Бонус. Возвращение
23 июля 2021 г. в 00:43
Алина вырвалась из цепких когтистых лап дурного сна – и поняла, что не кричит.
Нет, освобождение не далось ей легко: сердце, как губка впитавшее в себя всю смесь страха, тревоги и облегчения, будто увеличилось в размерах и барахталось в тесной ему грудной клетке, причиняя боль. Постельное белье промокло от пота и липло к телу, частые вдохи-выдохи обжигали пересохшее горло, и всё же Алина сразу поняла, что произошедшее с ней – не явь. Больше нет.
Она перевернулась на спину, стараясь дышать размеренно и глубоко. Помассировала веки, как научила Ольга – давняя знакомая, одна из тех, кто когда-то увез Алину Старкову из Керамзина. Ольга была сердцебитом, не целителем, но из всех женщин-корпориалов Малого дворца она была самой старой, знавшей еще «предыдущего» Дарклинга, и «нынешний» Дарклинг доверял ей больше, чем остальным. Хотя в тот момент, когда сонную Ольгу выдергивали из постели и провожали в генеральские покои, ключевым словом было, пожалуй, не «старая», а все-таки «женщина».
– Тише, дитя. Боюсь, я ничем не смогу тут помочь, мой суверенный. Над ее телом не надругались, но душе придется нелегко. Сейчас девочку лучше не тревожить и... ни к чему не принуждать. Я понимаю, положение вас обязывает, но если есть возможность оставить Алину здесь, с вами...
– Как надолго? – перебил голос Киригана, и Алина вновь завозилась в своих одеялах. Его одеялах. Только этот голос не давал ей погрузиться в обманчиво спасительное забытье. – Большой дворец требует от меня отчетов и решительных действий. Утром Ивану уже пришлось выш... попросить отсюда нашего духовного наставника, который рвался лично вытрясти и очистить ее заблудшую душу.
– Святые! – Мягкая рука корпориалки почти по-матерински коснулась спутанных Алининых волос.
– Так что, если заклинательница Солнца пробудет здесь какое-то время, мне понадобятся неопровержимые доказательства целесообразности подобного решения. А я понятия не имею, что им всем говорить, Ольга.
Сухой официальный тон, которого он пытался придерживаться, к концу фразы стал почти измученным.
– Вы устали, вам нужен отдых... И в этом нет ничего смешного, Александр.
Александр? Это его имя? Такое обычное. Его носили и короли, и крестьяне. В одном только приюте Старкова знала целых двух Александров, один из них однажды засунул ей за шиворот дохлую мышь.
– Нет, госпожа Зимина, это именно смешно. Я должен... успеть очень многое в кратчайшие сроки, от этого зависит будущее Равки и всех нас. Но я не могу оставить Алину, я нужен ей.
Это правда. Он единственный, чье близкое присутствие не заставляет кричать. Он больше не пытается выволочь ее, свернувшуюся в позу эмбриона в надежде стать меньше и незаметнее, из-под безопасных одеял. А еще не задает вопросов и не ждет на них ответов. Он просто ждет и не уходит.
– Кстати, я слышала, что королева с утра жаловалась на дурное самочувствие. Как думаете, это серьезно?
– Трудно сказать, но произошедшее так ее потрясло, – голос Киригана едва заметно оживился. – Если государыня сляжет, то Апрату придется молиться за ее здравие усерднее и чаще обычного.
– Да, прошлое «нервное истощение» продлилось больше недели. Будем надеяться, что на сей раз обойдется парой дней постельного режима и трепетным вниманием со стороны супруга. Хотя без стараний Жени он скорее одарит вниманием какую-нибудь служанку... Кстати, как она?
– Целители делают всё возможное, – уклончиво ответил генерал.
– Глупая надменная девица. Я знала, что тщеславие однажды ее погубит. Чудо, что она вообще осталась жива.
Последнее, что расслышала Алина, – раздраженный выдох и подчеркнуто ледяное:
– Когда Женя поправится, я жду, что ты возьмешь ее под своё крыло. В Большой дворец она не вернется.
«Странно, о своем родственнике Ольга так и не спросила. Кто же он ей, внук? Или племянник? Внучатый племянник?»
Мысли об Анатолии и Жене сдирали тонкую корочку с ран, которые только начали подживать, и Алина поспешила прикрыть больное место «повязкой» из других мыслей. О чем угодно. Но о чем?
Рядом мирно и крепко спала Зоя, на животе, как ребенок, обняв руками подушку.
«Я создаю одни проблемы. Как и ты. Это всё ты! Лучше бы я убила оленя».
Стараясь двигаться потише, чтобы не разбудить Назяленскую, Алина села на постели и с отвращением уставилась на издевательски блеснувший браслет. По виду и не скажешь, из чего он сделан: фабрикаторы постарались отполировать кусочки костей, «разбросав» их по позолоченному серебру – более прочному и легкому, чем золото. Хотя обычная физическая прочность большого значения не имела, ведь избавиться от этой оковы Алине удастся разве что вместе с рукой.
– Багра, я не могу! Я пытаюсь, но ничего не получается!
– Пф-ф, удивила. Я старая, а не слепая. Еще раз.
– Говорю же вам, не могу! Моя сила меня не слушает.
– Это часть тебя! – рявкнула Багра. – Это не животное, убегающее при твоем приближении или выбирающее, стоит ли откликаться на твой зов. Ты просишь свое сердце биться, а легкие – дышать? Твоя сила служит тебе потому, что это ее предназначение, она не может иначе.
– Значит, всё дело в нем. – Алина со злостью щелкнула по браслету и ойкнула от боли в ногте. – Пока его не было, я отлично справлялась. Он держит меня, как собаку на привязи. Ой!
Багра вернула трость на место. «Жить тебе в прохладных светлых покоях», – мстительно подумала Старкова и сама поразилась скверному ходу, который всё чаще принимали ее мысли.
– Он держит тебя? Че-пу-ха. Предназначение усилителя – преумножать способности гришей, не более. Он не может лишить тебя силы и уж конечно не может ее подавить, даже если создан из самой скверны.
– Тогда в чем может быть причина? Что еще я должна сделать, чечетку на голове сплясать?
Ее наставница нахохлилась и отвернулась к огню. Тот горел слабее, чем обычно. Видимо, невыносимой жары этого лета хватало даже Багре, которая никогда не могла согреться.
– Багра, прошу вас, – взмолилась Алина, заходя сбоку, – мне нужно вернуть силу как можно скорее...
– Пока твой холодный черноглазый принц не успел разлюбить бестолковую маленькую нищенку?
– Что вы такое говорите? – пробормотала Алина, отводя взгляд. – При чем здесь генерал Кириган?
Багра расхохоталась и поворошила угли, хотя лицо Старковой пылало немногим ярче них.
– Мне даже не пришлось называть его имя. Ты и сама знаешь, кто и ради чего тебя здесь держит, а ты и рада стараться. Санкта-Алина, надо же, какая ирония! Готова согревать своим светом его комнатные тапки, лишь бы на тебя обращали внимание. Оставаться хоть кому-то интересной, хоть кому-то нужной. Уникальной, – слово бросило на лицо Багры уродливую тень. – Правильно, чем ты отличаешься от других, если не этой силой? Что останется от тебя, если ее отнять?
– Прекратите, – пропищала Алина сквозь подступающие слезы. – Я ему даже не нравлюсь...
Живая эмоция, промелькнувшая в черных глазах Багры, добила окончательно. Это была жалость.
– Мой сын повидал за свою жизнь столько мужских и женских тел, что тебе и не снилось, – теперь Багра говорила иначе, но лучше бы она продолжала злорадствовать. – Как и я когда-то, он выбирает самых выдающихся, самых могущественных. Но с мощью заклинательницы Солнца никто не сравнится. Ты возбуждаешь его одним своим существованием. Твоя судьба была решена еще там, в приюте, когда ты резала себе руку. Он думает, что такой благородный, раз пригрел сиротку и заменил ей семью, а сам только и мечтает залезть тебе...
– НЕ СМЕЙТЕ ТАК О НЕМ ГОВОРИТЬ!!!
Алина в ярости развела ладони, чтобы призвать самую яркую солнечную сферу, на которую была способна, чтобы старая грымза еще пару часов не видела ничего дальше пляшущих разноцветных пятен у своего носа.
Но ничего не произошло. Свет просто не откликнулся на зов.
– Вот видите, – прошептала Алина. От напряжения ноги подкосились, и она рухнула на пол. – Я была готова вас испепелить, но... Похоже, моя сила посчитала, что вы нам еще пригодитесь?
Багра с досадой прищелкнула языком и протянула Старковой руку, помогая подняться.
– Не разлеживайся, на черном пыль заметнее всего.
– Спасибо, буду знать, – огрызнулась Алина. – Я всего-то ношу черное... Сколько, лет десять?
– О чем ты думаешь, когда взываешь к силе? – неожиданно спросила Багра.
– Н-не знаю, о разном. Просто взываю, и всё. Какая разница?
Багра вздохнула, овеяв знакомым холодком презрения, и повторила с нажимом:
– О чем ты думаешь, когда взываешь к силе? Ты используешь свой усилитель?
Перед глазами мелькнули Анатолий и Женя. Она еще не видела их... после знакомства с волькрой. Женя, которая, по словам Киригана, первой обнаружила пропажу Алины, сообщила генералу и увязалась за ним ее спасать, по-прежнему не пускала к себе никого, особенно Старкову, а Зимин просто исчез.
– Я. Его. Ненавижу.
– Усилитель или своего следопыта? – прищурилась Багра. – Как бишь его, Матвей Копытцев?
– Мальен Оретцев! И он не мой. Никогда не был.
– И чем же этот убиенный юноша заслужил твою ненависть? Тем, что принес усилитель на блюдечке?
– Что?! – Алина задохнулась от возмущения. – Он вынудил меня убить его! Он ПРЕДАЛ меня!
– Люди постоянно друг друга предают, это не новость, – пожала худыми плечами Багра. – А тебе повезло самой наказать предателя и получить с него бесценный трофей, который будет вечно напоминать о том, как ты оказалась сильнее и хитрее. Большинство гришей о таком лишь мечтают.
– Видимо, я просто очень хреновый гриш, – осмыслив ее слова, сипло сказала Алина и рассмеялась. – Усилитель не стоил той цены, которую пришлось за него заплатить. Из-за меня пострадали невинные.
– Кто, лицемерка-портниха и твоя живая погремушка? Это они-то жертвы?
– А разве нет? В чем была их вина?
– Ох, Алина, – горестно покачала головой Багра и вернулась в кресло, – я знаю тебя с малолетства, но ты упорно не желаешь взрослеть. Отрицая необходимость своей потери, жалея, что прошлое не исправить, ты отвергаешь жертву существа, чью жизнь отняла и чьи кости носишь на своем теле.
– А если я не хочу их носить?! Генерал говорил, что уничтожать могущественный усилитель – это глупо...
– Перестань уже повторять его слова и определись, чего хочешь сама. Жадность до безделушки, а не до познания и творения точно не откроет тебе путь в Каньон, маленькая святая. Если уверена, что проблема в усилителе, мы с тобой можем рискнуть навлечь на себя гнев моего отпрыска и расплавить браслет прямо здесь и сейчас. Тогда прежняя сила, может быть, и «вернется». Но вопрос, хочешь ли ты этого?
«Хочу», – собиралась сказать Алина, однако вместо этого накрыла браслет другой рукой, пряча его от глаз Багры.
Женщина всё поняла правильно и, как в старые добрые времена, ласково попросила:
– Пошла вон.
Алина провела пальцем по злополучным останкам, пытаясь представить, что это обычные декоративные элементы.
«Очередная ложь. Она не вернет Жене ее красоту, а Зимину... то, каким был он. Я убила человека, который когда-то был мне другом, и теперь ношу его кости. У меня уже никогда не получится об этом забыть или закрыться от этого. Каждый свой день рождения я буду вспоминать, как... Как меня продали и предали, как... волькра едва не загрызла двух дорогих мне людей и как мне самой пришлось разрезать человека, чтобы защититься. Я... не жалею о твоей смерти, Мал. Я даже рада, что на одного подстрекателя стало меньше. Люди меняются, и не всегда в лучшую сторону. Мы с генералом хотим одного – мира, не только для гришей, но и для всей Равки. И если для достижения этого мира придется лицом к лицу сразиться с теми, кто хочет и дальше разжигать войну, что ж, опыт подобного сражения у меня теперь есть. Ты сделал меня сильнее».
Слабый свет охватил кончики ее пальцев и тут же погас. Воровато оглянувшись на спящую Зою, Старкова бесшумно скользнула в другую комнату и неосознанно приблизилась к ванне. Она не могла перестать думать, что в покоях у Александра стоит точно такая же, только длиннее и шире.
– Алина? – донеслось из соседней комнаты.
Донеслось негромко и деликатно, но она всё равно дернулась, отбросила книгу и попыталась вжаться в матрас, предварительно накрывшись одеялом. «Здесь никого нет, вам померещилось».
– Подойди сюда, пожалуйста. Я... боюсь, я не справлюсь без твоей помощи.
Он принимал ванну, что могло пойти не так? Однако вторые сутки на воле еще не ознаменовались возвращением способности мыслить критически. Алина сползла с кровати, не без сожалений оставив одеяло, с которым успела сродниться, и осторожными шагами, боясь споткнуться от слабости, побрела к занавеске, разделявшей сейчас две из четырех его комнат. Дверь Кириган не закрывал.
Она кашлянула, обозначив свое присутствие, и дремлющий в ванне генерал тут же подобрался. Когда он садился, подтягивая к себе колени, плеснула вода. Без одежды его плечи выглядели угрожающе мускулистыми и широкими, но вместе с тем – беззащитно светлыми, а мокрые черные волосы топорщились смешными иголками. Целители не уставали снабжать Киригана разными укрепляющими и успокаивающими отварами для Алины, и лишь то невесомо-потерянное состояние, в котором она пребывала в течение дня, можно было винить в крамольной мысли: у грозного генерала Второй армии, оказывается, торчат уши. Совсем чуть-чуть. Это заметно, только когда он мокрый.
Их глаза встретились, и Старкова, не выдержав прямого взгляда, уткнулась носом в дверной проем.
– Можешь подать одежду и полотенце? Я задумался и не взял их, – виновато сказал Александр.
Он не мог быть ее генералом в тот момент. Проследив за его кивком, Алина переселила аккуратную черную стопку с дальнего стула на стул около ванны. Кириган действительно был рассеян в те дни и засыпал практически сразу, едва голова касалась подушки. Тогда Алина пододвигалась чуть ближе к нему, до тех пор, пока ей не начинало мерещиться успокаивающее чужое тепло.
В те дни она не могла согреться, как Багра, и почти так же не думала о приличиях.
– Спасибо, – тепло поблагодарил Кириган, и Алина, едва не запнувшись по дороге, устремилась в свое убежище. Новый всплеск воды за ее спиной напоминал о шторме и морской пене.
Ощущение тревоги из-за неправильности происходящего сгладилось, только когда она завернулась в одеяло и, посмотрев на куполообразный обсидиановый потолок, отыскала созвездие Ракушки с Жемчужиной в поясе Морского хлыста. Перламутровые вставки повторяли его удивительно точно.
– Хочешь поужинать здесь или в гостиной? – на этот раз ему не удалось застать ее врасплох.
Генерал… Александр вернулся в комнату уже полностью одетым. Его волосы больше не топорщились.
Алина покачала головой. Говорить она не могла и не то чтобы хотела. Ей нравилась живая тишина, полная самых простых и знакомых вечерних звуков, – и голос Киригана, не ее собственный.
– Ты не голодна? Ты ничего не ешь вторые сутки, так не пойдет. Может, все-таки красной рыбы?
Когда Алина откусила кусочек, ее замутило, но хлеб с маслом не пах ничем, и поужинать всё же удалось. Генерал ел рыбу, которую снимал с ее бутербродов, а Старкова жевала оставшийся хлеб.
– Я бы предложил тебе лимонную настойку, мне она неплохо помогает уснуть, но лучше не стоит.
Алина не знала, как донести до него, что она больше не возьмет в рот ни капли спиртного, даже если это уменьшит ее шансы снова испытать ту унизительную беспомощность совсем на чуть-чуть.
– Алина, ты ни в чем не виновата, – генерал всегда отлично понимал по ее лицу. – Просто знай это, хорошо? Ладно, уже поздно. Покажешь, что ты читала, пока я тебя не отвлек?
Старкова не помнила, чтобы ей когда-нибудь читали вслух. Разве что в детстве, и то она не могла бы с уверенностью сказать, что те сказки на ночь ей не приснились. Слишком уж чудаковатыми они были: о пушистом слоненке, который плыл на льдине по бескрайнему океану в поисках чего-то очень важного; о мальчике, который сбежал из дома вместе с говорящим котом и поселился в пустой хижине на окраине заброшенной деревушки (наверное, там тоже была война, раз все жители куда-то испарились).
Размеренный голос Александра напомнил Алине о тех сказках из сновидений. Пока она не просыпалась, захлебываясь слезами и собственным ужасом, всё было почти хорошо.
Свет отражался в тусклых боках ванны, но его по-прежнему было слишком мало.
«Генерал собирается пересечь Тенистый Каньон во многом из-за меня. Он рискует жизнью, отправляясь туда, больше любого другого в Равке, и я знаю это. Волькры разорвут своего создателя, как только окажутся достаточно близко, чтобы его почуять. Вторая армия будет обезглавлена, погибнет множество людей, и лишь я одна могу это предотвратить... Почему нет?!»
Она думала о генерале Киригане, которому была обязана всем, и гнала прочь мысли об Александре, своей заботливой няньке, за чью руку заклинательница Солнца неосознанно хваталась во сне.
«Святые, я не могу потерять еще и его! Я не могу...»
Эта скорбь затопила изнутри, развязывая где-то в глубине души тугой болезненный узел, о существовании которого Алина догадывалась всегда, только коснуться и попытаться распутать его прежде было слишком больно.
Она закрыла глаза и недрогнувшей рукой зачерпнула свою силу.
«Я не отпущу его туда одного».
Почти опережая зов, свет кинулся к ней, и мир вспыхнул ослепительным золотом.