Сказание о Пелеиреин

Деревья никогда ещё не вздымались так высоко; не поднимали свои извилистые зеленеющие ветви к небосводу, яркому и светлому; не тянулись к мирной сонной осени, предшествовавшей не менее спокойной зиме. Колесо года непрерывно разделяло жизнь на привычные циклы, и никогда не замирало. Вплоть до первых павших листьев на закате третьей эпохи. И постепенно величественный лес засыпал, погружалась в сон и Пелеиреин. — Расскажи историю о древе, — мягким, почти ласковым голоском попросила дева, прижавшись щекой к выступавшим толстым корням, осторожно обхватив рукой пригоршню пожелтевших листьев. Коронусом тяжело вздохнул, и множество алых, едва ли не рыжих, точно бесконечные косы Пелеиреин, листьев беспечно повалились вниз, укутывая, будто покрывалом. — Последний праздник года только впереди, — протянул Ясень, неторопливо опустив ветви, да поморгав своими огромными древесными глазами. — Засыпать совсем рано, но что-то меня клонит в тихий сон. Тучные брови, состоявшие из самых мелких веток, дрогнули и нахмурились. Пелеиреин, ощутив неведомую прохладу, тоже распахнула светлые веки, привстала и осмотрелась. Ничего не изменилось. Но потянуло холодом с востока. Совсем непривычным, и далёким для первых заморозков. — Нынче дым над Изенгардом куда темнее тучи. — И воздух словно бы густеет раньше времени... Дева медленно присела, распустила кудри, сбросив с головы и плеч последние разноцветные листья, явив солнцу голубые глаза и белоснежные щёки, едва румяные у самых скул. Ни тронутая временем, не запятнаная людским миром, благословенная на славную жизнь в помощи и колдовстве, затерянной среди непролазных и воинственных чащоб. Она никогда не покидала лес и не видела себе подобных, лишь издалека. Иной раз они забредали на опушку вместе с Саруманом, обсуждали новости с востока. Тревожные и гнетущие, да настолько тёмные, что Пелеиреин вовсе не желала слушать. Обитая в своём тихом и спокойном мире на берегу реки под сенью старого Ясеня, дева запада творила добрые дела: наполняла водоемы севера и юга пресной водой, исцеляла птиц и животных, оберегала горные народы и проводила свои первые обряды. Она поклонялась природе, танцевала среди тонких молодых берёз, воображая своими сёстрами; прикасалась кончиками нежных пальцев к огрубевшим корням, убаюкивала песней, а по ночам, припадая ладонями к земле и пропуская силы древних знаний сквозь зеленевшую траву, черпала силы и предвидела ближайшее будущее. Незнакомое и туманное, но слишком уж сладостное и желанное, покрытое тенями хаоса и страха, пробивавшегося в необъяснимой тревоге, сковывавшей душу на рассвете. Пелеиреин владела силой, умело обращалась с ней, будто бы с излюбленным дитя, — точно как и Коронусом относился к своей названной дочери, с любовью и почтением, — но ничего не смыслила в простых людских истинах. Дева ничего не знала про людей. Многие путники пропадали без вести в лесах Фангорна. Не всякий возвращался, повидав диковинное чудо — молодую деву, лесную чародейку, дочь Ясеня и потомка Дунадан. Пелеиреин мало знала о своём происхождении. Сотню лет она скрывалась, не считала дни, лишь циклы — 8 главных праздников в году, строго почитаемых энтами и деревьями. Дева выросла и обрела незыблемую красоту своего рода. — Лучше пройтись на юг, да посмотреть, что замышляет Саруман на этот раз, — предложил Ясень, запрокинув тяжёлую голову, да опустив поредевшие ветви. Листья вихрем разлетелись во все стороны, лёгкий ветерок разметал рыжие локоны по тоненьким плечам, облачённым в потертое, но красивое зеленое платье. Пелеиреин издавна подвязывала подол чуть выше лодыжек. — Так удобнее ходить, — говорила дева, забираясь на самые высокие и толстые ветви древа, и замирала на самой верхушке, поблизости от сурового лица, словно высеченного из коры, да обломленных веток. — Устраивайся удобнее, дочь моя, — протянул Коронусом, бережно подхватив Пелеиреин и усадив как можно выше, так, что дева разглядела Мглистые горы, да границу Рохана. — Вернуться бы нам засветло, отец! Хотелось подготовиться к эсбату будущей ночью. — Она запрокинула голову и, прикрыв безупречное лицо ладошкой, разглядела полную луну, восставшую на горизонте. — Сегодня полнолуние. — Октябрь на исходе, Пели, — напомнил Ясень, медленно поднимаясь, покачиваясь из стороны в сторону, но ловко удерживая дочь одной ухватистой костлявой ладонью. — Знаю, поэтому и тороплюсь.

***

— Мое имя — Пелеиреин. Мягкий сладкий голосок эхом разносился даже по самым затхлым и темным углам мрачного леса. Дева блуждала у ручья, дожидаясь ночи и напевала старую, как мир, песнь о Йоэвинель.

Прекрасной девой Йоэвинель была,

Разбрасывала звезды до светла,

Среди верховных жриц она слыла

Одной из самых мудрых. Вот она!

Бежит сквозь лес, босая, догола!

И только волосы рекой струятся следом,

А она! Прекрасна и искусна, жизнь ей всласть!

Но вот же, выпала напасть, простого человека полюбить,

Со смертным ложе разделить...

Сбросив одежду, Пелеиреин подставила лицо первым лунным бликам; ступила в воду и нырнула глубоко, почти до самого илистого дна. Коснулась пальцами камней и выскользнула тотчас же на мель... — О, Эру, что это со мной... Видения настигали Пели и во сне, и наяву. Единственная сила, об истоках которой мало что она познала. И невозможно контролировать. Нельзя предвидеть!.. Только и смириться, распахнув глаза, смотреть, но не вокруг, а в самые далекие глубины собственного сердца. Там зарождались тайные мечты и ютились давно позабытые страхи. С дрожью и затаив дыхание, Пелеиреин ловила бессвязные обрывки: большое дерево на вершине белой каменной башни; море, а следом и бескрайнюю рать доблестных воинов. Ох, как же ее сердце замирало!.. В нос вдруг ударил неуловимый тонкий аромат мокрой древесины. — Отец? — прошептала дева, постепенно возвращаясь и осматриваясь вокруг. «Тьма движется с востока на север. Ты тоже это видишь? Ты тоже чувствуешь... наше будущее?..» — отчетливый мужской голос пробудил ненавязчивую дрожь на невинном женском теле. И видение исчезло. Растворилось, будто ничего и не было.

***

До Изенгарда Ясень так и не добрался. По пути, неподалёку от истоков Энтавы, Пели разглядела знакомые черты. По началу, ахнув, она решила, что это Саруман, однако, присмотревшись, обнаружила совсем другого, незнакомого мага. Но только для неё. Коронусом, казалось, знал всякого на свете и обращался к ним по именам. — Сила твоя, Пелеиреин, ощущается за многие мили, — сообщил старик, с длинной белоснежной бородой, замерев у могучих ног стража деревьев. — Гендальф! — поприветствовал Ясень, отвернувшись от Изенгарда. А Пели, с тяжёлым сердцем, бросила взгляд на сгущавшиеся тучи, взволнованно мотнув плечами. Она отчётливо ощущала зловоние, расползающееся с востока. Зло, таящееся во мраке уже стало осязаемым. — Светлые силы помогают нам, друг мой, — отозвался маг, склонив голову в знак приветствия. — Что за лихо привело тебя так близко к Изенгарду? — Коронусом нахмурился пуще прежнего. — Не уж-то не прознал, иль не сказал тебе никто о том, что замышляет Саруман? — Страшные дела творятся нынче в Средиземье. — Гендальф кивнул, вновь глянув на оробевшую Пели. — А привело меня дело. Важное дело. — Что может быть важнее сохранения мира? — Только развязанная война. — Война? — Пелеиреин спустилась вниз, ловко спрыгнула с ветви на ветку и приземлилась рядом с Гендальфом. Высокая и статная, она вполне могла похвастаться своими предками, даровавшими не только мудрость и долголетие, но и грациозную осанку. Издали Пелеиреин могли счесть за прекрасную лесную эльфийку. Красота — опасный дар, особенно в руках молодой девы, ничего не смыслящей в других. — Тьма тянется с востока, тёмные корабли собираются у заводи. Пели внимательно слушала Гендальфа, припоминая свои последние видения. Эти слова, она точно слышала их, будто бы во сне!.. — Некромант вновь обретает силу. — Саурон? — воскликнул Ясень, потеряв свои последние листья, обрушившиеся на Пели одним резвым разноцветным вихрем. — Гендальф, расскажи мне все. И старый маг поведал обо всем. Он рассказал о кольце, о братстве, обронив всего лишь пару незначительных фраз о людях: — Рохан под надзором Сарумана. А Гондор слаб. Эльфы покидают берега и отправляются на запад, а гномы зарываются поглубже в горы. Одна надежда на воссоединение людей. «Люди», — подумала Пелеиреин, прижав ладошки к груди. Люди. Из всех, живущих в Средиземья, их она совсем не знала. И опасалась. Смутно припоминая жестокость и крики — единственные воспоминания из далекого детства. — На закате этого мира, в преддверии зимы угроза вновь склонилась над нами. — Отец, что это значит? Пели запрокинула голову, обеспокоено теребя пальцами амулет на шее — небольшой кусочек лунного камня, подвязанного на шнуре. — Саруман готовит армию для Саурона, — поведал Гендальф, и в его глазах блеснули едва различимые искорки надежды. — Я попрошу о самой малости. Скоро по северной тропе пройдут два моих маленьких друга. Полурослики. Хоббиты. Мерри и Пипин. — Хоббиты? — удивился Ясень. — Никогда раньше не слышал о Хоббитах. — И не удивительно, ведь они слишком малы и также слишком миролюбивы. Присмотрите за ними. Пели с подозрением посмотрела на Гендальфа из-под опущенных ресниц, уловив промелькнувшую недосказанность. Обладая бесподобным чутьём, она всегда подмечала детали. Вот и тогда почувствовала совсем не грозный, но явный подвох. «Гендальф никогда не приходит просто так» — пронеслось где-то там, глубоко в подсознании. — И это все? — спросила дева. — Конечно, милое дитя. Это большее, о чем я могу просить. Так сказал Гендальф, но мысленно лишь подтвердил ее догадки. И Пели ощутила это. Тотчас же вздрогнув и отступив на шаг назад, она отчётливо осознала, что теперь размеренной привычной жизни наступил безоговорочный конец.

***

Видения. Видения во сне и наяву. Пелеиреин стала видеть чаще и все больше подробностей. Светловолосая принцесса с зелёным, как трава на заре, глазами. Она ступала об руку с не менее приятным молодым мужчиной. Облачённые в парадные одежды, с ветвистыми коронами запада на светловолосых головах... «Пели... Пели... Пелеиреин...»

«Ее глаза в зелёных искрах, мои же будто бы вода.

И волосы белее снега, мои же рыжие, как мгла,

Что над горой сейчас гагочет и огненные блики шлёт...»

«Нас разлучит война?..»

— Зачем зовёшь и говоришь мне это?.. Дева тряхнула головой, пригладила выбившийся из косы волосы, и медленно вышла на извилистую тропу. Они должны пройти этой дорогой. Точно, именно так и сказал Гендальф. Но Пелеиреин ему не доверяла. С опаской дева поглядывала на высокого старца, но спускала с рук, осознавая — отец знаком с ним не одно столетие, а, значит, стоило рискнуть и довериться. «Они пройдут по северной тропе через неделю или две. Укройте их в тиши деревьев, пока я не приду с подмогой». Странная просьба не менее странного Митрандира. Но они послушались. И Пели вышла к тропе. В назначенный день и час она затаила дыхание и неосознанно приготовилась навсегда изменить свою привычную жизнь.