Гриш, отказник и принц

Поверили? Напрасно. Забыть о Зое было невозможно, как и не пустить ее куда-то, если она сама решала пойти. С тем же успехом можно было игнорировать острую зубную боль. Алина приоткрыла дверь и встала так, чтобы заслонить собой живописные виды. – Привет, – непринужденно поздоровалась она. – Ты что-то хотела? – Да! – рявкнула Зоя. – Я хотела уснуть под соловьиное пение или, на худой конец, под каких-нибудь сверчков, а не под хохот стаи пьяных гиен! Ты собираешься что-то с этим делать? – Извини, до пения пока не добрались, – покаялась Алина, придерживая дверной проем. Тот опасно качнулся. – Но, чувствую, всё к тому идет. Если Иван продолжит в том же духе... – Так он все-таки с вами? Замечательно. Тогда передай камердинеру генерала Киригана, что до утра он может быть свободен. Но опаздывать и вонять перегаром не советую, а то можно и... – Какое тебе дело? – перебила Алина. Черноволосая красотка самодовольно улыбнулась. Старкова только сейчас заметила, что блестящие локоны Назяленской свалялись и рассыпаны по плечам в беспорядке, словно до этого она беспокойно металась во сне. Но большие синие глаза были ясными, макияж оставался практически безупречным, не считая отсутствия вишневой губной помады, которой Зоя так гордилась. Мари и Надя все уши прожужжали, дескать, помада не сушит губы и не смазывается, и достать подобную редкость можно только в Керчии, за огромные деньги. Заканчивалось всё тем, что подружки принимались гадать, кто же из «покровителей» Зои так щедро ее одарил. – Хочешь, напрошусь в Белендт и привезу тебе такую? – предлагал Зимин незадолго до ссоры. Алина сама не замечала, как делится с ним любой ерундой, которая происходит в ее жизни, вроде ночных кошмаров и этих косметических страданий. – Это будет стоить мне месячного жалованья и крохотного риска быть убитым, зато ты утрешь Назяленской нос. Попросить Женю поиграть с цветом твоих губ, чтобы ты походила, как упыриха, дня три, пока тебе самой не надоест, конечно, нельзя. Это было бы слишком легко, а легких путей мы не ищем... Так что, не тратить жалованье? – Считаешь, Зоя похожа на упыриху? – спросила Алина с надеждой. Он рассеянно обнял ее за талию и притянул к себе. По-дружески, как теперь понимала Старкова, а тогда сердце радостно подпрыгивало в ставшей ему тесной груди, замирая через каждый шаг. – Я считаю, что ее помада – дрянь. И вообще вся эта идея с разрисовыванием себя под цемновку отдает какой-то дешевизной. Как рисунок жар-птицы на куске старой мешковины, что висела в доме бедного прочника Вячко, вместо настоящей жар-птицы. Нарисованной птицей можно обернуть руки в мороз, но она не подарит тепла. Так и с вашими помадами – сплошная пачкотня и расстройство. А духи эти модные? Как их там, «Агония чокнутой мимозы»? – Симфония пепельной розы, – менторским тоном поправила Алина, прижимаясь виском к его плечу, чтобы спрятать улыбку. Она мечтала, чтобы хижина Багры, куда они направлялись самой длинной дорогой, не показывалась впереди как можно дольше. – Кошмар, – содрогнулся Анатолий. – Постоишь так в толпе придворных, и всё, считай, до конца дня ты роза. На одежде и на коже оседает намертво. Честное слово, лучше бы чаще мылись! Смотреть на художества Зои, держа в голове «розовую агонию», было почти весело. Но ведь взывать к Алининой совести после свидания шквальная явилась без помады. Значит, ту либо слизали с ее губ подчистую в порыве страсти (тут Старкова не сдержалась и все-таки фыркнула), либо не наносили вовсе. Назяленская приняла смешок на свой счет и решила сбросить пару козырей: – Рассматриваешь меня, а у самой шестеренки крутятся. Думай, Алина, думай, я подожду. А пока ждем, не подскажешь: Женя тоже здесь... празднует? – Зоя обдала последнее слово холодом Сикурзоя. – Уже нет. Услышала, что ты идешь, и решила, что в Большом дворце безопаснее. От широкой искусственной улыбки («Не ржать, не ржать!») болели щеки. – Как жалко! Мне бы не помешала ее помощь. Завтра, боюсь, совсем не будет времени к ней заглянуть, столько дел... – Зоя говорила, а сама встала так, чтобы на ее идеальную бледно-фарфоровую кожу падало как можно больше неяркого золотистого света коридорного светильника. Что ж, с такого ракурса было в самом деле сложно не заметить свежие следы раздражения на ее щеках и вокруг капризного рта. Тот, кто целовал Назяленскую этой ночью, наверняка носил усы и бороду. Круг потенциальных любовников, живущих в этом крыле, сузился по предела. Уже подогретая всеми волнениями сегодняшнего вечера кровь вскипела и ударила в лицо. – Ты... как ты... – Алине потребовалась вся ее воля, чтобы не продолжить. – Я не Женя, мне наплевать. Шквальная доверительно склонилась к ней (Старкова задержала дыхание, боясь уловить знакомый аромат вощеной бумаги, лимонной настойки и можжевельника) и зашептала на ухо: – Он умеет быть нежным, если захочет. Сегодня – захотел. Мы начали со стола, смяли не одну фигурку, пока... Это не было ревностью. Разумеется, это не было никакой ревностью и не могло ею быть, что за чушь. Но огреть Зою чем-нибудь тяжелым, предварительно ослепив на час-другой, хотелось всё равно. «И что? Ну, спит она с Кириганом, и что? Нет, серьезно, и что с того?! Я должна упасть в обморок? Или вцепиться ей в волосы? Мне нет никакого дела до его личной жизни. Генерал взрослый мужчина (гм, более чем взрослый мужчина, этот дворец ему в правнуки годится), со своими потребностями, а Зоя – сильная шквальная, отличный боец и самая красивая девушка-гриш в столице, после Жени... Хотя красота не показатель, буквально все здесь знают (спасибо всем, я очень благодарна за информацию!), что Дарклингу плевать, как ты выглядишь, в отличие от того, но что ты способна... Только вот распространяется ли это чудесное правило на его личную жизнь? Меня это не волнует!» Мысли проносились в голове стремительнее, чем свет. Она привыкла соображать быстро, однако сейчас, когда тело и разум туманил непривычный алкоголь, пусть это и было лишь шампанское, Алина сомневалась в собственных реакциях. Судя по змеиному выражению лица Назяленской – не зря. Кириган столько раз повторял ей, что она единственная, что она уникальная; так смотрел на нее, будто она, Алина Старкова, была для него одновременно и гибелью, и спасением, и любящей матерью, и любимой дочерью, и другом, и суженой, и судией, и самым недосягаемым из небесных светил, которым нельзя любоваться открыто, но без тепла которого перестанет существовать сама жизнь. Она была его Солнцем, а Солнце нельзя вожделеть. Наверное, взгляни генерал на Алину как-то иначе, как смотрят мужчины на юных девушек, которые уже перестали быть нескладными подростками, но еще не осознали до конца свою прелесть и новую, истинно женскую власть – она бы испугалась. Она бы не знала, как к нему подступиться, о чем говорить. Какая-то важная компонента их отношений, которые не вписывались ни в одни из существующих рамок, была бы утрачена безвозвратно. И Кириган, словно тоже понимая это, чувствуя их незримую связь, оставался для Алины... Кириганом. Всего лишь самым опасным и влиятельным гришом во всей Равке, чьи тени наводили ужас, методы сохранения порядка невольно заставляли трепетать, а способности живого усилителя побуждали искать благосклонности. Разбитое сердце Алины всё еще принадлежало другому, и вообразить генерала в роли своего мужчины, который разденет, приведет волосы в беспорядок и, целуя, оставит на коже метки, – всё в ней этому противилось. Однако... Кириган был и оставался только ее противоположностью, только ее противовесом, и ни у кого, даже у его матери, не было на заклинателя Теней таких прав. Старкова поставила Зое шах и мат двумя словами: – Выгнал, да? Он говорил, что засыпает только в одиночестве. Храпящее тело рядом действует ему на нервы. – Ладно, «храпящее тело» она добавила уже от себя, но остальное – чистая правда. Шквальная отпрянула. Маска, которую она тщетно пыталась удержать, шла уродливыми трещинами. «Когда понимаешь, чем руководствовался тот или иной человек, эмоции от его слов и поступков отходят на второй план». Какой бы сильной, дерзкой и ядовитой ни была Зоя, в глубине души она по-прежнему оставалась тринадцатилетней девочкой, безответно влюбленной в Дарклинга и стремившейся вернуть его расположение. Одолев белого тигра на границе Вечного Мороза, опередив многих других гришей старше и опытнее ее, Зоя получила могущественный усилитель, боевые отметины от тигриных когтей и была страшно собой горда. Еще бы! Вместо заслуженного изгнания и осуждения быть в центре внимания и остаться в истории как «самая юная в группе, но бла-бла-бла...» Нет, Алина не завидовала Зое. Впереди ее ждали усилители Морозова, и размениваться на мелочи вроде тигриных клыков было бы глупо. Но решение Дарклинга взять с собой Назяленскую, которая всего на пару лет старше, а Алину оставить в Малом дворце читать книжки – было ужасно несправедливым! Сколько она ни заверяла, что будет осторожна и не полезет на рожон, генерал оставался непреклонен и даже повысил на Алину голос. В отместку та погромче хлопнула дверью в зал военного совета – советники впечатлились – и заперлась у себя в покоях. (Бунт обошелся Алине не очень дорого. Всего-то пара часов исправительных работ в конюшне, мозоли и презрительное Зоино: «Фу, вам не кажется, что завоняло навозом? Интересно, от кого?» Могло быть гораздо хуже. Но доверие оказалось подорвано, и разочаровавший ее генерал Второй армии находился в опале у заклинательницы Солнца до самого своего возвращения из Ильминска). Зоя вернулась еще более невыносимой, чем раньше. Она и прежде не была подарком, но теперь с ней нельзя было долго находиться в одной комнате, не рискуя задохнуться от миазмов самодовольства. А потом Назяленская не справилась. Алина до сих пор помнит оглушительный гул, пустой класс истории, по которому словно ураган прошелся, хруст стекла под подошвами и помертвевшее от ужаса лицо Зои. «Дарклинг ее прикончит». Старкова действовала раньше, чем успела подумать. Или, напротив, мысли о последствиях опередили время? Она постаралась припомнить как можно больше вселенских обид, развела руки и, пока снаружи доносился всё приближающийся топот множества ног, разнесла то, что еще оставалось целым. Не разрезала, нет. Ее свет только начал обретать свою плотность и нанести серьезного ущерба не мог, однако здесь «мелкое вредительство», как ехидно называла потуги юной заклинательницы Багра, полностью себя оправдало. «Можешь ведь, когда захочешь». Генерал и опричники застали посреди погрома двух потерянных девочек в пыльных кафтанах. Кожа одной по-прежнему источала слабое сияние, а вторая стояла, зажмурившись и обхватив себя за плечи. – Что здесь произошло? – тихий ласковый голос Киригана угрожающе вибрировал. Казалось, дрожит даже воздух. Зоя, видимо, глотнув пыли, вдруг оглушительно чихнула и еле слышно всхлипнула. Дарклинг, похожий на великана в своей черной шубе, медленно развернулся к ней. – Зоя, я повторяю вопрос: кто из вас это сделал? Или белые тигры ничему тебя не научили? Старкова, боясь струсить, шагнула вперед с покаянно опущенной головой. – Это была я... Я вышла из себя, мой генерал, – звонко сказала она. – Прошу меня простить. Генерал нахмурился и взмахом руки прогнал стражу. Алина вновь торопливо опустила глаза. – Просьба отклонена. – Его тяжелый пронизывающий взгляд шевелил волоски у нее на макушке. Она чувствовала, как по спине стекает капля холодного пота. – Причина выхода, Алина? – Ш-што? Я не... – Причина. Выхода. Из себя. СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА, КОГДА К ТЕБЕ ОБРАЩАЕТСЯ СТАРШИЙ ПО ЗВАНИЮ! Девочка подскочила на месте и вытянулась в струнку, понимая, что вот-вот заплачет. – Простите! Не справилась... с эмоциями, – просипела она. – В-вот причина. Выхода. Обветренное лицо Киригана ничего не выражало, и тут Алине стало действительно страшно. – В последнее время ты стала слишком много себе позволять. Оспариваешь прямые приказы, дерзишь, устраиваешь истерики и... представления. – Он указал на выгоревшие карты Старой Равки, частично сорванные со стены. «А ведь мы с Зоей могли бы работать в команде. Избавляться от опасных документов, например. Я обесцвечиваю, она рвет... Святые!» – Впрочем, в этом есть и моя вина, раз ты посмела вообразить, что твое положение позволит тебе оставаться безнаказанной. Это не так. Да, я не имею права сослать тебя и не могу напрямую воздействовать силой, но, поверь, Алина, еще одна подобная выходка, и ты пожалеешь, что не удержала язык за зубами... Зоя? – Да, мой генерал, – пискнула шквальная, которая всё это время крутила браслет на запястье. – Расскажи, как всё было. Заклинательница Солнца вбежала в класс и устроила здесь руины? Кто же, позволь узнать, так ее разозлил? И почему ты, старшая, гриш, который носит усилитель, стояла и не вмешивалась? Или у вас какие-то личные счеты? Мне нужно знать. Зоя колебалась, сжимала пальцы, пытаясь состряпать удобоваримую ложь, чтобы остаться в живых. – Если всё было так, как говорит заклинательница Солнца, – продолжил Кириган, – я прикажу ее высечь и запрещу целителям приближаться к ней до завтрашнего утра. Если Алина солгала, то высекут вас обеих: ее – за ложь и укрывательство, тебя – за халатное обращение с собственной силой, но исцелить вас я разрешу. Если попытаешься обмануть, твой усилитель будет уничтожен. Докажи, что достойна владеть им. Все рано или поздно ошибаются, Зоя Назяленская, и ты, талантливая шквальная, не исключение. Мы с тобой оба знаем, что уничтожать такой редкий и ценный усилитель было бы неправильно. И ты не подводила меня прежде, поэтому я очень постараюсь тебе поверить. «Он знает! – Алина чудом устояла на подкосившихся от облегчения ногах. Генерал не мог ее тронуть, но куда хуже осознавать, что он мог ХОТЕТЬ это сделать. – Это проверка. И она не для меня». Шквальная заложила за ухо непокорную прядь смоляных волос и сказала правду: – Алина не виновата. Когда она пришла, я уже... потеряла контроль. Наказывайте меня. – И ты сумеешь выдержать без исцеления? Твои раны только недавно зажили. – Я справлюсь, – голос Зои дрогнул, но белый от напряжения подбородок она не опустила. Кириган, помедлив всего на мгновение, кивнул ей и обратился к Алине: – Что заставило взять всю вину на себя? Милосердие, отвага или святая уверенность, что серьезного наказания ты, всеобщая любимица, в любом случае избежишь? Чего не скажешь о Зое. Девочки обменялись весьма далекими от обожания взглядами. «Напыщенная идиотка!» – читалось в синих глазах Назяленской. «Криворукая тупица», – не осталась в долгу Старкова. Дарклинг уже тогда видел ее насквозь, но удивить его Алина в тот день всё же сумела: – Я просто знаю, что такое потерять контроль, мой генерал. Близкого знакомства с розгами, как ни странно, удалось избежать обеим. Однако Черный генерал недаром занимал свой пост, и Алина с Зоей, вынужденные теперь проводить всё свободное время за восстановлением уничтоженных пособий под присмотром учителя, пропустили главную зимнюю ярмарку и ожидаемо не сблизились. Вооруженный нейтралитет – вот большее, чего они достигли, яростно расстреливая друг друга снежками, пока остальные гриши веселились на праздничных гуляньях. Алина точно знала, что Зоя больше не будет сплетничать у нее за спиной, а в мало-мальски серьезном конфликте не встанет на сторону ее противника, и сама платила шквальной той же монетой (чем порой немало огорчала Мари и Надю). Их личных разногласий это, впрочем, не разрешило. Лишь время и неизбежное взросление должны были расставить всё по своим местам. – Как же ты меня бесишь, Старкова, просто сил нет, – усмехнулась Зоя. – Собака на сене. – Зато сравнивать живого человека со стогом сена – очень по-человечески, о да. Было заметно, что препираться дальше Зоя не очень-то и хочет. Ею воспользовались и попросили на выход, ей горько, обидно, а нерастраченный яд куда девать? Пойдет сейчас к себе, злая и трезвая... «Ты об этом пожалеешь», – предупредил внутренний голос, который в последнее время взял моду копировать интонации Зимина. Иметь «названого братца» в роли совести, конечно, сомнительное удовольствие, но Алину учили проявлять великодушие к поверженным врагам, так что... «Серьезно? Врагов надо добивать, пока шевелятся! В крайнем случае, в кандалы и до востребования». Алина лукаво посмотрела через плечо, где, судя по всему, уже активно шла подготовка к игре для самых трезвых «Я никогда не...» Федор, по долгу службы умевший подстраиваться под обстоятельства с ловкостью хамелеона, как раз заканчивал отмерять одинаковые маленькие порции кваса. – По-моему, в нашем будущем хоре пьяных гиен не хватает солиста. Присоединяйся. – Это какая-то шутка? Делать мне больше нечего, – Назяленская попятилась. – Да я и без подарка... – Тут почти половина присутствующих без подарка. – Алина гостеприимно распахнула перед ней дверь. – Заходи! Насколько неудачной была эта идея, именинница поняла позже, когда шквальная с разгромным счетом выиграла (или, наоборот, проиграла?) в «Я никогда не...», проглотив больше всего порций кваса из таинственного бочонка сердцебитов, и ей по жребию выпало быть ведущей в фантах. – Я не буду этого делать, – отмахнулась Старкова. – Можно пропустить ход? – Нельзя, – отрезала Зоя. – Иван уже спел нам песенку веселой черепашки, ползая по ковру с медным тазом на спине. Опозориться больше, как по мне, просто невозможно. Иди, тебе говорят! – Не пойду! Мало ли, кого я встречу. Они сразу поймут, что я пила. – Тем более. Поймут и простят. Алина, святая ты наша, не ломайся! Ты задерживаешь очередь. – Мы не будем смеяться, – поклялась Мария, молитвенно сложив ладони. – Громко – не будем, – уточнила Надя. – В смысле вы не будете? То есть как вы сможете?.. Вы что, все со мной пойдете?! – А как же, – хмыкнул Федор, не теряя из виду «веселую черепашку». – Халтура нам не нужна. – Еще одно слово, и пойдешь в наряде, который тебе подарили эти... хозяйки борделя, – пригрозила Назяленская и ловко увернулась от подушки, которую бросила в нее оскорбленная Надя. «Нельзя столько пить, – обреченно думала Алина, бредя по освещенному коридору и кутаясь в халат. Она нарочно переоделась в самый плотный, из бархата, во избежание сама не зная чего. – Совсем теряю волю. И ведь не обязана же, в такую глупую игру... И как я только позволила себя уговорить? Святые, пожалуйста, пусть мне встретится кто-нибудь из стражи! Я скажу свой текст, мы посмеемся и разойдемся...» Не доходя до следующего поворота, Алина резко остановилась. Мария, Зоя и Федор, которые крались за ней, в панике заметались, как тараканы в поместье Керамзова, ища убежище. – Я дальше не пойду! – сердито зашипела Алина. – Там покои Киригана! Он услышит. – Значит, нужно идти очень, очень тихо, – донеслось из-за шуханской малахитовой вазы. – Вы мне за это отве... О, нет-нет-нет-нет-нет! Дверь с эмблемой в виде солнечного затмения бесшумно приоткрылась, и оттуда показался сам вышеупомянутый генерал, одетый, как всегда, в черное. «Он даже спит в черном, вот это да», – глупо подумала Старкова, разглядывая свободную рубашку и такие же неофициальные штаны. Не успела Алина уподобиться керамзинскому таракану и забиться в любую свободную щель, лишь бы поскорее исчезнуть, как Дарклинг безошибочно повернулся в ее сторону. Словно почувствовал. – Алина? – спросил он удивленно. – У тебя всё в порядке? – Нет, – в пьяной откровенности призналась та, когда они поравнялись друг с другом. – У меня всё хуже не придумаешь. Никогда больше не позову Зою... А вы куда-то шли? Генералу хватило взгляда и почти незаметного трепета крыльев носа, чтобы понять, в чем дело. – Сколько кваса ты выпила? Речь ведь шла только о шампанском, Алина, или я ошибаюсь? Старкова виновато и неопределенно пошевелила пальцами, не зная, на какой из неудобных вопросов отвечать. Да и Кириган посматривал на нее с укоризной, но не то чтобы очень. – Я понял, – сказал он со вздохом, – об имениннике либо хорошо, либо никак, поэтому выяснения, пожалуй, отложим. Что ты должна мне сказать? – Э-э, благодарю, мой суверенный? Генерал рассмеялся. – Я не о том. Вы наверняка играете, и ты, как главная жертва, ловишь первого встречного, верно? – Вы угадали. – Неловкости Алина больше не ощущала. Ей скорее захотелось заговорчески подмигнуть сообразительному «встречному», мол, да, приятель, мы с тобой в одной тонущей лодке. Однако инстинкты уснули еще не все. Самосохранение пока бодрствовало. – И какое у тебя задание? Напроситься переночевать? Спеть гимн Первой армии? Она с улыбкой замотала головой и тут же охнула. Голова закружилась. – Тише. Обопрись на меня. Всё в порядке, такое случается. Прикосновение дарило покой и уверенность безо всякого света. – Какое «такое»? Чувство, что тебя сейчас подхватит и унесет? – Совершенно верно, – покладистый Дарклинг всегда ее настораживал. – Бывает, если намешать. – Нет-нет, вы что, «Секс в Каньоне» я не пробовала, вы не подумайте... Ой. – Вот именно, что «ой», – хрипло проворчал Кириган, прочистив горло. – Увижу Ивана – придушу. – Не надо, он хороший! И вы хороший, я в это верю. Вас просто не понимают. – Спасибо, мисс Старкова, меня это очень утешило. – Ох, подождите, – заупиралась Алина, когда малахитовая ваза приблизилась еще на шаг. – Куда мы идем? – В твою комнату. Я не могу оставить тебя посреди коридора в таком нестабильном состоянии. – Но я же не сказала вам самого главного... – Говори, Алина, я слушаю. Она замерла под лампами, вынуждая остановиться и его. – Ну что такое? – ласково спросил Кириган, вынимая из волос Алины застрявший в них кусочек фольги. «А что, если все мы – такие же крошечные кусочки, случайно запутавшиеся в чьих-то волосах?» – Я вас люблю, – выпалила она на одном дыхании и зажмурилась. А чтобы ее не приняли совсем уж за дурочку, которая не умеет следить за языком, добавила: – Это по заданию. Но я... Я рада, что пришлось сказать это вам, а не какому-нибудь случайному стражнику. Вы правильно поймете. – Я понимаю, – задумчиво откликнулся Кириган. – И я тоже рад, что ты наткнулась на меня, а не на стражу. – Вы не сердитесь? – Алина чувствовала, как напряжено плечо, на которое она опиралась. – Не сержусь. Юность бывает со всеми и только раз в жизни. – Вы тоже играли в фанты с друзьями, когда были юным? – Нет, Алина, – ответил он через силу. – В фанты я не играл. – А, ну да. Они появились позже... – Прекрати. Пожалуйста. Мы здесь не одни. – Он произнес это с вежливой отстраненностью. Почему ей кажется, что ему больно? И в глазах, которые всё то время, что Старкова жмурилась, были прикованы к ее разгоряченному лицу, промелькнула такая боль... А она чуть не выдала его тайну! Алина ругала себя последними словами. В черных глазах Дарклинга затихали отголоски шторма. «Бескрайний океан беззвездной и безлунной ночью. Разве кромешная тьма может блестеть?» Если бы только можно было дать ему понять, словом или жестом, как она сожалеет! Обо всем этом. – Пожалуйста, не провожайте меня. – Хорошо. Только будь осторожна. – Доброй ночи? Он слегка сжал ее плечи, поцеловал в затылок. И отпустил, легонько подтолкнув. – Доброй ночи, Алина. Примечания: цемновская роспись (цемновка), по аналогии с хохломской росписью, – старинный равкианский народный промысел, возникший в деревне Цемна во времена правления Ивана Золотого. Прочник Вячко – главный герой равкианской народной сказки о Жар-птице.