Кадры решают все

Мари не смогла бы уже сосчитать, сколько раз она была здесь, на Западном вокзале Вены, зато прекрасно помнила, как попала сюда впервые. Тогда ей было пять лет, и вокзал виделся ей чудовищем. Монстр этот ее ничуть не пугал, а манил. Он дышал огнем и угольной пылью, изрыгал клокастый дым, стучал железом о железо и деловито посвистывал, а еще плакал и хохотал вместе с теми, кто добровольно бросался в его пасть, украшенную колоннами, статуями и барельефами. Страшило Мари другое: откуда госпожа Нойманн, их гувернантка, знает, на какой поезд им следует сесть? И сколько бы ее не увещевали и старший брат, и сама госпожа Нойманн, сколько бы не старались объяснить ей, как сверяться с расписанием, сколько бы не показывали билеты, Мари была непреклонна. Ведь если они поедут к маминой троюродной сестре в Зальцбург, это одно. А если сядут на поезд в Грац, где никто из них никогда не бывал — совсем другое, ну а лучше неведомого Граца был только такой же неведомый Страсбург или Париж. Ее тогда никто так и не понял. А когда Мари повзрослела, многие годы подряд ей снился один и тот же сон: она перебегает железнодорожные пути, старается не попасть под поезд, который как нарочно выжидает в засаде и потом несется прямо на нее, запрыгивает в вагон другого поезда, и вдруг понимает, что ошиблась, выбирается, снова перебегает пути, снова пытается не попасть под адские грохочущие колеса, и никак не может найти тот правильный поезд, что действительно ждет ее. Извозчик придержал поводья и крикнул: — Эй, носильщик! — А ближе что, нельзя? — спросил Вилигут. — Сами же видите, господин, — объяснил извозчик. Впереди не могли разъехаться запряженный четверкой элегантный экипаж и маленькая двуколка. — Столько людей на вокзале! Все из города уезжают! Эх, что будет-то теперь... Вилигут закатил глаза — Мари вдруг подумала, что роль небогатого, но высокомерного чиновника ему очень даже идет — и важно полез в карман за бумажником. Расплатился, накинул монету на чай и помог Мари сойти с фиакра. — Счастливого пути вам и вашей супруге! — И вам счастливо оставаться в Вене, — ответила Мари. — Вот увидите, все будет хорошо! Извозчик улыбнулся — взгляд у него, правда, был грустный. Подоспевший носильщик меж тем уже вцепился в их чемоданы. Выслушал от Вилигута инструкции: экспресс до Зальцбурга, пятый вагон, третий класс. — Сколько у нас времени? — спросила Мари, — Четырнадцать минут. — Тогда разделимся и встретимся в вагоне-ресторане. — Кстати, а где ваш багаж? — Я отправила его на вокзал еще утром, из «Бристоля». Так что бегите. — Как скажете, — кивнул Вилигут. Она быстро огляделась. Высокий портал сейчас сторожили не только габсбургские львы, но и военный патруль, чуть поодаль дежурили жандармы, а еще дальше — полиция. Но вокзал был битком набит людьми, от гомона и галдежа можно было оглохнуть, и Мари надеялась, что ее просто не заметят. Придерживая шляпку рукой, — будто та была готова упасть — она бросилась вперед, и лишь на перроне сменила шаг на неспешный. Мари препроводили в купе первого класса. Показали, где стоит ее чемодан, а где находится специальная кнопка: вызвать дежурного, если госпоже фон Эберхартер что-то понадобится. Оставшись одна, Мари села на кровать и на минуту зажмурилась, наслаждаясь тишиной. А когда паровоз издал гудок, и весь железный механизм разом пришел в движение, Мари будто разрешила себе дышать — в первый раз за столько времени, пока она бежала наперегонки с усталостью, и боялась, что если остановится, ее накроет с головой. Мари открыла глаза: за окном вагона как раз промелькнула одна из башен Западного вокзала. Завтра она будет в Париже. В конце концов, все, что было можно — она сделала. Оставалась последняя встреча: пожалуй, не самая приятная. И вот тогда точно — все. — Двойную мокку, пожалуйста, — сказала Мари, когда официант усадил ее за столик в вагоне-ресторане. — И стакан лимонада с мятой. Венский лес за окном наконец растаял, и теперь паровоз с тем же мрачным рыком штурмовал поля и выпасы. Кофе горчил. Как и воспоминания. В квартиру, где она еще утром говорила с Майсснером, Мари вчера так и не вернулась: было слишком опасно. Приехала в «Бристоль» — один из самых дорогих отелей Вены, с подлинным английским шиком. Все английское до сих пор было в моде: Мари прекрасно помнила, как в свои шестнадцать потребовала, чтобы ее называли не иначе, как «Мэри», и представлялась только этим именем, и очень быстро все ее подружки и близкие стали так ее называть, а позже и сами принялись подыскивать себе английские произвища. Не говоря уже о том, что кое-кто из родни умудрился дать ребенку имя «Джон» при крещении. Красивейшее лобби с большой, но очень изящной хрустальной люстрой и пальмами в кадках пустовало. А швейцаров — они носили синюю форму с золотыми пуговицами — в «Бристоле», казалось, было больше, чем гостей. Мари выбрала того, что стоял за конторкой: закрученные усики придавали ему бравый и молодцеватый вид. — Свободный номер? Да сколько угодно. Даже «люкс» свободен, — ответил тот. — Желаете «люкс», уважаемая госпожа? — Будьте так добры. — Как скажете, уважаемая госпожа. Вы в Вене проездом? — Завтра возвращаюсь в Мюнхен. — Приезжайте как-нибудь потом, — посоветовал швейцар. — Когда все успокоится. Сейчас в городе, кажется, остались одни военные. А из-за комендантского часа закрыты театры! И опера! — Как жаль. Мари расписалась на бланке, получила ключи, объяснила, что багаж ей пришлют потом. — Скоро будет как в сорок восьмом, — вдруг услышала она. Обернулась. Это оказался другой швейцар, совсем седой и чуть сгорбленный, и голос у него был такой скрипучий, что чудилось: вот он сейчас говорит, и приходят в движение шестеренки истории, крутятся, и время откатывается на эти полсотни лет назад. — Тогда нам помогли русские, — продолжал он. — А кто поможет сейчас? Русских мы предали, мы не встали на их сторону в Крымской войне. Пруссаки? Эти помогут, да. Отхватят половину Австрии вместе с Веной. — Господин Краузе, — это снова встрял швейцар с закрученными усиками. — При всем уважении к вашему возрасту и опыту, я очень прошу вас не донимать гостей «Бристоля» своими домыслами. Особенно, если речь идет о молодой барышне! — Это сделали венгры, — не унимался господин Краузе. — Что тут думать? Нашего эрцгерцога убили венгры! И молодой барышне тоже полезно послушать да набраться ума! — Господин Краузе! Поднявшись в номер, Мари вызвала горничную и попросила наполнить ванну. Перепроверила багаж — как и было условлено, модистка прислала ей чемодан и дорожную сумку. Потом Мари попыталась уснуть, и ей тут же приснилось, как она залезает в ванну, наполненную красной, кипящей жидкостью, и как ее с ног до головы охватывает чудовищный жар. Как бежит за ней мальчишка-газетчик, крича на весь город: «Убийца! Ловите убийцу!» Как ее преследует вся Вена, как она пытается скрыться то в Хофбурге, то в Моденском дворце, то в церкви святого Михаила Архангела, да вот только дверь всякий раз оказывается заперта. Наутро Мари не ощущала ничего, кроме зияющей, чернейшей пустоты в своей выгоревшей душе. Как воронка от адской машины, разорвавшейся в Будапеште. Как эту дыру залатать, Мари не знала. Как починить себя, тоже. Если ее вообще теперь можно починить. Мари спустилась в вестибюль. Швейцар с закрученными усиками встретил ее с сияющей улыбкой: казалось, он специально ждал ее, чтобы сообщить какую-то важную новость. — Эрцгерцог жив! Ранен, но жив! Мари попросила газету. Издательство Neues Wiener Blatt извинялось за досадную ошибку в вечерних новостях. Мари заставила себя улыбнуться швейцару и поблагодарила вслух Всевышнего за то, что эрцгерцог не погиб. Не помогло: пустота, которую она сейчас чувствовала, никуда не делась. Вот тогда Мари и решила — все, что можно было сделать для Таафе, она уже сделала. Надо уезжать. В Лондон. И чем скорее, тем лучше. Вилигут нашел ее за завтраком в кафе. Было семь утра. Оказалось, что граф Хорти прибыл в Вену ночным поездом, разыскал агента-связника и теперь требовал немедленной встречи с ней, Мари. — Экспресс на Зальцбург отходит в десять часов, — сказал Вилигут. — Вы можете потом сойти и пересесть на парижский поезд, госпожа фон Эберхартер. — А билеты? Сейчас, когда полгорода пытается сбежать из Вены? — Я уже съездил на Западный вокзал и проверил. Есть один билет в люкс-купе первого класса, и один в третьем. На всякий случай я зарезервировал оба. — Вести переговоры на территории врага, — заметила Мари, — это обрекать себя на поражение. Но выхода у меня, кажется, нет. Поедете со мной? Глаза у Вилигута вдруг заблестели, и Мари поняла, почему он взял на себя невиданную доселе смелость и зарезервировал два билета. — Буду рад служить вам, госпожа фон Эберхартер. Обговорить ситуацию они не успели. Поэтому теперь Мари потягивала лимонад, любовалась деревенской пасторалью за окнами поезда и делала вид, что она тоже одна из тех, кто сейчас бежал из Вены. Стук колес убаюкивал: казалось, и в целом мире нет и быть не может ни переворотов, ни кровопролитий. Вилигут появился через десять минут. Скользнул взглядом по залу: заняты были только два столика в самом конце вагона. Отвесил поклон, сел напротив Мари и доложил: — Граф Хорти в поезде. Едет первым классом, как и вы, только в другом вагоне. — Что ему нужно? Есть какие-нибудь идеи? — спросила Мари. В ответ Вилигут лишь пожал плечами, и она продолжила. — Тогда начнем с самого начала. Кто такой этот героический лейтенант Штернфельс? Вот теперь Вилигут улыбнулся. — Он отличный парень. Мы с ним когда-то вместе перекладывали бумажки. Еще в министерстве внутренних дел, — сказал Вилигут. — Только я потом напросился на оперативную работу, а Штернфельс в регулярную армию. — Штернфельс был в том списке, — вспомнила Мари. — В списке де Бакема, верно? — Там столько имен, что и я не придал значения. А Штернфельс был потрясающим стрелком. — Ну, теперь об этом узнала вся страна. Если верить газетам, ему скоро пожалуют дворянский титул. — Я тоже прочел, — Вилигут вздохнул и секунду молчал, подбирая слова. — Сначала позавидовал. — А потом? — Потом я решил, что не хотел бы получить такой приказ, — признался Вилигут. — Даже если бы стрелял также хорошо, как Штернфельс. Нервы у меня не те, к сожалению. Они помолчали. Заказали еще по чашечке крепкого, горького кофе. Мари вдруг заметила, что в ресторане они остались одни. — Вы ведь скоро вернетесь в Вену, госпожа фон Эберхартер? — Обязательно. Пообещала — и тут же поняла, что может нечаянно солгать, даже не по своей воле, а просто так получится, и это будет так отвратительно, так мерзко — лгать человеку, с которым они вместе прошли через столь многое. — Граф Таафе дал мне это задание уже месяц назад, и я больше не могу ждать. Поэтому я еду в Лондон. — Понимаю, — кивнул Вилигут. — Я действительно не хочу уезжать, — сказала Мари. — Не хочу быть как те, кто сейчас драпает из города. — Они надеются на то, что все когда-нибудь успокоится. — Да. И это самое гадкое. Хотят отсидеться в своих виллах и загородных домах, провести лето на итальянских курортах или на Лазурном берегу, а потом вернуться на все готовенькое. Когда мы победим — ну, или проиграем в этой войне, и все станет как прежде, спокойно и стабильно. Вот тогда они вернутся и снова будут решать, как нам жить! Вилигут позволил себе легкую улыбку и тут же, чтобы это скрыть, потянулся к своей чашке. — Похоже, госпожа фон Хофманшталь произвела на вас впечатление. — А на вас нет? Она ведь во многом права. — Не знаю. — Хотя бы раз в год можно позволить себе сказать, что думаете. — Хорошо. Сейчас я отчитываюсь перед вами, госпожа фон Эберхартер, — Вилигут сделал ударение на приставке «фон», — а раньше я отчитывался перед человеком, титул которого звучит как «шестой граф Таафе» и «одиннадцатый виконт Таафе». — Человек, о котором вы говорите, очень любит произносить фразу «Идеален только Господь бог». Единственный титул, который ему хотелось бы носить, звучит как «я следующий за Всевышним», — возразила Мари. — А последствия мы с вами сейчас расхлебываем. Вилигут хотел что-то добавить, но так и не решился. Некоторое время Мари смотрела в окно. Сосновый лес сменился лугом, овечий выпас — аккуратными сельскими домиками, а из зеленой рощицы вдруг выглянул старинный замок, точно приросший к склону холма. — Интересно, — вспомнила Мари, — кто дал эту фальшивку в газету? — Кто-то, кого мы не учли. — А расчет был именно на это. Что венгерская элита обрадуется, выдаст себя, ну а граф Хорти, который окажется между молотом и наковальней, побежит из страны. Так? — Да, — кивнул Вилигут. — А вот и он сам. Мари напряглась: за семь лет на государственной службе она повидала немало неприятных людей, но Хорти бесспорно входил в первую десятку. — Моя очаровательная госпожа фон Эберхартер, — протянул граф Хорти, склоняясь и целуя руку Мари. — Вы не отказали мне в удовольствии видеть вас! — Я тоже рада встрече, граф Хорти. Она все-таки заставила себя улыбнуться. Граф Хорти посмотрел на Вилигута и спросил: — А ваш помощник в этот раз тоже будет приносить нам кофе? — Нет, — сказала Мари. — Господин Вилигут будет присутствовать при нашем разговоре. — Как вам угодно, моя дорогая госпожа фон Эберхартер. Граф Хорти позвал официанта и приказал принести третье кресло. Повернул он это кресло так, чтобы смотреть только на Мари. Вилигута он демонстративно игнорировал. — Вы когда-нибудь бывали в Будапеште, госпожа фон Эберхартер? — И не раз. — Я не сомневался, ничуть. Прекрасный город, верно? — Будапешт очарователен. — У нас будет новое здание парламента, — сказал граф Хорти. — Правда, строительство растягивается еще на несколько лет, но это грандиозное свершение. Именно в Будапеште будет возведен самый большой парламент Европы. А то и всего мира, представляете? Самое забавное: Германская Империя отказалась от проекта. Нет, я не спорю, в Рейхстаге тоже есть некоторое изящество. Но то здание, которое строится на берегу Дуная — станет настоящей гордостью моей страны. — Чрезвычайно рада за Венгрию, — ответила Мари. — Скажите, а от кого вы сейчас бежите, граф Хорти? От венгерских патриотов или от австрийских военных? Граф Хорти улыбнулся. — А разве вы не знаете, что я должен был ехать в Берлин? — спросил он. — Так вот, я и еду в Берлин, только другой дорогой, через Зальцбург и Мюнхен. Не знаете? Я давно понял, что вы привираете, моя дорогая госпожа фон Эберхартер. Блефуете, если так можно выразиться. Вы потеряли с ним всякий контакт, верно? — Это не так. — Граф Таафе обречен. А вы пытаетесь делать вид, что он все еще контролирует, что происходит. Зачем, госпожа фон Эберхартер? В чем причина? В вашей личной лояльности или здесь замешано что-то еще? Мари вдруг заметила как Вилигут нахмурился: и улыбнулась тому уголком губ. — А кому лояльны вы, граф Хорти? — Только тем, кто сильнее меня, — ответил тот. — Только так можно выжить в нашем мире. Вы не согласны? — Зачем вы желали встретиться со мной? — Милая госпожа фон Эберхартер, но вы так чудесно раздражаетесь! Вы даже не представляете, сколько удовольствия мне доставляет смотреть на ваше нежное личико, когда ваши глаза источают молнии. — Вы не ответили на мой вопрос. Граф Хорти вытащил часы из жилетного кармана. — А вы не откажетесь разделить со мной трапезу? Здесь, конечно, не такой уровень, к какому я привык в «Восточном Экспрессе», и великий Огюст Эскофье явно не служит на здешней кухне… Но я приглашаю, госпожа фон Эберхартер. Эй, официант! Мари молча согласилась. Ресторан понемногу заполнялся людьми, и скандалить, привлекая к себе лишнее внимание, не хотелось. Обед занял чуть ли не два часа. Все это время граф Хорти разглагольствовал о достоинствах венгерской кухни, сравнивая ее с австрийской — впрочем, последней он тоже пел дифирамбы. Рассказывал об операх и опереттах, поставленных в Будапеште, о венгерском театре, об искусстве и стихотворениях Шандора Петефи, о том, как великий мечтатель и реформатор граф Сечени объединил Буду и Пешт в один город, о рождественских и новогодних балах, о виноградниках на берегу Дуная, о венгерском языке и древних мадьярских героях. Граф Хорти даже провел параллели между житием святого Иштвана и римскими святыми. Мари невольно поймала себя на мысли: был бы это не Хорти, беседа и впрямь доставила бы ей немалое удовольствие. Вилигут все это время лишь хмурился, не поднимая глаз от тарелки. — Граф Хорти, может быть вы все-таки объясните, зачем вы настаивали на этой встрече? — спросила Мари, когда в зале снова не осталось никого, кроме них троих. — Вы же понимаете, почему я не поехал в Берлин прямым поездом? — Там бы вас арестовали, — догадалась Мари. — Почему вы уверены, что вас не арестуют сейчас? Граф Хорти рассмеялся. — Потому что со мной вы, мой дорогой и очаровательный ангел-хранитель! Именно вам, моя милая госпожа фон Эберхартер, удалось целый месяц водить за нос и тайную полицию, и даже военную разведку. С вами я ничего не боюсь. — Не боитесь даже того, что в Зальцбурге я сама позову полицию? — Вы этого не сделаете, — уверенно заметил Хорти. — Потому что при этом задержат и вас, а вы очень дорожите своей свободой, не правда ли? Допустим, вы пожертвуете этим молодым человеком. Но что тогда? Я всегда иду на сделку, госпожа фон Эберхартер. И я расскажу на допросе все, что я знаю о графе Таафе и его грандиозных планах. Все, как он планировал столкнуть две великие нации Австро-Венгрии. Скажите, кому от этого будет хуже, ему или мне? Мари выдержала паузу — только переглянулась с Вилигутом. — Значит, вы считаете, что пригодитесь Его Величеству Вильгельму Второму? — спросила Мари. — Ведь это его вы назвали сильным, верно? — Вы угадали. — Надеетесь на интервенцию? На то, что пруссаки, которые придут успокаивать Вену и Прагу… — … успокаивать страну, в которой разгорается гражданская война. Давайте называть все своими словами, госпожа фон Эберхартер. Когда немцев Шенерера бьют чехи, а рабочие вот уже вторую неделю дерутся с жандармами, это называется именно так: гражданская война. — Вы надеетесь на раздел страны, — повторила Мари. — Рассчитываю, — поправил ее граф Хорти. — И пожалуйста, не надо так смотреть на меня, будто я самый главный злодей в этой историие. Все это затеял ваш граф Таафе, и никто другой. Это он хотел переворота, это он начал сталкивать радикалов — точно также, как до этого он тринадцать лет искал компромиссы в рейхсрате. Мари сделала вид, что пропустила этот комментарий мимо ушей. — Интересно, зачем вы нужны Германской Империи. — Я смогу им помочь. — И чем же? Граф Хорти пожал плечами. — Есть вещи, о которых все-таки не говорят вслух, моя милая госпожа фон Эберхартер. Но вы можете догадаться, если немножечко подумаете. Я дам Германской Империи то, что облегчит им задачу. Поезд вдруг замедлил ход — в окне показался какой-то полустанок — заскрипел железом и остановился. Через минуту в ресторан вошел военный патруль. Мари немедленно поправила шляпку и улыбнулась, когда Вилигут взял ее за руку. Улыбнулся и граф Хорти. Военный патруль прошел мимо, даже не спросив документы. — Вот видите, моя прекрасная госпожа фон Эберхартер, — снова начал граф Хорти, когда поезд тронулся, а в ресторанном зале появилась респектабельная пожилая пара, — вы мой ангел-хранитель. Всю оставшуюся до Зальцбурга дорогу граф Хорти не унимался. Заказал самое дорогое вино и рассказывал о двух горных озерах в далекой Кении. Открыл их венгерский путешественник граф Телеки, а имена озерам он дал в честь кронпринца Рудольфа и принцессы Стефании. — Здесь нет никакого подобострастия, — заметил граф Хорти. — Он сделал это искренне. В знак дружбы между нашими народами, понимаете? Мари кивнула: сама она в этот момент подумала, что имя Рудольф больше не вызывает у нее никаких эмоций. Вот просто никаких. Когда поезд подъезжал к Зальцбургу, граф Хорти поднялся, поцеловал руку Мари, а на прощание произнес: — Я до сих пор очарован вами, госпожа фон Эберхартер. Как жаль, что мы не встретились раньше, в иных обстоятельствах. Политика разъединяет людей и отравляет сердца. Не правда ли? Он наконец ушел, оставив Мари и Вилигута одних. — Интересно, что такого он продает немцам? — Наши военные планы, — ответила Мари. — Расположение наших войск. Схемы, карты. Все, что может помочь интервенции. — Его надо остановить! Мари вздохнула. Впереди расстилались тяжелые зеленые холмы, скалы и крепость Хохензальцбург. Германская Империя была совсем рядом. — Граф Хорти прав: если он попадется в лапы военной разведки живым, он сможет нам навредить. — Значит, в лапы военной разведки должен попасться я, — улыбнулся Вилигут. — Нужны свидетели. Публика. — Публика будет. Вы разрешаете мне эту операцию, госпожа фон Эберхартер? Они переглянулись, и Мари сразу не смогла ответить. — Да. Постарайтесь выжить, хорошо? Мари еще успела вернуться в купе. Попросила дежурного по вагону помочь ей перенести багаж на парижский поезд. До отбытия оставалось десять минут, и Мари решила зайти в главное здание вокзала. Там все и случилось. — Граф Хорти, именем Императора Австрии и короля Венгрии Франца Иосифа я приказываю вам сдаться! — услышала Мари. Вот этого граф Хорти точно не ожидал. Он прибавил ходу, а потом побежал. Под мышкой у него был кожаный портфель. — Как специальный агент министерства внутренних дел, я приказываю вам немедленно остановиться! Вилигут сделал все правильно: актеру всегда нужна публика, и публику он нашел. И кассиры, и пассажиры, и дежурные по зданию, и проводники, и высунувшие наконец-то нос полицейские — все смотрели на представление, которое давал Вилигут. — Если вы не остановитесь, я буду стрелять! Теперь граф Хорти бежал изо всех сил. Когда пуля размозжила ему череп, кожаный портфель отлетел на пару шагов в сторону. Последнее, что успела заметить Мари — до того как вернуться на свой перрон — рассыпавшиеся по полу документы.