Кадры решают все

Было уже пять часов вечера, когда совещание с новым кабинетом министров завершилось, а Франц Иосиф попросил князя Альфреда цу Виндишгреца остаться еще на несколько минут для разговора тет-а-тет. — Я весь внимание, Ваше Величество, — сказал тот, едва адъютант вновь затворил дверь. — Здесь никого нет, кроме нас, — начал Франц Иосиф. — Мне слишком часто случалось говорить в этом зале с людьми, которые знали, чего они желают, и при этом пытались успокоить меня ложью. Бывало и по-другому: мой собеседник был правдив и искренен со мной, но ему не хватало честности пред самим собой. Я даже не знаю, что на самом деле хуже. Вы понимаете, что я имею в виду, князь? — Разумеется, Ваше Величество. Клянусь быть полностью открытым с вами. — И доверять своему внутреннему голосу. — Конечно, Ваше Величество! Франц Иосиф помедлил, посверлил князя глазами и наконец задал вопрос: — Как вы сами оцениваете ситуацию в стране? Я сейчас говорю только о Цислейтании. Князь цу Виндишгрец поначалу замешкался, собираясь с мыслями, и Франц Иосиф ничуть не корил его за это. Ведь сам он лишь три дня назад назначил князя министром-президентом Цислейтании. Только вчера князь цу Виндишгрец поднялся по обитой красным сукном «министерской» лестнице и перебрался в тот самый кабинет на втором этаже Моденского дворца, в котором прежде хозяйничал Таафе. По правде говоря, занимать прежний кабинет Таафе князь сперва вообще не хотел. Сказал, что организует управление в своем собственном дворце, туда же затребует архив, а на ключевые посты назначит своих людей. А что касается подчиненных Таафе, то все они по большому счету были сейчас на подозрении в заговоре. И досье каждого проверяла тайная полиция. Князь обещал перезапустить работу управления за месяц. Но Франц Иосиф его переубедил. Сказал, что ценит его бдительность, но прежде всего советует князю запастись терпением и проявить доверие к его новым сотрудникам. Ведь не все люди Таафе были замешаны в измене. При этом Франц Иосиф вполне отдавал себе отчет в том, что бросает князя в самое пекло. Как в бою, когда самого сильного и преданного генерала всегда отправляют на самый трудный участок фронта. А иначе ведь не выиграть — ни сражение, ни войну. — Ваше Величество, ситуация в стране непростая, — ответил князь цу Виндишгрец. — Но я даю вам слово, мы справимся! — Я очень рад это слышать от вас, — ответил Франц Иосиф. — Вы считаете, что волнения в столице временны? — Безусловно, Ваше Величество. Беспокойства случались всегда. Было бы странно, если бы ничего подобного не произошло именно сейчас. Я имею в виду ситуацию, в которой оказалось наше государство. — Назначение нового кабинета министров? — Которое неизбежно повлечет за собой смену курса в политике. Оппозиция сейчас воспользуется любым предлогом, чтобы выскочить на улицу со своими лозунгами. Этого стоило ожидать. Франц Иосиф раскрыл толстую папку, лежавшую перед ним на столе. Первым в этой стопке был доклад из министерства внутренних дел. А вторым — письмо от Элизабет из Тосканы, которое Франц Иосиф получил утром, но до сих пор не успел прочесть. И вот это было совершенно неправильно. — Два убийства за ночь, — произнес он, перелистывая доклад. — Причем оба убитых — довольно известные персоны среди младочехов. Лидеры их движения. Почему Шенерер решился на это нападение? — Ваше Величество, но ведь нет никаких доказательств того, что это сделали люди Шенерера. Да, парламентарии из его партии вновь выступили в рейхсрате с заявлением о том, как нарушаются права немцев в верхней Богемии, и как евреи-банкиры грабят Вену. Накропали несколько статеек в своих газетах, постояли с пикетом, прошлись по Рингштрассе с демонстрацией. За всем этим и вправду стоит Шенерер, он этого и не скрывает. А вот случай с чехами? Ваше Величество, даже господин фон Кёрбер не смог... Франц Иосиф кивнул. Перелистнул еще пару страниц доклада. И переложил письмо Элизабет так, чтобы оно было сверху. Только тогда закрыл папку и крепко-накрепко сцепил пальцы. — Да, я помню. Улик нет. — Улик действительно нет, и я верю, что через пару недель все успокоится. — Хотелось бы в это верить. Князь цу Виндишгрец помолчал. Его что-то тяготило, и сейчас Франц Иосиф ясно это видел. Очень уж долго князь подбирал слова. А сам Франц Иосиф ловил себя на мысли, что невольно сравнивает двух министров. За последние тринадцать лет и Цислейтанию, и всю Австро-Венгрию не раз сотрясали кризисы. Случались и волнения, и пикеты, и забастовки, и огромные демонстрации, когда казалось, что на улицы Вены высыпали все жители города. Курс акций на бирже выписывал зигзаги, цены ходили ходуном, разорялись банки, а вчерашние богачи шли на паперть — хотя ничего подобного кризису семьдесят третьего года больше не было. Как не было и ничего похожего на революцию сорок восьмого года, когда самый влиятельный и уважаемый человек в Австрийской Империи, сделавший ее первым государством на континенте, князь Меттерних — просто сбежал из Вены, расчеркнутой баррикадами. А вслед за ним столицу покинула и императорская семья. Сорок восьмой год раз и навсегда изменил историю Австрии. И вознес Франца Иосифа, тогда еще восемнадцатилетнего юнца, на трон Империи. Не потому, что восстание задавили, а в город вошли полки маршала Радецкого. Коронации и вовсе бы не состоялось, если бы народ не поверил, что их молодой кайзер — не станет лгать, выполнит все свои обещания и не позволит придворным вроде ненавистного Меттерниха обирать бедняков. Франц Иосиф никогда этого не забывал. И никогда не желал повторения тех событий. Когда Вену сотрясали волнения, ему всякий раз чудилось грозное эхо сорок восьмого года. А Таафе, как и князь цу Виндишгрец, тоже всякий раз говорил ему: ничего страшного. Ничего страшного, Ваше Величество. Все успокоится через пару недель. Народы Австро-Венгрии всегда должны быть чем-то недовольны, разве не так? Как бы то ни было, Таафе никогда не ошибался. И сейчас Франц Иосиф надеялся, что и князь цу Виндишгрец окажется прав. — Если позволите, Ваше Величество, нам придется дать в газетах кое-какие объяснения. — По поводу ареста графа Таафе? — Его обвинили в заговоре против вас... — И в государственной измене. — Именно так, Ваше Величество. Но на самом деле обвинение не предъявлено. Никто даже не знает, где сейчас находится граф Таафе, и как идет следствие по его делу. Как результат, вся Вена полнится сплетнями и слухами. Все гадают, о какой измене идет речь! Одни говорят, что граф Таафе пытался подкупить армию и узурпировать власть, другие — что он планировал покушение на вашу жизнь, третьи — что он все это время служил Лондону или даже Берлину. А если почитать, что пишут в газетах, то голова идет кругом... — Иначе газеты перестанут покупать, — резюмировал Франц Иосиф. — Разве не так? Или вы считаете, что это граф Таафе стоит за волнениями в городе? В ответ князь цу Виндишгрец покачал головой. — Я готов поверить, что его сторонники еще смогут нас удивить. — Он отрезан от всего мира, князь, — сказал Франц Иосиф. — Я лично об этом позаботился. — Граф Таафе мог дать какие-нибудь инструкции своим людям еще задолго до ареста. Если, например, подозревал, что его раскроют. — В таком случае очень скоро все успокоится: больше никаких инструкций его люди не получат. А что касается подробностей, которых так ждут газетчики, то я повторю: речь идет о государственной измене. Попытка захвата власти — вот все, о чем мы можем заявить в прессе. Все остальное выяснится после того, как будет проведено следствие и начнется суд. — Как скажете, Ваше Величество. Франц Иосиф выдержал паузу. В глубине души он понимал — его подданные заслуживали этих объяснений. Но сейчас, когда он снова думал об этом, его тревожили сомнения. Возможно, он сделал ошибку, когда разрешил дать новость об аресте Таафе во все газеты. Стоило подождать. Объявить о том, что граф Таафе подал в отставку по состоянию здоровья. Или же внутренние противоречия в кабинете министров стали настолько сильны, что коалиция распалась, и не важно, что послужило причиной: волнения среди рабочих или национальные движения. Следствию бы это ничуть не мешало. И беспокойства в Вене и в стране было бы меньше: подумать только, «кайзеровский» министр оказался замешан в заговоре и собирался захватить власть! А уж слово «измена», просочившееся на первые полосы газет, звучало еще страшнее. Нет, решил Франц Иосиф. Поэтому и надо быть честным со своим народом. Лгать нельзя. Именно в этом случае: нельзя. — Я дам инструкции фон Кёрберу, — согласился Франц Иосиф. — По поводу того, как следует разговаривать с прессой. Благодарю вас за совет, князь. — Всегда рад послужить вам, Ваше Величество. Теперь можно было позволить князю уйти. Обсудить с генерал-адъютантом — граф Паар несомненно дежурил за дверью — оставшиеся на вечер дела и, если все хорошо, уехать в Шенбрунн. Запереться в кабинете с документами, которые наверняка уже доставили из военного министерства. И прочесть письмо от Элизабет. — Вы чем-то обеспокоены, князь, — заметил Франц Иосиф. — В управлении много работы, — признался тот. И тут же поправился. — Но я очень благодарен вам, Ваше Величество, за это назначение! Франц Иосиф улыбнулся. — Как ваши новые подчиненные? — Я полностью следую вашему совету, Ваше Величество. И каждый день учусь доверять этим людям. Но порой мне кажется, многие из них до сих пор надеются на то, что обвинения против графа Таафе окажутся фальшивкой. Что он скоро вернется в Моденский дворец. — Было бы удивительно, если бы его подчиненные думали иначе. Мы все боимся изменить своим привычкам и желаем, чтобы все оставалось по-старому, не так ли? В ответ князь покачал головой. А Франц Иосиф подумал: вот она, искренность, о которой я просил его в самом начале. Наконец-то. — У всего есть предел, Ваше Величество. Вчера мне пришлось уволить одного из его секретарей, господина Ригера. — И чем же тот провинился? — В кабинете графа Таафе, — князь осекся, — то есть, в моем кабинете есть глобус. — Да, — Франц Иосиф кивнул, — мне известно, что граф Таафе очень любил этот предмет. — Ваше Величество, вчера вечером я приказал переставить глобус ближе к окну. На самом деле, я вообще хотел приказать унести его с глаз долой. Я действительно думаю, что мне следует переиначить кабинет по своем разумению и вкусу. Чем меньше кабинет будет напоминать о своем прежнем хозяине, тем лучше. — Совершенно верно, князь. — Глобус очень большой, и господин Ригер позвал дежурного по этажу себе на помощь. А тогда они вдвоем чуть ли не крик подняли: мол, в ободке глобуса появилась трещина. И это плохой знак! Это предвещает какую-то катастрофу! Подумать только, какая чепуха! Какое невежество! А ведь в управление набирали лучших, там работают одни из самых образованных, эрудированных жителей столицы! Франц Иосиф пожал плечами. — Я уже не раз говорил вам, что вы не можете уволить все управление. Будьте терпеливы, князь. — Я постараюсь, Ваше Величество. — Тогда не стану вас более задерживать. Благодарю вас за вашу верную службу. Князь цу Виндишгрец наконец откланялся и отбыл: разумеется, в Моденский дворец. А в зал совещаний заглянул генерал-адъютант. — Ваше Величество, прибыл барон Петрицкий. Что мне сказать ему? — Дайте мне минуту времени, граф Паар, — ответил Франц Иосиф. — Так точно, Ваше Величество. Минута пошла, и Франц Иосиф поднялся из-за стола. Выглянул в окно: во внутреннем дворе Хофбурга несколько солдат, рабочих и даже слуг в ливреях суетились возле экипажа, запряженного четверкой. Похоже, сломалась основная рессора, и теперь всю тяжелую конструкцию спешно пытались оттащить в сторону мастерских. Лошадей — липиццанерской масти — уже распрягли и уводили в конюшни. Наверно, и солдаты, и все, кто им в эту минуту помогал, сильно беспокоились о том, чтобы никто из придворных не заметил, что случилось. Франц Иосиф вдруг поймал себя на мысли о том, что видится самому себе точно таким же кузнецом. Что перед ним огромная повозка с сорока восемью миллионами подданных, и у этой повозки сейчас тоже лопнула рессора. А кучер еще и оказался обманщиком. Поэтому главное теперь: починить повозку. Смазать оси, прочистить механизмы, проверить ход. А уж кучера он найдет потом. — Барон Петрицкий, — объявил адъютант, открывая дверь в зал. Как только Петрицкий раскланялся, Франц Иосиф предложил ему сесть. И сразу перейти к делу. — Я в точности выполняю ваш приказ, Ваше Величество, — доложил Петрицкий. — Я распорядился оставить его в покое. И строго настрого запретил разговаривать с ним. Мне кажется, он это понял, потому что постоянно пытается что-нибудь выспросить у моих людей. Но они военные, и знают, что такое приказ. — Я рад это слышать. Как идет расследование? — Господин фон Кёрбер отрядил лучших сыщиков. — Надеюсь, вы не считаете, что вам теперь нечем заняться? — Никак нет, Ваше Величество. Я несу полную ответственность за то, что происходит в крепости. И делаю все, чтобы помочь сыщикам фон Кёрбера. — Рано или поздно его люди узнают, где он находится. И попытаются выйти с ним на связь. — Мы устроим самый радушный прием для гостей, Ваше Величество, — пообещал Петрицкий и даже улыбнулся. — В моем полку нет предателей. Франц Иосиф вздохнул. В Хофбурге, как оказалось сегодня утром, предатели были. Он посмотрел на Петрицкого. О том, что случилось, Франц Иосиф даже не стал рассказывать князю цу Виндишгрец. Решил, что у нового министра-президента хватает своих забот. А вот посоветоваться с фон Кёрбером пришлось. Для начала напомнив себе все тоже самое, о чем он сегодня толковал князю: надо учиться доверять людям. Барону Петрицкому Франц Иосиф доверял также, как и фон Кёрберу. Если не больше. — Я хочу вам кое-что сообщить, барон, — начал Франц Иосиф. — Это может как-то быть связано с делом, которым вы занимаетесь. А может быть, и нет. — Я весь внимание, Ваше Величество. — Как вы знаете, я сам летом предпочитаю жить в Шенбрунне, но некоторые совещания провожу здесь, в Хофбурге. Как сегодня. Выходит, что порой мне приходится жить на два дома. Как и мои домочадцам. Сегодня ночью из Хофбурга в Шенбрунн перевозили часть вещей, которые принадлежат моей семье. На экипаж было совершено вооруженное нападение. Петрицкий покачал головой. И весь напрягся: слушал он сейчас очень внимательно. — Пропал один маленький сейф, — продолжил Франц Иосиф. — С бумагами моего племянника, эрцгерцога Франца Фердинанда. — Какая неслыханная дерзость, Ваше Величество. — Я уверен, что преступники искали именно этот сейф. К моему глубокому сожалению, я даже не представляю, какого рода бумаги в нем хранились. А вот те грабители, скорее всего, знали наверняка. Барон, я понимаю, что вы не сыщик, и мне не хочется отвлекать вас от того, что происходит в крепости. Я сообщаю вам это только потому, что надеюсь — эта информация поможет вам и фон Кёрберу в расследовании. — Я учту это, — кивнул Петрицкий. — Но если вы позволите, Ваше Величество, я бы хотел знать некоторые детали. О самом преступлении: сколько было нападавших, где это случилось... — Мой второй адъютант все вам объяснит. Мне жаль, барон, что я возложил на вас столько ответственности. И постоянно даю вам все новые задания. — Я с радостью служу вам и отчизне, Ваше Величество. — Я знаю, барон, — Франц Иосиф помедлил. — Вот что от вас требуется. Сыщики фон Кёрбера ведут свое расследование, но если у вас есть хоть какие соображения, как вы лично можете это расследование ускорить — я разрешаю вам это сделать. Только докладывать вы будете лично мне, а не фон Кёрберу и не его людям, вы понимаете? — Конечно, Ваше Величество, — сказал Петрицкий. Лицо его просияло. — Постараюсь больше не допустить ни одной оплошности. А Франц Иосиф, попрощавшись с ним, еще с минуту оставался за столом. Он уже решил, что прочтет письмо от Элизабет сразу же, как вернется в Шенбрунн. Сразу напишет ей ответ. Как он всегда и делал. А потом напишет другое письмо: своему племяннику, эрцгерцогу Францу Фердинанду. Осведомится, как у того здоровье, и спросит, не может ли тот приехать в Вену. Незамедлительно.