***
В доме царила полная тишина. Был август, а это значит, что рассветает по-прежнему очень рано. На кровати мирно спал мальчик, лишь изредка ворочаясь. Только вот снились ему сейчас только кошмары. В какой-то момент подросток интенсивно вздрогнул, что-то пробубнил и распахнул глаза, смотря расфокусированным взглядом в потолок. Ему жарко от страха, тошно, все тело в холодном липком поту. — Черт… я… — начал бормотать парень, все еще отходя от шока. Быстро оглядев комнату, он понял, что стоило было бы убраться. Да и не стоило, а необходимо было, ведь уже столько дней его об этом просит отец. Когда-нибудь у взрослого терпение закончится, а получить оплеуху за неисполнение Герману не хотелось. На самом деле, Рейх не жестокий. Он очень требовательный, дисциплинированный и чистоплотный. Последнее особенно бесило Геру. Парню надоедало вылизывать комнату ради идеальной чистоты. Ему и в бардаке жить несложно. Только вот частые скандалы по этой теме добивали его. Убраться все-таки стоило. Вздохнул, потянулся, дрожащей ладонью стер немногочисленный пот с лица. Стоит одеться, ведь, в доме он живет не один. Мозолить своим видом Рейху глаза как-то не хотелось. Хотя отец сейчас, наверное, на работе? Как давно он ушел? Герман не знает, рывком поднимается с кровати, движется к шкафу. Простая черная футболка и джинсы такого же цвета. В этот момент подросток подумал, что не плохо бы заварить кофе для начала. Еще одна мысль за сегодня, но первая, требующая уборки, была важнее. Выдохнул, отдернул полы футболки, расправил ее, после чего поплелся на кухню. А как хотелось бы поспать еще немного…***
Оказавшись там, он одарил комнату скептическим взглядом. Интерьер в стиле минимализма, который его отец полюбил так сильно. Все украшено со вкусом, но ничего лишнего не было. Какой же фриц все-таки аккуратный. Набрав в чайник воды, мальчишка поставил его на электрическую плиту, затем нажал кнопку включения. Облокотился на столешницу, прошелся взглядом по стенам еще раз. Взгляд зацепился за одну деталь — вазу. Этот кусок стекла не привлекал внимание парня, но для его отца он был чем-то стоящем и незаменимым. Небольшая, сделанная из черного стекла, края золотые. Красивая, конечно, хотя что в ней такого? Хотя да, это же — семейная реликвия… В это время чайник уже вскипел. Выключив плиту, мальчишка потянулся за чашей, достать которую было ни так просто. Тогда он подумал, что встать на стул — лучшее решение. Это и правда помогло дотянуться до нужной вещи. Насыпал в кружку пару ложек растворимого кофе (ведь варить нормальное ему было слишком лень), он залил порошок кипятком, попутно помешивая. Редкостная бурда, но другого у парня на было. Тут он вспомнил одну очень забавную ситуацию, доказывающую то, как Рейх любит бессмысленные придирки и сарказм. Однажды он не помыл полы (хотя его об этом и не просили), но даже при таких условиях нацист обиделся на него, остаток дня ходя по дому с таким видом, будто бы Германия мог спасти планету от апокалипсиса, но, по какой-то причине, не сделал этого. Отпив немного, Германия вспомнил, что сегодня суббота, а значит, что папа вернется с работы раньше — в два часа, а сейчас только пол одиннадцатого, но нужно поторопиться. Оставив кружку с недопитым кофе на столе, мальчик покинул кухню, решив начать убираться. А начал он это делать с кладовой, которую так не любил. Этой комнаты он боялся еще с самого детства. Расположена она была в конце коридора. Там было вечно темно, ведь лампочки перегорали постоянно, а у Рейха просто не хватала времени на их замену. Вечно темно и пыльно… Там хранился старый хлам и принадлежности для уборки, которые ему так нужны в данный момент. Открыв дверь, которая жутко скрипнула, Герман огляделся. Ловкостью он не обладал, также как и скоростью. Увернуться от внезапно появившегося велосипеда у паренька просто не вышло. — Ау, — болезненно прошипел немец, поднимая упавший на себя велосипед и убирая его. Пару ссадин он все-таки получил. Немногочисленных и небольших, расположенных на коленях. Болели они сильно, чем и злили парня. Но ладно, он терпеливый, вытерпит. Покопавшись, он нашел тряпку и швабру, с которыми отправился в ванную. В отличии от кладовой и темного коридора, ванная была слишком светлой и чистой. Легонько зажмурившись от яркого света, парень открыл кран, намочил тряпку и пошел протирать пыль с подоконников и полок. Начал он со своей комнаты, потом перейдет в отцовскую, дальше кухня и, возможно, коридор, ведущий в кладовую. Больше в планах ничего нет.***
Примерно час понадобился на уборку собственной комнаты. Это не много и не мало, но вот сил почти не осталось. А впереди еще комната папы… Там было все и так аккуратно убрано и разложено, но пыль присутствовала. Все тщательно протерев, он довольно усмехнулся и пошел на кухню. Стоило поторопиться, ведь через пару часов вернется фриц, который, скорее всего, не будет доволен тем, что пол был опять не помыт. Сам бы его помыл, раз так нужно. Хотя да, у него же работа… Тем временем он уже протирал последнюю полку случайно задев вазу. Согнувшись пополам, мальчик постарался поймать ее, но, как было сказано выше, скоростью и ловкостью он не отличался. Немного бестактных движений, и стекляшка с неприятным звоном падает на пол, разбиваясь. Все… Ему конец… За вазой полетел сам Герман, падая на пол вместе со стулом. Он инстинктивно выставил руки вперед, с треском упав на них. Боль, слабый писк, разочарование. Он свалился прямо на стекла, порезав ими ладони. И тут раздался звонок, напугавший парня. Тому не хотелось вставать, но пришлось, ведь это мог быть отец. — Ало, Германия? Я приду домой через пять минут, надеюсь, ты прибрался, — довольно констатировал родитель, после чего сбросил трубку. Кажется, он был в хорошем настроении… А Гера так и продолжал сидеть на полу, окровавленными ладонями сжимая собственную одежду. Тихо рыдал, боясь, что начнется скандал. Нужно еще кровь убрать и осколки из ладоней вытащить. Но как, если он даже подняться не может? Стук, говорящий о том, что нацист вернулся. Нужно прятаться.***
Уже зайдя в квартиру он услышал… ничего?.. Подозрительно. Ему никто не открыл, сколько бы он стучался. Герман так не делал обычно. Хорошо, что Рейх взял ключи, иначе бы так и не попал домой. Ну да и ладно, причину подобного негостеприимства он сейчас узнает. Оставляет рабочую сумку на полу в прихожей, дверь закрывает, идет на поиски сына. Того нет ни в ванной, ни в собственной комнате. В комнату Рейха он так и так бы не зашел, остается лишь кухня. Нашел все-таки, теряя дар речи от шока и злобы. Остатки разбитой и такой любимой вазы, кровь на полу, плачущий сын, забившийся в угол комнаты и со страхом смотрящий на отца. Ему, наверное, больно, но как он это, черт возьми, учудил? — У тебя что руки кривые?! Знаешь сколько этой вазе лет?! Нет, ты не знаешь! — первое, что с трудом прорычал Рейх. Своим криком он напугал дрожащего сына еще больше, отчего тот тихо ойкнул, закрыв глаза. Когда он стал так сильно бояться взрослого? — Герман, все хорошо? — поборов злобу, спросил пришедший, усевшись на колено рядом с сыном. Тот молчал, лишь слезы глотал и порезанные кисти к себе прижимал. — Н-нет, мне больно… — протянул ребенок, стараясь успокоиться. Кровавыми руками он стирал слезы с лица, вернее, размазывал их еще больше. Такой вид заставил взрослого лишь сожалеть своему сыну. Он не стал спрашивать то, как это вышло. Лишь потянулся к кухонной аптечке, доставая из нее все нужное. Перекись, бинт и пинцет. Он положил их на пол, после чего протянул свои руки ребенку, взглядом прося того показать свои раненные ладони. Тот ни сразу это сделал, но после долгих уговоров все-таки позволил достать осколки. Достать все стекляшки было несложно и, учитывая аккуратность Рейха, быстро. Закончив с этим, он протер ладони перекисью, замотал их бинтом, снова промочил перекисью и убрал все. А парень все молчал, просто наблюдая за этим. Почему папа не кричит? Что ему нужно сказать, чтобы заслужить прощение? Видимо, ничего, ведь сам взрослый обнял сына, прижав того к себе. Это вновь пробило мальца на слезы. Он, шепча многочисленные извинения, вжимался в отца, радуясь. Они обязательно поговорят об этом позже, но только тогда, когда успокоются.