Сквозь страх и презрение

      — Это было эпично, скажу я тебе, — разливалась в описаниях Лидия. — Пока Валерьянов отвлекал китайцев, твои парни зашли сзади и устроили настоящий сабантуй. Это было что-то…       Она сладостно вздохнула, потягиваясь в его офисном кресле. Олег не любил, когда сестра восседала в нём, но ни разу ещё не отогнал.       — Неудивительно, что узкоглазые мрази сразу сдались и свинтили, да к тому же оставили нам «подарочки». Конечно, товара никакого не было, но они совсем не ждали облавы.       Олег, стоявший спиной к ней и смотрящий на цветущий город, кратко кивнул.       — Теперь мы через контору Валерьянова можем провести их тачки по чёрным номерам и продать богатеньким мажорам, срубив за это хорошую кучу бабок. Кто же знал, что китайцы такие фанаты гоночных машин, что прикатили именно на них на встречу возле границы. Это же пик сезона!       Она буквально искрилась от радости. Возможно потому, что одну из китайских новинок — полностью навороченную и перекрашенную в серебристый — Валерьянов лично презентовал ей. Он занимался угоном, обменом и починкой краденых машин, либо разбирая их на запчасти, либо продавая по чёрным документам. Прикрывал он всё это дело клубом «Лабуда» с гоночной тематикой и частыми авто-пати. Договариваться с ним пошла именно Лидия, так как он давно облизывался на её длинные ножки и синие глазища. Внявший словам, а также данным, которые, по сути, под пытками вытащил Олег, он решил пойти на сотрудничество, при условии, что группу захвата будет возглавлять именно её брат, а она будет их общим координатором.       Вероятность снова словить пулю и отсутствие широкой спины Володи пугало мужчину, но он сцепил зубы и, вооружившись 7,62-мм Токаревым (и на всякий случай перекрестившись), отправился на облаву. Стоял, правда, позади всех, стрелял в большинстве то в воздух, то в землю, но чувствовал себя настоящим Рембо. Только красной банданы не хватало. Китайцы, не ожидавшие такого виража, настолько перепугались, что разбежались кто куда, оставив и якобы товар, и деньги, и — что всего прекрасней — дорогие заграничные иномарки.       Происходящее настолько понравилось Валерьянову, что он решил посотрудничать ещё немного и через месяц продал почти все машины, более-менее честно разделив получение деньги и перекинув их на карточку общака Тигров. Бандиты из банды Олега на радостях закатили такой бухич, что на очередной «базар» в офисе собраться смогли только через неделю. Да и то не все — многие ещё приходили в себя в Летиции, в VIР-палатах.       Авторитет у «тигрёнка» резко подрос — теперь с ним здоровались сошки, более внимательно слушали на собраниях матёрые уголовники, а среди остальных банд уверенно шла новость о том, что в городе есть новый большой игрок, который не боится запачкать руки и отвечать за слова. И, как ни странно, ни одна из этих долгожданных для Олега новостей сейчас почему-то его не радовала.       — Ты прыгнул выше головы, Олежа, — мелко зааплодировала сестра, — не только отбил потерянные деньги, но и приумножил, да ещё как!.. Главное теперь об потолок не ударься, как будешь из кабинета выходить.       — Да я уже понял, спасибо, — устало опустив голову вниз. Женщина вопросительно подняла подкрашенные брови.       — Что-то не так? — поднимаясь из кресла и подходя к окну.       — Мелочь, — холодно. — Но она меня… раздражает.       И «мелочь» эта творилась едва ли не перед входом в офис Олега. Лёня и его парень о чём-то мило беседовали, потом обнялись на прощание и, оглядевшись будто шпионы, сладко чмокнулись.       — М-м-м, прямо под твоими окнами, — урча кошкой. — Теперь можно и заяву на них накатать, за пропаганду ЛГБТ.       — Я уже даже текст придумал, — глухо кивая, скрестив руки на груди. Мужчина этого не замечает, но у Лидии настолько весело пляшут чертики в глазах, что она едва сдерживается, дабы не прыгать от возбуждения. Она как никто другой понимает противоречивые чувства Олега, и ей настолько смешно от этой подростковой и искренней реакции брата на происходящее, что хочется в ладоши хлопать.       — Что, давно полного массажа «made in Лёня» не было? — с явной издёвкой, лукаво склонив голову набок.       — Что, ты наконец забеременела, и твой брак не трещит по швам?! — резко обернувшись к ней лицом и грозно рыча. Она тут же переменилась, бледнея и опуская взгляд. Олегу через секунду стало стыдно — про то, как его сестра любила своего мужа, как добивалась и как дорожила им, можно было оперу написать, не то что книгу. Но вот забеременеть и родить самое прекрасное, что только могут создать два влюблённых человека, не получалось. Это накаляло микроклимат в их доме, хоть Лида пыталась скрыть боль и стыд за обольстительной улыбкой. Брат тут же хотел извиниться за то, что так щедро сыпанул соли на эту старую гноящуюся рану, но гордость не позволила. Сама виновата — нечего так нагло, без спроса и вазелина, лезть в его дела.       — Понятно… — выдохнув, краем глаза наблюдая, как Лёня заходит в здание.       — Их нужно разбить, — вдруг замогильно выдал Олег. Лидия удивлённо вскинула брови.       — Ревнуешь? — тихо, без издёвки или привычного сарказма. Он прикусил себе щёку, боясь даже мысли об честном ответе.       — Он постоянно отвлекается от работы. Несерьёзно относится к моим поручениям, часто опаздывает…       — То есть ревнуешь, ну понятно.       Олег искренне старался посмотреть на неё как можно более грозно, но сестричка знала его как облупленного и от этого стало ещё паршивей.       — Мне нужен мой подопечный, только и всего, — принимаясь вытирать кресло после попы Лидии влажной дезинфицирующей салфеткой, — хватит придумывать то, чего нет.       — Да ну? — скептично. — Разве не ты едва ли не уничтожил его прошлую жизнь, чтобы, будто на наркотики, подсадить его на свои деньги и условия?       Тот замер, матерясь в мыслях; кроме того, что Лида любила лезть в его частную жизнь, она ещё и прекрасно отыгрывала роль совести, которую, в отличие от собственной, придушить он не мог.       — Разве не ты доверяешь ему свое тело, тогда как я даже коснуться тебя без письменного разрешения не могу? — подойдя и опираясь рукой на стеклянный стол. Олег дотёр кресло, сминая салфетку и не глядя выбрасывая в корзину. Следующую фразу Лидия сказала наклоняясь к его уху, шёпотом, от чего она воспринималась почти как собственная мысль:       — Разве не ты так отчаянно смотришь ему вслед, когда он уходит к другому?..       — Хватит. Нести. Бред, — снова рычит, резко оборачиваясь к её надменному лицу, но глаза… В них столько сверкающе-жёлтой обиды, концентрированной злости и страха, что Лидии его становится по-матерински жалко. — Я не гомик.       — А если бы он был девушкой, ты бы воспринимал его иначе?       Вопрос застигает врасплох, заставляя на минутку задуматься.       «Если бы Лёня был девушкой?.. Может его бы тогда звали Лена? Нет!.. Лада. Да, именно Лада. Длинные белые волосы, зелёные глаза, маленькая грудь, ловкие пальцы, губы, которые пахнут мятой…»       Образ рождённой из мыслей и слов длинноногой богини казался свежим, привлекательным, но откровенно чуждым. Искусственно-приторным и игрушечным.       Неинтересным.       А вот сам Лёня — такой как есть — с его соблазнительной змеиной улыбкой, уверенным в себе взглядом, немного нахальной, но всегда в пределах допустимого, искренней манере общения, был более живым и ярким. Как и его белые, тёплые, но в тоже время сильные руки, не укрытые тонкой плёнкой искрящегося чёрного латекса… Ох, где эти шаловливые ручонки на нём не побывали, как только не касались и что только не творили! Олег с силой зажмурил глаза, дабы засунуть обратно в закрома памяти жаркие воспоминания.       — Я просто устал смотреть на всё это, — тяжко бухаясь в кресло и складывая руки пред собой в замок. — С ними надо кончать.       Лидия помолчала, ожидая деталей, но потом кивнула.       — Возлагаешь это на меня? — Олег поднял на неё совершенно пустой взгляд, в котором не было ни просьбы, ни жалости, ни даже надежды. Так смотрят умершие на встречающего их патологоанатома. Лидия с горечью вздохнула, зябко потирая предплечья.       — Ладно, только не устраивай мне тут больше сцен, хорошо? — занесла она тонкую ладонь над его плечом. Он пару секунд смотрит на неё, а потом кивает. Сестра осторожно сжимает ему предплечье, передавая свою любовь и поддержку.       — Дай мне неделю, — мягко, — я что угодно сделаю, лишь бы тебе было хорошо, Олежа.       — Просто иди уже… — со вздохом пряча лицо в ладонях. Лидия тут же испаряется, тихо закрыв за собой двери. — Ненавижу апрель, — шёпотом выдал Олег, качая головой и ощущая фантомное тепло от её руки всем телом.              А апрель было за что ненавидеть.       Всё цветет, летает и пахнет. Пчёлы начинают истерически носиться между деревьями, опыляя цветы и иногда жаля людей в процессе. Холода с морозами полностью отступают, сменяясь на дожди, слякоть и грязь, превращая обувь любого цвета и состояния в рванину. И это не говоря о сошедшем вместе со снегом асфальте, из-за которого в автосервис катить приходилось едва ли не каждую неделю. А ещё эта долбаная пыльца! Олегу тогда казалось, что между серединой апреля и маем он должен тупо ходить в респираторе, настолько сильно ему драло горло и слезились глаза от аллергии.       А вот паршивец-Лёня, кажется, апрель обожал, любуясь цветущими деревьями, прилетающими журавлями и гуляющими парочками, что держались за руки. Да ещё, будто на зло Олегу, специально гонял его машиной по лужам, извиняясь и радостно потом отмывая в гараже. И вот это его приподнятое настроение бесило мужчину так же часто, как и бесконечные смс-ки кому-то во время перерывов. Как и постоянные опаздывания, сонливость, растерянность, мечтательность.       А какую жуткую злобу он чувствовал, когда случайно взглядом натыкался в красноречивые синяки на белоснежной шее, что Лёня стеснительно пытался скрыть за высоким воротником форменной рубашки. Какую жгучую ненависть испытывал, видя, как блондин улыбался в экран телефона, когда они сидели в пробках, или когда он ждал его в холле, на парковке, в лифте — не важно! И как он до боли сжимал зубы в припадке ярости, когда каждый божий вечер к нему под подъезд на неплохом, хоть и стареньком байке заезжал Руслан встречать Леонида после работы. Как они быстро и сладко целовались, под его испепеляющим взором, а потом вместе ехали куда-то гулять, ужинать или может даже трахаться, будто назло ревя мотором и оглушая Олега своим счастьем. В такие моменты он искренне жалел, что у него есть старый армейский бинокль, через который можно было в деталях увидеть лобызания и нежности этой пары с высоты двадцатого этажа квартиры. И при этом всё равно держал его возле окна.       Да, Олег всей душой ненавидел апрель, и было за что.       — … ещё неделя уколов и меня полностью переведут на таблетки, а там уже и до амбулатории недалеко, — голос Ольги Карловны из мобильного слышен на удивление чётко и ярко, будто ей действительно с каждым днём становилось всё лучше.       — Ты не спеши, ба, — зажав телефон между ухом и плечом, уговаривал внук, очищая картошку, — в нашей квартире такой срач, что я тебя туда только после ремонта пущу.       — Неужели всё так плохо? — с подозрением. Парень тяжко вздохнул.       — Помнишь ту вечеринку, которую закатил отец на свои 30 лет?       — Это когда он тебя на 6 часов на балконе оставил, что бы ты «не мешался»? — с откровенной злобой в голосе. Леня молча кивнул, кривясь. — Ещё бы я забыла! Хорошо, что хоть еду тебе там оставил, да игрушки, и что лето тогда было, а то я бы его сама с этого балкона сбросила.       Парень ухмыльнулся, бросая очищенный от кожуры и грязи овощ в кастрюльку к другим угловатым шарикам и берясь за новый.       — Так вот, там всё выглядит так, будто эта вечеринка проходила целую неделю.       — Ох ты… А ничего не пропало?       — Не, Карина с пятого этажа следила за домом.       — Рыженькая, маленькая, голосистая такая? — Лёня улыбнулся, вспоминая боевую подругу. — Помню, она вроде ответственная девчонка.       — Ну да, постоянно напрягала тех мордоворотов. Они её под конец даже шарахаться начали.       Бабушка тихо засмеялась, от чего в груди Лёни стало теплее. Во входных дверях защёлкали ключи, а через минуту на кухне появился Руслан с полным пакетом из Магнита.       — Как твой диплом, малыш? — спросила она именно в тот момент, когда они приветственно чмокнулись.       — Привет, — шепнул Лёня, приложив телефон к плечу.       — Я в душ, тебе потом помочь? — ставя пакет рядом, на стол. Тот отрицательно замотал головой.       — Не, сам приготовлю, иди, — тут же переключаясь на телефон. — Из курсов массажа? Я его ещё в марте получил, всё времени не было тебе сказать.       Руслан кивает и скрывается в пространстве неосвещённого коридора.       — Молодчина, он тебе на работе очень пригодится.       — Меня Олег так, под честное слово взял, — сдувая со лба лезущую чёлку и снова возвращаясь к картофелю. — А теперь шутит, что, мол, он ему уже и не нужен. Посоветовал в рамочку поставить да в туалете повесить.       По ту сторону телефона смешливо хмыкнули.       — Кстати, как у тебя с его психологическим портретом? — вспомнил Лёня, беря из пакета новую картофелину. В трубке воцарилась странная тишина, а потом послышался отчётливый вздох.       — Ой, малыш, сложный он парень, — с какой-то едва сквозящей грустью, шурша больничной постелью, — но хороший. Он старается быть грозным и опасным, даже через силу, хотя я вижу какую цену он платит за это.       Лёня молча кивнул, соглашаясь.       — Был в моей практике похожий мальчик, — проникновенно продолжала она. — Он пережил психологическое насилие и настолько боялся чужих рук, что, когда его обнимали он начинал в судорогах биться.       — Ого… — с сочувствием. — Вылечили?       — Что смогли, то сделали, но психика была серьёзно сломана. Годы прошли, прежде чем он кое как выбрался. Да и то не до конца, — она на секунду прервалась, что-то вспоминая. — Насколько я слышала, он сейчас уже взрослый и у него даже какой-то там бизнес.       Лёня не догадывался о том, кем был тот «мальчик», и что его связывает с Ольгой Карловной, которая умела беречь тайны, как настоящий профессиональный врач. Или священник.       — Понятно, — выдохнув и беря последнюю картофелину в руки.       — Ты ему нужен, Лёня, — с каким-то нажимом. — Очень нужен, едва ли не необходим, пусть даже он сам осознать это ещё не способен.       — Думаешь? — после паузы, отвлекаясь от чистки.       — Знаю.       Леонид не понимал, почему так резко отбросил картофель и нож, будто они были из жидкой, пылающей стали. Точнее наоборот — знал, но признаться в этом сейчас, пусть даже самому родному и важному человеку, означало предать. Предать Руслана. Его доверие, дружбу и нежные чувства к Леониду. Предать надежды бабушки и даже Карины на их счастливые отношения. Собственные эмоции к парню, с которым ему действительно хорошо.       Он подошёл в сторону окна, беря телефон грязными руками и прикрывая рот, будто хотел рассказать какую-то зловещую тайну.       — Ну-у, — кусая губы, шёпотом и задыхаясь, — дело в том, что он мне…       Из спальни вдруг послышался громкий зов Руслана. Блондин едва слышно выдохнул, благодаря Бога за то, что всё-таки не пришлось об этом говорить в слух.       — Я перезвоню, — прощаясь и быстро сбивая звонок.       Руслан сидел в спальне, на кровати, за ноутбуком, и его вид сразу насторожил входящего Леонида — он был слишком напряжён и сжат. Мышцы натянулись под смуглой кожей, широкие желваки опасно ходили ходуном, пухлые губы сжались в одну длинную линию. Он медленно поднял узкие, потемневшие глаза на любовника, оборачивая экран в его сторону.       — Что случилось? — беспокойно, чувствуя, как ледяными иглами ему прошибает затылок. На экране было несколько очень качественных фотографий, сделанных в клубе «Игривый Тритон» — его темновато-дымный интерьер и яркие неоновые лампы на потолке можно было узнать сразу. Фото были довольно чёткие и будто под заказ. Но почти на всех из них были изображены двое мужчин, жарко целующихся и идущих в VIP-зону на втором этаже. Первым парнем был явно Лёня — такую яркую, светлую шевелюру и искрящуюся улыбку сложно скопировать. А вот вторым был кто-то другой.       Не Руслан.       Леонид ощутил, как паркет начал уходить из-под ног, а на глаза навернулись холодные слёзы.       — Ничего мне рассказать не хочешь?! — жёстко спросил он, поднимаясь с постели с жатыми кулаками и угрожающе надвигаясь на бледного Лёню.