***
Измученное тело юноши свернулось в углу, инстинктивно закрывая лицо руками Он пытался мямлить, даже уже не мямлить — хрипеть что-то невнятное, но новые порции ударов не давали этого сделать. На руках успели проявиться яркие фиолетовые синяки, а дополняли их многочисленные ссадины от твёрдой подошвы ботинок. Антона не били сильно, скорее проходились жёсткой ребристой частью обуви по рукам, ногам, туловищу, иногда задевая голову, дабы не возиться с ним потом. В такие моменты в голове парня всплывают самые худшие воспоминания. На дворе моросит дождь, но мать вся светится от радости. Антон не понимает почему и подозрительно косится на мать. Попытался спросить что-то, но получил лишь невнятный бубнёж. Она пообещала, что устроит сюрприз, но сама лишь исчезла из квартиры, сказав перед этим, что приведёт кое-кого. Спустя мучительные двадцать пять минут она наконец приводит высокого лысого мужчину с татуировками медалей на руках. Он криво и развязно улыбается, а мальчик весь сжимается под этим взглядом. Как узнал Шастун позже, татуировки медалей были не единственными на теле своего нового попечителя, помимо них был череп с улетающим ангелом. Кажется, мнение Антона о том, что мужчина этот был подозрительным, никто не разделял. Ни мать, которая за пару месяцев совместного проживания превратилась в безразличного холодного человека, но, признаться честно, до этого Антон тоже не купался во внимании и заботе; ни сводный брат Александр, такой же мерзкий и противный, как и его папаша. На теле проявляются синяки, а в звенящей голове эхом отдаются воспоминания о жёстком и суровом лице «отца» и о его не менее жёстком кулаке, прилетающим в лицо юноше. Первые побои… В эту ночь Антон не спит, слыша приглушённые стоны матери из-за двери в его комнату. Он свернулся калачиком, скрывшись в складках одеяла, сдерживая плач, сжимая край подушки до побелевших костяшек пальцев. В соседней комнате раздаются звуки бьющейся посуды, истошные крики матери и ор мужика, поселившегося в их доме и жившем тут уже год. Антон не знал, почему мать от него до сих пор не ушла. Антон не знал, почему четырнадцатилетний парень должен терпеть всё это. Антон не понимал, почему всемогущий СССР и Коммунизм не вмешивается, ведь в стране со светлым будущем не должно быть этого?.. Снова закутался в одеяло, уже не пытаясь остановить слёзы, как делал в прошлые разы, вытирая рукавом кофты; он разревелся, но всё ещё бесшумно, ведь если услышат — влетит и тебе. Вот и в этот раз Шастун не пытался вырываться, ведь инстинкт самосохранения уже выработал привычку «не пытайся, иначе прилетит больше и сильнее». — Ещё раз сболтнёшь чего-нибудь лишнего, — в глазах отчима плескалась ярость, а лицо его исказилось в отвратительной, жуткой гримасе, — тебя найдут утром в канаве без рук и ног, понял? — и с этими словами он начал отдаляться от сжимающегося в углу парня, открывая тому проход в свою комнату. Шатен отправился в свою комнату на подгибающихся ватных ногах, опираясь рукой о перила. Дошёл до комнаты, почувствовал мерзкий металлический привкус, но сил на то, чтобы сплюнуть и промыть рот у него совершенно не было. Упал в серой водолазке и синих штанах со следами протекторов обуви на кровать. Взгляд механически упал на ремень, лежащий на столе. Антон перевернулся и уткнулся лицом в подушку, не в силах отогнать дурные мысли, обхватил её руками, укусил наволочку, дабы издавать меньше звуков, и заплакал, сбрасывая боль от ударов отчима. Как же он его ненавидит. Появился чёрт знает откуда, качает права, всё время кичась своим титулом босса одной из главных питерских мафий. Всё время говорит ему, что он отброс общества и ничего не стоит. А мать молчит, ведь она представитель другой группировки, а для совместного существования двух мафий в одном городе требуется молчание. А страдает-то ни в чём неповинный Антон. Юноша лежит так ещё минут двадцать, перебирая в голове все самые тёмные мысли. Одна, пусть и нерадостная, пробила голову, спустив красный рычаг, призывающий к действию. Медленно встав, парень почувствовал головокружение и тошноту, а тело болело так, что захотелось лезть на стены. Медленно доковылял до письменного стола, вынимая оттуда обезболивающее, запил его водой, посмотрел на себя в зеркало: разбитая губа, уже начинающий проступать яркий синяк под глазом и множество таких же на болезненно тонких руках, следы от протектора подошвы на одежде и боль во всём теле, растрепавшаяся волнистая чёлка. Не самое худшее, что когда-либо было, но всё равно паршиво. Он медленно доковылял до кровати, свернулся калачиком и укутался одеялом. Антон понимает, что не заслужил всего этого. Антон думает, что никому не нужен. Антон надеется отомстить этому ничтожеству. Антон понимает, что, скорее всего, ничего не выйдет. Антон ненавидит всё и всех. Антон хочет, чтобы таблетка быстрее подействовала.***
Девять часов утра, а Антон уже ковыляет до многоэтажки. Мысли его сосредоточены на одной квартире и её обладательнице. Ирина Кузнецова — человек, не давший парню вскрыться ещё пару лет назад. Они познакомились давно, будучи школьниками. Ира старше его на четыре года, и уже совсем скоро заканчивает университет. Больше всего его радовало то, что они могли прийти друг к другу хоть в два часа ночи, и никто из них не откажет. Антон идёт к лифту, нажимает на кнопку вызова. Сил подниматься пешком, особенно после вчерашнего, совсем нет. Вот юноша уже стоит около двери подруги. Стучит кулаком, увешанным кольцами, по двери с мягкой обивкой, ожидая, пока хозяйка откроет. Дверь отворяется, и из проёма показывается стройная брюнетка в прямом жёлтом платье, длина которого не доходит до колена. — Антон, — радостно произносит Ира, потирая правый глаз рукой. — Ты пришёл. — Да, — Шастун непроизвольно делает шаг назад. — Отец, — единственное, что смог выдавить парень. — Бог мой, Антон, — девушка, резко меняет тон разговора, делает шаг навстречу. Кажется, она только сейчас отошла ото сна и заметила огромные синяки и ссадины на всём теле друга. — Опять? — и тут же отходит с прохода, жестом приглашая войти внутрь. В квартире, как всегда, царит идеальный порядок. Раньше он был тут из-за педантичной любви Кузнецовой у порядку, сейчас из-за того, что все вещи некогда живой квартиры распиханы по коробкам. Шатен проходит в комнату, в которой уже сидит Кузнецова. Девушка говорит, что скоро будет, а сама направляется в сторону кухни. Есть время осмотреться. Да, Антон был тут уже, наверное, сотню раз, но никогда не переставал удивляться идеальному порядку и атмосфере квартиры. Примерно через пять минут вернулась Ира, держа в руках поднос с двумя кружками зелёного чая и двумя кусками Наполеона. Благодарно приняв угощение, парень с минуту молчал, размешивая чай ложкой и тупо пялясь в стену, пока не получил лёгкий толчок в плечо от Иры. — Ты говорить-то будешь? — Шастун заметил, что в отличие от Ирининой порции, половина которой уже не было, его была нетронута. Он всё-таки решил, что хватит молчать. — Меня снова избил отец, — опустил горячую кружку и торт на стол, закрывая лицо руками, — я не знаю, что мне делать, Ир, — он поднял на неё глаза, полные мольбы, как будто она одна могла решить его проблему. — Ты что, — тон разговора подруги в миг стал более обеспокоенным, а сама она придвинулась ближе к парню, накрывая его руки своими. — Ты всегда был для меня примером, но ты думаешь о том, что хочешь причинить себе вред. Ты для меня много значишь. Если ты думаешь о суициде, пожалуйста, поговори со мной об этом, — на мгновенье Антон опешил. Вот так прямо о суициде? Но Шастун решил, что всё, хватит. Пора уже кому-то обо всём рассказать. За столько лет молчания у парня, кажется, поехала крыша. — Тебе уже известно, что мой отец меня бьёт. Но в последний год он не даёт мне ступить ни шагу. Всё под его контролем. Всё, Ир! — голос сорвался на крик. — Чтобы я ни делал, меня изобьют. Но я не могу уйти, меня не отпустят, да ещё и грохнут в придачу, чтобы сынишка мафии не торчал где попало, — он замолчал, кажется, даже не дыша, ожидая, что скажет подруга. — Антон, мы что-нибудь придумаем, — теперь девушка тоже заглядывала в глаза, цвета травы, напротив, — только не делай с собой ничего. — Ир, ну что мне ещё сделать? — в груди начала скапливаться непонятно откуда взявшаяся агрессия. — Предлагаешь пойти в милицию? — Да, Тош. — У него вся милиция на крючке. Думаешь, это так просто? — У тебя нет другого выбора, Тош. — Я не знаю. Ты собрала вещи? — Антон резко сменил тему разговора, переключаясь, отчего Ира немного опешила. — Да, — с какой-то невыносимой грустью прошептала девушка, отхлёбывая чай, указывая на чемоданы, стоявшие в углу, которые Антон поначалу не заметил. — Я не хочу. Чёртов Воронеж. Почему после учёбы в Ленинграде, Антон, в Ленинграде, меня отправляют в эту дыру? — отчаянье Антона, кажется, передалось и подруге, и теперь нужно было успокаивать её. — Мне жаль, Ир. — Обещай, что приедешь. — Обещаю. В этот же момент девушка посмотрела на часы, увидела время «12:10» и медленно встала. — Мне нужно выходить. Самолёт через час. — Тебе помочь перенести коробки? — Не нужно. Их отвезут. — Как знаешь. — Хозяйка квартиры придёт завтра вечером. Если хочешь, можешь переночевать здесь. Все бытовые приборы остаются тут. Брюнетка подошла к окну, увидела припаркованную машину, приехавшую к ней, и произнесла короткое и лаконичное: «пора». Антон стоял напротив, в его глазах скапливались слёзы, а тело в один момент само кинулось к Ире, прижимая её к себе, крепко обнимая. Девушка прижалась лбом к плечу Антона, и, кажется, тоже плакала. Так они простояли ещё несколько минут, пока в дверь настойчиво не постучались. — Обещай, что будешь звонить, — Антон первый ослабил объятия и посмотрел на девушку. — А ты обещай, что приедешь, — она заливисто рассмеялась своим ангельским голосом. — Обещаю, — в унисон сказали ребята, от чего усмехнулись. Честно говоря, Антон плохо помнит то, как помогал перенести вещи Ире. То, как прощался с ней. В памяти ярко отпечатались ясные глаза и тёплая улыбка родного человека. Чёткие мысли и осознавание происходящего появились только тогда, когда парень дошёл до милицейского участка… Антон знает, что совершает большую ошибку. Антон хочет развернуться и уйти, но понимает, что делать действительно нечего. Антон хочет умереть, но ради Иры он готов жить. Антон понимает, что жизнь его растоптала и выбросила на край трассы. Антон прикидывает, насколько сильно его изобьют. Или чего похуже сделают. Антон считает, что он полный дурак. А ещё Антон хочет в Воронеж.