Посмеёмся над этим вместе

На следующий день Тереза не вернулась. Томас пересилил своё нежелание говорить с Дженсоном и, после обеда, когда они шли к тренажёрам, парень мельком заметил мужчину. Томас подбежал к нему, потому что риск снова упустить Дженсона был велик. Мужчина остановился только когда услышал рядом с собой топот сапог бегуна и, резко развернулся, да так, что чуть не заехал локтем Томасу в глаз. После осмысливания ситуации и обменом извинений парень наконец спросил про Терезу. Ответом ему был растерянный взгляд, затем всё та же дружелюбная улыбка и что-то вроде «С Терезой всё хорошо, просто некоторые осложнения из-за лекарств введённых ей, у неё аллергия на один из препаратов». Спросить что это за препарат и можно ли её увидеть Томас даже не успел: Дженсен, как-то… нежно похлопал его по плечу и удалился пробормотав, что ему некогда и он очень спешит. Томас медленно развернулся на пятках, возвращаясь к ребятам. Общение с Крысуном для глейдера было неприятно. В основном потому что каждый раз случались неловкие ситуации, потому что Томас испугался влияния парфюма мужчины на свой организм, возможно у него аллергия. Ну и глаза, да, на глаза Дженсона у Томаса тоже аллергия. Хотя если так подумать, то на всего Дженсона у Томаса будет аллергия. Мужчина тянул его к себе и парень даже не понимал почему. Возможно в прошлой жизни, той которая забыта, Томаса привлекали мужчины за тридцать, с выкрашенными висками и широкими плечами. А ещё скрытность и загадочность Дженсона тоже привлекали его. Томасу хотелось узнать, что же он скрывает, разгадать его, словно очередную загадку, как если бы это был ещё один лабиринт, только созданный из кожи и плоти. Но это даже звучит глупо. Глейдер осознавал всю сложность ситуации, хотя бы потому что они знакомы от силы три дня и то, общались лишь короткими диалогами и взглядами, будто стараясь прочесть мысли друг друга. А единственное что глейдер знает о мужчине — его имя и только. Не то чтобы это удручало или сильно расстраивало, но руки чесались сделать что-нибудь, чтобы узнать Дженсона поближе. Иногда Томас мысленно составлял план знакомства, но каждый раз начинал заново, с чистого листа. Пару раз Томас ненавязчиво спрашивал совета у друзей, потому что все его идеи оказывались либо полным бредом, либо страшным бредом. Даже шиз бы придумал лучше. К счастью или к сожалению, но долго думать Томасу не пришлось и уже буквально на следующий день возможность представилась сама собой. Будто судьба, благоволящая им всю дорогу от Глейда и до этой загадочной базы посреди пустыни, говорила Томасу — «Давай, хватайся за эту ниточку, я в тебя верю!» –, а потом загадочно улыбалась и недобрый огонёк сверкал в её глазах. Совсем недобрый. Но разве мог Томас что-то противопоставить такой могущественной силе как удача, судьба, провидение или, в крайнем случае, Бог? Не то, чтобы он верил во всю эту чепуху, но бывают вещи, которые нельзя объяснить песчаной бурей или случайностью. Ведь случайности не случайны, так? А значит место есть и для суеверий. Так что собрав себя, свою храбрость и любопытство, сжав их крепко накрепко в кулаке Томас поспешил на встречу с судьбой, а точнее за Дженсоном, который выдернул его перед самым отбоем, под предлогом «нам нужно снова поговорить наедине, хочу кое-что тебе показать». Под удивлённо-взволнованные взгляды глейдеров Томас поспешил. Наскоро зашнуровав только снятые ботинки, парень вышел к Дженсону, который тут же закрыл за ним двери комнаты. Мужчина повёл Томаса по незнакомым ему коридорам. Некоторое время они шли в тишине и видно было, что Дженсон о чем-то задумался, но не Томас, разглядывающий мужчину со спины. — Так, о чем вы хотели со мной поговорить? — Нарушил молчание Томас, с интересом оглядываясь по сторонам, запоминая обстановку. Что-то подсказывало бегуну, что это может пригодиться в ближайшем будущем. — Нет, не только поговорить, но и просветить. Однако, чтобы это сделать ты должен будешь увидеть всё сам. Поэтому, будь добр, потерпи ещё немного и сам всё увидишь. — Дженсон оглянулся, лишь чтобы мягко улыбнуться Томасу, любопытство которого только возросло. Серьёзно? На кого-нибудь вообще действует это пресловутое «скоро сам всё увидишь»? Бред сивой кобылы, потому что обычно хочется скорее прийти к этому таинственному чему-то и увидеть его, пощупать, понюхать или попробовать, если, конечно, возможно это сделать. Потому парень постоянно оглядывался, с интересом оглядывая всё вокруг себя, запоминая обстановку, в поисках ориентиров, подсказок к тому, что же может быть там, куда ведёт глейдера мужчина. Странно, но ничего похожего на страх в этот момент в Томасе не колыхалось. Было лишь нетерпение и любопытство пятилетнего ребенка, которому показали что-то интересное. Что-то такое, чего он ещё никогда не видел. Но где же эта пресловутая тревога? Где она? Неужели Томас доверяет Дженсону? Нет, быть того не может. Или может? Закончить мысль Томасу не дали. Свет в коридоре внезапно выключился, а парень снова – В который раз уже? – врезался в резко остановившегося впереди Дженсона. Глаза привыкшие к свету были так же ошеломлены, как и глейдер, который вцепился в предплечье мужчины, промаргиваясь. — Что… Что произошло? — Выдавил Томас. Вот и звоночек из прошлого — оказывается он боится темноты. Почему он не понял этого раньше? Наверное потому, что темнота в Глейде была освещена пламенем костров и звёздным небом, с бледным ликом луны. Здесь же — закрытое помещение, в котором нет света, есть лишь абсолютно всепоглощающая темнота, в которой не различить даже очертания собственных рук. Это пугало, посылая табуны мурашек по телу, навевая смутную тревогу. — Наверное, снаружи что-то пошло не так и шизы повредили один из генераторов. Это если повезло. — Произнёс Дженсон, отцепляя от своего предплечья руку Томаса. Мужчина не знал своего нанимателя настолько хорошо, но в такой ситуации обнаружился совершенно банальный страх темноты. Значит будет сложно при том, что фонарика с собой нет, а до двери ещё поворот и и несколько метров. По-другому никак не выйти, если накрылось всё электричество, значит главный вход не откроется. Все рабочие сейчас в другом крыле и добраться до запасного выхода не смогут. Они успели преодолеть последнюю дверь на электричестве, у других же нет шансов. Если произошли неполадки, значит людей снаружи уже нет или не будет, потому что фонари освещающие базу тоже отключены. Если сейчас дойти с Томасом до двери, возле которой есть фонарик и пистолет, значит у них будет шанс хотя бы временно починить генераторы, чтобы за ними пришли другие. Но Томас осложняет задачу — он боится темноты, а это может вызвать некоторые затруднения. Черт. Надо решать. — Если повезло? — голос Томаса дрогнул. — А… Если не повезло? — Теперь глейдер мог различить смутные очертания спины Дженсона, совсем слабые очертания и уверенности это не прибавило. В гнетущей тишине слышалось лишь тяжелое дыхание парня, ему казалось будто темнота, вязкая и тягучая, как патока, забирает частички спасительного воздуха. В коридоре стало заметно жарко, наверное система вентиляции, тоже работала на электричестве и сейчас была отключена. Это ещё больше вводило Томаса в надвигающуюся панику. Черт почему он не остался в лабиринте? Жил бы сейчас припеваючи, ни о чём не переживая, кроме гриверов. Какая тварь дёрнула пойти в этот треклятый лабиринт, разгадывать эти загадки? Сейчас и Чак был бы жив, и Галли, и Алби. Ком подкатил к горлу, дышать стало труднее, горло будто сжимали в крепких тисках, глаза заслезились, но Томас держался. Он не может позорно разрыдаться сейчас, не может показать свою слабость Дженсону, не должен. Мужчина кажется обладал способностью читать мысли. По шуршанию Томас понял, что мужчина повернулся к нему, а затем чужие прохладные ладони опустились на часто вздымающиеся плечи. — Послушай Томас, послушай меня, ладно? — Томас не ответил, но мужчина знал, что его слушают. — Сейчас успокойся, пожалуйста, постарайся, хорошо? Я рядом и ты не один. — Дженсон погладил большим пальцем плечо Томаса, отвлекая его на себя. — Мы сейчас выйдем наружу, чтобы временно починить генераторы, ладно? Нам нужно пройти по коридору ещё немного, у двери наружу будет фонарик. — Про пистолет он решил умолчать. — Понял? Томас, ответь. — Х-хорошо, я понял. — С некоторыми заминками проговорил Томас, всё ещё задыхаясь от эмоций и лёгкой паники. — А теперь дыши. Давай, спокойно, вдох — Мужчина вдохнул, медленно, глубоко — И выдох, — Он выдохнул, так же медленно и спокойно. Повторил ещё раз, слыша как Томас делает тоже самое. — Порядок? Нихрена не порядок, подумал Томас, вслух же сказал — Да, вроде. — Дыхание глейдера всё ещё было загнанным, но он немного успокоился. Дженсон говорил медленно, уверенно и спокойно, его уверенность передалась и Томасу, но что-то подсказывало, что паника просто ждёт удобного момента, чтобы в следующий раз ударить не в селезёнку, а прямо под дых. — Тогда вперёд. — Дженсон убрал руки с плеч парня, превозмогая желание притянуть его к себе и обнять, показать, что Томас и правда под его защитой. Но мужчина не сделал ничего из этого, отворачиваясь и прищуриваясь, силясь разглядеть хоть что-нибудь. Внезапно он почувствовал прикосновение горячей ладони Томаса, к его прохладной. Глаза Дженсона округлились. Он, на свой страх и риск, несильно сжал ладонь глейдера, чтобы потом переплести их пальцы и сжать чужую горячую ладонь уже немного сильнее. Сзади послышался облегченный выдох. Парень наверняка и не думал, что он получится таким громким, но Дженсон всё равно услышал. Мужчина решил не комментировать сложившуюся ситуацию и двинулся вперёд, ощупывая свободной рукой стену. Томас кажется взял себя в руки и больше останавливаться не приходилось, шаг Дженсен взял широкий — чем быстрее дойдут, тем быстрее включится на станции свет и они смогут рассчитывать на помощь. Миновав поворот мужчина спросил у Томаса как он себя чувствует, тот пробормотал, что всё нормально, сжав руку Дженсона на мгновение крепче. Крысун ухмыльнулся, никак не комментируя это всё, но он бы соврал, если бы сказал, что ему не нравится держать руку Томаса в своей, быть для него единственным, кто сейчас рядом и может оказать поддержку, успокоить. Это была бы самая крупная ложь в его жизни. Но кто вообще его спрашивал? Как будто Дженсон хоть кому-нибудь о таком расскажет. Он ведь и не соврёт, если промолчит. К тому же сейчас в мире, некогда таком красивом, разноцветном и по-своему лёгком вроде как апокалипсис, а он думает только о том, чтобы разложить непослушного Томаса, да хоть здесь, в тёмном коридоре, где нет кроме них никого и выжженная пустошь, коей стал мир, не то чтобы важен, потому что рядом Томас и он бы умолял о большем, цеплялся за плечи, царапал спину короткими ногтями. Отогнав от себя такие неуместные сейчас мысли Дженсон наконец нащупал дверной проём, саму дверь, ручку и повел по стене дальше, где в специальном ящичке лежал фонарик и пистолет. Все фонарики заранее были с батарейками, чтобы в непредвиденных ситуациях, таких, как эта, можно было быстро сделать то, что нужно и спасти всем жизнь. Легко на слух, однако. Руку свою от томасовской пришлось отцепить, причем правда пришлось отцеплять, чтобы открыть ящичек, убрать пистолет за ремень, продетый в брюки и взять в руку фонарик. Включив фонарик, хвала небесам он работал, мужчина вручил его Томасу, а сам залез в карман брюк, чтобы извлечь свою карточку-пропуск. — Электричество же не работает, как тогда вы сможете открыть дверь карточкой? — Саркастичности в интонации Томаса было столько, что будь она материальна — дверь уже раскрошилась бы на молекулы. — Карточки должны работать, у них особая система, которая не зависит от электричества. Мы не настолько глупы, чтобы подключить карточки к электрической системе и в одной из таких ситуаций, как эта, остаться без надежды на спасение. — Усмехается в ответ Дженсон и прикладывает карту. Замок щёлкает и дверь открывается. — К тому же карточка понадобится нам, чтобы дверь не закрылась, иначе мы не сможем попасть назад до тех пор, пока не починим электричество. Томас присвистывает и лишь крепче сжимает в руке фонарик. Есть у него какое-то нехорошее предчувствие насчёт всей этой затеи. *** Снаружи разыгралась настоящая песчаная буря. Хотя, может она и не заканчивалась с момента приезда Глейдеров, потому что всё это время никто из персонала старался не выходить наружу без особой нужды. Ветер задувал песок в лицо и волосы, а открыть глаза или сказать что-то было задачей поистине непосильной, потому что попытайся ты сказать хоть слово — съешь целую пригоршню песка, во всех смыслах, которые только возможны. Глаза — особая тема: им с Дженсоном пришлось идти бок о бок, чуть склонив головы, потому что только у Дженсена был надет плащ, поверх водолазки. Мужчина пришлось его снять и перекинуть руку, приобнимая Томаса за плечи, чтобы была хоть какая-то возможность смотреть и при этом не убить свои глаза, попутно умирая от боли в них же. По мере приближения к зданию с генераторами, питающими станцию стала ясна и причина поломки, коей оказалась не только буря, но и, как сказал Дженсон, шизы. На вид, судя по всему не только на вид, хлипкая железная дверка была распахнута настежь. Петли жалобно скрипели при каждом порыве ветра, а замок — замок уже в мире ином, к счастью или к сожалению пока не понятно. Дженсон заходит в, своего рода, амбар первым, достаёт что-то из-за пояса и тут-то Томас наконец понимает, что мужчина взял из того шкафчика возле двери, помимо фонарика. И вроде должно быть легко, потому что им хотя бы есть, чем защищаться, но как-то не по себе от того что ему не доверяют, что-ли. Оно конечно и понятно — бешеные подростки, которые только выбрались из лабиринта, полного отвратительных тварей. Подростки, которые на протяжении нескольких лет выживали практически сами по себе, конечно, какое уж тут доверие. К тому же глейдеры тоже не особенно проявляли симпатию к этому месту, но пока ничего беды не предвещало, так что можно было и отдохнуть. К тому же Тереза сейчас чёрт знает где, мало ли что они с ней сделали, а без неё не уйдёшь, потому что неправильно как-то. Дженсон тянет Томаса за собой, отвлекая от посторонних мыслей, пока сам напряжённо всматривается и вслушивается в, опять же, будто вязкую тьму, которой даже и конца не видно. Где-то неподалёку раздаётся грохот и приглушённый звук, будто диким зверем издаваемый, а не бывшим человеком. И пусть звук был не громкий — кто-то с другого конца помещения вроде как отозвался, но как-то тоже вяленько, слабо. Крысун среагировал мгновенно — в два прыжка прижал Томаса к ближайшей стене и накрыл своим телом, наваливаясь сверху. Спросить что происходит — ситуация не позволяла, приходилось терпеть и прилагать значительные усилия, чтобы кровь продолжала циркулировать по всему организму, а не приливала к югу, потому что сейчас Томас как никогда прежде ощущал силу чужого тела и запах, присущий только Дженсону, смешавшийся с его идеально подобранным парфюмом. Где-то над ухом раздавалось чужое сопение, а горячий воздух опалял шею, вызывая табуны мурашек. И казалось Томас готов позорно попасться со стояком в такой весьма двусмысленной ситуации, в которой у того же Минхо не встало бы. Ну что ж. Томас не Минхо даже близко. Но внезапно неясное шарканье и надрывный, булькающий хрип раздаются совсем рядом, всего лишь в каких-то семи шагах и медленное тягучее марево возбуждения молодого организма отступает. Приходит страх, потому что шизы — не отвратительные гриверы, которых и правда хочется расплющить поскорее. Томас вообще-то не видел шизов. Разве что мельком, когда они бежали до огромных дверей убежища. И рассмотреть их толком не удалось, удалось лишь услышать, какие звуки издают шизы и Томасу они не понравились ни разу. Он понял, что всё это произошло из-за болезни — Вспышки, как её называют на станции, но с чего это началось и как именно — всё ещё загадка и, что-то подсказывает, что ответ вообще-то достаточно близко, стоит лишь захотеть его узнать. Но глейдер от чего то не хочет ничего узнавать, не хочет разгадывать. Возможно у него ещё есть здесь одно неотложное дело, которое он обязательно провернёт, если они с Дженсоном всё-таки выберутся отсюда и смогут починить генераторы. Но думать о таком сейчас было бессмысленно, потому что ещё ничего не известно и ничего не сделано. В конце концов Томас даже не уверен в том, что именно представляет из себя мужчина, кроме того, что он немного Крысун. Видно было, что он явно что-то не договаривает, но что-то вынюхивать — бесполезно. Он явно не первый и не последний такой дурак, который что-то подозревает. И, кто знает, где сейчас остальные такие же любопытные, что не смогли усидеть на месте? Явно не там, где всё весело, красочно и радостно. Дженсон же о таком не думал. Для него Томас был интересным строптивым мальчишкой. Не таким как остальные. Не только потому, что был его нанимателем, но ещё и потому, что он был единственным, кто не повёлся на их чушь о том, что они куда-то там отвозят детишек. Все остальные верят, что у них есть шанс на счастливое будущее, после кошмаров лабиринта и идут на убой с такими счастливыми выражениями лица… Поначалу ему было сложно, но он проникся верой, что всё это оправдано. Что тысячи детей, сотни тысяч детей — оправданная жертва. Отчасти он смог в это поверить, потому что заразился сам. Но у него в отличие от некоторых был шанс протянуть чуть дольше. Томас, новый Томас, пошатнул в нём эту уверенность. Теперь мужчина не был уверен, что смог бы не приходить туда изо дня в день, чтобы посмотреть на мертвенно-бледное лицо, с потускневшие загаром, сальными, сухими волосами и никогда больше не увидеть этих хитрых карих глаз. Не услышать звонкого голоса, потому что мертвецы не смеются вместе с другими мертвецами, обсуждая свою смерть. И мертвецы уже не увидят, во что превратился их мир. Потому что они забыли. Им стёрли память о том, каков мир снаружи. И пусть. Возможно именно поэтому карие глаза искрятся жаждой узнать, что за стенами, искрятся жизнью, а не тускнеют день ото дня, потому что столько друзей уже отправлено в Лабиринт, столько жертв принесено, а лекарства всё нет. И именно потому что секрет Дженсона, даже два, сейчас могут всплыть он так напряжён. Вовсе не потому, что чувствует бешено бьющееся сердце глейдера. И совсем не от того, что тот неосознанно вцепился в его пальто, совсем нет. Ну, может отчасти. Надрывное, булькающее хрипение раздаётся совсем рядом и мужчина слышит, как шиз принюхивается, выпуская вместо углекислого газа смрад гнили и разложения. Слышит, как щёлкают то и дело чужие пожелтевшие зубы. Наверное челюсть у шиза сломана, вывернута и тот пытается прикрыть рот, но безуспешно. Кости щёлкают от этих движений, а непонятно как и чем выделяемая слюна, вязкая, помутневшая и тягучая, капает на пол, но эха нет, потому что на полу слой песка, размером в дюйм. А Дженсон ближе прижимает Томаса к стене, пытается перекрыть его запах своим, потому что ему шизы ничего не сделают — он уже заражён и они это чуют. Пистолет это запасной вариант, потому что больных Вспышкой привлекает шум и свет, а ещё кровь и мясо. И тут Дженсон решает отвлечь их всех по-другому. Мужчина подносит свою ладонь ко рту и до боли сильно кусает ребро, чтобы прокусить кожу. Кровь у него уже подпорченная, а эти твари на неё реагируют, словно акулы. Томас смотрит за этим не отрываясь, сглатывает и глаза его блестят в темноте. А потом, спохватившись, начинает брыкаться, пытается вырваться. Потому что не знает, не догадывается, думает, что мужчина это специально. Дженсон угрожающе смотрит на него и полностью наваливается всем весом, придавливая к стене, чтобы не шумел. Прокушенную ладонь он отводит вбок и чувствует, как горячая, липкая жидкость стекает вниз и падает, но песок заглушает звук. Его кровь сейчас наверняка темнее, чем если бы мужчина был здоров. Шиз снова принюхивается, пока Томас замирает и непонимающе смотрит Дженсону в шею. Шестерёнки в его голове крутятся с неимоверной быстротой и тут осознание волной окатывает его с ног до головы, посылая по позвоночнику дрожь. Изо рта вырывается судорожный выдох и Томас спешит его закрыть, потому что одно неверное движение с его стороны и глейдер покойник. Дженсона не тронут. В любом случае просто так пройти им не удастся, а стоять у стены до наступления дня — не вариант. Хотя бы потому, что буря может затянуться ещё на пару дней и, даже если наступит день, солнце может не быть достаточно ярким, чтобы тут что-то можно было разглядеть, к тому же Томас не заметил здесь каких-либо намёков на окна. Нужно было что-то делать и Дженсон сделал. У него, видимо, мыслительный процесс не занимал много времени, да и с шизами тот точно был знаком намного лучше, чем глейдер. Мужчина резко развернулся на пятках, замер, фокусируя взгляд на мутной движущейся тени и, схватив шиза за горло здоровой рукой, что есть мочи потащил его к выходу из амбара, где поскрипывали от порывов ветра дверные петли. И всё бы ничего, оставалось всего пара шагов, если бы противное, похожее на человека существо, от которого исходил удушливый смрад, не выказало сопротивления, не потянулось своей рукой и обрубком второй к Дженсону, не завыло жутким, нечеловеческим, хриплым голосом. Томас замер. Кровь в жилах стыла от этого вопля и такое первобытное чувство страха захватило его, что гриверы показались чем-то менее опасным, более родным и привычным. Глейдер никогда не думал, что сможет назвать гривера родным, но да, именно это слово приходило на ум. Потому что паззл сложился воедино и так мерзко стало на душе от осознания, что каждый из его друзей может стать шизом. Что он сам может им стать. И что все люди, некогда бродившие по миру, радостные или грустные, счастливые или несчастные, с детьми или без, превратились в это. Двинуть какой-либо конечностью не представлялось возможным, он будто их не чувствовал, но при этом мурашки, табунами проносившиеся по коже и дикая дрожь в руках ощущались как никогда сильно. Дженсон о состоянии Томаса даже не догадывался, потому что был занят другим. Ему всё казалось почти, но шиз всё норовил вырваться и бросится в сторону Томаса, издавая хриплые поскуливания, рыча и брызгая чёрной слюной, вперемешку с такой же чёрной кровью. Наконец мужчине удалось найти опору — прямо за ним шёл выступ бетонного пола или кусок железа, так сразу и не понять — у ботинок плохая чувствительность, но это дало точку опоры и, уперевшись одной ногой в этот выступ, Дженсон что есть мочи оттолкнулся и взяв сразу бег толкнул шиза к двери. Тот не устоял на полусгнивших ногах и покачнулся. Послышался противный, хлюпающий хруст и заражённый стал заваливаться на правый бок — колено, судя по-всему, вылетело из сустава, образовав открытый перелом. Оно и к лучшему — дотащить шиза до двери не составило труда, так же как и повалить его на пол, быстро встать и захлопнуть дверь. Вновь хлюпающий хруст, хриплое бульканье из разодранной глотки и заражённый затих. Естественно, какое существо сможет жить с размозжённой головой? Однако на этом приключения не заканчивались. Стоило Дженсону облегчённо выдохнуть, как второй шиз напомнил о себе визгом и громким топотом. Мужчину будто окатило холодной водой, потому что во всей этой сумятице он совсем забыл про Томаса. Чёрт! К счастью фонарик был при нём. Тьму в помещении прорезал тусклый луч света, но и этого хватило, чтобы привлечь на себя внимание шиза, быстро осмотреться и на полках склада найти старый, заржавевший болторез. Как кстати. Шиз сделал выпад, ведомый лучом света, ослеплённый. Дженсон отпрыгнул назад, оставляя фонарик на стеллаже, а сам схватился за болторез двумя руками. Прокушенная ладонь отозвалась вспышкой боли, но мужчина не обратил на это внимание. Он подошёл ближе к шизу, при этом так, чтобы видеть его в профиль. Иначе замахнуться бы не вышло. Дженсон жалет глубокий вдох, попутно замахиваясь. Шиз на него не смотрит, он смотрит на Томаса, которого в свете фонарика хорошо видно. Дженсен свистит, привлекая внимание и, когда заражённый поворачивает голову в его сторону, смотрит мутными глазами, запавшими в глазницы, щелкает жёлтыми зубами, показывая разодранную щёку, Дженсен бъёт прицельно, в висок, вкладывая в удар всю свою силу. Рубить голову не обязательно, главное — нанести ущерб мозгу. И Дженсон нанёс. Хруст костей отчётливо раздаётся в помещении, эхом облетая все тёмные уголки. Один глаз лопается, оставляя после себя пятно черной, жидкой крови. Намного более жидкой, чем у здорового человека. Кровь разлетается во все стороны, кость крошится и шиз, издав предсмертный, режущий уши визг, падает замертво. Теперь то уж точно умер, так умер. Томас инстинктивно поворачивает голову на источник звука и всматривается привыкшими к свету глазами в темноту. Он различает движущуюся тень и пугается, пока на свет не выходит Дженсон. Дженсон с окровавленным болторезом в руке. Дженсон с разводами чёрной крови на лице и блестящими яростью глазами. Яростью и жаждой убийства. Томас сглатывает. Его пугает взгляд мужчины, но в то же время внизу живота приятно тянет, реагируя на что-то в таком Дженсоне. Растрёпанном, с одышкой и диким взглядом, с лицом в чужой черной крови. Из взгляды невольно встречаются и Томас чувствует, что ещё немного и у него начнут дрожать коленки, как у маленькой девочки. Он чувствует, что его затягивает и поспешно отводит взгляд, отходя от стены. — Это всё? — Шёпотом проговаривает глейдер, потому что амбар достаточно большой, чтобы тут мог спрятаться ещё, как минимум, один шиз. Да и скажи он это вслух — его голос бы дрогнул. Дженсон ухмыляется и сглатывает, потому что сейчас было что-то такое в его сознании, что пугало больше, чем Вспышка. Мужчина сомневается, что смог бы остановить себя или Томаса, затей кто-то из них глупость. — Наверное да. — Он пожимает плечами и ложит болторез на прежнее место. Взяв фонарик он осматривает стеллажи и находит достаточно крепкую проволоку. Не новый замок, но тоже сгодится. — Томас, возьми. Нужно закрыть дверь. И Томас послушно подходит, забирая из рук Дженсона проводку, идёт закрывать дверь. Мужчина замечает, что руки Глейдера бьёт мелкая дрожь. Он снова ухмыляется и прикидывает кое-что в уме. Интересно.