***
Минуло ещё три дня. И постепенно чары девы растворились. Эомер, пропадая у границы от восхода до глубокого заката, к счастью своему, ошибочно подумал, что все кончено, и мысли о прекрасной Пели испарились, но, нет, он никогда ещё так не ошибался. Воротившись в Хорнбург на закате, князь заметил, как сгустились тучи. Предвестники бури, нагнетатели грозы. Вздохнув, он устало поднялся по старой каменной лестнице, по пути подметив, труды Рохирримов не пропали даром — брешь в стене наспех залатали, и ворота восстановили. Что же, хорошо! Возможно, хоть теперь ему удастся выспаться. Звучно выдохнув, Эомер стащил до блеска начинённый шлем, стёр пот, выступивший на щеках и лбу, а потом, избавившись от тугих перчаток, ненадолго присел у стены. Оглядывая местность, он понемногу восстановил дыхание. Тёплый ветер отлично обдувал разгоряченное тело, и остужал мысли в голове. Извилистые молнии мерцали, разрывали небеса, а следом доносились приглушённые раскаты. Очередная весенняя гроза собиралась над Хорнбруком, однако Эомер не стал дожидаться дождя, хоть и пожелал бы вновь немедля остудить тело, попасть под крупные капли, подставить лицо ливню, как в старые времена. Поборов внезапное желание, он шагнул вперёд, в глубины каменных чертогов, оставив двери нараспашку, впустив свежий заряженный воздух прямиком по коридорам. Внутри кипела жизнь. И Хельмова Падь напоминала муравейник. Люди сновали, ставили столы и зажигали свечи. Факелы горели по всюду, и постепенно главный зал наполнился ярким светом. Кивнув Гамлингу в знак приветствия, Эомер бросил шлем на лавку, следом упали перчатки и латы. Вздох облегчения сорвался с его губ. Блаженство, избавиться от ноши, почувствовав себя в привычной обстановке. Если бы не Пели. Скопленные за день силы, да собранные мысли мигом улетучились, стоило лишь уловить ее присутствие. Эомер отчётливо ощутил непривычное волнение, словно охватившее деву. И он был готов поклясться духами рода, она чего-то опасалась. Порыскав взглядом по заполненному Рохирримами залу, Эомер увидел дядю на ногах, рядом с Эовин в обществе Теодреда; Гамлинг притащил большую бочку медовухи, пыхтя затащил на стол, объявив, что сегодня государь приглашает всех на праздник в честь победы над врагом. Следом князь заметил старых товарищей, ещё с десяток воинов, и лишь присмотревшись, увидал Пелеиреин. Она стояла у распахнутого окна, и смотрела вдаль. Былая лёгкость и свечение будто бы покинули ее. Не чувствовалось и тепло. Лишь морозный холодок пробежался по разгоряченной коже. Почувствовав неладное, Эомер обогнул во весь голос смеющихся хоббитов, обождал, пока пронесут ещё одну бочку с пивом, и только миновав примерно с дюжину вояк, наконец, остановился позади Пелеиреин. Зачарованная молниями, дева не заметила. Впервые не ощутила его присутствия. Казалось, мысли вдруг оставили тело, а внутри образовалась зловещая пустота. Хаотичные зигзаги пронзали мрачное небо, озаряли близлежащие горы, пробивали гулкой дрожью... И было в них нечто зловещее, страшное, нагнетающее! Прерывисто вздохнув, Пелеиреин прижала ладошки к груди, распознав вдалеке великое око. Знамение беды и неминуемой боли!.. Видения обрушились одновременно с ливнем: кровь, крики, надрывные вопли и смерти.. Столько смертей!.. Всхлипнув, дева чуть не задохнулась. Испытала дикий страх, мотнув головой и тихо прошептав: — Они близко. Совсем близко... Не успели слова сорваться с приоткрытых губ, как громоздкая фигура выплыла из ниоткуда и закрыла собой взор на тучи. Видение прервалось. Страх отступил столь же стремительно, как и появился. — Ох... Поморгав немного, Пели подняла глаза и увидела его. Мгновение назад Эомер прикрыл деревянные ставни. Избавил от мрачных мыслей одним своим присутствием, будто бы почувствовав беду, он ловко встал между ними: видениями и Пелеиреин, возвратив к реальности. — Мы покинем это место завтра на рассвете, — нарушив тишину, сообщил князь, медленно повернувшись. — Стены здесь давненько отсырели и покрылись плесенью. Не то, что Эдорас. Эомер встал рядом, и про себя подметил, что они одного роста: оба высокие, вот только Пели — хрупкая на вид, но переполненная древней силой, а он — широкоплеч и отважен, но не обладает и долей смертной хватки, дарованной солнечной деве от рождения. — Ты бывала там? — продолжил Эомер, словно отвлекая от беды, от наглухо забитых страхом мыслей. — В Эдорасе? Видела дворец Медусельд? Заглядевшись, Пели растерянно покачала головой, хотя, совсем недавно, там ее настигло странное видение, верхом на Брего. Спокойный и размеренный голос успокоил мечущуюся душу. И тепло волнами воротилось в тело. И забылся страх... — То, что тебя испугало, оно ничего не значит, когда друзья рядом, — добавил Эомер, заметив, как черты ее лица расслабились, и в глазах заплясали искорки уже полюбившейся нежности. — Буря бушует там, снаружи, но здесь, оглядись, все спокойно. Люди счастливы в ожидании танцев и выпивки. Будь счастлива и ты. Казалось бы, он ничего не сделал. Не вступился, не разбил врагов, не вытащил из передряги, но, одним своим присутствием, возвел невидимую стену между мрачными видениями и Пелеиреин. Бездна отступила. Испарилось и огненное око. — Благодарю, — в сердцах вымолвила Пели, — вас... Эомер. И имя его обожгло горло, подобно лишь дыханию, опалявшему алые губы. — Позволь себе остановиться на минуту, — тихо добавил князь, на прощание опустив руку на точёную талию, скользнув пальцами вдоль золотистого пояса. — Хорошенько повеселись этой ночью.***
Мужские пальцы до сих пор пылали, впрочем, как и кожа на спине Пелеиреин. Не сдержав порыв, Эомер позволил себе вольность. Он прикоснулся к ее платью, и ладонь его мгновенно заискрилась. Тоненький разряд, пробежавший между ними, посеял страстную панику в душе князя, навсегда изменив привычный ход вещей. По неведомым причинам, он поддался чарам, и долгие минуты просидел в забвении, сжимая и разжимая собственные пальцы. Поражённый и встревоженный одновременно, он влюблёнными глазами наблюдал за Пелеиреин, точно каждый в зале, но ощущал себя иначе. В отличие от других, Эомер испытывал взаимную тягу, равномерно расползавшуюся между ними даже на расстоянии. Музыка гремела, песни пелись, медовуха и пиво, столь любимое Рохирримами и Гимли, лились рекой! Опустошив вторую кружку эля, Эомер присел на скамью, рядом с Леголасом и, широко раздвинув ноги, расслабленно оперся локтем о деревянный стол. Он чувствовал себя, на удивление, прекрасно, и даже разговоры о войне и будущих сражениях ни на долю не поумерили его задорный пыл. — Теперь, когда ваши земли в безопасности, государь, позвольте вновь обмолвиться о Гондоре, — заговорил Арагорн, раскурив трубку. — Белый город стоит первым на пути у Саурона. — Прав он, Теоден, — вставил своё слово Гендальф, отставив посох и схватившись за ломоть свежего хлеба, — пора задуматься о Минас Тирите и северных границах. — Какое мне дело до Гондора? — недовольно поинтересовался Король, отпив вина из своего кубка. — Позволим белому городу пасть, и земли Рохана снова наводнят орки, — подметил Гимли, громко опустив железную кружку на резной стол. И Пели, прислушавшись, отвлеклась от занимательной беседы с Пипином, повернувшись к Арагорну. — Вспомни клятву, данную Эорлом, — припомнил Гендальф, нахмурившись. — Ни в честь него ли вы прозвали своих всадников «Эорлинги»? Теоден усмехнулся, отбросив на тарелку обглоданную кость, всем своим видом продемонстрировав не желание продолжать, по его мнению, совсем не уместную беседу. — Сегодня день славы Рохирримов, разгромивших вражеское войско. И я не желаю болтать о будущих сражениях. Давайте мирно проведём этот вечер. Достаточно разговоров о войне. Арагорн хмуро глянул на Гендальфа, а тот лишь положительно кивнул, будто бы заметив:»Не сегодня. Всему своё время». И больше о войне не говорили. Пели, впечатленная празднеством, давно уже не замечала цепких и любопытный взглядов. Прислушавшись к совету Эомера, дева с радостью едва ли не впервые вкусила свежий хлеб, отведала печёных яблок, и нашла их довольно вкусными. Что же до эля... Пелеиреин распробовала крепкий напиток, позабавив мужчин, да заставив густые брови Эомера мигом всползти вверх. Опершись о колено, он с умилением и неподдельным восхищением наблюдал за ней, временами улыбаясь невпопад, больше себе под нос, чем кому-то рядом. И вечер становился веселее. Буря давно стихла, звезды усыпали вечернее небо, и Пели, в край развеселившись, зачарованно улыбнулась Теодреду, без задней мысли, просто посмотрела на него с привычной теплотой, и юноша ответил, приобняв за талию и вытащив потанцевать. Прежде Пелеиреин никогда ни с кем не танцевала, и по началу смущённо отказалась, но, ступив шаг, довольно быстро приноровилась и, рассмеявшись, закружилась по залу. Это напомнило деве дуновение ветра — резвое и шквалистое, словно бриз на рассвете. Принимая руку Теодреда, она и подумать не могла о его неразделённых чувствах. А ещё о сотни глаз, с интересом и почтением наблюдавших за ними. Поглядывал и Теоден. Но тени в миг покинули его лицо. И Эомер нахмурился, признав — дядя ведь не возражает. С чего бы и ему тогда тревожиться?.. Вот только улыбалась она не ему, и обнимал ее не он... Выпрямившись, Эомер, опрокинув третью кружку эля, не нашёл ничего лучше, чем снова мысленно прозвать Пели истинной колдуньей, заморочившей ему голову. Интересно, насколько же легко у неё получалось, то заигрывать с ним, а следом уже с братом. Сам того не ожидая, Эомер впервые в жизни испытал болезненный укол ревности. — Мне пора остановиться пить, — протянул князь, обратившись к Леголасу, — или же она и правда сейчас светится? — Пели источает свет постоянно, — мирно отозвался эльф, с интересом принюхиваясь к алкоголю в своей чарке, — но сейчас она счастлива, весела и едва захмелела. — Ещё немного, и под чарами ее падет мой брат, — резко обронил Эомер, глянув на деву исподлобья. Вероятно, почувствовав его цепкий взгляд, Пели обернулась, и он мигом протрезвел. Улыбка ее, чистая и свежая, ослепляла каждого в зале. Никто бы не осмелился отвести от неё глаз по собственной воле. — Многие не в силах будут оторваться от неё, мой друг, — добавил Леголас, довольно усмехнувшись. — Она владеет древним искусством. — И колдует своей магией. Плетёт свои чары... — Все мужчины в этом зале охвачены скорее страстью к жизни, нежели к Пелеиреин. Она хранитель природной белой магии, колдовства древнее, чем вся жизнь. И гимн ее звучит по праву песней: Делай, что пожелаешь, только не навреди. Нет, мой друг, — Леголас посмотрел на князя, — Пели ни за что бы не стала напускать чары на солдат или на сына Короля. Каждый волен сам решать свою судьбу. — Верно. Эомер согласился, но счастливее не стал. Просидел немного в дурном духе, пока, Пели, наконец, отпрянув от Теодреда, не отправилась в одиночный плавный танец по небольшому свободному кусочку зала. Зачарованный красивейшей из дев, сын Короля опустился на скамью, не выпуская Пелеиреин из глаз, а Эомер слегка наклонился вперёд, винимая каждому движению. Музыка, алкоголь, нежные пальцы девы... Все перемешалось. И в разуме не осталось ни единой здравой мысли. Пели колдовала? Снова делала это? Или Эомер по воле рока, да собственного сердца, приоткрыв рот, неотрывно наблюдал за каждым равномерным, спокойным движением?.. Пели танцевала, но со стороны, словно порхала по залу, в миг освобождённому мужчинами. И все смотрели на неё, но только Эомер помнил нежность ее глаз и безупречную молочную кожу на спине: только он терзался в муках, и не задумываясь о своих чувствах. И Пели знала. Она чувствовала связь столь же остро, как и он. Ее нежные пальцы ласкали воздух: ее нежная кожа источала искорки блёсток; ее чёрные волосы переливались белесыми прядями в пламени свечи, а следом вновь обращались в уголь. У Эомера вновь перехватило дыхание. И чувства восторжествовали, ведь Пели, уже в который раз обернувшись, да подставив платье лёгкому ветру, исходившему от настежь распахнутых дверей, посмотрела него: один раз, второй и третий. Праздничный красочный зал закружился пред ее глазами. Мир наполнился доселе неведомыми красками! Подумать только, на что была способна всего одна огромная чаша крепкого эля! Закончив танец, дева рассмеялась, под восторженные возгласы и аплодисменты, она глянула на улыбчивого Арагона, отвесила поклон Королю и Теодреду, но, к сожалению, так и не смогла обнаружить Эомера. Несколько минут назад, не в силах совладать с эмоциями, он встал и вышел на ступени, подальше от Пелеиреин и всеобщего веселья.***
Кто бы мог подумать, что военачальник Марки и племянник Короля будет мучиться от жажды?.. Вот только от какой... Чертовка, скольких она здесь уже поцеловала? Эта въедливая мрачная мысль не давала Эомеру покоя. Вдоволь налюбовавшись своей наречённой, он вышел в сумрак, затаился в темноте, издалека расслышав громкий свист солдат, да хлопки восторженных зрителей. И снова она всех очаровала. В том числе и его. Смотрела пристально и нежно, без конца напоминая, что между ними протянулась нить. Вот только Эомер, возжелав Пелеиреин почувствовал, насколько сильно и двояко его стали раздражать все остальные. Они смотрели на неё, и он смотрел, но дева... Зеленеющие очи ловили только лишь его... То ли хмель ударил в голову, то ли чувства обострились, но Эомер поймал себя на мысли: ее прекрасное лицо, застывшее перед ним; глаза — распахнутые в ожидании неизведанного; губы — манящие и приоткрытые. Все, чего он так желал, но так боялся получить! — Это была последняя чарка эля, — пообещал он себе под нос, прикрыв глаза. Ночь стояла тихая. Зарница ещё мелькала вдалеке, но мгла миновала. В воздухе висела бодрая прохлада, и пахло свежим камнем, подсыхавшим после сильно дождя. Эомер с детства обожал это аромат, когда отец ещё был жив и мать не скончалась от горя. Дурные воспоминания. И зачем он только вдруг подумал об этом? Приведя в порядок мысли, — как он вновь ошибочно подумал, — Эомер твёрдой поступью вернулся в зал. И первое, что увидел, конечно же, ее. Пели танцевала с Гимли. И гном отплясывал не хуже Теодреда. Воодушевившись, он с лихвой крутился где-то у ног солнечной девы, порождая на устах улыбки. Эомер прислонился плечом к каменной колонне, тоже усмехнувшись. То ещё выдалось зрелище. Но вот Пели. Она с удовольствием танцевала, будто бы впервые почувствовав себя свободной и... счастливой. Разве не этого он ей сам и пожелал? Вскоре присоединилась и Эовин. Наблюдать за ними стало ещё большим удовольствием. Скрывшись от посторонних глаз, Эомер смотрел, и все никак не мог налюбоваться. С толикой гордости и счастья, неминуемо просочившегося прямиком от Пелеиреин. Но всего в одно мгновение, вновь поймав ее взгляд, да едва не потонув в зеленеющей листве ее очей, Эомер вдруг развернулся и ушёл. Скрылся в недрах коридора, опалив Пели неоправданной злостью. Дева замерла. Улыбка мигом улетучилась с ее лица. Нет, она точно не ошиблась. Эомер покинул шумный зал столь резко и стремительно, оставив за собой лишь непонятные догадки. — Не обижайся, он многое пережил, — тихо прошептала Эовин, будто бы прознав об их тайной симпатии, и вовремя подметившей изменения в поведении брата. — Все мы знаем, что грядёт. — Тьма не властна над нами, Эовин, — Пели посмотрела на княжну, прежде чем решительно последовать за ним, — пока нет. Никто не обратил внимания. Гимли, в край напившись и напрыгавшись вместе с хоббитами, рухнул на пол без чувств, а остальные, озабоченные выпивкой и веселыми байками, и не заметили, что Пелеиреин пропала. Никто, даже Теоден и Арагорн ни о чем не догадались. И только Теодред все видел, и все замечал. Замечал и мысленно гневался.