы уверенными кольцами смыкаются вокруг члена, вытягивая его из трусов, давая такое нужное пространство. Лёня на секунду опускает глаза — он впервые видит его в своих руках — и начинает спокойно массировать. Олег обиженно опускает голову, пряча стыд и ярость. Руки до скрипа сжимают столешницу тумбы, грудь судорожно вздымается, будто он пытается дышать под водой. Лёня пододвигается ближе, слегка положив ему свою голову на плечо, опираясь другой рукой на столешницу, и мимолётно видит себя в зеркале: глаза как фосфор, ноздри раздуты, рот приоткрыт; его тоже это заводит — грязное, волшебное, жгучее чувство власти над тем, кто полностью привязал к себе, к деньгам, к условиям и условностям.       — Чёрт!.. — внезапно сквозь зубы рычит Олег, вздрагивая.       — Слишком сильно? — нарочито ласково, пытаясь посмотреть в опущенное, спрятанное за волосами лицо.       — Н-нет, нормально… — на выдохе, взволнованно. — Быст!..       И он задыхается, резко отворачивая голову. У Лёни мурашки пробежали от затылка до пяток всего лишь от этого слога, но, к сожалению, и вправду надо ускориться — совещание через пару минут, а его движения, кажется, наоборот, делают и без того твёрдый стояк Олега едва ли не каменным. Теперь в дело вступает вторая рука, которая осторожно заползает мужчине в трусы, всё так же уверенно массируя его. Лёня уже откровенно кладёт ему свою голову на плечо, упоённо всматриваясь в пересохшие губы Олега, его перепуганные зрачки с дрожащими ресницами. Тот неверующе смотрит на чужие пальцы, что так уверенно танцуют по телу, мнут его, трут, подчиняют, ломают. И такая сладкая беспомощность накрывает, хоть волком вой!       — Блядь!.. — шипит сквозь зубы, чувствуя, как кипит внизу живота возбуждение.       — Уже скоро, — шепчет на ухо Лёня, — совсем скоро…       Одни пальцы продолжают ласкать его, размеренно ускоряясь, другие, там, во тьме белья, поддевают яйца, ритмично сжимая их. Олег едва сознание не теряет от ощущений, захлёбываясь собственным беззвучным стоном. Он резко поворачивает красное, влажное от пота лицо к Леониду, в желании то ли плюнуть, то ли попросить пощады — мозг сам ещё не до конца решил — и внезапная волна разрядки диким импульсом ломает тело, заставляя откинуть голову назад.       — Я сейчас… Ах-х!.. — и всё замерло!.. Пара капель спермы падают на белоснежный кафель, почти сливаясь. Олег задыхается в эмоциях, а Лёня до упора упивается этой искренней реакцией. Так продолжается пару секунд, пока мужчина не перестает судорожно трястись, а горячая сперма на руках Леонида не остывает. Амурский в непонимании моргает, будто в первый раз видит потолок над головой, а парень… Хочет ещё. Хочет выпить это больное, хриплое дыхание на тонких, покрасневших губах. Хочет впиться зубами в бледную шею, чувствуя дрожание сонной артерии на языке. Хочет обнять, прижать к себе, зарываясь грязными пальцами в эти растрепанные угольные волосы.       Хочет…       Но в мозгу сразу возникает образ удручённого Руслана, и всё улетучивается. Лёня нехотя поднимает голову с чужого плеча, выпрямляется и сдержанно начинает мыть руки в раковине, пока Олег пытается вспомнить каким отверстием в теле нужно дышать.       — Ну-у… как ты? — сам удивляясь своему покою в голосе, вытирая руки сухими салфетками.       — Н-нормально, — почти также спокойно, медленно заправляясь.       — Ты начал с головы, — опираясь боком на тумбу говорит Лёня, поправляя волосы, — а надо было снизу.       — Чего?.. — после секундной заминки. Ему всё ещё сложно соображать, поэтому он с идиотским выражением тупо пялится на парня, который минутой назад так умопомрачительно ему дрочил.       — Я о репутации, — по-отечески и немного устало откидывая голову. — Ты решил боссов впечатлить. А надо с сошек начать. Тогда за тобой будут люди, которые возьмут количеством против качества.       Олег удивлённо поднимет брови вверх — сегодняшний день полон открытий.       — Думаешь? — неуверенно. Тот кивает. — Хорошо.       Он полностью выпрямляется, смачивает руки в холодной воде и прикладывая к всё еще слегка красному лицу. Приглаживает волосы, поправляет красный галстук с золотой застёжкой, на глазах превращаясь из изнывающего существа в Олега Олеговича Амурского — лидера хорошо известной в узких кругах банды «Амурские тигры».       — Ты будь тут, — уверенно, — не выходи. Я после совещания позову.       — Ладно, — хрипло соглашается Лёня, пожимая печами и провожая его взглядом до дверей, за которыми уже надрывается интерком. Как только они закрылись, он со вздохом утыкается лбом в зеркало, в испуганном отчаянии спрашивая самого себя:       — Что это, мать твою, только что было?..              «Вы»: Привет, занят?       Лёня взволновано закусывает губу, надеясь на как можно более скорый ответ. Он нервно притопывает ногой, сидя битый час на крышке унитаза. За дверями орут и матерятся, но Олег стойко выдерживает лавину за лавиной.       «Руслик-суслик»: Немного. А что?       «Вы»: Я хочу с тобой увидеться. Снова. Как можно скорее.       Топают теперь уже обе ноги. Хорошо, что Wi-Fi из холла сюда добивает, а то сбрендил бы давно в четырёх стенах.       «Руслик-суслик»: Ну, я не против. Буду свободен через 2 часа, а ты?       Тут блондин призадумался, нервно почесав лоб; он ещё должен был доставить Олега в одно место по работе, а оттуда домой. Плюс, сегодня был день лечебного массажа, но, учитывая то, что случилось, вряд ли он будет нуждаться в нём сегодня. Как и всю неделю.       «Вы»: Не знаю, но как буду свободен, сразу маякну.       Ссора за дверями притихла; Олег что-то медленно и уверенно поясняет коллегам по «бизнесу», и, судя по повисшей тишине, это было что-то неожиданное.       «Руслик-суслик»: Хорошо. Давай встретимся в городе и сходим куда-то. Я угощаю.       И в конце сердечко. Руслан довольно тонко чувствует настроение Лёни, даже на расстоянии. А может, просто, как и он, хотел выбивающего все дурные мысли секса.       «Вы»: Отлично. Я очень соскучился по тебе.       Ответ пришёл не сразу, но за это время Лёня успел обратить внимание на тот факт, что он всегда возбуждается после контакта с Олегом. Неважно, интимный он, лечебный или обычный — тело так странно резонировало с ним, что это тревожило.       «Руслик-суслик»: Виделись же только вчера.       «Вы»: Мне мало тебя получать раз в неделю, будто дозу. Я хочу быть с тобой всегда.       Снова пауза, длиннее чем обычно. Из-за дверей слышится неприятный скрип стульев, а значит совещание подошло к концу. Лёня облегчённо вздыхает, поднимаясь и вздрагивая от вибрации СМС-ки.       «Руслик-суслик»: Я тоже. Приходи на Красноармейскую, напротив ресторана «Орбита». Буду ждать.       «Ресторан? Ого…» — в замешательстве блокируя телефон и осторожно подходя к двери, приоткрывая её. Олег стоит там, в тишине, темноте, и смотрит на сереющий от проливного дождя город. В нуарных, сумрачных тонах раннего вечера его силуэт смотрится безупречно и строго.       — Олег… Олегович, — беззвучно подходя со спины, — можно я тоже уйду?       Он молчит, скрестив руки на груди и опустив голову. Лёня в беспокойстве ожидает ответа.       — Иди, — холодно, бездушно. — Я вызову себе такси.       Парень молча кивает, подходя к дверям. Коснувшись металлической лямки, он механически оборачивается, чтобы попрощаться, но замирает. На языке столько всего крутится: от извинений до чёрт-его-пойми чего, но в итоге приходит понимание того, что самое верное сейчас — просто тихо уйти.       Когда двери с едва слышным скрипом закрываются, Олег наконец разрешает себе выдохнуть, уткнувшись лбом в окно. Сегодня был слишком… жаркий день, а дальше будет ещё труднее. Он едва уломал бандитов дать ему неделю на поиск затерявшегося в городе китайца, которого бросили свои же после перестрелки в порту. Шанс был мизерным, но, если его поймать, можно выйти на тех, кто так лихо кинул Олега через бедро, и заставить вернуть деньги. Он обернулся к столу, дабы вытащить оттуда пачку сигарет, и уставился на бумажный белый пакет на нём. Осторожно, ногтем подтащив к себе его за ручку, он с удивлением обнаружил там свою одежду, которую одолжил пару дней назад одному мелкому, но «умелому» массажисту.       — Ах, Лёня-я… — с умилением, вытянув поглаженную и аккуратно сложенную рубашку, что лежала на самом верху. Он медленно приблизил ткань к носу, улавливая волшебный аромат ландыша и мяты. Через секунду до Олега доходит тот факт, что он трется об неё, как гончий пёс о пачку с кокаином, и он со злостью закидывает одежду обратно в пакет, хмуро поясняя самому себе:       — Дома перестираю, вместе с его тряпками. А может, и вообще сожгу.              — Что-то не так? — голос Руслана звучит будто издали, хотя вот он, рядом, руку протяни. Лёня встревожено поднимает голову.       — Нет, с чего ты решил?       — Ты немного… взвинченный, что ли, — с подозрением изучая его своими серым взглядом. Блондин стеснительно закладывает одну выпавшую прядь за ухо. Сегодня они впервые ужинают в ресторане, и, хотя Лёня чувствует голодный бунт в желудке, еда лезет в рот через силу.       — Переживаю за бабушку, у неё анализы неважные, — отводя взгляд к окну, за которым стеной валит дождь, отчего улицы в блестят в глянцевом мерцании.       — Ты же сказал, ей помогают?       — Д-да, но… — мнётся, теряется, ненавидит обманывать тех, кого любит.       — Лёнь, посмотри на меня, — чётко требует Руслан, подавшись немного вперёд. Парень с опаской поднимает на него глаза. — С ней всё будет хорошо. И с тобой тоже.       Он молча кивает, стараясь улыбнуться и проглотить-таки этот несчастный кусок мяса на вилке. Обстановка в ресторане шикарная, даже слишком. Лёня находит такой золотистый антураж слегка вульгарным, но Руслану тут нравится, значит, можно и потерпеть.       — Знаешь, я долго думал об этом всём, — спокойно, идеально порезав свой стейк. — О нас, о том, что произошло в наших жизнях, и вообще.       У Леонида внезапно наэлектризовываются волосы на руках, а живот крутит в три узла.       — И я хочу тебе предложить кое-что, — откладывая приборы, пялясь на парня в упор. — Давай… Давай жить вместе, Лео.       Лео вне зоны доступа — мозги отключились, сердце застыло, глаза на минуту погасли. Сплошная непроглядная тьма вокруг, но через секунду в ней зажигаются два крохотных огонька. Они становятся всё ближе и ближе, с каждым вдохом, и при приближении до боли похожи на глаза цвета сусального золота. Глаза раненого тигра, который рычит на весь мир в одиночестве. Глаза мудрого зверя, что разрешил, наконец, себя погладить и понять, насколько мягкая у него на самом деле шерсть. Глаза страстного хищника, что сегодня изнывал от ласк в его руках.       «Олежа…» — едва уловимо шепчет мысль в голове.       И уже через секунду Лёня смотрит новым, обновлённым взглядом, смело отвечая Руслану:       — Я согласен.