Гриш, отказник и принц

«Должно быть, у сердцебитов тоже случаются плохие дни, когда им хочется завернуться в одеяло и заниматься отрицанием происходящего, – решила Алина, постучав в третий раз и в третий же раз не получив ответа. – Ну или Федора просто здесь нет, что тоже вполне вероятно». Теперь, когда в ее крови ликующе бурлила вновь обретенная и приумноженная сила, Старкова, которая толком не спала этой ночью, чувствовала небывалый прилив энергии и желание смотреть на мир с оптимизмом. Ей не терпелось найти генерала Киригана и убедить его в том, как важно отправить в Новокрибирск еще одного гриша (а заодно и продемонстрировать, на что она, заклинательница Солнца, теперь способна). Куда сильнее перспективы войти в Каньон и угодить в зубы голодным, но отнюдь не ослабленным волькрам Алину пугало то, что ей могут в этом отказать. Поэтому вместо завтрака она вдохновенно репетировала небольшую речь и демонстрацию, которую устроит специально для генерала перед шестиугольным столом, в окружении карт и тактических фигурок. Или, может, лучше пригласить его в тренировочный зал, где больше пространства? Или даже не ограничиться одним только генералом?! Чем больше свидетелей увидит, как из мрака рождается новое Солнце, тем сложнее Киригану будет от нее отмахнуться... «Нет, – вовремя спохватилась Алина, не позволив двенадцати жадным костяным осколкам, которые отныне ощущались частью ее существа, подобно языку или сердцу, окончательно завладеть рассудком, – начну с генерала, а дальше – по обстоятельствам... Святые, если я уже сейчас готова развеять Неморе без остатка, что будет, когда найдется олень? Поскорее бы!» К ее огорчению, и Дарклинг, и его бессменный Иван с самого утра куда-то запропастились. Не в силах долго усидеть на месте, Старкова справедливо рассудила, что Федор может быть в курсе. «Федор, который почему-то притворяется, что его нет дома... Ладно, кто еще может знать? Багра?» Алина уже собиралась уходить, когда дверь за ее спиной щелкнула и приоткрылась. – Привет! Ты случайно не знаешь, где... – начала она и осеклась. – О. Гхм, ух... ты? – Ничего не говори, – попросил Каминский и втащил ее внутрь, торопливо запирая замок. Алина с любопытством огляделась. В этих комнатах она оказалась впервые. Здесь буквально во всём чувствовался свободолюбивый и вместе с этим тяготеющий к уюту дух Федора. Привыкнув обходиться малым, он спал на самой простой кровати и довольствовался единственной книжной полкой, но не мог не рассадить на самом видном месте свою коллекцию глиняных птичек-свистулек или не разложить у камина шкуру белого фьерданского волка, которого молодой Каминский, по слухам, когда-то прикончил вместе с его хозяином, но делиться подробностями своего подвига не стремился. Всё, что не успели хаотично разбросать, было развешано и разложено по местам с такой дотошной аккуратностью, что практически невозможно было не вспомнить об Иване. – Проходи. Кофе будешь? – жизнерадостно предложил сердцебит и указал на расписной поднос, где ютились кофейник, вазочка с желтовато-прозрачным медом и внушительная горка румяных оладий. – Разрешили ни в чем себе не отказывать, так что от твоей компании точно не откажусь. – Генерал устраивает прощальную мини-вечеринку для всех сопровождающих? Каминский задумчиво поскреб заросшую густым черным волосом щеку. Видеть его бородатым было почти так же странно, как не наблюдать в поле зрения знакомого красного кафтана. – Не для всех, – лучезарно улыбнулся он, – только для избранных самоубийц вроде меня. Поэтому до наступления темноты я под домашним арестом, сижу, медитирую, вживаюсь в образ. – Постой, ты же не хочешь сказать, что... – Алина понизила голос до шепота. Федор заговорчески приложил палец к губам и потянул на себя одну из створок шкафа, давая озадаченной Старковой полюбоваться на точную копию дорожного кафтана Дарклинга. «Двойники? Ну конечно! Генерал никогда не пересекал Каньон, в Западной Равке его могут узнать только по словесному описанию. Они с Федором примерно одного роста, схожего телосложения и, если сильно не приглядываться, здорово похожи... Неужели Кириган опасается покушения?» Однако Каминский не казался встревоженным или всерьез обеспокоенным. Разве что слегка ошалевшим от необходимости провести день в четырех стенах, поедая оладьи и почесываясь. – Как твоя борода успела отрасти? Мы же виделись пару дней назад, и ничего не было. – Женя постаралась, – объяснил сердцебит, вручая Алине чашку. – За время пути моя как раз успеет вырасти до нужной длины, но Женя права: будет странно, если этой ночью я сяду на коня и начну скрестись, как какой-нибудь чесоточный крестьянин. На редкость неудобная штука. – Женя была здесь, – Старкова слышала собственный голос, будто издали. – Как она? – Держится молодцом, все-таки ребята хорошо ее подлатали. Если не будет отлынивать и жалеть себя, самые заметные шрамы на лице постепенно удастся свести. Но, увы, – Федор вздохнул с непритворным сочувствием, – отращивать новые части тела взамен утраченных не способны даже целители. Алина закрыла глаза. Древняя песнь могущества уже не звенела у нее в ушах так громко. «Выходит, чтобы сохранять над собой контроль, достаточно чувствовать вину?» – ...Послушай, мне сейчас крайне важно услышать мнение со стороны. Это похоже на гнев? Федор старательно нахмурил брови, сжал челюсти до желваков и округлил без того круглые глаза. – Нет, – с легким раздражением призналась Алина, – это выглядит так, будто у тебя несварение. – Именно! – ничуть не обидевшись, рассмеялся корпориал. – Я говорил им, что суровость – не мое. Иван подошел бы больше, но он похож на генерала, как ворон на конторку. Бери оладушек. «Вкусно», – с недоумением подумала Алина и откусила еще, слизнув с кожи убежавшую каплю меда. – Рад, что ты вернулась, – сказал Каминский. – Я скучал по этому блеску в глазах и здоровому аппетиту. Она поколебалась, прежде чем спросить его о том, о чем никогда не спрашивала: – Федор, почему ты решил стать сердцебитом? Если не секрет. – А кем мне было становиться, проливным? – искренне удивился тот. – Ты мог стать замечательным целителем... Или нет? Вы ведь с ними суть одно. – Если верить Багре, все мы суть одно, – доброе лицо Федора, казалось, отталкивает любую тень, что пытается на него наползти. – В юности я думал, что испортить легче, чем наладить, а я всегда отличался скорее фантазией, нежели усердием, спроси Ивана, если не веришь. – Нет-нет, верю на слово, – замотала головой Алина и прикусила губу. – И чем старше я становился, – как ни в чем не бывало продолжил Федор, – тем больше способов членовредительства по Малой науке мне открывалось. Я искал пределы телесных возможностей, стремился выйти за эти пределы. Да, все мы слегка Давид, – процитировал он бородатую шутку. – И немного Морозов, – подхватила Алина и потерла запястье, отгоняя притягательно-навязчивые мысли о стаде. – Иван порекомендовал меня Дарклингу, но генерал, в отличие от тебя, на слово никому не верит. Потом я сам привлек его внимание, отличившись на фьерданской границе. Там-то и выяснилось, почему сердцебиты Равки в основном призваны калечить и убивать ее врагов. Быстро и эффективно. – Не считая того, что они спасают всех, кого планировал убить мертвый враг? «Если тьма есть зло, а свет есть добро, то почему в зной человек ищет тени, а не солнца?» – И это тоже, – благодарно кивнул Каминский. – Знаешь, о Киригане болтают всякое, но бессмысленных смертей он не одобряет, даже среди отказников. Наверное, поэтому мы до сих пор служим Ланцовым. Алина с подозрением вгляделась в его лицо, но Федор оставался безмятежным. Попробуй пойми, имел ли он в виду смену власти или, напротив, подчеркнул лояльность гришей Дарклинга к золотому орлу. – Кстати, не знаешь, где он сейчас может быть? У меня к нему важное дело, но генерала нигде нет. Федор посмотрел на часы: длинная стрелка уперлась в десять, короткая подползала к одиннадцати. – Не уверен насчет сегодня, но... Твое дело точно не может подождать пару часов? – Нет, – отрезала Алина. – Потом может быть поздно. Было заметно, что сердцебит колеблется. Всё же, прячась от мира в своих комнатах, она многое могла пропустить. Не обмолвись Зоя о поездке... Алина приструнила нервный свет, вздумавший просочиться между пальцами. Усмиренная было жажда действия начала мучить ее с новой силой. – Федор, я знаю, как вам выбраться из Каньона живыми и невредимыми. Так где, говоришь, генерал Кириган? – Вчера и всю неделю примерно в это же время Иван сопровождал его в заброшенную обсерваторию. Возвращались ближе к вечеру, не раньше четырех. – Каминский подошел к столу и черкнул пару слов на уголке свежей газеты. Оторвав тот и сложив вдвое, протянул записку Алине. – Отдашь Безникову, он проводит тебя до места. И, пожалуйста, накрой голову: сегодня ужасное пекло.

***

– Это бесчеловечно... – Ты так считаешь? После всего, что сделал этот мерзавец, он не заслуживал страданий? Равнодушный голос эхом пронесся по пустому помещению с голыми обшарпанными стенами, куда Кириган проводил Женю Сафину, милостиво позволив ей ухватиться за свой локоть. «Заслуживал, – подумала она и содрогнулась всем телом, – но не таких». Жене еще не скоро удастся изгнать из памяти полумертвое человеческое существо, которое корчилось на металлическом стуле, из последних сил пытаясь вжаться в него, стать как можно меньше, едва заслышав бодрое шуханское приветствие Дарклинга: «Доброе утро, господин Юл-Веньян! Надеюсь, ночь в одиночестве не показалась вам утомительной? Вынужден обрадовать: сегодняшние солнечные ванны станут последними. Но погода прекрасная, так что вы успеете сполна ими насладиться». Слабые звуки, которые издавал покрытый ужасными волдырями и струпьями шуханец, напоминали поскуливание умирающего животного. Он молил о смерти, но в том, что осталось от ученого фанатика, изо дня в день – Женя моргнула уцелевшим глазом и медленно обернулась к двери, за которой прямо сейчас избавлялся от трупа верный молчаливый Иван – продолжали насильно поддерживать жизнь. Девушку едва не стошнило, когда вспомнила клочья сожженной кожи, туго обтянувшей кости. Юл-Веньян был изувечен настолько, что багровые полосы порезов, следы близкого знакомства со знаменитым перстнем лидера Второй армии, выглядели просто причудливым узором. Однако хуже всего были глаза. На их месте зияли две черные дыры, в бездонных глубинах которых мелькали тени. Дарклинг швырнул обидчика Алины во тьму, а его тело по кусочкам скармливал солнцу. – Мы с ним долго беседовали, – тихо произнес Кириган. – Он поведал мне о секретных лабораториях, где продолжают ставить опыты на гришах, которым не повезло родиться в Шухане или угодить в руки работорговцев. Женщины, дети всех возрастов. Целители, шквальные. Многие из них рождались и умирали прямо там. Номер вместо имени, годы мучений. Для наших любознательных южных соседей это просто наука. Помнишь белого льва, которого когда-то показывали на ярмарке в Ос Альте? Женя кивнула, чувствуя, как дрожат руки в тонких перчатках. Алине так понравились первая в ее жизни ярмарка и этот лев, что по возвращению домой заклинательница Солнца изобразила на бумаге целое львиное семейство, поедающее сладости среди белых пальм, у берега белого моря. Конфеты, семья и море – что еще надо для счастья? – Королева и кто-то из придворных хотели себе белого львенка, – прошептала Женя. – Но разводить их невозможно. Львы рождаются белыми очень редко, в результате случая, каприза природы. Как... мы. – Поэтому ребенок проливных может быть инферном, а из семей потомственных отказников раз в столетие выходят могущественные гриши. – Улыбка тронула губы Дарклинга. Светлая, человечная. Она появлялась всякий раз, когда он говорил или вспоминал об Алине. – Юл-Веньян, вероятно, считал, что именно он должен повлиять на существующий порядок вещей, но для этого ему нужна заклинательница Солнца. Он был... необычным испытателем. В год, когда мы нашли Алину, ему удалось поймать и выходить умирающего детеныша волькры. – (Женя ахнула, прикрыв рот рукой). – Постепенно он перевел тварь с человечины на мясо обезьян, затем – на крупный скот. Создал ей все условия, научил выделять его собственный запах среди остальных. Эта волькра, по его словам, знала простейшие команды и приманивала для него своих сородичей. Даже я не знал, что такое возможно. – Святые, – пробормотала девушка и вновь посмотрела на закрытую дверь, но уже с отвращением. – Он собирался использовать их как живое оружие? Но это... – К счастью, наш друг был скрытным, не оставлял записей и избавлялся от случайных свидетелей. Поэтому если в Шухане и знают, то не в деталях. – Кириган вздохнул. – Они не пойдут на это. Слишком долго, слишком муторно, слишком опасно, а большее, на что сгодится одна сносно обученная волькра в условиях реального ночного боя, – создание паники и два-три замешкавшихся трупа. И всё же судьба полутора десятков закрытых ящиков, которые перекочевали в города Западной Равки вместо одной заклинательницы Солнца, не может меня не беспокоить. Иногда труп врага – тоже оружие. «Провокации, – поняла Женя. – Они используют это как еще один повод отделиться». Если в Равке то тут, то там начнут находить мертвых волькр... Никто не знает, чем это может кончиться. Казалось, неподвижный Дарклинг внимательно наблюдает за ходом ее мыслей. Связанные общими тайнами, они были знакомы достаточно давно, чтобы не задавать очевидных вопросов и не касаться личного, вроде планов на будущее или дремлющего по утрам на краю постели Сафиной прочника. – Почему вы настояли, чтобы шуханца убила именно я? – перевела тему Женя. – Разве ты не мечтала отомстить? – ответил он вопросом на вопрос. – Благодаря вам это не было местью, скорее милосердием. – Ты хотела сказать, из-за меня. Благодарить здесь не за что, Женя. Зная генерала Киригана, сердитость в его голосе хотелось принять за скрываемую вину. Бывшая портная королевы слишком рано утратила наивность, чтобы всерьез в это поверить, но люди верят даже в святых. Где-то на страницах их сказочных историй могла затеряться еще одна – о том, что Дарклингу не всё равно. – Вы давали мне возможность отказаться, но я ею не воспользовалась, – напомнила Женя. – Я знала, что рискую, идя туда вместо вас, но так действительно было больше шансов на успех. Женя погладила темные сине-фиолетовые нити на рукаве своего первого настоящего кафтана – пуленепробиваемого красного кафтана из тончайшей шерсти. Ничего общего с тем жалким кремовым подобием, униформой прислуги. Зимний вариант она потребует обшить мехом черной норки. Это позволение и подарок. – Снявши голову, по волосам не плачут, – закончила она. – Я рада, что больше в этом не участвую. Генерал кивнул, по достоинству оценив изящество подведенной черты. Ведь за «этим» крылась значительная часть жизни той, кто по его милости не стала ни корпориалом, ни фабрикатором. Годы, наполненные унижением и притворством, во имя чего-то большего. Женя всегда знала, что достойна большего, чем ублажать царскую семью, но знала также, что никто, кроме нее, с этим поручением не справится. Генерал рассчитывает на ее преданность. И генерал не нарушает обещаний. «Пусть все вокруг считают тебя подарком, – шепнул он, провожая взволнованную одиннадцатилетнюю девочку в Большой дворец, – но помни: никто не владеет тобой по-настоящему. Ты нужна нам, Женя». Несколько лет назад, узнав, какие отношения связывают подругу с королем, Старкова возмутилась. Женя на это лишь пожала плечами. «Дарклинг должен был меня защитить? Он это и сделал. Больше, чем ты думаешь, солнышко. Кроме того, он такой же раб прихотей царя, как и мы. По крайней мере, пока». О последнем она умолчала. Если ради того, чтобы он наконец смог вырвать ее оттуда, пришлось стать для всех уродиной, – что ж. Если ради того, чтобы Давид сам пришел к ней и был рядом, когда изувеченная Женя с криками прогоняла его, пряча лицо, и послушно бубнил что-то о свойствах растительных алкалоидов, когда ей было страшно оставаться в тишине и пустоте; если ради этого пришлось стать для всех Сокрушенной – пусть. – Я понимаю, как тебе противно обманывать Алину, но ты можешь помочь мне в последний раз? – Разумеется, – горько ответила Женя и изобразила на лице уверенную улыбку. – Они должны попрощаться.