Красная аура

***

      Антон подошёл к трёхэтажному зданию, покрытому какой-то белой краской. Уже потянул ручку массивной дубовой двери, как резко отдёрнул руку, словно его ошпарило кипятком. В голове неоновой вывеской пронеслись мысли: «А может, не нужно? А что будет, если?..».       Он разворачивается на пятках, бегло спускаясь по лестнице. За пятнадцать минут доходит до небольшого парка, где изредка появляются влюблённые парочки или мамы, гуляющие со своими детьми. Садится на деревянную лавочку и чувствует, как к горлу начинает поступать ком, а к глазам — слёзы. В мозгу тут же срабатывает рефлекс, выработанный за все годы проживания с отцом: «Не плакать». Антон вскидывает голову, сдерживая слёзы, но, кажется, безуспешно. В голове сейчас происходит борьба и дикое месиво. Одна его часть говорит: «Хватит реветь! Мальчики не плачут! Распустил нюни, как девчонка, ей богу. Пойди и напиши!!!». А другая сторона наоборот твердит: «Антон, тебе необходимо выплакаться. Нельзя держать эмоции в себе, у тебя может случиться нервный срыв». А тем временем чёрная, как смоль, обида обволакивала сердце тонкими нитями, заставляя биться чаще. Паршиво. Очень паршиво.       Так он просидел минут десять, а может и час, он не следил за временем. И за этот короткий промежуток его мысленная борьба успела закончиться с триумфальной победой второго типа мыслей, и он, кажется, выплакал всё, что только можно.       Антон медленно поднялся, всё же направляясь к милицейскому участку. Дошёл он, на удивление, быстрее, чем ушёл оттуда. Снова замер, не в силах отворить дверь. Но на этот раз собрался с мыслями, потянул тяжёлую дверную ручку на себя, проходя в освещённую комнату.       В помещении милиции никогда не было уютно. Место, где жёны приходят просить о помощи, ведь им нужно найти своих пропавших мужей, матери бьются в отчаянии, а люди преклонного возраста плачут из-за потерянного кошелька. Мелко вздрогнув от таких неприятных ассоциаций, он всё же поплёлся к стойке с милиционером, который просто стоял, имея отрешённый взгляд.       — Здравствуйте, — неуверенно протянул Антон, всё ещё держа в себе распирающий изнутри чёрный страх. — Я-я хотел бы написать заявление.       — Рассказывайте, — резко перебил мужчина в форме, на вид лет сорока, протягивая парню пустой лист.       Антону было просто пиздец, как страшно. Он даже не особо понимал, как может удержать пальцами ручку, но всё же как-то справился. Вскоре лист — его возможное спасение, а может и смерть — был исписан. Статья 112 — побои и статья 193 — угроза убийством, как помнил Антон. По подсчётам парня, этот ублюдок должен был сесть на два года минимум. Ну, а может, это Антон должен был лечь. В гроб.       Знаете, со стороны действительно может показаться, что парень свихнулся, ведь кто в здравом уме станет пилить сук, на котором сидит? Но он явно не в себе. Огромная, чёрная обида, накопившееся за эти годы, несправедливость, боль и стереотипы надолго сломали психику парня, и все действия он делал словно в полудрёме. Как назло, именно в этот момент сознание накрыло новыми воспоминаниями, заставляя Антона в панике содрогнуться, а сердце его сжаться.       Мужчина, старше Антона ровно на восемь лет, делает медленный, размеренный шаг, от чего тело мальчика вжимается в кровать ещё сильнее, а кровь течёт быстрее по организму. Пристёгнутые к спинке кровати руки не дают полностью закрыть тело. За эту попытку самосохранения по рёбрам прилетает звонкий удар плетью. Юноша болезненно вскрикивает, а мужчина, нависающий над ним, недовольно морщится, отстёгивая руки парнишки, переворачивая того на живот.       — Саша, — с жалостью произносит юноша, не надеясь на то, что его услышат. — Отпусти меня, пожалуйста. — Что говоришь, зайчонок? — от столь жалкого зрелища Александр усмехается, вставляя в промежность Антона сразу три пальца, смазанные вазелином. Антону очень больно, ему противно. Противно от того, что его насилует его сводный брат. Противно от того, что это продолжается уже год. Противно от того, что ему, шестнадцатилетнему парню, приходится жить так. Противно от того, что его брат такой. Антон решил, что геем никогда не станет, ведь это отвратительно. А ещё он верит, что всемогущий коммунизм и его конституция поможет, ведь гомосексуальные отношения запрещены, а в СССР все всегда следуют закону. Ведь так?..       Но юноше всё же удаётся вырваться из плена собственных воспоминаний и продолжить писать текст. Спустя несколько минут заявление было полностью составлено и продублировано. Одну милиция забрала себе, а вторую, с регистрационным номером, отдала Антону. Аккуратно сложив его четыре раза, Антон положил бумагу в сумку через плечо и медленно, ожидая часа спасения, а может и расправы, поплёлся к ближайшей кафешке.       Шатен часто приходил сюда, особенно, если тому было хреново. Деревянные столы, доброжелательные бармены и официанты, вкусная еда: всё это предрасполагало парня приходить сюда снова и снова и почти всегда заказывать его любимый «Наполеон».       Вот и в этот раз он пришёл сюда, плюхнулся на мягкую мебель, а через некоторое время к нему подошла миловидная официантка в чёрном платье по колено, белом фартуке и чепчике на голове.       — Привет, Антон, — доброжелательно улыбнулась женщина. За все те годы, что Антон посещал это заведение, она успела изучить парня, и теперь наверняка знала, что тот хочет заказать. — Тебе «Наполеон», как обычно?       — Привет, Кать, — Антон повернулся к ней лицом. — Ты, как всегда, проницательна. Да, мне Наполеон.        Екатерина тут же ускакала в сторону кухни, а Шастун принялся рыться в своих воспоминаниях. Кому он нужен? Ире, но она же уехала. Отчиму? Нет. Матери? Нет? Свободному брату? Тем более нет. Единственное, что юноша чувствовал к этим людям, так это отвращение, сильное настолько, что оно буквально распирало его изнутри. А ещё, мозг — штука сложная, поэтому имеет свойство сначала призывать к действию, а потом уже думать. Так и сейчас, Антон в сотый раз стал рыться в себе и обдумывать, как же он мог поступить. Сбежать? Нет, не вариант — сразу найдут и в подвал запрут. Попытаться что-то сказать? Его не только не послушают, так ещё изобьют и изнасилуют так, что потом неделю не встанет. Продолжать жить так, как ни в чём не бывало? Нет. Остаётся только милиция. Может, отчим быстрее выйдет из себя, и Антон так быстрее отмучается. Да, со стороны это покажется абсурдом, бредом сумасшедшего, находящегося в клинике, однако Антон другого пути не видел. В процессе этого акта самосожжения, в голове всплыл тот парень, который просил показать ему дорогу. Он показался ему милым, но странноватым. Прерывисто выдохнув, парень остался сидеть, ожидая заказ.       — Приятного аппетита, — появилась официантка спустя пятнадцать минут, ставя перед Антоном кусочек торта, украшенный мятой и половинками клубники, и тут же удаляется из поля зрения, не дав парню даже «спасибо» сказать.       Съев блюдо, и оплатив счёт, юноша выходит из кафе, направляясь на совершенно ватных ногах к большому, родному дому, с животным страхом ожидая того, что с ним произойдёт.       Подходит к тяжёлой, массивной двери. Отворяет её и медленно делает шаг вперёд, как его хватают за грудки, прижимая к стене. На это действие парень недоумённо и испуганно пищит, делая попытки вырваться, но слабое тельце не способно противостоять огромному телу отчима.       — Что пр…— Антон пытается что-то сказать, но не успевает он произнести фразу полностью, как в живот тут же прилетает размашистый удар. Один.       — Ты, — голос мучителя надрывается от злости, а ткань рубашки Антона трещит. — Из-за тебя, гадёныш, у меня могли быть серьёзные проблемы, — и, на этот раз в челюсть, он ударяет его. Два. Антон чувствует противный металлический вкус крови во рту и морщится. — Ты сволочь, я тебя поил, кормил и одевал, а ты предал нас, — и он отпускает его. Шастун обессилено скатывается на пол и пытается свернуться, но это сделать ему не дают, снова яростно ударяя и попадая куда-то в ногу. Три. Антон истошно кричит, пытаясь закрыть руками место удара, но снова боль, пронзающая всё тело, отозвалась в мозгу сигналом о катастрофическом бедствии. Четыре.       На это раз бьют сильно, с остервенением, словно волк набросился на добычу и намеревается разорвать её в клочья, лишь изредка выдавая фразы о том, какой же сынишка мразь. Больно. Больно настолько, что кажется, мозг сейчас отключится навечно.       По щекам текут дорожки слёз, а пухлые губы дрожат. Как только прилетает коронный, десятый удар, юноша снова съёживается, но его поднимают и ведут в неизвестном направлении. Антону тяжело передвигаться. Многочисленные ушибы и синяки уже дают о себе знать, пуская болезненные импульсы по всему телу. Запёкшаяся кровь, боль и жалость о рождении — это всё, что наполняет Антона сейчас. Спустившись по невыносимо длинным и широким ступенькам, оба оказываются в большой комнате с красными обоями и мягкой кроватью посередине. На ней, словно на троне, восседает тот, кого Антон боялся увидеть даже больше, чем отца — Саша.       — Держи, — отчим грубо швырнул и без того воющего от боли Антона на пушистый ковёр, прямо под ноги Саше. — Как наиграешься, звякни Серому.       — Па-а-а-ап, ну я ж уже не мальчишка, — развязно протянул Александр. — я тебя понял.       С утвердительным кивком отчим захлопнул дверь, а за ней послышались торопливые шаги, удаляющиеся от комнаты.       Антон шумно вздохнул, и наконец осмелился повернуть голову. Его глаза тут же встретились с потемневшими то ли от тусклого освещения комнаты, то ли сами по себе, карими. Александр пробежался по парню липким взглядом, который пробрался к самому желудку, вызывая тошноту, заставляя тело замереть, не решаясь даже вздохнуть. Спустя несколько томных минут, Саша всё же решился на активные действия: слез с кровати, присел на корточки так, что теперь был на одном уровне с Антоном, резко схватил его за край рубашки, потянул на себя и резко впился в губы Антона жадным поцелуем, пытаясь языком проникнуть в рот брата, однако тот плотно сжал губы, не желая продолжать это.       Относительную тишину комнаты пронзил звонкий хлопок пощёчины, что прилетела по щеке Антона. Тот тут же вздрогнул всем телом и под этим порывом инстинктивно открыл рот. Именно в тот момент язык Александра всё же проник в рот сводного брата. Прошёлся по ряду ровных зубов и вышел, оставляя дорожку слюней, тянущуюся от рта ко рту.       Грубо и жёстко перевернул ослабшее тельце парня на бок, не давая тому даже рыпнуться. Снял штаны, оставив парня в боксёрах и рубашке. В этот момент Антон почувствовал, как на ягодицу прилетел удар, который явно чувствовался даже через ткань нижнего белья. И всё. Больше ничего. Единственное, что он услышал, как от него отдаляются шаги. Рвано улыбнулся, но обречённо выдохнул, когда услышал звук открывающейся баночки вазелина.       С бёдер резко стянули боксеры, открыв Александру взгляд на возбуждающий зад юноши. Не церемонясь, тот выдавил на руку мазь, обильно намазал ею член и приставил к проходу парня, но не получил ничего в ответ. Ни стона, ни звука, ни вздоха. Александра это неимоверно выбесило, из-за чего он с размахом вошёл в Антона, выбивая из его груди душераздирающий крик. Антону больно. Антон хочет всё это прекратить. Антон ненавидит всех.       Александр двигался остервенело, тихо рыча, пока Антон глотал слёзы и извивался от боли. На ягодицу юноши прилетел удар. И ещё. И ещё. Ровно десять, как смогло посчитать помутнённое сознание. Спустя минут десять бурные толчки перешли на более медленные, а вскоре и совсем прекратились. Юноша почувствовал, как внутри него разливается тёплая жидкость, и от этого стало мерзко и противнее вдвойне.       Александр вышел из Антона, отошёл на несколько шагов и захлопнул дверь. Удушающая духота комнаты давила на грудь Антона, но тот всё же нашёл в себе силы встать и подняться на этаж выше — к себе в комнату. Подошёл к зеркалу в пол с небольшой трещиной в левом верхнем углу и, посмотрев на себя, отвернулся, скривив губы в неестественном для них положении. Медленно поплёлся в ванную, включил тёплую воду, набрал в ладонь ароматное мыло с запахом чего-то кислого и медленно растёр по коже, думая о произошедшем: такое для Антона было не впервые. С ним и раньше обходились как с тряпичной куклой, которую впоследствии выбросили на край дороги. Было и хуже, но вспоминать об этом сейчас не хотелось. И в сознании снова всплыл тот парень, которого он встретил недавно. Второй раз за сутки. Аккуратно смыл пот и кровь со всего тела, чувствуя огромную боль ниже живота.       Антон вылез из ванны, ступая босыми ногами, по которым тонкими струйками стекала тёплая вода, на мягкий коврик. Парень посмотрел на себя в зеркало, мысленно вздыхая: разбитая губа, синяки, раны, царапины, боль во всём теле, мутно-зелёные глаза, в которых легко можно было прочитать мировую грусть, подрагивающие губы и слёзы, аккуратно стекающие по щекам.       Антон расторопно переместился из ванной комнаты в спальню, укутался, думая, что всё не так страшно, как могло бы быть. Или будет что-то ещё?..