***
Пели снился странный сон. Тревожный, вязкий, словно переполненный таинственными знаками и посланиями. А, может, и не сон вовсе, а видение?.. Дева чувствовала страх собственной кожей. Она видела великое сражение: армии Саурона, наёмников дальних земель, отчаянно бьющихся воинов Гондора, и Эовин... Племянница Короля сражалась наравне с мужчинами. «Война — долг мужчин, сестра», — предупредил Эомер, возникший будто бы из воздуха. — «Отправляйтесь назад, защищайте людей в Эдорасе. Но не здесь, ни на пути у рыщущих и злобных тварей. Здесь женщинам не место, точно, как и хоббитам». И вновь картинка растворилась, обернулась ярким солнечным утром. Пели обнаружила себя посреди Фангорна, у подножия гор и истоков Кристалимки. Дом. Она снова была дома!.. «Прими мой дар», — протянул Коронусом, вверив в дрожащие руки свои ветви, — «Ступай, люби его, живите в мире. Вам уготовано не так уж мало лет для доблестных свершений». «Нет», — воскликнула Пели, но только в голове, не вслух. Нет... Вздрогнув и вскочив на мягкой перине, дева отбросила длинные волосы за спину, обхватила руками колени и, глянув сквозь небольшое овальное оконце, различила первые проблески рассвета. Новый день наступил. И принёс дурные вести. Пелеиреин нутром почувствовала, дни любимого отца, стража леса, неужели они сочтены?! Неужели он отпустит корни и навсегда осядет, точно остальные?.. Уснёт, навечно позабыв о своей дочери... На кого же он ее оставит?! Прерывисто вздохнув, Пели ощутила, как магические силы вновь расплываются по телу, готовятся вот-вот вырваться и сгинуть в недрах полумрака ее сумрачной светлицы. Минула неделя с памятной битвы за Хельмову Падь, а дева так и не приноровилась управлять тенью скал и холодом камней. Волосы ее чернели, но по утрам, приближаясь к зеркалу, дева замечала редкие светлые пряди. Казалось, словно каждая мысль, любой поступок, все это меняло ее жизнь, а, вместе с тем, и внешность. Припади она за помощью к камням, и волосы почернеют, обратись к горным рекам, и голубизна глаз снова озарит ее очи; воззови к лесам, и рыжие пряди настойчиво проступят, пронесутся вдоль корней и разбавят черноту густых кудрей. — Богиня утренней зари, — прошептала Пели, стянув с плеч просторную рубашку, дарованную Эовин для сна, и замерев у окна в небесной одежде, — молю, придай мне сил и мудрости свершить обряд и заключить все скопленные силы в этом клинке. Испытав колкую дрожь на кончиках пальцев, Пелеиреин опустилась на колени, зажгла две белоснежные свечи, медленно прикрыв глаза. Вопреки всему, она отважилась прислушаться к совету Леголаса. Воздвигнув храм и припав коленями к холодному камню, дева обратила взор к востоку, призывая силы солнца и луны благословить атам и даровать бесценную возможность творить добро и свет по всюду, куда ступят ее босые ноги.***
«Иди и с доблестью прими то, что тебе начертано», — явился голос в голове, гортанный и тяжёлый, он будто опустился на грудную клетку и прижал к перине. — «Она дарует доблесть Рохану и здоровых сыновей, слава о которых завоюет сердца людей по всей равнине. Ступай, присягни Королю Гондора, исполни клятву Эорла и в мире проживи свою жизнь». Эомер не спал. Он словно бредил. Приоткрыв сонные глаза, он медленно присел, смахнул волосы с лица, будто повторив движения девы, и тоже посмотрел в окно. Рассвет, алый, как тлеющие угли в недрах печи в полумраке сонного чертога. Что за лихо разбудило его раньше времени? Вспоминать и раздумывать над видениями Эомер не стал. И по сию минуту накрепко убеждённый в своей правоте, гордый воин поспешил ополоснуть лицо водой, плеснув в глубокую чашу из тяжёлого кувшина. С щемящим чувством, бьющимся в горле, Эомер набросил рубаху на плечи, застегнул ремень на широких штанах, но не успел обуться. Откуда ни возьмись, на него снизошло странное чувство: тепло вперемешку с неведомым ароматом. Цветы или травы?.. Нечто пряное и волнующее обрамило крепкое тело, дуновением подхватило волосы, разбросало по плечам, явив собой вновь пробудившуюся тягу. Эомер отчётливо ощутил непреодолимое желание тотчас же сорваться с места и явиться на порог к ее светлице. Уважение, с которым воин относился к лесной колдунье, — да и как же мог он по другому, ведь она спасла и Короля, и брата, и людей в пещерах, — но всячески его подавлял, неминуемо обратилось в настойчивую и упрямую симпатию. И чем отчаяннее он рвался от неё, тем откровеннее становились чувства. Колдовство или злой рок, но Пелеиреин... Казалось, образ солнечной девы ходил за ним все эти месяцы, сопровождал во сне и наяву, куда бы он ни шёл!.. Но осознание настигло только на рассвете. На заре нового дня, в начале весны, вместе с по зимнему прохладным ветром, лёгкое прикосновение к давно зажившей ране заставило Эомера вздрогнуть. В ту самую секунду, он был готов поклясться, что это была она. Тёмной мрачной ночью на поле битвы, и прямо там, посреди его чертога, наполненного лесными ароматами. Очарованный, Эомер тихо вышел за громоздкую дверь, но закрывать не стал. Позабыв об обуви, он, точно Пели, двинулся вперёд босыми ногами, на зов своего сердца. Удивительное чувство наполняло душу воина. И, если бы он хоть единожды испытал когда-то нечто схожее, все равно ни за что бы не сдержался. Свежий хвойный аромат, пламя света и зеленые глаза. Именно они привели Эомера к чуть приоткрытой двери и явили его взору красоту женского тела. Ноги его, точно и все жилы, приросли к прохладному камню; глаза распахнулись, пальцы на руках расправились. Почудилось ему, как бесконечно длинные чёрные волосы отливают рыжиной, той самой — пленительной и алой, точно много месяцев назад на поле боя. Это показалось чудом, явлением богов, но в ту самую секунду, обхватив взглядом длинные стройные ноги, упругую белоснежную кожу и ровную спину, прикрытую кудрями, Эомер признал величие солнечной девы. Залюбовавшись плавными движениями, он вспомнил своё нежданное присутствие в лесу, во время тайного танца, послания Луне и всем богам, издавна населявшим лес. Пелеиреин — дочь Королей Севера, принесла в душу Эомера свет, неведомый ему на протяжении всей жизни.***
Пели свыклась со своими чувствами и не сопротивлялась веению судьбы. А Эомер, волей не волей, но пытался примириться со своим сердцем, во благо разуму и телу; понять, насколько же осязаемо вдруг вспыхнувшее чувство, и чем оно неуловимо зацепилось за душу. Не колдовство ли это?.. Благо иль погибель? Впервые встретившись с судьбою, воин отрицал существование любви, веруя лишь в плоть и разум. Но магия окутывала тело. Колдунья танцевала вновь, и волосы ее мерцали в ореоле славы, воздаяния к богам. И кожа, бледная, напоминающая мрамор, светилась огненными бликами первых солнечных лучей. Он никогда не видел женщины прекрасней, хотя и не осмелился бы прикоснуться. Оробев, будто бы ребёнок, в благоговейном чувстве, Эомер лишь любовался, впитывал каждый отблеск, каждую родинку, россыпью обхватившие гладкую кожу. Но, когда Пелеиреин привстала и повернулась, воин в миг отвёл глаза. Устыдившись накатившей слабости, он прикрыл веки, воспроизвёл в памяти томные изгибы, тотчас же отпрянув и стремительно шагнув назад, вперёд по коридору. Не смел он так таращиться. Не смел подглядывать. И стыд немедля льнул на щёки, благо достаточно заросшие волосами. Незванная тревога и назойливый трепет мигом обожгли мужское тело, и, с той самой минуты, он, точно как и Теодред, растерял последние остатки воли. С мыслям о деве, Эомер бродил по отвесным холмам и выслеживал орков, побеждал в схватках, делил обед с отрядом и, мучаясь от жажды, вновь скакал в Хорнбург. Возжелав Пелеиреин однажды, он уже не в силах был остановиться. — Вижу, ты завоевала расположение Короля, — подметит Арагорн на следующий вечер, когда сила атама переполняла деву леса. — Все они достойные люди, — мелодично отозвалась Пели, улыбнувшись, — и защищать их было честью. — Твоё предназначение не окончится на минувшей битве. — Знаю, — дева спрятала кинжал в недрах платья, — я видела белый город, чувствую, грядёт Война. — Она уже развязана, сестра, — подытожил Арагорн. — Тьма поднимается с востока. Скоро она скроет солнце по утрам и укоротит наш день. У Фродо и Сэма остаётся слишком мало времени. И силы на исходе. Мы ждём здесь возвращения в Эдорас, но, скажу честно, горести Роханцев на этом не закончатся. — Мне стоит пойти с ними? — Да, ибо ты одна из немногих, кто способен воодушевить Короля. — Рохирримы — достойные мужья. Они защитят своего государя. Я тоже. Если того требует мой рок. — Но кто защитит тебя, когда пути наши разойдутся? — Арагон нахмурился. — А это вскоре и произойдёт. — Я полагаюсь на свои силы, — Пели улыбнулась, — только в моей власти защитить себя. Погладив Арагорна по плечу, дева испытала уже знакомую тревогу, вдруг сменившуюся томным покалыванием в мышцах. Эомер. Он появился в богатом каменном зале, прихрамывая на правую ногу. Былая рана снова воспалилась. Пели почувствовала колкую боль и распознала тень на воинственном лице. Гордый и уверенный в собственных силах, Эомер не пожелал однажды прикоснуться к Пелеиреин, позволить залечить мучительную боль, время от времени страдая от ломоты. Единожды испугавшись таинственной девы, он мучился и по сей день. — Опасность и тревоги бьются в его отважном сердце, — подметил Арагон, заметив, как Пелеиреин медленно привстала, встревожившись своим видением. — Все мы обеспокоены мрачным небом над Дол Гулдуром, — вскользь обронила она, уверенно шагнув следом за Эомером, — но нельзя страшиться вечно. Последние слова дева будто обронила для себя. Легкой поступью, и приподняв подол тяжёлого платья, Пелеиреин двинулась навстречу року, возжелав избавить воина от боли. — Раны орочьих клинков всегда затягиваются долго, — негромко подметила она, впервые заговорив с Эомером, — Господин. От неожиданности, он замер и прикрыл глаза, будто бы мысленно смирившись с неминуемым. Неужто и его судьба настигла?.. — Здравствуйте, — добавила Пели, взволновано присев и склонив голову. В ореоле мерцающего света, солнечная дева показалась Эомеру явлением природы: стихийным и бедственным для его души. — Пелеиреин, — ровно, без толики волнения, отозвался он, тоже поклонившись, — здравствуй. Заглянув в зеленеющее, будто берега ручья, глаза, Пели на мгновение сама лишилась дара речи. Видения, волшебные воспоминания, пророчившие совсем иную, сладостную жизнь, заполонили девичье сердце, оросив веки легкой моросью, незаметной для чужих глаз. Даже для него. — Ваша рана, князь, она так и не затянулась с минувшей осени, а ведь на дворе весна... Выдержав пристальный взгляд, Эомер чуть усмехнулся, погладив своё колено. — Ерунда, тебе ли дева волноваться обо мне. Он вознамерился уйти. Единожды припомнив сладостное тело, ныне спрятанное под тяжелой тканью, Эомер сунул руку в карман и, что было сил, сжал пальцы в крепкий кулак. Несмотря на все предубеждения, Пелеиреин была добра и прекрасна. Смотрела чистым взглядом, вопрошая, а он не знал, что и сказать. — Это мой рок — защищать вас, господин, — пролепетала Пели, скованно улыбнувшись. И брови Эомера неосознанно взлетели вверх. — В твои силах, дева, исцелять и защищать людей от орочьего смрада, а моя судьба, в моих руках. Он выпалил слова всего единожды вздохнув и, осознав внезапную грубость, изменился в лице, встревоженно добавив: — Прости, ты столько сделала для нас, — Эомер шагнул навстречу, всколыхнув неминуемую дрожь в девичьем теле, — я не пригоден для светских бесед, и прошу прощения за незаслуженную грубость, что здесь, что у лесов Фангорна. Ты всегда была добра к моим воинам. Напрасно я тревожился. — Времена наши темны и непостоянны, — тихонько вымолвила дева, — но в моих силах утолить ваши страхи, господин. Позвольте помочь. Прошу, присядьте. Не в силах он был отказать и воспротивиться чудотворной воле. Послушано опустившись на скамью, Эомер вытянул больную ногу, да, закатав потрепанную штанину, впервые ощутил ее нежные пальцы. Пелеиреин, присев рядом, с лихорадочно колотящимся сердцем, притянула силы света и земли, спрятанные в недрах острого кинжала, вытянула боль из раны, словно яд из тела, и, сбросив на пол, прямо позади себя, накрыла ладошкой пульсирующую кожу. И Эомер застыл, сражённый чувствами и необузданной силой Колдуньи. В глазах ее, зеленеющих и бесконечных, ютился целый небосвод!.. Изящная и такая красивая... — Благодарю, — прошептал он, сдавленно вздохнув, и не позволив Пелеиреин сдвинуться с места. Вознамерившись подняться, дева ощутила горячие пальцы, обрамившие ладонь, и волны незыблемых видений шквалом пронеслись перед глазами, да столь лихо, что Пели не успела разглядеть! Только чувства переполнили испуганную душу и загнали в угол собственного тела. — Твои волосы, что с ними случилось? — внезапно для себя, спросил Эомер, погладив большим пальцем хрупкое запястье. Всего лишь лёгкое прикосновение, но сколько дрожи, сколько же эмоций оно вдруг пробудило в них обоих. — Не знаю, господин, — сбивчиво отозвалась дева, мысленно уже прильнув к его груди и обхватив руками сильную шею. — Отец сказал, что здесь я обрету своё предназначение, защитив людей. — И ты защитила, — Эомер, вдруг, улыбнулся, и лицо его озарилось встречной теплотой, несвойственной и мирной. — Этот долг нам не восполнить. — Достаточно лишь будет прекратить считать меня колдуньей с ярмарки, — посетовала Пели, выпрямившись и чуть сжав пальцами могучую ладонь. — Ты — дочь Севера, потомок Королей, тебя ждёт иная судьба, — Эомер будто повторил слова Арагорна, однажды впившиеся в сердце. И мысли их наполнились чарующей мечтою о будущих свершениях, победах, доблести, любви... Непостижимое чувство накрепко связало их тем вечером, навеки привязав друг к другу. Эомер осознавал, что тонет, проваливается в недра собственной души, о глубине которой не слыхал в помине! Разумом он понимал — это чары, но сердцем тотчас оказался покорён. — Пели... — тихо прошептал он, давно уж позабыв о том, что сам сидит на лавке и таращиться на деву благоговейным взглядом, — Пелеиреин, ты, точно, как и пророчил Гендальф — даровала нам надежду. Я тебя благодарю. — Ох, господин, — дева судорожно вздохнула, выдернув ладонь, да отпрянув в сторону, — сама не знаю, что здесь делаю. Прошу, простите... Но Эомер вдруг двинулся вперёд. Вовсе не желая отдаляться, он, вопреки здравому смыслу, вновь поймал ее ладонь, накрепко стиснув пальцами. — Ты это видишь? — совсем несвойственным ласковым голосом спросил Эомер, поддавшись чарам. — Ты знаешь будущее? Видишь наше?.. Мое будущее? — Оно туманно и расплывчато, — оторопев, вымолвила Пели, с нежностью взглянув на воина, — всегда изменчиво и непостоянно. — Но что же ждёт нас, если все надежды оправдаются, и Фродо успешно завершит свой поход? — Вы, господин, однажды станете великим королем западных земель, женитесь на прекрасной деве, чьи волосы белее снега, а глаза зеленее самых дальних горных вершин. Она подарит вам детей. И слава о них разнесется по всему новому свету. — Славная судьба ждёт Рохан, если все твои слова правдивы. Эомер вздохнул, постепенно ощущая, как волна прилива осторожно отпускает его душу, отрезвляет разум... Пелеиреин почти в точности повторила беглые слова, явившиеся ему во дреме. Она видела будущее. Она знала наперёд!.. — Мы вольны распоряжаться временем, что нам отпущено, господин. Сделайте ваше будущее правдивым. — Пели... — Эомер улыбнулся и, выпустив ее ладонь, быстро расправил штанину, вернув скомканную ткань на место, — ты уже достаточно сделала для нас, чтобы назвать меня по имени. — Как пожелаете, господин, — взволнованно прошептала дева, и Эомер широко улыбнулся. Наверное, впервые за последние тяжёлые месяцы. «Я чувствую к тебе любовь», — пронеслось в ее сознании. А князь, уловив изменения в прекрасном личике, внезапно понял, что позволил себе лишнее. Ох, нет, он не просто таращился на Пелеиреин влюблёнными глазами, но и, вопреки всему, испытывал самые пронзительные чувства на свете! И чем дальше отдалялась дева, в мгновение вспорхнув со скамьи и ринувшись в недра бесконечных коридоров, тем отчётливее Эомер осознавал, что, сам того не ожидая, вновь попался на ее чары. Он купился, точно Теодред, хотя и сомневался, что сын Короля испытывал хотя бы долю из того, что столь неожиданно стиснуло его собственное сердце. Пелеиреин... Казалось, будто бы она смотрела на него настолько нежным взглядом, как ни одна женщина. Как ни одна!.. И принадлежала ему по праву рока. Точно во снах, настолько ярких и желанных... Но напророчила ему совсем иную, светлую судьбу. — Пели... — прошептал Эомер ей вслед, опершись на скамью, — что же будет с нами дальше, Пелеиреин?