Красное солнце сгорает дотла, День догорает с ним, На пылающий город падает тень. Кино (Виктор Цой)
Походив по кругу, я обнаружила ещё несколько старых, расплывчатых записей, описывающих долгие процессы наблюдений за опытами, но других записок от загадочного "Криса" так и не нашлось. Выходить отсюда я не спешила — робот может быть все еще где-то поблизости; лучше было подождать, когда он уйдет чуть дальше. Пока было время, я решила перевести дыхание и присела возле двери: сразу же возник далёкий голос разума, мол, нельзя садиться на холодный пол, поэтому я добрела до кучи валяющейся бумаги и села уже туда. Мысли текли лениво и медленно, не желая проводить мозговой штурм, но я старалась как-то их построить. Что меня сильно беспокоило: почему Карл бросил меня в таком месте, где меня могут убить? Он был решительно нацелен накачать мое тело сывороткой и убить Димитреску — нелогично, что он решил вдруг отойти от своего плана. Глаза медленно закрывались, окончательно прерывая вялотекущие раздумья. Скопившаяся усталость могла заставить уснуть кого угодно. Полудрема мягко убаюкивала и сглаживала пережитые эмоции. Я уже была готова окончательно провалиться в сон, но какой-то громкий звук выбил меня из этого состояния. По всей комнате раздались треск и шипение, через секунду став голосом: — Пришлая, хватит сидеть в этой комнате. Пора возвращаться обратно, не думаешь? С запозданием до меня дошло, что звук исходил из маленьких колонок, прикреплённых к потолку. — К сожалению, не могу, — я с сомнением смотрела на колонки, гадая, есть ли на них микрофон, — Меня уже чуть не порезали на куски. — Хм, не думаю, что это ведро с тупыми лезвиями могло хотя бы кости разрезать, я ему так и не поменял цепь бензопилы, — голос Карла на несколько секунд затих. — Сейчас не до этого железного мусора, есть кое-что поважнее. Когда придёшь обратно, расскажу подробности. С последним словом динамики снова что-то прошипели и замолкли. Мне вспомнилось, чем закончилась предыдущая попытка найти путь до мастерской, и мне бы не хотелось повторять этот подвиг. Я взволновано воскликнула, вскакивая на ноги: — Подождите! Я не знаю дорогу назад, как дойти обратно? — Выйди наружу, — отрывисто сказал он, и колонки вернулись в своё тихое состояние. Снимать засов было несколько боязно — все время казалось, что за дверью кто-то обязательно поджидает, но, слава Богу, никого не было. Зато коридор преобразился: темнота отступила под напором вспыхнувших лампочек, которые ярко осветили тупик. Вереница света шла дальше, указывая путь. А до этого был режим энергосбережения или Карлу было лень включать полное освещение? Идти по такой дорожке было намного приятнее и безопаснее, чем красться в красном мареве. Карл на связь больше не выходил, видимо, решив, что уже достаточно понятно обозначил путь. Вереница света обрывалась прямо перед заветной дверью. Когда я, наконец-то, дошла и открыла её, оттуда вырвались клубы тяжёлого горького дыма от сигарет, из-за которого у меня сразу же запершило в горле. По комнате плыла белая дымка, даже Карла, сидящего на кресле в двух метрах от меня, разглядеть было не просто. — У нас в плане небольшие изменения, — раздался хриплый голос. — Как ты заметила, мне пришлось ненадолго уйти – сестрица срочно собрала очередное сраное собрание, но на этот раз там было кое-что полезное. Я пробиралась сквозь дымку, нашла родной железный стул и присела. Карл задумчиво молчал, пока не продолжил: — Сучка Миранда возвращается на месяц раньше. Вместе с новым ребёнком. Знаешь, зачем ей это? Хотя нет, может, потом тебе как-нибудь расскажу — интересный разговор будет. Итак, выполнение плана сдвигается на месяц раньше, а это значит, что придется ускорить процесс привыкания к сыворотке. Я передернулась, вспоминая, мягко говоря, неприятные ощущения. — Через сколько теперь она будет вводиться? — Каждый день. Суд над твоей дальнейшей судьбой уже близко, и, как я думаю, твою тушку отдадут Мисс Большой Суке, — дым начал рассеиваться, и я мельком увидела отблески его моноклей. — Мне теперь не зачем оставлять тебя, поэтому в суде я буду не особо стараться. Все же наш план основан на том, чтобы ты оказалась прямо в ее острых ноготках. Так значит, что Карла отозвали на срочное собрание из-за незапланированного возвращения Миранды? Хоть я не до конца верила Гейзенбергу, но факт того, что он не осознанно бросал меня на растерзание роботу, немного грел душу. Впервые за это время, я чуть внимательнее взглянула на Карла, который меланхолично стряхивал пепел с сигары. Мне было интересно, почему он решил пойти против своей семьи; мало того — он хладнокровно планировал убийство каждого Лорда. По слухам, которые местные жители распускали, да еще и Джон так считал, Карл был самым опасным и жестоким из всех четверых; он не гнушался отвратительных опытов и ненавидел каждого человека из Трансильвании. Но за эти дни, что прошли рядом с ним, я не обнаружила кровожадные нотки или садисткой черты, скорее был повышенный сарказм и немного эгоизма — ничего сверхъестественного, чего все должны бояться. — Можно вопрос? — спросила неожиданно даже для себя. — Валяй. — Почему план нужно подготовить именно к возвращению Миранды, а не чуть позже? Тогда было бы время, чтобы исключить какие-нибудь риски. Карл закинул руки за голову и откинулся на кресле. — Потому что лучше шанса и представить нельзя — она будет ослаблена после своего гребаного ритуала и не готова к удару, — произнёс он и выбросил сигару на пол, раздавив её ботинком. — Все же придется тебе рассказать о ребенке. Я же говорил, что разговору предстоит быть интересным? Мой жёсткий стул не был приспособлен к долгим беседам, но то, про что он начал говорить дальше, заставило меня забыть о такой мелочи.***
Вдох. Раз-два-три. Выдох. Вдох. Раз-два... Выдох. Я считала каждый глоток воздуха, чтобы не провалится обратно в беспамятство. Каждый день начинался с новой порции отвратительной сыворотки, продолжался на стоматологическом кресле с ремнями, которые теперь крепко держали меня при процессе, и резко заканчивался где-то на пути в мастерскую — что происходит дальше: помнится смутно. Этот месяц прошел еще быстрее, чем месяц у Альсины, и я списывала это на то, что почти все время приходила в себя после уколов и ни чем особо важным не занималась. Несмотря на это, я не жалела о своём выборе, ведь он был единственно верным, и, в отличие от ненадёжного обещания Альсины, сулил настоящее будущее. Я аккуратно слезла с кресла и побрела к двери. Теперь дойти до мастерской не являлось проблемой, тем более, если этот путь нужно проделывать два раза в день — туда и обратно. — Вижу, процесс привыкания даёт свои результаты, — увидев меня, сообщил Карл. — Отлично, шанс удачного исхода растёт. В последние дни он был особенно взбудораженным и часто начинал нервно ходить по комнате, что-то обсуждая сам с собой. Хоть вида он и не подавал, но иногда проскальзывали едва заметные изменения: дольше задумывался, чаще вскакивал и что-то бормотал, реже был доволен своими изобретениями. — Осталось всего несколько дней, пора приводить в действие эту машину, — задумчиво протянул Карл, облокачиваясь на стол, — И ты её запустишь. За день до прибытия Миранды, ты пойдешь в деревню к одному хрену, Антоном его зовут, и дашь отмашку. Знаем мы Антона, так тесно и тепло общались раньше – каждый бы позавидовал. — Он мне поверит, если я вдруг приду и заявлю о начале действий? — А никто левый не может знать ни о сроках, ни о восстании. Рассказать чужой о планах не успеет, — он подозвал смутно знакомый нож и оскалился, — Его быстро прихлопнут те, кто хочет съебаться отсюда.***
Дышать свежим воздухом было непривычно. После заводской жизни каждый глоток был невероятно вкусным и желанным; я даже смогла отвлечься от вечной ноющей боли в местах уколов, которые не успевали заживать. Благодаря близкому расположению фабрики, путь до деревни был недолгим и даже приятным: за последние месяцы уже отвыкла от свободного пространства вокруг и сероватого неба над головой. Холодные, пробирающие до костей порывы ветра проскальзывали под одежду, которая совсем не была предназначена для низких температур; осень окончательно установила свои права и чувствовала хозяйкой на местных землях. Трансильвания и раньше не отличалась прекрасными видами, а теперь окончательно приобрела удручающий вид. Я завернула на смутно знакомые улочки, выискивая тот самый дом с красной трубой, в котором скрывалась подпольная деятельность. Приблизившись к нему, я ощутила легкую ностальгию, как, не так давно, точно также приближалась к нему. Несколько раз постучала и прислушалась — тихо. Подождав несколько секунд, я постучалась еще раз, изнутри раздались тяжёлые шаги, и почти сразу же дверь резко открылась, показывая недовольное лицо. — Кто сюда притащился? Здесь не забегаловка, чтобы кто попало по округе шлялся, — выдав гневную тираду, Антон наконец-то увидел меня, нахмурился и продолжил уже менее ворчливым голосом, — Так первый, второй, третий будут ходить, и полетит к чертям вся секретность. Зачем пришла? Ты теперь и так в организации, даже чуть выше по статусу, как я погляжу. Громко выдохнув, я мрачно уставилась на Антона, вспоминая про его вечное отвратительное настроение, которое он не стеснялся показывать. — Я по делу от Лорда Гейзенберга, — попыталась осадить его нападки. — И? Мне прыгать от счастья сейчас или подождать? — он язвительно выплюнул это и облокотился об косяк, скрещивая руки на груди. Я почувствовала, как в ушах яростно заклокотала кровь. Продолжающееся издевательство вызвала во мне волну негодования и ярости, которая толкала на необдуманные действия. Я отзеркалила его позу и скрестила руки, незаметно переходя на "ты". — Я знаю, почему ты не хотел принимать меня в организацию. Ты не хотел избавляться от людей, которые хотели что-то рассказать о ваших планах, если захотят снискать благосклонность Лордов, — мне казалось, что Антон сейчас начнет возмущенно перебивать, чтобы снова поязвить, но мужчина молча стоял, пытаясь придавить тяжелым взглядом. — Но вот что интересно: ты всё так же относишься к чужакам, как к предателям, даже не давая им шанса. И я понимаю, если это те, кто сам пришёл в деревню и не желает уходить из неё, но почему к тем, кто хочет помочь вам, ты испытываешь такое презрение? Чем мы тебе не угодили? На одном дыхании выпалив свой монолог, используя возможность выговорить всё, я в ожидании уставилась на Антона, ожидая его реакцию. Еще несколько секунд ничего не происходило, но потом мужчина резко оттолкнулся от косяка, развернулся и исчез в доме, оставляя дверь открытой. Уже развернувшись с мыслью, что наше сотрудничество окончательно разрушено, я остановилась, услышав неясный шум. — Зайди, — едва слышно донесся глухой голос из глубины дома. Дом внутри оказался неожиданно уютным: множество кружевных салфеток, фарфоровых статуэток и милых штор с цветочным принтом создавали особую атмосферу, которая бывает только дома у доброй бабушки со спицами и горячими пирожками. Вряд ли Антон живёт здесь, скорее всего проводит много времени и работает — слишком уж расходилась трепетная, нежная обстановка и его хмурый образ. Но исключать такую возможность нельзя, может, он по вечерам после важных переговоров берется за спицы или смахивает пыль со статуэток. Пройдя дальше, я обнаружила самую необычную деталь, выбивающаяся из итак не типичной обстановки — большая изящно выкованная клетка с ярко синей птицей, которая тихо сидела на жердочке и внимательно следила за моими движениями. — Наш талисман. Довольно редкая птица для наших краёв, — неожиданно объяснил Антон, заметив мой интерес, — да и любая живность в этих землях давно считается редким явлением. Птица, будто понимая разговор, склонила голову и одним глазом следила за мной. Оторвав взгляд от неё, я перевела его на застывшего мужчину, который хмуро рассматривал меня. — Так зачем ты привёл меня сюда? — не выдержала я затянувшуюся тишину. Если он начнет сейчас опять язвить, то лучше закончить с этим побыстрее. Антон тяжело выдохнул и как-то весь сдулся, как воздушный шарик, приобретая уставший и разбитый вид. Вся его напускная серьезность растаяла, оставив простого человека, который так же, как и любой, устает. — Все наши люди уже готовы к Её приходу. Вилы, топоры, простые пистолеты — всё разбирают, чтобы завтра хоть чем-нибудь помочь. Каждый из этих людей готов отдать свою жизнь ради жизни другого, только чтобы хоть кто-нибудь смог покинуть это проклятое место. Антон говорил тихо — было непривычно слышать его, не слыша при этом надменные нотки. Я сосредоточила своё внимание, предчувствуя что-то важное в этом разговоре. — Знаешь, чего не достает всем чужим? Самоотверженности. Вы будете выживать только ради себя, вам похрен на других, пока это не выгодно. Поэтому я никогда не возьму чужака — не хочу получить удар в спину, когда осталось всего несколько шагов до свободы. — Не может же быть такого, чтобы все были такими, — я попыталась немного остудить его пыл. Мужчина невесело усмехнулся и чуть приподнял бровь, снова немного показывая свою язвительную сторону: — Как думаешь, если я за столько лет не принял ни одного чужого, как много было среди них самоотверженных? Да и ты такая же — я с порога могу узнать этот почти лихорадочный блеск того, кто будет жертвовать другими, но не собой... Хотя после смерти Джона я его у тебя почти не вижу... Птица в клетке беспокойно захлопала крыльями, прерывая мужчину. Когда она успокоилась и снова уселась на жердочку, вся таинственность нашего разговора улетучилась, и теперь это было лишь беседой двух людей, желающих идти до конца. — Что ж, теперь я все равно с вами, и нам всем будет удобно сотрудничать, а не враждовать друг с другом, — решила я подытожить, сквозь прутья приглаживая перья птицы, — Поэтому оставим неприязнь, сейчас это не самое важное. Завтра будет решено — были ли все приготовления напрасны или нам удастся все провернуть. Антон откуда-то вынул потрепанную флягу и одним движением сделал внушительный глоток, через мгновение до меня дошёл крепкий запах спирта. — Говоришь, что Лорд отдал приказ о первой готовности? — он спрятал флягу во внутренний карман. — Можешь передать, что все люди уже давным-давно на ногах, осталось дождаться нашего гостя. Мы оба переглянулись. Здесь и сейчас без всяких рукопожатий и слов мы установили хлипкое, но сотрудничество. Каждый дал шанс другому в надежде, что это будет той деталь., которая поможет на этом пути.