Кадры решают все

Мари проснулась рано, еще до того, как горничная успела к ней заглянуть. Накинув халат, она отодвинула портьеру и приоткрыла окно: очень хотелось впустить в дом хотя бы немного июньского солнца, такого робкого и мягкого в этот ранний час. День обещал выдаться напряженным: у никогда не существовавшей баронессы фон Эберхартер, под именем которой Мари жила в Соединенном Королевстве вот уже семь лет, было много дел. Даже в Вене, где время от времени приходилось наносить светские визиты знакомым, которые на самом деле и не подозревали ни о ее настоящем имени, ни о теперешней профессии. А еще у нее был билет на поезд в Париж. В котором она пересядет на другой поезд, а затем на паром в Дувр. И все станет как раньше — она будет ходить на приемы, обеды и праздничные вечера к своим лондонским знакомым. И отсылать отчеты — о том, о чем эти знакомые говорят с ней — в Моденский дворец. Мари поймала себя на мысли, что ей очень хочется пожелать Таафе каких-нибудь злоключений и неприятностей. Глупо. Надо просто запомнить: люди не меняются. — Госпожа фон Эберхартер, налить вам кофе? — спросила горничная, когда Мари вошла в столовую. — Да, Люси, будьте так добры. — Между прочим, я принесла утренние газеты! Глаза у Люси сейчас разве что не сверкали. Было заметно, что она очень хотела поделиться своим ажиотажем с Мари, вот только не осмеливалась. Видимо, в новостях и вправду было что-то интересное. Какой-нибудь скандал с королевскими особами, например. От этой мысли у Мари снова закипела кровь в висках — прямо как вчера. Поэтому она решила, что газеты почитает позже. Ей и так есть, чем заняться до отъезда. — Замечательно, — кивнула Мари. — Вы успеете собрать мой багаж? — Конечно! Закончив с завтраком, Мари оделась. Люси хотела сбегать за извозчиком, и ее пришлось остановить. И сказать, что она, Мари, с удовольствием пройдет несколько кварталов пешком, а потом сама найдет экипаж. Мало ли кого могла нечаянно привести Люси. В министерстве на Балльхауcплатц, например, служили свои агенты, которые подчинялись графу Голуховскому, новому министру иностранных дел всей Австро-Венгрии. Конечно, люди Голуховского в основном занимались шпионажем за границей. Как и она сама. А еще злые языки говорили, что министр-президент Цислейтании находится не в самых лучших отношениях с графом Голуховским. И что их агенты — конкурируют. Как внутри Австро-Венгрии, так и за ее пределами. Может, это и не правда. Но лучше быть осторожной. Люси занялась багажом, а Мари, спустившись вниз, шла вперед по восхитительно тихой Ландесгерихтштрассе. План на сегодня у нее уже был. Пункт первый: съездить к модистке и примерить новую накидку. Заодно получить деньги, которые на расходы госпожи фон Эберхартер выделял Моденский дворец. Пункт второй: забрать подарок к дню рождения баронессы Ротервик. Ювелир на Рингштрассе обещал подобрать что-то подходящее и достойное английской леди. Например, диадему с серебром и рубинами. Платить не нужно, счет отошлют сразу на Херренгассе семь. А английская леди будет рада поделиться новостями из Министерства иностранных дел, где в одном из отделов служит ее муж. Пункт третий: зайти в Café Central и выпить кофе с госпожой фон Шванталер. Должна же быть у госпожи фон Эберхартер какая-нибудь светская жизнь. Которую Моденский дворец не контролирует. Или почти не контролирует. Пункт четвертый… — Свежайшие новости! — вдруг услышала Мари. — Изменник арестован! Она обернулась: это, конечно, оказался мальчик-газетчик. И откуда он только взялся? — Всего четыре геллера, уважаемая госпожа! Мальчишка улыбался, а Мари вытянула из сумочки кошелек и высыпала монеты на его ладонь. Получилось даже больше, чем четыре геллера. — Благодарю, уважаемая госпожа! Мари взяла газету из его рук — Neues Wiener Tagblatt — и остановилась, как вкопанная. «Министр-президент граф Таафе арестован по обвинению в государственной измене». Она покачала головой. Закрыла глаза, отсчитала пять секунд. Снова прочла заголовок. И всю статью целиком. Благо, та была очень короткая: никаких подробностей не сообщалось. Попытка захвата власти, договор с врагами Австро-Венгрии, заговорщики, измена, что-то про его Величество Франца Иосифа и верную ему армию и… В кафе на углу Мари решила выпить кофе. И все обдумать. Кроме нее в зале было несколько человек, студенты, разночинцы, пожилая пара, похожий на доктора мужчина. Мари даже не пришлось напрягаться, чтобы расслышать: разговор шел только об утренних новостях. Мари снова перечитала газетную заметку. И ничего не поняла. Вчера Таафе обещал изменить ход мировой истории. Получается, для этого он дал себя арестовать? «Значит, вот в чем заключался его гениальный план, — подумала Мари. — А я еду в Лондон и со мной не обсуждают никаких деталей. Ну и не надо.» Со злостью она отложила газету в сторону и подлила сливок себе в кофе. — А вы что думаете, уважаемая госпожа? — вдруг обратился к ней официант. Мари сперва смерила его взглядом. Свою роль она знала отлично: госпожа фон Эберхартер была всего лишь обедневшей баронессой. Но это не значило, что с ней можно было заговорить, не представившись. А потом — через секунду, полную льда и высокомерия — Мари все-таки ответила: — Поделом ему. Раз арестовали, значит, есть за что. — Я тоже так считаю! — обрадовался официант. Когда Мари добралась до модистки, настроение у нее стало еще хуже. По всему выходило, что Таафе решился на сложную авантюру. И не предупредил. Не рассказал. Отослал в Лондон. Наверно, это значило одно: как всегда, у господина министра-президента все под контролем. Все ниточки по-прежнему в его руках. Даже, когда все венские газеты — по пути к модистке Мари купила свежие номера Wiener Zeitung и Neues Volksblatt — обвиняют его в государственной измене. — Вы что-нибудь понимаете, госпожа Гербер? Модистка покачала головой и ничего не ответила, а Мари вдруг ощутила холод. Чтобы там не случилось на самом деле, сейчас модистка очень боялась. На примерке оказалось, что накидку придется чуть ушить, и Мари пообещала забрать ее в августе, когда она вернется в Вену. А потом модистка выдала ей тяжелый конверт. С ним Мари отправилась за диадемой для баронессы Ротервик. — Не знаю, — ответил ювелир. — Я ничего не знаю, правда. Но у меня есть распоряжение, которое никто пока не отменял. Возьмите диадему. Он по крайней мере не показывал страха. Вот только когда Мари вышла обратно на Рингштрассе и прошла мимо кафе, а затем оглянулась — проверить, не идет ли кто за ней — она увидела, как ювелир закрывает свое ателье. И уходит в противоположную сторону. Ей это не понравилось. Что это за план такой, когда свои же люди не предупреждены? Не знают, стоит ли им самим ожидать ареста? Может, их тоже зачислят в заговорщики! До Café Central она доехала на двуколке. И всю дорогу мысленно проклинала Таафе. Мари посмотрела на часы: одиннадцать. Поезд в Париж уходил в пять. Времени оставалось совсем мало. Неужели Таафе действительно верил в то, что она спокойно уедет в Лондон, несмотря на новости? А свою семью он вообще отправил в Турин. Интересно, как он это объяснил жене? Если вообще объяснил. Теперь Мари совсем ничего не понимала. Она заказала кусок яблочного штруделя и кофе с апельсиновым ликером и цукатами. И поймала себя на том, что внимательно, следуя по отработанной в Париже и Лондоне привычке, обводит зал глазами. Вдруг за ней уже следят? Тайная полиция, например. Или даже те самые агенты с Балльхаусплатц. Это кабинет министров Цислейтании сегодня целиком ушел в отставку, а вовсе не граф Голуховский. Да и в той заметке про министерство иностранных дел ничего не было. Скорее всего, Голуховский сохранит должность. Черт с ним, с Голуховским. Если Таафе всерьез обвинили в измене, то им скоро займется военная разведка. И его людьми — тоже… — Рада тебя видеть, милая! Госпожа фон Шванталер, которую Мари звала просто Эльфриде, появилась в Café Central, опоздав на пять минут. Разумеется, она тоже хотела обсудить новости. — Нет сомнений, что заговор раскрыли военные! — Почему ты так считаешь? — Извозчик решил проехать по Херренгассе, — рассказала Эльфриде, — а у Моденского дворца нам пришлось подождать. Там словно маневры начались! И целый полк… драгуны, пехотинцы. — Так уж и целый полк? — ввернула Мари. — Боюсь, ты немного преувеличиваешь, дорогая Эльфриде. — Не веришь, сходи посмотри сама. Это же совсем рядом. — Нет уж, спасибо. Эльфриде, а что делали там эти драгуны и пехотинцы? — Стояли у входа во дворец. Ах да, еще выносили какие-то коробки. — Как интригующе это звучит, — заметила Мари. Вспомнила, как Таафе рассказывал, что и в армии, и во флоте у него достаточно своих людей: причем как в регулярной армии Цислейтании, так и в гонведе, где служили практически одни венгры. Армии, по его словам, не хватало финансирования, а он знал, как это исправить. Мари тогда не поверила, что военных так легко купить. А сейчас выходило, что Таафе оказывался прав. Кто, как не его люди в армии сейчас помогали отыгрывать этот спектакль с арестом. Попрощавшись с Эльфриде фон Шванталер, Мари засобиралась домой. Ее экономка Гретхен как раз приготовила обед. А Люси все еще паковала платья и шляпки. Мари ушла в гостиную. Вытащила из шкафа первую попавшуюся книгу, — это оказалась «Повесть о двух городах» Диккенса — раскрыла на середине и поняла, что не может сосредоточиться. Ей нужно было разобраться. Понять, почему Таафе так поступил. Предположим, он делает вид, что вышел из игры. Может ли он при этом сохранить свободу действий? В принципе, может. Если его действительно «арестовали» свои люди. Ему ищут замену. И, допустим, в это время в стране начинаются волнения. Например, в Чехии. Новый министр-президент Цислейтании не справляется с народным бунтом, правительство скомпрометировано, после очередного кризиса Таафе возвращается в Моденский дворец и одним махом решает все проблемы. Обвинение оказывается ложью. Бывает. Да, подумала Мари. Это было бы очень даже в его стиле. И упрочило бы его власть надолго. С одним «но»: у министра-президента Цислейтании на самом деле нет никакой власти над Транслейтанией, то есть территориями Венгрии. Вот только Таафе, как «кайзеровский министр», эту самую политику обсуждал с его величеством Францем Иосифом почти всю свою жизнь. Прекрасно знал Венгрию. И наверняка понимал, как спровоцировать еще один кризис. Идея конфедерации — после череды кризисов и триумфального возвращения Таафе в правительство — уже не казалась Мари такой фантастичной. — Госпожа фон Эберхартер, у меня все готово, — выпалила Люси, заглядывая в гостиную. — Два чемодана и дорожная сумка. В четыре к нам заедет извозчик. Лучше выехать раньше, мне кажется. — Спасибо, Люси. — Не хотите ли кофе? — Не откажусь, — кивнула Мари. Помедлила и задала свой вопрос. — Люси, а вы не хотите прокатиться в Париж и обратно? — В Париж? Люси непонимающе уставилась на нее. — Я дам вам свой билет. Немного денег, на три дня вам хватит. И кое-что из своей одежды: ту накидку из синего бархата, которая висит в прихожей. С условием, что вы сейчас ее оденете. И именно в ней войдете в вагон первого класса поезда Вена-Париж. Ну же, Люси? — А как же вы? Почему? — Останусь здесь. Видите ли, за мной следит очень ревнивая супруга одного моего, скажем так, приятеля. И если она будет верить, что я все-таки укатила в Париж… — Понимаю, — улыбнулась Люси. — Но я совсем не умею быть как вы! Я же просто горничная. — У вас получится, — уверила ее Мари. — Это на самом деле вовсе не сложно. Багаж срочно пришлось перепаковать: вдвоем они управились за час. Гретхен быстро нашла извозчика. Сначала на вокзал отправилась Люси — она даже волосы сумела уложить так, как это всегда делала Мари. А через полчаса, взяв с собой только один чемодан, Мари и сама спустилась по лестнице. Ригер, секретарь господина министра-президента, жил на севере Вены на улице Кохгассе. Он был очень рад увидеть Мари. Предложил подняться наверх — Ригер жил на третьем этаже — и выпить с ним чашечку кофе. Одно не укрылось от глаз Мари: Ригер, как и тот ювелир на Рингштрассе, долго разглядывал улицу и прохожих. Попросил консьержа втащить чемодан Мари наверх и дал строгое указание никого не впускать в подъезд. Показал Мари, где находится черный ход, с которого можно было выйти в переулок. А когда они поднялись наверх, Ригер запер дверь и пару раз подергал за ручку. — Вы как-то раз упоминали, что ваша тетушка сдает квартиру в центре Вены. — В той квартире и сейчас никто не живет, — кивнул Ригер. — Но там же нет экономки! А горничная приходит только убирать раз в день. Знаете, для такой дамы как вы, госпожа фон Эберхартер… — Ничего страшного. Я справлюсь сама. — Если вы уверены, я немедленно отвезу вас к Магдалене. — Расскажите для начала, что вы знаете, — попросила Мари. — Вы же понимаете, о чем я. Теперь лицо Ригера стало серым. Он даже высыпал пару лишних ложек сахара в свой кофе, пригубил и отставил чашку в сторону. С минуту он молчал. — Не знаю, — прошептал Ригер наконец. — Мне так жаль, госпожа фон Эберхартер, но я действительно ничего не знаю. — Во сколько вы ушли вчера? — Господин министр-президент отпустил меня сразу после ужина, — Ригер чуть нахмурился. — В половину седьмого. А остальных помощников он отправил домой еще раньше. — Он кого-нибудь ждал? — Не знаю. Мне показалось, господин министр-президент хотел поработать один, вот и все. Не буду же я ему мешать. — Ясно, — кивнула Мари. Все складывалось верно: Таафе ожидал каких-то «гостей». — Может, вы еще заметили что-нибудь необычное? Ригер замялся. Снова сделал глоток кофе и поморщился. — Он упомянул, что сегодня его не будет в управлении. Это было так странно, госпожа фон Эберхартер. — А раньше он про это не говорил? — В этом и дело, — Ригер покачал головой. — Я очень удивился, потому что у нас же есть его расписание. И я это расписание наизусть знаю, это же моя работа. А теперь вдруг все изменилось, и господин министр-президент меня вообще не предупредил. А он никого не предупредил, подумала Мари. Она уже начала сомневаться, правильно ли поступила, когда отправила Люси в Париж. И нарушила прямое распоряжение Таафе. Который сейчас, например, думает, что она уже села в парижский поезд. Едет к английским лордам, чтобы убедить их выказать поддержку арестованному министру-президенту. — Вот поэтому я и хочу разобраться, — ответила Мари. В дверь позвонили. Мари переглянулась с Ригером. На секунду ее охватил какой-то неведомый страх. Захотелось схватить чемодан и бежать, бежать через тот черный ход, который ей показал Ригер. — Ну уж нет, — сказала она вслух. Не Ригеру — себе самой. — Откройте, пожалуйста. За дверью стоял Вилигут. Лицо у него было бледное, и Ригеру понадобилось долго отпаивать его кофе, — со шнапсом, конечно — чтобы добиться осмысленных ответов. Зато Мари наконец обрадовалась: она была на правильном пути. А еще она заметила, что ее Вилигут стеснялся. И, конечно, не узнавал. Ее вообще никто не узнавал. Шутка ли: прошло столько времени. Мало ли кто следил за кронпринцем Рудольфом и его юной пассией семь лет назад. Баронессы Мари фон Вечера больше не существовало. Была только госпожа фон Эберхартер. — Рассказывайте, — попросила Мари. — И перестаньте уже наконец дрожать! Мы все здесь пытаемся понять, что произошло. — Я знаю, что произошло, — вдруг сказал Вилигут. Несколько секунд Мари разглядывала его: слишком уж он сейчас походил на душевнобольного. — Вот господин Ригер может подтвердить мои слова, — продолжил Вилигут. — Неделю назад господин Ригер забрал из особняка господина министра-президента ящик. — Там были его личные вещи, — кивнул Ригер. — Да. Мне было приказано доставить этот ящик в Кройценштайн. — В Кройценштайн? — спросила Мари. — Это же тот замок на севере Вены, который сейчас перестраивает граф Вильчек? — Именно так, — подтвердил Вилигут. — Меня в тот раз пустили внутрь, но я почти ничего не увидел. Только кабинет, письменный стол. Большой такой. Почти как в Моденском дворце… Мари кивнула. Ее догадка о фальшивом аресте, который провели бы люди Таафе, а сам бы он в комфортных условиях продолжал бы руководить страной — или, скорее, переворотом — оказывалась правдой. Очень хотелось спросить, не было ли в том замке глобуса. Чтобы господину министру-президенту было бы проще думать о судьбах мира. — Сегодня я тоже туда съездил, — продолжил Вилигут. — Зачем? — Я хотел посмотреть, что там происходит. Хотел убедиться, что… — Что господина министра-президента там нет, — закончила за него Мари. — Его там действительно нет.