Бонус. Одно затянувшееся воспоминание
8 июля 2021 г. в 21:48
Примечания:
Пока Алина лежит в отключке, ее кроет. Это должен был быть коротенький милый флешбэк строчек на двадцать, но коротенько я не умею :)
Генерал находит Алину в деннике.
Услышав приближающийся звук его легких шагов, девочка пытается утереть слезы грязным кулаком, но только размазывает их по лицу. Тогда она прячется за ворохом всклокоченных каштановых волос и подтягивает к себе колени, вжимаясь в самый угол.
– Вот ты где, – в голосе Киригана слышится плохо скрываемое облегчение. – Багра тебя потеряла.
Демон приветливо фыркает в надежде на порцию внимания. Однако хозяину не до него.
– Ты не пришла на занятие, исчезла, никого не предупредив. Что произошло, мисс Старкова?
Алина молчит и почти не дышит. Ей нечего сказать. В Малом дворце их учили жить по принципу «Никогда не жалуйся, ничего не объясняй», а значит, следовало покаяться и принять наказание за побег (за который наверняка влетело или еще влетит не только ей) с достоинством.
Но девочка не может. Не потому, что в голосе генерала наравне с облегчением и искренним беспокойством звучит мягкий упрек, нет. Просто это горе принадлежит ей одной. Во всей Равке и за пределами не найдётся человека, способного разделить его с ней. Даже Зимин, и тот не понял бы. И даже сам заклинатель Теней, наводящий ужас на врагов одним лишь своим прозвищем.
Она заклинательница Солнца, других таких больше нет. Ей придется пройти через это в одиночку.
– Алина. – Невидимый Кириган внезапно опускается рядом, совершенно не заботясь о том, что может испачкать кафтан. Осторожно касается ее волос, противно липнущих к коже. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Что-то рушится внутри нее. Девочка исступленно мотает головой, сдерживая подступающие рыдания. С тех пор как они с Малом покинули Керамзин, вокруг Алины Старковой крутилось множество самых разных людей. Кто-то изо всех сил старался с ней подружиться и заглядывал в рот, жадно ловя каждое слово. Кто-то, напротив, ждал, пока она оступится, радуясь малейшему ее промаху. Кто-то непрестанно поучал и снисходительно трепал по плечу, кто-то смотрел с надеждой. Но абсолютно каждому было что-то нужно от нее, какая-то выгода.
Всем, кроме генерала Киригана.
Однако именно он бросился искать Алину – и предлагал ей помощь, ничего не прося взамен.
– Мал говорит, что из меня будут лепить живую святую, – гнусаво начинает девочка.
Генерал хмурится. Она не видит этого, но чувствует, как сходятся у переносицы черные брови и сжимаются в мрачную линию губы. Он бормочет себе под нос. Ей удается различить: «Сплетни».
– Некоторые в Равке действительно верят, что твое появление чудодейственным образом избавит их от всех напастей, – подтверждает он с неприязнью. – Люди несут в храм последнее, чтобы помолиться за твое здоровье. В Ос Альту с каждым днем приходит всё больше паломников. Со стороны Апрата было бы глупо не воспользоваться таким... преимуществом.
– Гнусный старикашка, – против воли ежится Алина. – От него разит ладаном и плесенью, как...
– От могилы, – заканчивает Дарклинг, заставляя ее растерянно хлюпнуть. – Да, мисс Старкова, проблем с обонянием нет не только у вас с Анатолием Зиминым. Однако будет лучше, если это останется между нами. Духовный наставник королевской семьи занимает свое место не просто так.
Девочка упирает подбородок в скрещенные руки, пока локти лежат на коленях, и смотрит перед собой. От крамольной мысли, что на генеральский зад тоже налипло сено, становится немного легче.
– Скажи, тебя пугает ответственность или перспектива сотворить чудо и быть за это убитой?
Распухший нос по-прежнему отказывается нормально дышать, и, от неожиданности ухватив ртом слишком большой глоток воздуха, Алина захлебывается кашлем. Слезы боли застилают ей глаза.
– Я не хочу! Не хочу! – сипит она, постепенно срываясь на визг. – Святые ВСЕГДА умирают!!! На то они и святые. Санкт-Петр, Санкта-Лизавета, Санкт-Илья... Их всех убили! Всех... Я не хочу-у...
Маленькая испуганная девочка горько плачет, уткнувшись в плечо мужчины, царапая лоб и щеки о жесткую вышивку на его кафтане. Он укрывает ее в объятиях, а когда ураган начинает стихать, – отстраняется и молча протягивает платок. Она звучно сморкается в черный шелк... и замирает.
– Я всё испортила? – Конечно, она имеет в виду платок. – П-простите. Я постираю и отдам.
– Оставь себе, – тихо просит Кириган и дарит ей улыбку. Совсем крошечную.
Рядом сочувственно всхрапывает Демон. Если приглядеться, в его гриве заметны несколько косичек.
– Ой, я... Я сейчас всё расплету! – Алина неуклюже встает на ноги и торопливо тянется к коню.
Она слышит позади себя задумчивый голос Дарклинга, останавливающий само время:
– Людям свойственно уничтожать то, чего они боятся или не понимают. Те, кто способен мыслить, узрев чудо, есть, но их гораздо меньше. Большинству тех, кто пережил мучеников и их мучителей, нравится верить, что святые страдали не зря, что их жертва была направлена на искупление чужих грехов и в конечном счете подарила человечеству еще несколько спокойных десятилетий. – Он произносит это почти с отвращением. – Отказники боятся не самих гришей, а их деяний, потому что...
– Гриши не страдают? – ляпает девочка то, что благодаря регулярным проповедям первым приходит на ум.
– По-твоему, это правда?
– Нет... наверное. Женя сказала, что у меня не будет прыщей и что я не загнусь от чумы или дизентерии, но ведь страдания этим не ограничиваются, правда? Просто у каждого они свои.
– Да, – откликается он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – И это тоже, увы, дано понять не всем.
– Апрат говорил, что крестьяне любят своих святых.
– Святых, которых их предки сами же умертвили, – подсказывает генерал. – Не догадываешься, почему так?
Алина качает головой и понимает, что Демону предстоит еще какое-то время походить с косичками.
– Когда Черный Еретик создал Тенистый Каньон, его потомку пришлось выжечь под корень сразу несколько культов, славящих Беззвездного святого и ослепляющих юных девушек, прежде чем пролить их кровь на алтарях в его честь. Одни верили, что это избавит их от тьмы, другие – что в благодарность тьма поглотит самых верных, третьи – что неверных... Люди всегда найдут, во что им верить, Алина, и кого винить.
Тяжелая рука, как во сне, ложится ей на плечо, и в ушах девочки отдаленным эхом звучат крики умирающих. Она ощущает на губах соленый железистый привкус их крови.
«Дура, это сопли. Вытрись немедленно!»
– А во что верить мне? – вырывается у нее, когда платок возвращается в карман. – В Керамзине мы вспоминали в вечерних молитвах доброту и щедрость князя, благодаря которому у нас есть еда, одежда и крыша над головой. Но теперь я заклинательница Солнца, и я не знаю, как мне молиться.
– Верь, что я отыщу тебя, где бы ты ни была. Верь, что не оставлю тебя в беде. Верь, что для сотворения чудес необязательно быть святой и необязательно умирать. Верь мне, моя Алина.
Его ладони наполнились теплой клубящейся тьмой, опутавшей лентами всё вокруг.
И мир раскололся.