Посмеёмся над этим вместе

Пока Дженсон чинил генераторы, а Томас хоть сколько-нибудь пытался ему помочь, даже в банальном поиске инструментов, — песчаная буря медленно успокаивалась. К приходу спасательной бригады с убежища, гул песка, бьющегося о жестяные стены пристройки, уже утих, а дверь, не удерживаемая сломанным замком, больше не скрипела. Дженсон и Томас сидели на полу, последний привалился к плечу мужчины. Его глаза слипались и ему неимоверно хотелось спать. И Томас бы непременно уснул, если бы не услышал окрики людей снаружи, если бы Дженсон не потормошил его за плечо. Глейдер встрепенулся и поднялся на ноги, вслед за ним поднялся и Дженсон, они переглянулись и направились к выходу. Мужчина достал из-за пояса пистолет, конечно, всякое может случится, и первым направился к двери амбара. Хлипкая дверца тут же распахнулась, а в лицо ударил яркий свет фонариков. Томас поморщился и зажмурился, судя по напряжённой спине Дженсона, которая на секунду мелькнула перед взором, он сделал тоже самое. К счастью пытка не продлилась долго, люди в такой же форме как и те, которые привели сюда Глейдеров, опустили фонарики. Один из них, судя по всему главный, подошёл к Дженсону и что-то сказал ему. Томас не расслышал что именно. Мужчина нахмурился и, поджав губы, покачал головой. — Наши техники смогут с этим справится? — Сказал Дженсон не указывая на что-то конкретное и оставляя Томаса в полном неведении. Даже догадок ноль, а ведь интерес уже закрался в сознание. Уверенное «Да, но это займёт какое-то время», от человека в форме было ему ответом и Дженсен, удовлетворённо кивнув, пошёл на выход. Томас долго не мялся — сразу же пошёл за мужчиной. Через какое-то время Томас уже сидел в комнате Дженсона, хотя тут скорее подойдёт «рабочий кабинет с кроватью, сразу видно, что вы холостяк и очень любите свою работу, интересно сколько же вам платят и чем», но глейдер решил никак не комментировать общую обстановку, лишь скромно уселся за стол и потягивал, достаточно неплохой, если сравнивать с тем, что называли чаем в Глейде, горячий чай из жестяной кружки. Дженсон сидел напротив, глубоко о чём-то задумавшись. Складка пролегла меж сведённых к переносице бровей. Томас видимо засмотрелся, потому что Дженсон посмотрел на него в ответ и вздёрнул бровь. Их взгляды пересеклись, мысли Томаса лихорадочно забегали по черепной коробке, придумывая что бы сказать, а щёки чуть покраснели и он прикусил губу. Мужчина проследил взглядом за этим движением, но упрямо вернулся к разглядыванию глаз глейдера. И тут у Томаса словно щёлкнул тумблер. — Так, что же всё-таки вы хотели мне показать? — Томас тоже вздёрнул бровь, вызывая у собеседника добрую усмешку. — Подловил. — Дженсен хохотнул и черты его лица разгладились. — я могу показать тебе это завтра. В конце концов это не так важно. — Он пожал плечами и откинулся на спинку стула. — Вы же понимаете, что я не дотерплю до завтра? — Мученически вздохнул Томас и с мольбой посмотрел на Дженсона. Проглядывалось в его взгляде что-то такое, что подсказывало мужчине о действительной необходимости. В конце концов этот парень из природного любопытства едва не ринулся в Лабиринт пару раз, а потом, всё-таки ринулся в Лабиринт, ничего не зная ни о гриверах, ни о самом лабиринте. Кто знает, что он может учудить здесь? Нужно же чем-то занять парня, чтобы не разгромил лабораторию и не дай бог, если ты всё ещё нас не покинул, чтобы Томас не узнал о детях, подвешенных, почти безжизненных, из которых выкачивают Лекарство. — Что ж, тогда пошли. — Дженсен подхватил со спинки стула пальто, накидывая его на плечи и направился к выходу из кабинета. Томас, преисполненный радости и крайнего интереса, направился за ним. Они шли по песчаной пустоши, уже теплые лучи восхода грели им спины и сейчас, в рассветных лучах, Томас видел, во что превратился мир. Некоторые нечёткие воспоминания о стеклянных небоскрёбах причудливых форм и ярких вывесках, освещавших ночь, проскальзывали у него в памяти до этого. Он был маленьким и рядом с ним была мама. Она держала его за руку, они вместе шли сквозь толпу, но этого не ощущалось. Они будто шли по пустой улице, только вдвоём. Наверное, маленький Томас из прошлого просто не хотел замечать никого кроме мамы. Жаль не было видно её лица и позже, сколько бы глейдер не старался, у него не получалось вспомнить лицо матери. Это огорчало. Сейчас он взрослый идёт с Дженсеном плечом к плечу, а вокруг ни души. Ни единого человека, ни намёка на толпу. А величавые небоскрёбы утратили своё величие и красоту. Теперь они скрипели под напором ветра, ржавыми остовами взирая в ясную синеву. Будто тоже грустили, вспоминая какими они были раньше. Когда-то блестящие чистые стёкла, отражающие солнце, теперь запылились и потускнели. Кое-где они были разбиты, а где-то их вообще не было. Осколки хрустели и поскрипывали под ногами, стоило наступить не туда. Песок и подошва царапали их поверхность. От ярких, слепящих глаза вывесок не осталось и следа. Их поглотило время: светодиоды лопнули или заржавели, экраны были сломаны и оплавлены, а от некоторых и вовсе остались лишь полусгнившие полотна. — Вот это я хотел тебе показать. То, во что превратился мир. Не знаю, остались ли у тебя воспоминания о том, каким он был прежде, но теперь он таков. — Дженсен вздохнул он поднял голову вверх, созерцая безоблачное лазурное небо. А Томас стоял и слушал разносимую ветром песнь погибшего, мёртвого города, что некогда был так величественно прекрасен и горд собой. Сейчас Томасу хотелось сделать лишь одну вещь и ему хватило смелости, чтобы подойти к Дженсону ближе и взять его за руку. Мужчина посмотрел на него удивлённо, но заметив блеск скорбной печали в глазах лишь понимающе кивнул. — Я помню себя маленьким, гуляющим с мамой за ручку. — Глейдер чуть сильней сжал руку мужчины в своей и почувствовал, как Дженсон сжимает в ответ. Он смотрел на полуразрушенные здания, поглощённые песком. — Она вела меня через толпу в булочную. Но тогда я не обращал внимания на количество людей вокруг нас. Не обращал внимания, что кто-то не привыкший к такому, мог меня толкнуть и задеть. Жаль только, что лицо матери я до сих пор так и не вспомнил. Дженсон понимающе хмыкнул и погладил большим пальцем руку Томаса. — И всё же, зачем вы мне это показали? — Глейдер посмотрел на мужчину, он этого не понимал. Мысль о том, что, возможно, с ним хотели провести больше времени была моментально откинута, а все остальные были просто нелепы. Дженсон тяжело вздохнул. — Кто знает, что будет завтра, Томас. Сегодня генераторы вышли из строя и наш бункер остался буквально мёртв, почти, а люди, находившиеся внутри не протянули бы и трёх дней, потому что система вентиляции и очистки воздуха тоже была бы отключена. — Дженсон отпустил руку Томаса и похлопал его по плечу. Глейдеру почему-то казалось, будто бы мужчина чего-то недоговаривает, но он никак не решался спросить. Ему казалось, что это может испортить момент. Который не самом деле уже подходил к концу. — Солнце уже встало. Идём обратно, тебя нужно вымыть, переодеть и уложить спать. — Хмыкнул Дженсон и подмигнул ему, тут же отвернувшись и зашагав в направлении к бункеру. Томас покраснел, надулся и поспешил за мужчиной. — У вас ужасные шутки. — А кто тебе сказал, что я пошутил? — Что это значит? — Ты можешь догадаться. В любом случае скоро узнаешь. — Мужчина хмыкнул, а Томас напряжённо поджал губы. Ох не нравилось ему то, что генерировала его голова сейчас. **** Они вернулись в убежище спустя пару часов. На улице вовсю пекло солнце, а в бункере было прохладно и Томас буквально хотел просто лечь и уснуть. Он чувствовал, что у него больше нет сил. Спасибо Дженсону, который затащил Томаса к себе и позволил помыться, после того как сам вышел из ванной комнаты. Глейдеру даже выдали комплект чистой одежды, чему он был несказанно рад. Выносить всю эту грязь, что скопилась на нём за эту долгую-долгую ночь и только расцветший день, больше не представлялось возможным. Когда Томас вышел из ванны, Дженсен уже достал аптечку и тут глейдер вспомнил, что мужчина поранил руку, когда сражался с шизами. Усталость отошла на второй план, озорной блеск мелькнул в его глазах. Кажется, сейчас Томас исполнит то, к чему пришёл этой ночью в своих размышлениях. Как только мужчина уселся за стол, Томас посмотрел на него. — Можно я? — Что ты? — Дженсен явно всё понял, но, видимо, притворяться дурачком ему просто нравилось. Мужчину выдавали глаза. Томас разглядел там чертят. — Можно я помогу вам перебинтовать рану? — Томас немного смутился и он надеялся, что румянец не выступил на его щеках. Судя по всему всё-таки нет и это придало ему смелости. Он подошёл ближе к Дженсону, протягивая руку к аптечке и, не удержавшись, вопросительно взглянул на мужчину, вся поза которого источала расслабленность. К аптечке Томас прикоснулся только после утвердительного кивка, сразу же щёлкая пластмассовыми закрывашками сбоку, на коробочке. Однако видимость разнилась с тем, что на самом деле ощущал Дженсон. Внутри него бушевал ураган из эмоций, но он сдерживался. Сдерживался и обещал сдерживаться и дальше, глядя на сонные, покрасневшие глаза Томаса и его заторможенные движения. Глейдер не на шутку устал, слишком насыщенные на события ночь и день. До сегодняшнего инцидента в сарае с генераторами Дженсен надеялся, что Томасу ещё не скоро удастся повстречаться с шизами, а скорее и вовсе не удастся, потому что Глейдеры навряд ли выйдут отсюда, только если вперёд ногами. Мужчина лишь хотел показать ему то, чем стал мир, перед тем как усыпить его и подключить к аппаратам, выкачивающим голубую жидкость, вакцину, которая могла спасти всех, знай они все правильного человека. В любом случае эта ночь стала для них обоих спасением — аппараты выведены из строя и сейчас, лучшие техники на этой станции пытаются их починить. Первым делом конечно же систему поддержки сна и систему жизнеобеспечения. Будет очень печально, если все эти дети умрут. Столько усилий, жертв, столько всего они пережили, но даже во сне их продолжают мучить. Показывают те же кошмары, что они видели в лабиринте, только намного, намного ужаснее. Иначе бы не было смысла. Дженсен усмехнулся своим мыслям: жертвуем своими детьми, жертвуем своим будущим, просто чтобы спасти прошлое. Прошлое, которое уже не имеет значения, потому что когда они вдруг найдут вакцину — небоскрёбы не восстановятся сами собой, солнце не перестанет превращать эту планету в пустыню, а тех, кто уже стал шизом спасти не получится. Потому что они мертвы. А мёртвое не оживает. Так что Дженсон уже давно потерял веру и, возможно, сейчас, настало время просто прожить остаток этой жизни так, как хотелось бы, так, как сейчас. Но он не может и такое предчувствие, будто это ещё не конец, стоит лишь плыть по течению. Из размышлений выводит прикосновение мягких подушечек пальцев к неровному полумесяцу укуса на руке и лункам от зубов, запекшихся кровью. Мужчина вздрагивает от неожиданности, а Томас взволнованно улыбается, не зная как отреагировать: отойти испугавшись, что сделал больно или улыбнуться, потому что Дженсон тоже засыпает на ходу. — Всё в порядке, можешь продолжать. — Мужчина улыбается и уверенно кивает, а Томас, ни секунды не медля, обрабатывает всё кусочком ваты, обмоченном в спирте. Дженсон шипит — рану неприятно покалывает, но Томас уже не обращает внимание, лишь наклоняется ближе и легонько дует на ладонь. Сердце мужчины пропускает удар, потому что о нём давно никто так не беспокоился и, кажется, ну что тут такого — подуть на рану, которую неприятно пощипывает, но для Дженсона это уже очень много: медики в медпунктах и П.О.Р.О.К.е никогда не были такими учтивыми и на ранку ему никто не дул уже лет двадцать, если не больше. Он улыбается краешком губ, скупо, но искренне, а Томас продолжает колдовать: берет какую-то мазь, тщательно изучает надпись, способ применения и даже срок годности, прежде чем выдавить немного себе на пальцы и мягко размазать вязкую субстанцию по ране Дженсона. Ладонь начинает холодить и Томас уже заматывает бинт, так, как надо, чтобы не слетел во время сна и не пережимал руку. Мужчина готов признаться себе, что не хочет, чтобы этот момент заканчивался. Глейдер вытирает руку остатками бинта и удовлетворённо вздыхает, осматривая свою работу. — Я не специалист, но на первое время этого хватит. Лучше зайдите потом в медпункт. — Томас садится на стул напротив Дженсона и откидывается на спинку, прикрывая глаза. — Спасибо, у тебя хорошо вышло. — Мужчина не может не похвалить Томаса, к тому же это чистая правда. К сожалению он не может дать Томасу вот так просто заснуть у себя, потому что у многих в убежище появятся вопросы. Он недовольно кривит лицо. — Прости, Томас, но тебе лучше пойти спать к своим друзьям. Я не могу позволить тебе остаться тут дольше. К тому же, я уверен, что Минхо и остальные волнуются. Томас старается не подавать виду, будто он расстроен. Было бы из-за чего. Он сдержанно кивает и, встав со своего места, направляется к двери. Дженсон поднимается и идёт следом. Томас не ведёт плечом только потому что это дало бы Дженсону лишний повод поехидничать, он уверен, но этот изучающий взгляд впивающийся в спину, будто когти, заставляет чувствовать себя мышью в лапах кота. Мышью за которой пристально наблюдают, изучают и лишь ждут удобного случая, чтобы убить. Под этот взгляд Томас открывает дверь и шагает за порог. Он не оборачивается, когда Дженсон, положив ему руку на плечо и наклонившись к самому уху, так, что горячее дыхание опалило чувствительную кожу, прошептал — Приходи в любое время. Томас вздрогнул и ему резко захотелось обернуться, чтобы посмотреть на губы, изогнутые в усмешке, но он просто кивает, потому что в горле от чего-то пересохло, да так, что пришлось сглотнуть. Хватка на плече на секунду стала крепче, а позже Дженсон отстранился и закрыл за Томасом дверь. Резко вдохнув и выдохнув Томас направился к своей комнате. Глейдер на автомате дошел до своего блока. В блоке было пусто и он подумал, что должно быть ребята на тренировке или обедают в столовой. Что ж, так даже лучше — не придется объяснять, почему его так долго не было, что с ним приключилось и что случилось со светом этой ночью. Томас судорожно выдохнул заваливаясь на свою кровать и закрывая глаза. Его щеки пылали и он не смог бы сказать точно когда они покраснели от смущения. Кожу на плече, там, где Дженсон его коснулся, будто покалывали тысячи маленьких тоненьких иголочек, проникающих прямо внутрь, к нервным окончаниям. Как же Томасу хочется покончить со всем этим прямо сейчас, был бы только повод. Но так же не хочется, чтобы это когда-либо заканчивалось, потому что неизвестно встретит ли он Дженсона снова или уже никогда не удастся. ***** Знал бы Томас, что все так обернётся, то обязательно зашёл бы к Дженсону на последок. Потому что теперь он вовсе не думает, будто все эти усилия стоят выражения лица Дженсона, когда дверь за глейдерами закрылась и, напоследок, Томас выставил ему фак. В конце концов тогда это казалось чем-то вроде интересного аттракциона: убеги или умри, как и всегда. Если в условиях игры поставлена цель и этой цели противопоставлена смерть — значит Глейдеры, а особенно Томас в деле. Всеми руками за. Ну что ж, что было, то прошло, однако они снова встретились, благодаря Терезе. — Тоомас! — Радушно восклицает Дженсон и тянет букву «о», а в следующую секунду острая вспышка боли разливается под рёбрами, выбивая весь воздух из лёгких. Томас сгибается пополам, судорожно хватая ртом воздух. Дженсон наклоняется к нему и шепчет на ухо, прямо как в тот раз, — Ты думал сбежать от меня, маленький засранец? — И отстраняется, осматривая всех детей, спасённых Правой рукой. На его лице явно отражается чувство триумфа, но глаза, что то и дело посматривают на Томаса, излучают нетерпение. Глейдер усмехается и встречает один из взглядов мужчины своим. Таким же уверенным и нахальным. Потому что сейчас Томас должен грозится всем взорвать себя, а Дженсон снова будет смотреть с удивлением и раздражением. В такие моменты у него на лице написано «Как, чёрт побери, этот мальчишка смог додуматься до такого? Чем он мыслит? С головой вообще не дружит. За что мне это…», а Томаса это забавляет. Только ради такого стоит совершать все эти немыслимые, рискованные выходки. Теперь, когда глейдеры снова присоединились к нему и поддержали — взгляд Томаса становится триумфальным и уверенным, взгляд Дженсона же пылает холодной яростью и жаждой мести. О, он отомстит и очень даже жестоко, глейдер уверен в этом. Собственно, чего-то такого он и добивался, не считая спасения ребят. Потому что спасти всех нужно было: в памяти, словно это было вчера, были высечены, словно на камне, тела подвешенных подростков. Таких же, как он сам, кто-то младше, кто-то старше, но это не имело значения. И Томасу все ещё было больно из-за того, что Дженсон так жестоко его обманывал, водил за нос, заставляя чувствовать, привязываться и хотеть, а в конечном итоге всё закончилось бы так же, как и у тех ребят, что сейчас ни мертвы, ни живы. Это было больно, потому что его обманули и, кто знает, скольких ещё Дженсон обманывал так же. Ведь, как давно выяснилось — они не единственные, кто сидел в лабиринте. Эти мысли заставляли что-то внутри неприятно ворочаться и Томас каждый раз кривился. Он бы и не прочь встретиться с Дженсоном тет-а-тет, где-нибудь на нейтральной территории, но, благодаря, нижайший поклон, Терезе всё пошло по одному месту. Теперь им нужно спасти тех ребят, которых забрал чёртов П.О.Р.О.К., спасти Минхо, в первую очередь, и самим не попасться. И это при том, что организация сменила базы содержания детей из лабиринтов: теперь их постоянно перемещают с места на место, а частоту по рации поймать очень сложно. У П.О.Р.О.К.а слишком продвинутые системы, они, судя по всему, живут, отнюдь, не в кустарных условиях. Чёрт бы их побрал. Вина гложет Томаса, ведь он чувствовал, что с Терезой что-то не то. Особенно тогда, когда они выбрались из лабиринта, Терезу забрали, а все мысли внезапно заполонил Дженсон. Для глейдера это было странно и непривычно. Он несколько дней жил с одними только парнями в Лабиринте, но ни разу у него не проскальзывало ни единой мысли о ком-то из друзей в таком плане. А на базе его словно обухом по голове ударили. В первые дни после разгрома базы Правой Руки, Томас даже спать не мог практически, а потому и шатался по ночам, выполняя то, что другие или он сам не успели утром. Томас взъерошил волосы, отложил карандаш и посмотрел на карту. Тёплый морской бриз приятно освежал, фонарь отбрасывал причудливые тени на стены палатки и дальше, сквозь редкие, маленькие дырочки. Он усмехнулся, собрал вещи и направился к машине. Да здравствует настоящий город, если, конечно, это не очередная ловушка П.О.Р.О.К.а *** Дженсон злился. Злился не потому, что они напали на базу Правой Руки, нет. Ему конечно жалко детей и он им сопереживает, но не настолько сильно. В конце концов ему хорошо платят, его уважают, он имеет власть и льготы, недоступные очень и очень многим, это льстит, это приятно, но, в большинстве случаев, если задумываться, — оно того не стоит. По крайней мере без Томаса. Мужчину злило, что они не смогли схватить его. Привязанность к мальчишке, симпатия, неожиданно переросла во что-то чуть большее. Не будем о громких словах, ещё рано, но не виделись они уже долгое и долгое время. А тоска всё никак не унимается, мозг, как назло, подкидывает воспоминания о шальных карих глазах, родинках и ямочках на щеках. Однако Дженсон умеет ждать. Он почему-то уверен, что они ещё встретятся и это явно неспроста. Ведь Томас, такой преданный, не бросит своего верного товарища Минхо в беде, конечно же нет. Рано или поздно он придёт, а вакцин Дженсону пока хватает. Осталось только дождаться. Мужчина усмехнулся своим мыслям, сделал глоток и обжигающая, янтарная жидкость, горьковатая на вкус, вскоре, приятным теплом разлилась по телу. Вид из квартиры его небоскрёба был ностальгически прекрасен, навевая нечто забытое, будто давняя осенняя атмосфера Хэллоуинских колядок или новогодних праздников, когда огни гирлянд освещали улочки даже самой тёмной ночью. Только стены… Стены портили всё. Их было видно, даже в темноте, во время отбоя, потому что в городе стены не отключались никогда, в отличие от лабиринтов. Огоньки на стенах горели красным и жёлтым, перемигиваясь во тьме. И сердце вдруг забилось чуть чаще, чуть взволнованный, чем обычно. Предчувствие. Тревога и предвкушение скрутились воедино в тугой ком, где-то под рёбрами. Похоже, Дженсон дождался.