В детстве всё казалось гораздо проще.
– Кто-нибудь еще знает про этот ход?
– Немногие. Осторожно. – Анатолий помог Алине выбраться на крышу и через мгновение уже протягивал девочке потрепанную «шпионскую сумку», небольшую снаружи, но вместительную внутри. Он двигался быстро, ловко и бесшумно, как голодная ящерица. – Держи крепко. Там еда.
«Как вечно голодная ящерица».
Алина устроила сумку поближе к парапету и задрала голову.
– Ух ты-ы! Небо прямо над нами. Его же потрогать можно...
Анатолий снисходительно наблюдал, как она подпрыгивает, пытаясь достать чернильный свод и зачерпнуть хотя бы горсточку светящейся звездной пыли.
– Смотри не свались. Высоковато будет падать. Эй, аккуратнее!
– Как красиво... – Алина оставила небо в покое, чтобы повиснуть на парапете. Ночная Ос Альта с высоты Западной башни завораживала. – Всё такое золотое. И немножко зеленое.
– «Немножко зеленое», – передразнил Зимин, бесцеремонно оттаскивая ее от края на безопасное расстояние. – Уф, и как люди только решаются заводить детей? За вами же не уследишь.
Алина показала ему язык и открыла «шпионскую сумку». Первым делом она сунула руку в потайной карман, нашарила флягу с квасом и укоризненно воззрилась на своего позднего гостя.
– Ты меня спаивать собрался? Или сам накидаешься? Учти, я одна тебя отсюда не спущу.
– О, ты уже учишься мыслить перспективно, хвалю. – Анатолий щелкнул ее по носу. – На самом деле, квас мне налили по привычке, а для тебя вот, компот из яблок и малины. Налетай.
Алина жевала бутерброд с любимой красной рыбой, дышала прохладным, еще пахнущим солнцем воздухом и наблюдала за тем, как Зимин одну за другой уничтожает куриные ножки, ухитряясь заглатывать целые куски и при этом не икать и не чавкать.
Ей вдруг стало его жалко.
На фоне однообразной, даже вялотекущей жизни взрослых эфириалов из Малого дворца, которые даже на тренировки выходили будто бы нехотя, Анатолий существовал в постоянном движении, то исчезая в никуда, то появляясь из ниоткуда. У него не было друзей, о нем никогда не вспоминали сразу («А, тот белобрысый. Как, говоришь, его имя, Аркадий? Нет, извини, не видели»). Он сочувственно цокал, глядя на обожженные Алинины ладони, когда эксперименты со светом заканчивались неудачно, и в следующий раз обязательно привозил для девочки какую-нибудь шуханскую мазь от ожогов – всегда чудодейственную, но неизменно вонючую.
«К целителю любой отказник обратиться может, а ты походи повоняй, и сразу запомнишь, как делать не надо», – объяснял Зимин, терпеливо отдирая от своей ноги рыжего котенка Алины. Сильнее чем Зимина подаренный царицей Пушок ненавидел разве что Дарклинга.
Даже этот полуночный побег на крышу, сродни глотку свежего воздуха, противоречил всем существующим правилам. Алину ведь и так почти никуда не выпускали, а после первого покушения (она невольно вздрогнула, вспоминая пылающие ненавистью глаза фьерданского убийцы) начали водить на занятия и обратно чуть ли не за ручку, в сопровождении двух опричников. Анатолий не мог не понимать, что ему грозит, если слухи об их прогулках дойдут до генерала Киригана. Однако это не мешало ему привносить в жизнь маленькой заклинательницы Солнца каплю мятежного чуда.
Пусть сегодняшнее чудо и стоило сбившегося дыхания от бесконечных подъемов-переходов, гудящих ног и категоричного зиминского отказа понести ее на закорках.
«Выносливость тебе на что? Тренируйся. Боткин спасибо скажет».
– Пофему ты фсегда такой говодный?
– Горю на работе, не успеваю нормально поесть.
– Странно, ты вроде не инферн...
Анатолий хмыкнул, показывая, что оценил шутку.
– Бери мясо с печеньем. Мальен к нам всё равно сегодня не присоединится.
Алина послушно кладет на рассыпчатое сахарное печенье тонкий ломтик буженины и с удовольствием откусывает. Еды Анатолий в самом деле приволок на троих, а они с Малом оба до сих пор приходят в восторг от этого странного сочетания вкусов. Лучше только пряники. На лугу.
– Почему ты его не позвал? Посидели бы вместе. Я с ним почти не вижусь, – вздохнула девочка.
– Прости, солнышко, не вышло пробраться, – покаялся Зимин и, думая, что Алина не заметит, запустил обглоданную куриную кость прямо с крыши, придав ей ускорения слабым порывом ветра. – Твой Мал, в отличие от некоторых важных особ, собственной комнаты не имеет. И тайные ходы, спрятанные за симпатичными ржавыми доспехами, туда не ведут.
– Кстати! – Это прилипчивое зиминское «кстати» цеплялось к Алине вернее, чем репей к собачьему хвосту, и заставляло Женю, негласно ответственную за ее манеры, обреченно стонать. – Ты так и не сказал, кто еще в курсе про доспехи. Я хочу знать...
– Зачем тебе?
– Затем! Я хочу знать, кто еще может без спроса заявиться ко мне посреди ночи.
Алина говорила холодно, не до конца осознавая, кому пытается подражать.
– Кириган, Иван, Федор, Женя, Багра, – перечислил Зимин, загибая верткие пальцы. – Насчет младшего принца я не уверен, но за те годы, что они с дружком шныряют из одного дворца в другой, Николай вполне мог разнюхать. Для отказника королевских кровей он на редкость сообразителен.
– Он тебе нравится. Ты не зовешь его «щенком», как другие, – простодушно заметила Алина.
– Как обладатель целого сонма кличек, предпочитаю называть людей по именам.
– Почему тебя дразнили? За то, что ты гриш?
Анатолий обнял худые колени, глядя в небо так пристально, будто выискивал в поясе Морского хлыста какую-нибудь плохо прибитую звезду, которая вот-вот должна сорваться и упасть.
– За то, что я хреновый гриш, Алина. Ни к тем, ни к другим.
Тогда она еще ничего толком не знала о Морозове и о живых усилителях, зато хорошо помнила о «простокваше», «черном колдуне» и «портняжке». Для большинства все они были неправильными.
– Ну, из меня так-то тоже гриш не очень, – утешила Зимина девочка. – Всё через пень-колоду и сплошные неприятности. Багра, когда меня видит, только огнем не плюется...
– Она и не такое может.
– ...И о Жене нашей тоже все кому не лень шепчутся, хотя она, знаешь, какая талантливая?!
– Догадываюсь, – серьезно кивнул друг.
– А еще... э-э...
– Что?
Алина всё же постеснялась упоминать генерала Киригана в «хреновом» контексте.
– Нет, ничего. Смысл ты уловил. Мы другие, да, но в этом наша уникальность. Нам всем есть на кого опереться и за что сражаться. Если ты гриш, ты никогда не будешь одинок. Равка...
– ...нуждается в каждом из нас, – натянуто улыбнулся Анатолий. – Садись, Старкова, отлично.
Они сидели совсем близко, подстелив куртку Зимина (положить в «шпионскую сумку» плед он в последний момент забыл), так что пихнуть зазнайку локтем было делом техники и чести.
– Что я такого сказала, объясни? Только без шуточек своих дурацких.
– Ты удивишься, но в обычной жизни я мрачен и суров, как фьерданская могила. Ладно, ладно, так и быть, объясню, перестань пинаться! Тебе всего... сколько, восемь?
– Мне девять! – возмутилась Алина.
– Девять, – повторил он и с опаской, точно девочка могла его цапнуть, погладил ее по волосам. – Но ты умнее многих двадцатилетних. Вторая армия может гордиться таким солдатом.
Алина мигом забывает мелкие обиды и смущенно рдеет, отворачиваясь. Для нее двадцать лет – уважаемый, почти преклонный возраст, когда на горизонте уже настойчиво маячат первые седины.
А обрывок фразы «Как бы мне ни хотелось для тебя иного» унесло ветром.
– Можно я к тебе прижмусь? Холодно, а ты теплый.
– Да? Ну, прижимайся, если хочешь. Посидим еще немного и...
Утром Алина проснулась в своей постели, совершенно не помня, как до нее добиралась. Чтобы следующей ночью подскочить от истошного скрипа ржавых доспехов и запустить подушкой в одного прекрасного принца двенадцати лет, зазывающего злую, как волькра, заклинательницу Солнца «посмотреть с ним звезды, спорим, ты таких не видела».
***
Пока ты маленький, тебя можно любить просто так. Взрослым подобной роскоши не дано.
– Пожалуйста, прекрати. Нам нельзя... Алина...
Но Алина не может прекратить. И отпустить – не может.
Она смертельно устала ждать, устала гадать, где он, с кем он, жив ли вообще. Устала довольствоваться редкими (святые, до чего же несправедливо редкими!) встречами. Ей скоро семнадцать, и она просто хочет побыть любимой.
Неужели это так много? Разве она не заслужила? Хотя бы кусочек счастья. Вечно лохматый, упирающийся кусочек, который, однако, тоже не может прекратить. Не отталкивает, не разрывает объятий.
Кожа Зимина пахла солнцем и горечью, а сердце под ладонями Алины заходилось в рваном ритме. Губы по-прежнему хранили вкус первого настоящего поцелуя. Поцелуя, который был украден не у нее.
– Что нам мешает? Моя сила? Одна из твоих сил? – Она сжала его запястье, и яростный свет брызнул во все стороны, прорезая древесные кроны.
Заметила ли Багра из своей хижины, или старуха не подходит к единственному окну?
– Или то, что я сиротка из Керамзина, а ты – сын царя?
Анатолий закашлялся. В кустах громко ухнула какая-то птица.
Опомнившись, Алина перешла на шепот:
– Угадала, да? Я давно подозревала, а стоило заглянуть в портретную галерею Ланцовых, как всё сразу встало на свои места. Фамильные черты: глаза, нос, подбородок. Твоя мать, которая выбирала лучшего кандидата на роль отца. Твое постоянное отсутствие. То, на что ты идешь ради Равки. То, как относишься к Николаю... Даже «мой суверенный»! Я вспомнила. Они знают, Ольга и остальные! Получается, ты – единственный гриш, который может претендовать на престол. Первый гриш...
– Нет, не получается, – прохрипел Зимин, отстраняясь от нее. – Это всё бред, Алина. Не спорю, довольно забавный и даже имеющий право на существование, но бред. Я не имею ТАКОГО отношения к царю, слава всем святым! И Николай, кстати, тоже, если ты до сих пор не... додумалась сравнить их портреты.
Он успокоился пугающе быстро. Взял в руки сначала себя, затем – попытался взять ее.
Старкова шарахнулась в сторону.
– Ты веришь мне, Алина. Ты всегда мне верила. Потому что я ни разу тебе не солгал.
– Но т-тогда... единственная причина, почему мы не можем бросить всё и уехать?..
– Ты заклинательница Солнца, ты Санкта-Алина, и я люблю тебя. Как единственного друга, который у меня был с начала времен. Как младшую сестру, которую я водил на ярмарки, покупал пряники и леденцы. Которой заплетал косички, чтобы Женя не заметила твои колтуны и не догадалась, где мы лазали на этот раз. – Он тепло улыбнулся своим воспоминаниям. – Я не имею права любить тебя как-то иначе. В конце концов, это из-за меня вы с Малом... Разве можно было вас бросить?
Алина была в шаге от того, чтобы располовинить парочку деревьев, и неважно, что разрез ей пока не давался.
– По-моему, из святых здесь только ты. Не смей больше ко мне приближаться!
– Из-за того, что я не оценил твою жертву? Бежать со мной, жалким ничтожеством, до самого Нового Зема, наплевав на долг и честь? Ах, Алина, Алина, я стою гораздо меньше. – Он в смятении и бессильной злости покачал головой, отворачиваясь от нее. – Жаль, что ты этого не понимаешь.
Она сияла, как раскаленная добела проволока, от разочарования и боли. Казалось, пылали даже волосы.
– Не смей. Ко мне. Приближаться. Я тебя ненавижу!
«Останови меня. Останови, пожалуйста. Останови-и-и...»
– Как прикажешь. Из нас двоих реальные шансы занять трон есть лишь у тебя.
Алина, срываясь на бег, направилась к хижине. Ей срочно требовалось освоить разрез.
***
Не прекращая нервно смеяться, «Анатолий Зимин» уткнулся лбом в кору ближайшего дуба и от всей души припечатал по ней кулаком.
«Ну и кто виноват в том, что, прося Женю наделить мое альтер эго
как можно более отталкивающими чертами, последнее, что я имел в виду, это подбородок короля?»
За его спиной раздались медленные издевательские аплодисменты.
