***
Прошла ровно неделя. За это время Арсений не раз вскакивал от ночных кошмаров Антона. Успокаивал его, а следующей ночью всё повторялось заново. Иногда юноша просыпался и мелко дрожал, иногда засыпал, умиротворённо посапывая. Арсений честно пытался с ним поговорить, но всё как об стенку горох. Каждый раз, находясь полностью в сознании, юноша мастерски увиливал от диалога, ссылаясь на то, что кошмары всем сняться, и беспокоить его он не хочет. Да и вообще, он не понимал, о каких кошмарах он говорит. Ага, не хочет, а по ночам орёт и рыдает так, что тут даже человек, работающий двенадцать часов подряд, проснётся. А ещё Попову казалось, что с каждой ночью Антон говорит всё более и более отчётливо. Вместо несвязного бубнежа и мычания, парень начал говорил осмысленные фразы и слова. Пару раз в потоке слов даже промелькнуло «Арсений». Но это было мимолётно, словно Попов появлялся в видениях Шастуна подобно фантому, тут же исчезая.***
— Антон? — сонный Арсений опёрся спиной об дверной косяк и сложил руки на груди. — Опять кошмары? — но Шастун не ответил, лишь продолжая брыкаться и всхлипывать во сне. Арсений на это лишь слабо вдыхает прохладный воздух комнаты, подходит ближе и плавно садится на кровать, начиная поглаживать юношу, аккуратно переходя с плеча на руку, с руки на плечо… Попов вытирает слёзы с щёк Антона, начиная шептать «Тош». Чудо, но это помогало. Вообще, больше всего его волновало то, что всю следующую неделю он будет отсутствовать и что может произойти с Антоном, он не знает.***
Антон морщит нос, чувствуя прикосновение тёплой и немного влажной руки не своей щеке. «Арсений», — про себя думает парень, но тут же в голову приходит и другая мысль: это не рука Арсения. Слишком… Когтистая?! Что?! Тут же судорожно раскрывает глаза, а тело пробивает крупная дрожь. На него смотрит нечто отвратительное, лишь отдалённо напоминающее человека. На лице залегли глубокие раны, оголяющие дёсна и зубы. Глазные яблоки отсутствовали, а на их месте зияли две чёрные пусто́ты, из которых текла чёрная жижа и сыпался песок. Сальные волосы спадали на лицо Антона, ограждая их от внешнего мира. Неестественно длинные руки шарились по бокам юноши, а одежда на монстре была разорвана, открывая почерневшие кости и вываливающееся наружу мясо. Тело Антона парализовал страх. Дикий. Первобытный. Удушающий. Он хотел закричать, но всё мышцы просто застыли, не желая делать что-либо. Пытается схватиться и оттолкнуть чудище, но на деле лишь лежит, прикованный к кровати. Антон почувствовал, как когтистые руки касаются его поледеневшей от страха шеи. Становится трудно дышать. Внутри всё начинает жечь, но он всё ещё не может пошевелиться. В голове пролетает мысль: «Вот она — смерть». Но нет. Это не может быть так, нет. Он не может умереть вот так. Это не может быть реально. Чудовище издаёт пронзительный, леденящий душу рёв. Антон никогда не слышал чего-то подобного. Это можно было сравнить со скрежетом метала и рыком тигра, но всем этим можно было лишь отдалённо описать то, что услышал юноша. А нет, может, это всё-таки реально. Монстр ещё сильнее надавливает на грудную клетку, и Антону становится катастрофически тяжело дышать. Воздух словно раскалёнными клешнями вытащили из груди, а на его место поставили ровно ничего. Монстр буквально вгрызается своим взглядом (если его можно было так назвать, конечно), пробираясь в самую душу, покрывая ту липким слоем дёгтя. Антон всё ещё пытался вырваться, но тело так и осталось парализованным. — Тош, Тош, — раздаётся откуда-то издалека, но в то же время в голове. К Антону снова возвращается способность думать. Он чувствует прикосновение тёплой руки к плечу. Это не может это может быть оно. Это, это… Арсений? И тут все мысли полетели в тартарары. Что он тут делает? Что происходит? Но чудовище снова издаёт оглушающий крик, и у парня всё от страха сжимается. Антон делает усилие и закрывает глаза. Через пару мгновений чувствует, как хватка ослабевает, а потом и вовсе исчезает. В голове всё ещё пульсирует «Тош». Открывает глаза. Первым на ум приходит то, что он снова может двигаться. Быстрым взглядом пробегается по просторной комнате. Никого нет. Никого, кроме Арсения. Юноша вскрикивает от такой резкой смены обстановки и отползает к самому углу кровати. Вжимается в неё, словно она может его полностью поглотить. — Тош, всё хорошо, — мужчина протягивает руку, но Антон от этого действия ещё сильнее сжимается. Попов по-доброму хмыкает и подползает к перепуганному юноше, чуть скрипя пружинами матраца. — Оно, оно, такое… Чёрное, страшное, — начинает лепетать Антон. Юноша всё же отлипает от стенки и с каждым словом всё ближе подползает к Арсению, сам того не замечая. — Я умер? — выпаливает он, тем самым заставляя Арсения поперхнуться. — Нет, Тош, всё хорошо, ты живой, — старается говорить как можно спокойнее мужчина, но голос в один момент всё же дрогнул. Попов понимает, что скорее всего это был сонный паралич, но как объяснить это перепуганному насмерть человеку? Да и не психолог он, чтобы знать, как вообще себя вести. — Это был сонный паралич, — повторяет он свои мысли. — Кто? — уж очень жалобно произносит Шастун, а у Арсения от такого тона в груди всё сжимается. — Давай я утром расскажу, Антош. И тут произошло то, чего Антон никак не мог ожидать. Арсений сгребает его в свои цепкие объятия, заставляя прижаться того всем своим телом. У Антона сводит мышцы. Он замирает, не в состоянии пошевелиться. В голове промелькнет мысль: «А вдруг всё-таки умер?». Но эти неожиданные обнимашки продолжаются всего несколько мгновений. Арсений отпускает Антона, и тот с глухим звуком падает на тёплую подушку. Антон не видел, что на лице Попова промелькнуло лёгкое сожаление. Мужчина уже поднимается, но сзади вдруг раздаётся: — Стой, останься, пожалуйста, — безрадостно шепчет Антон, но тут же судорожно вздыхает, понимая, что сейчас только что сказал. — Что? — Арсению кажется, что только что ему послышалось. Разворачивается всем корпусом к юноше, но тот резко переворачивается на другой бок, всем своим видом давая понять, что сейчас ничего не было. — Да нет, ничего, — уже смотря в стенку произносит Антон. — Спокойной ночи. Арсений ложится рядом. У Антона в груди сердце пропускает несколько электрических ударов. Первый — когда Арсений подползает слишком близко, второй — когда он слышит его размеренное дыхание недалеко от своего уха, третий — когда чувствует едва уловимое прикосновение руки к спине. Антону противно. Антон мечется, но потом всё же умолкает.***
Бодрит ли вас кофе по утрам? А оглушающий звук будильника, который начинает звонить у вас под подушкой? Антон с жалобным писком хлопает по часам и уже проклинает себя за то, что забыл его отключить в субботу. Но эти недовольства тут же прерываются, стоит Антону понять, что лежит в кровати он не один. Со стороны конца кровати к нему крепко прижался Арсений. Со спины тут же слышится сонное мычание и нечленораздельное: «Выруби это». Ага, я бы себя сейчас не отказался вырубить. У Антона тело парализовало не хуже того раза, когда к нему неведомая хрень завалилась. Что случилось? Почему он спит с Арсением? Почему Арсений спит с ним? Они же не могли?.. Шастун ошалелым взглядом смотрит под одеяло, и тут же облегчённо выдыхает. Одежда на месте — это уже хорошо. Но вопросов от этого не убавилось. — Доброе утро, Антон, — заспанно шепчет Арсений, но Антон на это никак не реагирует, а лишь быстро вскакивает с кровати и бежит в ванную. Нужно умыться, вдруг поможет. Холодная вода приятно обдаёт кожу, но вместе со способностью мыслить возвращаются и воспоминания. Прикосновение. Страх. Ещё прикосновение. Арсений. Лучше бы не умывался. Антон глухо стонет и закрывает лицо руками. Не хочется видеть себя вот такого. Попросить, чтобы с тобой лёг спать мужик. Самому! Да чтобы этот мужик ещё и согласился. Это ж смерти подобно. Антон был готов рвать на себе волосы. И дело даже не в том, что он проснулся в кровати с каким-то с очень даже конкретным мужиком, а в том, что ему понравилось. Нет, не в том плане, что у него встал (и хорошо), а в том, что он почувствовал спокойствие. Будто бы Арсений своим энергетическим полем каким-нибудь создал невидимый купол, в котором все болезни со страхами пропадают. Ещё лучше. Чувствовать спокойствие от того, что с тобой рядом спит мужчина. Антон, ты омерзителен. Хотя и попросить, чтобы с тобой лёг спать мужчина, тоже такая себе затея. Ладно, если Антон был бы какой-то девушкой, ну или пятилетним ребёнком. Тогда можно. Но он двадцатилетний мужчина. Но как бы то ни было, жизнь есть жизнь, она так же скоротечна, как время, и ванну нужно освобождать, ведь в дверь уже стучали.***
— Арс, — опустив глаза в тарелку с яичницей, начинает Антон, — а что произошло? — А, ну, — Арсений отрывает взгляд от тарелки и встречается глазами с Шастуном. Тот моментально уводит взор. Боится? — У тебя был сонный паралич, я увидел тебя в таком состоянии, ты вроде отошёл, а потом попросил остаться, — на одном дыхании выпаливает Арсений. Он даже без особого контекста понял, о чём хочет спросить Шастун. — Я?.. Да Антон, ты! Живи теперь с этим. Считай, что ты спал с мужиком по своей воле. Умница, Антон, умница.***
Шастун не жил последние два дня, а существовал. С каждым часом всё больше копания в самом себе, с каждым днём всё больнее било по голове осознание собственной ничтожности. Антон даже не до конца понимал, почему так себя ненавидит. Просто плыл по течению реки отвращения. Радовало только одно — Арсений должен уехать. Через час. В углу уже покоились собранные чемоданы. До этого, правда, ровно столько же времени он читал парню нотации о том, чтобы тот не вздумал ничего делать с собой и, тем более, о том, что квартиру он должен вернуть ему в целости и сохранности. А до этого целую неделю невзначай упоминал о том, как это плохо грабить и вообще не соблюдать моральные и конституционные правила. Ага, я, конечно, тупой, но не настолько же. А ещё Арсений пытался выведать у парня, чего это он его шугается так, будто бы он какая-нибудь молния. Ну, это всё формальности, ведь Попов с самого начала их разговора ещё вчера понял, что у парнишки, кажется, серьёзные проблемы из-за внутренней гомофобии. Мужчина решил, что как-нибудь изучит эту проблему доскональнее и поможет мальчишке. Как-нибудь. Но сейчас нужно было отправляться в своё время, ведь иначе он рисковал получить нехилых таких люлей от всего научного сообщества. Антон свято обещал оставить всё тут живым. Арсений, кажется, поверил.***
Антон смог нормально мыслить только тогда, когда по квартире разнёсся звон от закрытия двери и стук колёсиков чемодана за дверью. Парень затуманенным взглядом прошёлся по обстановке и направился спать. Настенные часы показывали ровно 22:30. Немного жестковатый диван давил на спину, но сейчас это казалось мелочью. На свою кровать он не решился отправиться спать, ведь в голове всё время всплывало то чудовище и образ заспанного Арсения. Антон всё же узнал о том, что такое сонный паралич. Самое главное, что извлёк из этого юноша — он не может тебе навредить. А вот мысль, что ты спал с мужиком — очень даже. Ощущаешь себя «неправильным», «больным» и «дефектным». Шастун активно отрицал тот факт, что ему понравилось. Понравилось ощущать тепло чужого тела рядом с собой и чувствовать, пускай и в определённое время, но всё же спокойствие. Антон немного потупил взгляд, вспоминая шестнадцатилетнего себя. Мужчина, старше Антона ровно на восемь лет, делает медленный, размеренный шаг, отчего тело мальчика вжимается в кровать ещё сильнее, а кровь течёт быстрее по организму. Пристёгнутые к спинке кровати руки не дают полностью закрыть тело. За эту попытку самосохранения по рёбрам прилетает звонкий удар плетью. Юноша болезненно вскрикивает, а мужчина, нависающий над ним, недовольно морщится, отстёгивая руки парнишки, переворачивая того на живот. — Саша, — с жалостью произносит юноша, не надеясь на то, что его услышат, — отпусти меня, пожалуйста. — Что говоришь, зайчонок? — от столь жалкого зрелища Александр усмехается, вставляя в промежность Антона сразу три пальца, смазанные вазелином. Антону очень больно, ему противно. Противно от того, что его насилует его сводный брат. Противно от того, что это продолжается уже год. Противно от того, что ему, шестнадцатилетнему парню, приходится жить так. Противно от того, что его брат такой. Антон решил, что геем никогда не станет, ведь это отвратительно. А ещё он верит, что всемогущий коммунизм и его конституция поможет, ведь гомосексуальные отношения запрещены, а в СССР все всегда следуют закону. Ведь так?.. Снова воспоминания и снова кошмары. На этот раз юноша видел, как привычная ему Москва покрывается толстым слоем пыли, тучи полностью заслонили солнце. А в самом центре раскинулся огромный вулкан, который медленно извергал из себя лаву. А сам Антон стоял недалеко и наблюдал, как магма пожирает всё: дома, машины, людей. И рядом со всем этим стоял Арсений. Около лавы. Антон пытался кричать, но выходил лишь сдавленный шёпот. Поникшее лицо Арсения, жар, магма и страх. Попов удручённо улыбнулся и помахал рукой Антону. Сам юноша начал бежать, но было слишком поздно. Будильник.***
— Ну привет, Даша путешественница, — подоспевший Дима приближался к Арсению. — Ты цел? Арсений комично рассмотрел свои запястья, пробежался взглядом по ногам и только тогда ответил: — Сам ты Даша. А так нет, не цел. Ноги нет, видишь? — и указал на свою лодыжку, вызывая тем самым смешок у Димы. — Сейчас ты тоже самое расскажешь совету, — Дима сделал шаг по направлению двери, — в мельчайших подробностях. — Я им буду рассказывать, как возился с каким-то подростком? — мужчина на секунду остановился и всплеснул руками. — Ну да, а что? — Дмитрий непонимающе посмотрел на Арсения. — Капец вы… — недосказанная мысль осталась висеть в воздухе, а Попов уже сделал несколько шагов вслед за другом.***
— …таким образом, относительно длительное нахождение в прошлом не несёт особого вреда здоровью человеку, — Арсений замолчал, оглядывая присутствующих в длинном зале. — Скажите, а не может ли, так называемый «Обречённый» нанести вред? — задала вопрос женщина лет сорока с пронзительными карими глазами. — Думаю, тут всё зависит от ситуации. Люди бывают разные, и знать, как поведёт себя человек в той или иной ситуации, мы не можем. И далее куча однотипных вопросов, от которых у мужчины уже начинала порядком болеть голова. Наконец, пытка была закончена, и Арсений со спокойной душой и лёгкой улыбкой на губах вышел из зала. — Эй, Арс! — окликнул его знакомый голос. Мужчина развернулся в сторону звука и увидел торпедой подлетающую фигуру. — Серёг, — приобнял друга Арсений, — ты чего такой? — Короче, мы с Димкой и Федей в бар идём. Ты с нами? — Спрашиваешь ещё. Конечно. — Вот и чудно, — хлопнул в ладоши Серёжа, словно маленький ребёнок. — Значит, в двенадцать — Так сейчас уже одиннадцать сорок. — Значит, стоит поспешить, — хихикнул Матвиенко и умчался прочь по коридорам. Арсений про себя подумал, какой же засранец этот Серёжа, но на улицу всё же поспешил. На пороге стояло довольно новое устройство. Знаете, это было похоже на смесь велосипеда с машиной. Два массивных колеса, каркас из металла и лобовое стекло. Со стороны это, возможно, выглядело и не очень надёжно, но пара лет использования этого прибора показали максимальную его практичность. Сейчас, в век всё большего отказа человечества от всего того, что может нанести вред природе, почти все водители отдают предпочтение транспорту, который не отравляет окружающую среду. Технологично и практично. Арсений подъехал к огромному зданию. По старой привычке нашёл лифт внутри. Нажал на кнопку «15» и вышел в уже до боли знакомом помещении, в котором, к слову, уже сидели слева направо: Дмитрий, Фёдор и запыхавшийся Сергей.