малыши

Это всегда происходит ночью. Когда на грязный город опускается непроглядная темень, когда гаснет горящий в окнах свет, а фонари с пробитыми лампочками зияют чёрными провалами голодных до кошмаров ртов. Ночь давит, обвивает своими холодными щупальцами, душит, сжимаясь на шее, и у Штоллена дышать выходит через раз. Воздух с хрипом втягивается продрогшей глоткой, грудь сводит спазмом, а в голове мелькают картинки прошлого. Боль, страх, холод, чужой безразличный голос, пытающийся казаться участливым. Всё это нарастает ужасным гудящим гулом в его голове, вытесняет любые мысли, оставляет после себя лишь желание прекратить своё существование. Хочется уйти, спрятаться, сбежать, но от самого себя не скроешься, и Штоллену остаётся только тихо скулить, сжавшись в комок в тесном углу лаборатории. Он вцепляется холодными немеющими пальцами в свои волосы, сжимает, тянет, будто это поможет вытянуть из сознания удушающее ощущение беспомощности. Бьётся затылком о стену, всхлипывает судорожно, словно можно выбить из головы звучащий в ней отвратительный голос. Он не замечает ничего вокруг, мира не существует, есть только огромный пласт кошмаров, вылезающих из подсознания ночами, и Штоллен просто сжимается в своём уже ставшем родном углу прямо на полу, уткнувшись лицом в колени. Шепчет тихо «перестань-замолчи-уходи» потому что знает, что кричать бесполезно, и поверхностно дышит. Он знает, что это продлится до утра, стихнет к рассвету, и тогда можно будет снова стать самим собой. Шебутным профессором с сумасшедшей искоркой во взгляде, с едкими замечаниями и флиртующими нотками во время разговорах о злодействе. Но сейчас он разбит и не хочет ничего, кроме тишины в собственной голове. Выдохнув сквозь стиснутые до боли зубы, Штоллен бьётся затылком раз, другой, и удивлённо застывает, когда на третьем ударе голова ощущает под собой тёплую ладонь вместо твёрдой холодной стены. Он щурится подслеповато без очков, поднимая немного подбородок, чтобы взглянуть, и Котла узнаёт сразу же. Тот сидит рядом, опёршись на одно колено, и смотрит внимательно так, будто что-то интересное увидел. Спрашивает тихо: – Решил отбить свои гениальные мозги? Штоллену не до его едких подколок, у него перед глазами белые стены, а в ушах монотонный голос. Он утыкается снова в свои колени, сжимаясь, и лицо прячет. – Уходи. – Что с тобой? – Уходи. Он сжимает руки в волосах, до боли натягивая их, и ждёт. Ждёт, когда Котёл уйдёт, чтобы снова можно было поддаться этому тёмному, ждущему его монстру. Застрять внутри себя и блуждать по холодным коридорам сознания. Котла не слышно. Ни шевеления, ни дыхания, ни каких-либо звуков, и Штоллен решает, что он всё же ушел так же бесшумно, как и припёрся. С облегчением от того, что он снова один, профессор стонет протяжно и на выдохе шепчет, просит, умоляет этот голос заткнуться. Тянет снова за волосы, причиняя себе боль, чтобы хоть как-то задержаться, остаться в этой реальности и замирает, когда чувствует, как чьи-то ладони ложатся сверху на его руки. Накрывают сведённые судорогой пальцы, вынимают из спутанных кудрей и сжимают несильно. На плече ощущается прикосновение, тёплое и живое, и Штоллен неосознанно льнёт к нему, уставший от вечного холода и мрака. Жмурится болезненно, когда знакомые руки легко подхватывают его, прижимая к крепкой груди, и не чувствует никакого желания бояться или сопротивляться. Даже если Котёл его сейчас отнесёт в участок или сбросит с крыши, Штоллен только облегчённо выдохнет и примет это. Но несут его недолго, и скоро профессор осознаёт себя лежащим на собственной узкой кровати, стоящей в небольшой комнатке в дальнем конце лаборатории. Котёл садится вместе с ним на постель, устраивает на своих коленях и гладит в грубоватой ласке по спине, успокаивая. Обычно отстранённый и жёсткий, он сейчас держит Штоллена в своих руках, и у профессора от этого осознания слёзы наворачиваются на глаза. Он плачет бесшумно, тихо, уткнувшись лицом в широкую грудь, и чувствует, как зарывается в его волосы чужая рука. Поглаживает осторожно, распутывает кудряшки и касается нежно кожи головы. Штоллен на этих прикосновениях концентрируется и ощущает, как слабеет тьма в сознании. Как отступает страх и чувство беспомощности, и вцепляется пальцами в тёплую ткань чёрной водолазки. Шепчет тихо: – Спой мне. – И чувствует, как от неожиданности Котёл замирает, даже перестает двигаться в такт дыханию грудная клетка. – П-пожалуйста… Он… он здесь, постоянно здесь, я уже не могу его… его слушать… это невозможно… – Шшш, тихо. Котёл отмирает, снова начинает двигаться рука в волосах, массируя осторожно, и Штоллен замолкает. Думает, что выглядит теперь слабаком и трусом, что не стоило говорить этого, стоило прогнать и не позволять видеть свою слабость, когда над ухом раздаётся тихое мычание. Не слова даже, не песня, скорее мурлыкающий мотив, но профессор тут же расслабляется. Прислоняется ухом к груди, чувствуя слабую вибрацию голоса, и закрывает глаза. Он этой мелодии не знает, вслушивается, оттесняя ужасный голос прошлого куда-то назад, и тычется благодарно губами в тёплую ключицу, закрытую тканью. Штоллен засыпает через несколько минут. Котёл смотрит на расслабленное лицо врага и тяжело вздыхает.