***
Хорошая погода сопровождала на протяжении всех дней, что они провели в лесах Фангорна. Солнце поднималось в зените, освещало каждый зеленеющий листик, обрамляло каждую ветвь, и неминуемо клонилось на запад, знаменуя наступление вечера. Пели с давних пор обожала ранние сумерки. Полюбил и Эомер. Время, что они провели среди деревьев показалось сказочно прекрасным, и пролетело незаметно. Дни, отведённые Теоденом для похода безвозвратно закончились, однако оставили на сердце князя самые приятные воспоминания. В то время, как Пелеиреин набиралась сил в преддверии последней ночи, Эомер, с небольшой охотой, но все же вдруг поддался уговорам Мерри и, подобрав палку по длиньше, вступил с полуросликом в импровизированный бой. Клинок Мерри был заточен, но, по просьбе Пели, никто не использовал настоящее оружие среди деревьев. Ясень волновался, как бы они не потревожили друзей. Вот и пришлось импровизировать. — Ты когда-нибудь убивал? — вскользь поинтересовался Эомер, взмахнув палкой и, ловко увернувшись от удара, ткнул сучком в подмышку хоббита. — Бум, и ты лежишь на поле в луже собственной крови. — Нет, не убивал, — Мерри пожал плечами, неожиданно бросившись вперёд и тоже уколов Эомера обломанным концом своей палки. — Но с радостью и гордостью буду защищать ваш город! — Храбростью наполнено твоё сердце, — мирно заключил Эомер, улыбнувшись, — вот только это никого не спасёт. — Да, князь, вы правы, я не высок ростом и не длинна моя рука! — согласился Мерри, ринувшись в бой и, промелькнув незаметно прямо у ног воина, ловко ударил палкой прямо по колену, заставив Эомера рассмеяться. — Но главное преимущество хоббитов — мы можем быть малы и незаметны! А ещё очень быстры. И в этом наша польза! — Что же, Мерри, — воин бросил палку на землю и протянул ему свою широкую ладонь. Обрадовавшись хоббит сразу же пожал сильную руку. — Ты одолел маршала Марки всего одним ударом. — Вот бы повезло сразиться так же с орками! — воодушевлённо выпалил Мерри, подвесив настоящий меч на поясок. — Поверь, в пылу войны, во время боя, не всякий бравый воин вовремя вонзит клинок. — Эомер нахмурился, припоминая. — Когда вокруг лишь кровь, смерть и враги... Рубящие друзей... Это не забава, как сейчас, друг мой. Это мясорубка. И там, — князь внимательно посмотрел на хоббита, — не место женщинам и хоббитам. Впечатлившись словами Эомера, полурослик опустил голову. — У нас не так-то много шансов победить в этой войне, верно же? Надежда на Фродо, но от него совсем нет вестей. И от Сэма тоже. Гендальф увёз Пиппина. И все, что у меня осталось, это Пели. — Мерри виновато улыбнулся, заметив, как Эомер приподнял брови. — То есть, она добра ко мне. Всегда такой была. Она не сомневается в моей доблести. — Точно, как и я, — снисходительно согласился князь, выпрямившись, — но в будущем сражении нам поможет только вера. Этот поход... Мы отправимся на смерть. Страшное слово как-то само вырвалось из горла, и Эомер вздрогнул. Не хотелось ему думать о неминуемой угрозе, но мысли сами забивались в голову. — Пели поможет. Она такая сильная... Хоббит обернулся, различив рыжеватые волосы среди деревьев. Дева сидела вдалеке и, сконцентрировавшись на своих эмоциях, старательно питала атам. Вопреки всему, она тоже мысленно готовилась к войне, черпая уж слишком много сил. Эомер не только замечал, но и чувствовал, как ладони пылают. Даже у него. — Одной ее на всех не хватит, — подытожил князь, с сожалением вскинув голову и обнаружив солнце на пути к закату. Минул Третий день их уединённого путешествия. Как жаль, что не могли они уже сейчас направиться в Истфолд; обосноваться неподалёку от лесов, где Пели было бы привычно и комфортно!.. Но грозные тучи сгущались. Солнце на востоке поднималось все позже. И рассвет неминуемо задерживался уже на несколько часов. Подумать только, ещё месяц, два, и солнце они будут видеть только на закате! А потом оно и вовсе скроется. Покинет земли. Тёмная власть Саурона поработит Средиземье. — Оставь тревожные мысли, — мягкие ладони опустились на его плечи, и Эомер потер лицо, осторожно вынырнув из размышлений. — Ты закончила? — спросил он, подняв голову и заметив деву рядом. Она стояла в ореоле алых искр, и была будто соткана из лунного света. — Да, на этом все, — Пели улыбнулась. — Силы переполняют, Эомер, словно я и не покидала родные края. Всегда была здесь. — Время на исходе, любовь моя, завтра утром мы выдвигаемся назад. Пели кивнула, и волосы волнами обрамили ее улыбчивое лицо. — Отец вернётся на рассвете с новостями. — И вновь она взглянула на глубокие ямки в земле, на месте старого Ясеня. — Разговор на древнем языке Энтов занимает слишком много времени. — Надеюсь, что новости будут хорошими. Эомер поднялся на ноги и бросил мимолётный взгляд на счастливого Мерри. Накурившись своего табака, он развалился на траве, выпуская изо рта белесые клубки дыма. Он, точно Пели, чувствовал себя как дома посреди леса. И Эомер, к своему удивлению, тоже ощущало нечто схожее. Спать под открытым небом, сжимая ладонь Пелеиреин, целовать ее по вечерам, когда, казалось, их никто не видит, да прижимать к своей груди, лаская пальцами нежную кожу. Что же, такой исход вполне прельщал его не хуже звания, заработанного трудом, кровью и потом. — Почему ты строг с ним? — тихонько спросила Пели, тоже обернувшись и взглянув на хоббита. — Мерри милый, и очень уважает тебя. — Я не строг, — Эомер качнул головой, быстро собрав волосы на затылке и скрепив тоненькой белесой лентой, — всего лишь трезво оцениваю его возможности. — Думаю, что Мерри ещё удивит нас своей храбростью. Всего лишь одна мягкая улыбка на девичьих губах, и Эомер мигом оживился, позабыл о противоречивых мыслях, протянув руки и опустив на тоненькую талию — уже вполне привычное для них место. Ему нравилось держать своим ладони там. Чем ближе он к Пели, тем спокойнее на душе. Казалось, дева не нуждалась в защите, и вполне могла сама за себя постоять. Однако Эомеру приятно было иногда считать иначе. Он раздумывал о том, что если силы вдруг ее оставят и черпнуть их будет неоткуда, тут-то и пригодятся его мощное плечо, меч и отвага. Женщина, жена, хранительница очага в глазах воина всегда выглядела слабой и беззащитной. Но только не Пелеиреин. И не Эовин. Он был окружён воинственными дамами, подстать себе. И в глубине души очень гордился этим. — Пойдём, — тихо позвала Пели, обхватив его за руку и потянув к деревьям, подальше от родной поляны. — Куда? — Прогуляемся напоследок. Хочу, чтобы наше путешествие никогда не кончалось. Но... Пелеиреин вздохнула, подняв глаза к небу. — Что, моя дева? Эомер послушно следовал за ней, лелея каждое мгновение. — Впереди лишь мрак, — она обернулась через плечо, — лишь тьма и слабость. Саурон собрал сильную армию. — И мы говорим об этом сейчас? Князь знал, стоит лишь вернуться, и начнётся... Кони, воины, копья, кузни и мечи. Гондор призовёт исполнить клятву. И они неминуемо расстанутся. Так к чему было решать это сейчас?.. — Нас разлучит война, — вслух озвучила его мысли дева, выпорхнув на тропу. — Не надолго. Эомер встал рядом. — Знаю, ты вернёшься, но прежним твоё сердце уже никогда не будет. — Что ты видела? — забеспокоился князь, вновь обвив руками талию и стиснув пальцы в замок на ее спине. — Скажи. — Смерть, боль, рождение и радость, — Пели пожала плечами, неожиданно прильнув к его груди и уронив голову на плечо. У Эомера дыхание сбилось от всколыхнувшийся нежности. — Мы все с тобой переживем, — ласково пообещал он, намертво прижав любимую к себе, позволив ни о чем не думать и ничего не опасаться. — Я защищу тебя от бед. Клянусь, ты выйдешь за меня и родишь мне сыновей. — Ты не спрашивал дважды, и я не дала ответ. Пели улыбнулась, прикрыв глаза. — Спрошу, когда придет время. И ты ответишь: да.***
Не утешительные вести принёс Ясень на рассвете. Пели почти не спала той, последней ночью, да и не нуждалась в этом. Энергия плескалась, буквально вырывалась сквозь пальцы; а вот Эомер, склонив голову на ее колени, все-таки поддался дреме. Ненадолго, но уснул, в последний раз вдоволь насытившись припухлыми губами. Пели не желала лишать его сна. Ей нравилось наблюдать за Эомером: спокойным и расслабленным, лишённым страхов и забот. И чувства их лишь крепли. Все, казавшееся сном и немыслимым в мечтаниях, обратилось в быль и воззвало души к свету. Жаль, что утро омрачили дурные вести. — Мы сдерживаем Сарумана в башне, — сообщил Коронусом, когда Эомер, едва продрав глаза, сонно поднялся и присел рядом с Пели. — Силы своей он лишился, но Деревья измучены. Одного моего слова мало. — Значит, они отказались? — расстроилась дева, и Мерри посмотрел на Ясеня. — Нет, лишь сообщили, что для охраны границ сил наших не хватит. Рек поблизости нет. И оркам ничего не будет стоить спалить деревья заживо, как сделал Саруман чуть больше месяца назад. Припомнив о страшной бойне и мучительном зрелище, Пелеиреин содрогнулась, и Эомер незаметно опустил ладонь ей на спину, беззвучно напомнив, что все хорошо и он рядом. — В любом случае, благодарю за кров и... — князь склонил голову в знак почтения. — И за возможность отдохнуть, собраться с мыслями. — Ступайте, время не терпит, — протянул Ясень. И Пели, шагнув вперёд, крепко обхватила его тягучие извилистые ветви руками; прижалась щекой к шершавому стволу, различив удары собственного сердца в груди. Оно колотилось, как бешеное! Будто бы в последний раз они говорили. Будто бы теперь она больше никогда не вернется в Фангорн!.. Слезы навернулись на глазах, но не соскользнули вниз по белоснежным щёчкам. Вобрав побольше воздуха, дева отняла голову, посмотрела древню в лицо, в надежде прошептав: — Пообещай, что мы увидимся вновь! — выпалила она, отбросив волосы со лба. — Пообещай, что ни за что не отпустишь корни, пока я не вернусь, чтобы проститься, потому что сейчас у меня не хватит смелости! — глаза ее блеснули, и Древень погладил листьями ее спину. — Прошу! — Дочь моя, будущее туманно и пока непредсказуемо. Если тьма рассеется, и пауки не навлекут тьму на наших братьев, я дождусь тебя. Но... — Этого достаточно, папа, — ласково остановила дева, на мгновение прикрыв глаза. — Я вернусь. Клянусь, что вернусь повидаться. Пусть, и в последний раз. Растроганный объятиями, Мерри махнул рукой на прощание, а Эомер, дождавшись, когда Пелеиреин пройдёт вперёд и выйдет на тропу, в последний раз приклонил колено. — Не подвергай ее сердце сомнениям, сынок, — тихонько попросил Ясень, когда князь уже выпрямился и отвернулся. — Магия ее, подобно ветру — переменчивая штука. Замерев на месте, Эомер в недоумении обернулся и, утвердительно кивнув, направился следом за остальными. Коронусом знал, о чем заговорил, но разъяснять не стал. Не время было, да и не его забота. Заранее он видел будущее, принимал как должное собственную смерть в забвении и вечном сне. И не мирился лишь с одним: единственная дочь должна была покинуть лес. Раз и навсегда примкнуть к народу. Его любимая залюбленная ветром Пелеиреин отдала своё сердце человеку. Достойному воину и не менее великому Королю Запада. И больше не принадлежала ни ему, ни лесу, ни горам. Тяжело поправив ветви, Ясень вернулся на своё место, опустил корни поглубже и, прикрыв глаза, медленно погрузился в лёгкую дремоту.***
Они скакали рядом. Не шибко быстро, той же дорогой, что и прежде. Горы и леса, величественные и могучие, остались далеко позади. И Пели, иногда оборачиваясь, наблюдала, как родные берега и зеленевшие деревья отдаляются, будто навсегда. Навсегда стираются из памяти. Навсегда остаются лишь в воспоминаниях. Вынужденная разлука с отцом, грузом повисшая на сердце, первые несколько часов не давала толком дышать. И дева старалась. Уверенно выпрямив спину, она пыталась оправдать своё вынужденное бегство. Прозябать в лесах, разве этого хотел сам Ясень?.. Нет, он отпустил ее на волю, благословил на верный путь; отправил в дальнюю дорогу, потому что знал: долг не оплачен. И впереди грядёт великая страшная бойня. За белый город, за родину Арагорна! За ее родину!.. Ни лес Фангорн, ни Рохан, не являлись истинным пристанищем для ее души. Минас-Тирит — белая башня, столь часто видевшаяся во снах, появлявшаяся в видениях. Большое иссохшее старое древо в огне, белоснежные каменные плиты, залитые кровью, и огромный белый зал, украшенный статуями. Белая леди повенчанная короной Гондора, со знаменем на дорогом платье. Кем бы она ни явилась, но обещана ее рука была князю Рохана. — Там дым, — встрепенулся Мерри, вовремя воротив Пели из удушающих мыслей, невольно обхвативших за горло. — Дым! Натянув поводья, дева увидала чёрные клубы, поднимавшиеся из-за небольших холмов на юго-западной границе. И вместе с мрачными мыслями, уловила, где-то глубоко внутри себя, протяжные крики, вопли, мольбы о помощи... — Нет, — громко выдохнул Эомер, повернув коня и привстав в седле. Лицо его, до селе спокойное и сосредоточенное, омрачили лёгкие морщины, и взгляд, переполненный тревогой, озарился вспышками яростного гнева. — Это же не?.. — протянул было Мерри, но не успел договорить. Воин пришпорил скакуна, на ходу воскликнув: — Истфолд. Истфолд в огне! «О, Эру! Только не это!» Вздохнув, Пелеиреин развернула Брего и галопом понеслась следом за Эомером. В душе она понимала, что им ничего не сделать, ничего не изменить, и ни за что не справиться втроем, но разум обнадеживал. Ведь Пели знала, что такое вдруг увидеть, как родные стены, поддерживавшие дух, внезапно полыхают!.. Точно деревья под тланью Сарумана. Мерзкий поступок вынудил деву вступить в войну. Использовать магию против чародея. Она не остановилась, точно Эомер. И его сердце, отчаянно колотившееся в груди; и дыхание, сбившееся и поверхностное; глаза, мечущиеся в стороны... Душа его наполнилась страхом и болью, ведь ни о чем он не мечтал так же рьяно, как привезти ее — Деву Запада, к деревянным воротам. Однажды поселиться дома. У лесов и истоков реки, чтобы там воспитывать детей, и жить счастливой людской жизнью!.. — Эомер! — воскликнула Пели, различив пламя вдалеке и чёрные столбы дыма уже в опасной близости. Они миновали холмы. Сошли со своего пути. Сделали один огромный крюк, повернув не в ту сторону. Эомер намеренно повёл коня прочь от тракта, навстречу ветру и чёрному облаку вдали. — Эомер, остановись! — всерьёз обеспокоившись, дева обогнула ручей, проскакала прямо по воде и, преградив путь, заставила воина натянуть поводья и затормозить. — Поздно, слышишь? — Пели, я должен помочь, там живут семьи. Люди, с которыми я рос, так нельзя! — в сердцах вымолвил Эомер, и брови его изогнулись. — Боюсь, что там лишь смерть. — Дева с сожалением взглянула на своего спутника. — Там нет живых. Клянусь. Их нет... — Я должен убедиться сам, иначе буду грызть себя за это всю оставшуюся жизнь. Он не оставил выбора. Кивнув, Пели медленно развернулась и, пропустив Эомера вперёд, прерывисто вздохнула, уже заранее предвидев, что их ждёт. И видения, страшные картины, пронёсшиеся перед глазами мгновение назад, постепенно стали обращаться в быль. Медленно цокая копытами о старую дорогу, кони вошли в город. Дикий смрад и въедливая гарь забили носоглотку. Мерри, впервые столкнувшись с подобной жестокостью, прижал кусок эльфийского плаща к лицу и, разинув рот, в ужасе внимал всему, что видел. Истерзанные зарезанные люди: сотни людей. Они валялись тут и там. В основном мужчины. Точно в той самой деревне, где кочевники избавились от воинов, а следом принялись за женщин и детей... — Ублюдки, — дрожащим голосом вымолвил Эомер, спешившись с коня и подбежав к одному из догоравших домов. Пройти внутрь оказалось невозможно: тяжёлые балки обвалились и похоронили под собой чьи-то останки. Содрогнувшись, Пели с болью в сердце наблюдала за Эомером; ощущала ужас и отчаяние, с которым он оглядывался в поисках хоть кого-нибудь в живых, но... Дева знала наперёд. Живых там не осталось. — Это орки?.. — прошептал Мерри, но князь, расслышав, обернулся, грозно процедив сквозь стиснутые зубы. — О, нет, это сделали люди. — Кочевники.. — Да. Эомер потоптался на месте, склонив голову к земле. — Это дом брата моего отца. У него были жена и четверо детей. Я... — Он попытался глубоко вздохнуть, но не смог. Ком встрял в горле. И голос осип. — Я не виделся с ними несколько лет. Как начались набеги орков, мой отряд был занят преследованием и вечными гонениями. А эти мрази... Эомер вскинул голову к небу, пробудив в сердце Пели отчаянную тревогу и сильное сочувствие. Кто, как ни она, знал, какого это, когда твоих близких, когда твой дом!.. Когда то, что любо сердцу, настигает тьма. И безнаказанность торжествует. — Эти грязные ублюдки с гор! Бездомные мрази, подосланные Саруманом, — выкрикнул Эомер, не в силах совладать с гневом. — Они пришли и... Они разорили мою родину. И я могу только стоять и смотреть. Эомер горько усмехнулся, смахнув слезу, показавшуюся в уголке глаза. — Мы бессильны. Враг прет со всех сторон. Сегодня Истфолд, а завтра Вестфолд?.. А следом и Эдорас. Мы выйдем в бой, а этим ублюдки, пронюхав, что Рохиррим воюют на севере, попросту сметут мою страну, подобно саранче, бросившейся на посевы! — Эомер... Встрепенувшись, Пели соскочила на землю, подобрала подол платья и, приблизившись к воину, крепко обняла за плечи. Прижалась губами к щеке, нашептывая свои привычные заклинания, успокаивая и наполняя верой. — Мне очень жаль, мой милый, — искренне отозвалась дева, поглаживая по волнистым волосам. — Не в наших силах биться с ними. Мои чары... — Скоплены для Саурона, я это знаю. Эомер вздохнул. Тоже обхватил ее за талию, прикрыв глаза и прижавшись лбом к покатому плечу. Дрожь, колотившая все тело, постепенно отступила, но боль осталась с ним. Пели и не думала лишать мужскую душу праведного гнева, только лишь убавить пыл. Эомер не должен забывать об уроне, нанесённом врагом по самому уязвимому месту — родным стенам, любимому дому. — Однажды все изменится, — пообещала дева, прерывисто вздохнув, — война закончится и ты изгонишь их. Всех до единого. И границы Рохана будут охранять достойные воины. Не будет набегов. Не будет орков. И люди западных земель благословят тебя, как самого отважного и преданного Короля. — Ты это видишь или только успокаиваешь душу? Выпрямившись, Эомер пристально взглянул на свою деву, и увидел в зеленеющих глазах собственное отражение. Она сказала правду. То, что будет. То, чему суждено свершиться. — И полугода не пройдёт, как ты взойдёшь на трон. — Не говори мне, — попросил Эомер, отрицательно качнув головой. — Я не желаю знать. Не хочу думать о смерти. — Если пожелаешь, я больше никогда не заговорю об этом. — Желаю, — князь кивнул, осторожно выпустив Пели из объятий. — Пусть жизнь идёт своим чередом. И то, чему суждено сбыться, того не миновать. — Ты прав, — с грустью согласилась дева, — не миновать. Бесшумно выдохнув, она хотела воротиться на коня, но, обернувшись, внезапно увидала двух высоких и широкоплечих верзил. Они схватились за поводья и, оскалив зубы, выступили вперёд. Но Мерри не было в седле! Он умудрился спрыгнуть раньше времени и затаиться неподалёку, обнажив свой маленький клинок. Разглядев ещё как минимум пятерых, подобравшихся со стороны развалин, Эомер выругался, медленно шагнув навстречу и прикрыв Пели вытянутой рукой, едва ли заслонив собой от негодяев. Следовало быть осторожнее, да и вести себя куда предусмотрительнее, но от одного вида тел, изрубленных, истерзанных и окровавленных, у Эомера кровь закипела в жилах. Он так сильно разозлился, что напрочь позабыл об опасности! А эти мужики, в кольчугах и окровавленных рубахах, с наспех выбритыми головами и длинными бородами, казались слишком высокими и до зубов вооруженными. Грязные и голодные, они держали острые клинки, запекшиеся плотью и кровью, наготове. И смотрели прямо на неё. На Пелеиреин. Поймав придирчивые похотливые взгляды, дева догадалась, чего они хотят. Сотворить с ней тоже, что и с бедной девушкой в обгоревшей избушке. Но Пели не собиралась сдаваться. Силы, злоба, ненависть — эмоции и чувства обрамили ее дух, охватили тело. И дева поняла: всего один лишь шаг, и, несмотря на свои клятвы, она отправит их в мучительное путешествие. Убьёт снова. За себя и Эомера. Растратит силы, но разорвёт недругов на части. — Приклони колено, Рохиррим, — потребовал самый грозный и мучительно омерзительный мужик, с выбритыми висками и измазанным углём лицом. — Скорее твоя голова окажется под моим сапогом, нежели я склонюсь перед жалким дикарем, возомнившим себя повелителем Рохана! — процедил Эомер, выхватив меч и слегка наклонившись вперёд, готовый в любую секунду отбить удар и порубить врага на части. Пелеиреин почувствовала это. Медленно опустила ладошку на мужское плечо, будто бы предупреждая, что не стоит. Она справится сама. Но Эомер желал отмщения, за Истфолд, за близких друзей, и за собственное имя, втоптанное в грязь. Поэтому, не послушав, мотнул головой, отодвинул Пели дальше, спиной к развалинам, прикрыв собой, но в то же время и позволив вытащить атам и вскинуть руки к небу. Блеснув на солнце, кинжал ослепил двоих из нападавших. И Эомер, оскалив зубы, мгновение спустя уж перерезал обоим глотки. Всего одним ударом. И кровь брызнула ему в лицо, наполнила жилы привычным чувством: отчаянной дрожью и непоколебимым желанием расправиться с каждым, кто осмелился напасть на западные земли, и, что ещё хуже, позариться на его солнечную деву. Уж Эомер-то знал, на что ублюдки шли для удовлетворения своей мерзостной похоти! Они калечили женщин, измывались над беспомощными девушками, да так, что ни один лекарь никогда не смог бы вновь вернуть их прежней жизни и поставить на ноги! А ведь Пели ничего не знала об этой мерзости. Она могла догадаться, но, нет, не приведи Эру ей столкнуться с возбужденным головорезом, особенно в момент упадка сил. — Возьми бабу, — велел один из гладко выбритых верзил. Вскочив, он ударил Эомера в челюсть, на мгновение протоптав себе путь и, протянув руку к деве, внезапно хрипнул и, взмыв в воздух, отлетел на несколько шагов назад, с грохотом ударившись о ближайшую скалу, да размножив голову напополам, открыв всем собственные внутренности. — Сука, — протянул один из кочевников, разглядев клинок в ее руках, — сука — ведьма! Усмехнувшись, Пели выпустила яркие язычки пламени и, повертев немного в воздухе, выпустила сначала в одного, потом в другого, заставив мучиться и задыхаться; сгорать заживо! — Пели, осторожно! — внезапно выкрикнул Мерри, выбравшись из укрытия и ринувшись вперёд. Дева увлеклась заклинанием, погрузилась в свои мысли, и не заметила, как прямо позади, с крыши, на неё напал один из рослых врагов. Почувствовав руку, обхватившую голову, и пятерню, прижатую к губам, Пели взвизгнула, стиснула атам и ударила ублюдка остриём прямо в бок. — Ах ты шлюха, — кочевник повернул ее лицом к себе и залепил ответную пощёчину. У Пели голова закружилась. Земля поплыла под ногами. Осев на землю, дева попыталась избавиться от звонкой боли, но не успела. Верзила вырвал атам, отбросил в строну и, замахнувшись, чуть было не отправил Пелеиреин в беспамятство. Но не успел. Мерри незаметно подбежал и полосонул заточенным лезвием по голени. Мужчина дико взревел. Кровь брызнула со все стороны. И Хоббит, воспользовавшись минутным замешательством врага, подхватил атам, сунул в руки Пели, встав между ней и орущим мужиком. Он был готов вступиться. Защитить свою деву. И этот искренний порыв поставил Пелеиреин на ноги. Отмахнувшись от острой боли в щеке, она привстала на колени, вытянута руку и, силой оторвав ублюдка от земли, не задумываясь, стиснула кулак и сломала ему шею. Неприятный хруст. И все было кончено. Мразь без дыхания свалилась обратно, под ноги испуганному Мерри. — Пели! — выкрикнул Эомер, расправившись с последним из врагов. И, подбежав к ней, опустился на колени, в ужасе разглядывая окровавленное лицо. — Пели... — в сердцах выдохнул князь, осев рядом и прикрыв глаза. Она была цела. Немного ранена, но невредима. Сидела, прижав атам к груди, да уставившись на трупы, обрамившие их словно в кокон. — Все хорошо, прости меня, — выпалил Эомер, смахнув кровавые капли, едва застывшие на ее лице. — Клянусь, это был единственный раз, когда я так подвёл тебя. — Все кончено, это ерунда, — тихонько вымолвила дева, хотя в душе была испугана и вся тряслась от пережитого шока. Стоило лишь ублюдку сжать ей рот и дотронуться до бёдер, как она соприкоснулась с его мыслями. Увидела, как мужик рвёт платье на неизвестной девушке, больно бьет по лицу и, тиская грудь, расстегивает свои грязные штаны. На мгновение Пели словно очутилась внутри чужого тела, почувствовала, как мясистые пальцы терзают промежность и нечто большое и твёрдое пронзает ее плоть, доставляет дикую боль!.. Такую натуральную, будто бы ее ноги оказались раздвинуты так широко; будто бы ее тело оказалось обнаженным и подавленным; будто бы ее слезы оросили щеки, и крики боли разнеслись по всей округе... Но, нет, Пелеиреин была цела. Почти не ранена. Она застыла, как статуя, ни шелохнулась, в то время как Эомер, прижав ее к своему груди, обернулся и с благодарностью посмотрел на хоббита. — Ты спас мою любовь, — сипло пробормотал он, протянув руку и ухватившись за плечо полурослика. — Ты сделал то, что я не смог. — Она цела? — задыхаясь, спросил Мерри, медленно осев рядом и взволнованно глянув на Пелеиреин. — Что с ней?.. Я думал, она с легкостью справится с ними. — Видение, плохое видение накрыло ее мысли, Мерри, — почувствовав, сообщил Эомер, поцеловав ее волосы и лоб. — Но ты... Я теперь в невосполнимом долгу перед тобой, мой друг. В вечной памяти о том, что ты сделал. С благодарностью кивнув, Мерри воспарил духом, сунул меч в ножны и, подхватив атам с земли, вручил в руки воина. Стиснув клинок, князь тяжело выдохнул, сунул оружие в карман штанин, вознамерившись вернуть немногим позже, а сам, оторвав девичью голову от своей груди, прижался губами к щекам, следом к носу, лбу и подбородку. Чувство долга на мгновение затмило собой сердце, и Эомер, последовав зову разума, подверг своё единственное сокровище опасности. А Пели, попытавшись сохранить силы для Минас-Тирита, ошибочно уверовала в своё чутьё, пропустив удар и позволив мужику дотронуться до кожи, да наводнить мысли мучительными чувствами и ведениями. Они оба оказались виноваты. И оба пожалели о своих необдуманных решениях. — Я никогда тебя не оставлю, Пели. И когда это все закончится, клянусь, лишь слезы счастья будут омывать твоё лицо. Но ни боли, ни страданий, ни мучительных видений!.. Вздохнув, дева ничего не ответила. Только, наконец, избавилась от душераздирающего кошмара, подогнула ноги и приоткрыла глаза. Вокруг лишь тлеющие угли и трупы. — Пойдём отсюда. Посидим немного за холмами, а следом в путь. — Нет, — отказалась дева, с трудом поднявшись на ноги, — солнце в зените. И минул полдень. Времени мало. Теоден ждёт нас на седьмой день. — Плевать, ты не готова скакать сейчас... — Нет! — твёрдо повторила Пели, обернувшись и с тревогой заглянув в любимые глаза, — мы выдвигаемся сейчас же. Чувствую, на этом горести лишь начались. Немного помолчав, да прислушавшись к словам возлюбленной, Эомер согласился. Вскочил на ноги и, присвистнув, подозвал коней, неотрывно наблюдая за Пели. Уж слишком она была бледна, и себя не излечила. На губе зияла глубокая кровоточившая ранка, и бровь была едва рассечена. — Почему ты не... — Силы, Эомер, — шмыгнув носом, ответила она, предвидев вопрос воина, да мигом запрыгнув на верного Брего, — я обязана сберечь их для защиты Минас-Тирита. Возвратим дух Рохирримам, и, боюсь, у белого города останется совсем немного шансов. Я... — она вздохнула, помогая Мерри взобраться рядом. — Я, точно как и ты, не смогу бросить свою родину в беде. Гондор — древний город нашего народа. Я рождена одной из них. Кому, как ни тебе, знать об этом?.. Встретившись взглядом с невидимой преградой, будто поселившейся в ее душе, Эомер сдался. Он принял каждое слово, осознав, что Пелеиреин права. Не время медлить, поддаваться чувствам и любви. Они ещё нагонят. И нить, что расползалась между ними, останется нетронутой во веки!.. Но на кону стояло слишком много жизней. И собственное будущее казалось под угрозой.***
Эдорас замелькал на горизонте вместе с багряными облаками, накрывшими солнце в сумерках. Они скакали резво, едва не галопом. И не обмолвились и словом на протяжении всего пути. Уставшие и измученные жаждой, они добрались до распахнутых ворот, спешились одновременно и, только обменявшись многозначительными взглядами, бок о бок поспешили вверх по каменным ступеням, навстречу Королю. Пели побоялась обмолвиться и словом, только бы не навредить Эомеру больше, чем уже смогла своим холодным голосом, всего лишь несколько часов назад. А князь, в растерянных, но вроде осознанных чувствах, тоже не проронил ни звука, но, все же, почти у самых золотых чертогов, мельком, уронил ладонь на ее спину, одарив надеждой и смирением. Он не злился. Нет, ни капли. Только лишь страшился близившейся разлуки, да мрачных мыслей, наводнивших голову Пелеиреин. — Ты опоздал, — объявил Теоден, когда они вдвоём показались в позолоченных дверях зала. — Повелитель, — Эомер припал на одно колено, а Пели, отпрянув в сторону, склонила голову, мигом очутившись в объятиях Арагорна. Заметив это, князь прерывисто вздохнул и, прикрыв глаза, неслышно выругался, поборов внезапное щемящее чувство, всколыхнувшееся в нем. Он испытал безудержную зависть. Ведь сам не мог оставить пост и успокоить свою деву, внушить ей, что бояться нечего, и он в состоянии защитить от бед, подставить своё сильное плечо, наполнить мечущуюся душу любовью. Своей любовью. Ни братской, ни дружеской. Любовью мужа, человека, в одночасье осознавшего, в ту самую секунду, как ублюдок ударил ее, что пойдёт на все, лишь бы это больше никогда не повторилось!.. Но не он утешал Пелеиреин. Не он стоял рядом и пытался смазать кровь с ее бледных щёк. Ох, нет, это был не он! Долг службы вновь превысил собственные чувства. Эомер себе не принадлежал. Только не перед Королём. — Мой государь, — громко заговорил князь, и Пели, вверенная в руки Эовин, поморщилась, ощутив мокрую ткань на месте раны, — кочевники разорили Истфолд. — Пальцы княжны тотчас же дрогнули. — Увели с собой детей и женщин. Следует... — Этим займётся Гамлинг, — заявил Теоден, поднявшись с трона и жестом велев племяннику встать следом. Эомер выпрямился, отыскал Пели взглядом и, обнаружив в обществе сестры, выдохнул с долей облегчения. Странные чувства пробудились в нем внезапно. Крепкая дружба Пелеиреин и Арагорна по неведомой причине вдруг встала у него поперёк горла. Гнев, вызванный завистью и неисполнимым желанием остаться с любимой, озарил сердце война алым пламенем. — Зажглись сигнальные огни минувшим днём, — сообщил Теоден, опустив тяжёлую ладонь на плечо Эомера. — Ровно через три дня мы отправляемся на войну. В Гондор. Готовь Рохиррим. И... — он понизил голос до шепота. — Надеюсь, дева достаточно напиталась своих сил, и теперь готова свершить то, что суждено? — Да, мой господин, — князь кивнул, заглянув дяде в глаза. — Пелеиреин готова. — Что же, в таком случае, первым делом ты, сын мой, отправишься в Вестфолд и оповестишь Эркенбранда. Мы выступаем в войну. Идём на помощь Гондору, и... Не медли. На рассвете мы отправляемся к северным границам, где будем собирать копи, и точить свои мечи. Прибудь туда не позже, чем через два дня. — Да, повелитель. Коротко кивнув и склонив голову напоследок, Эомер лишь мельком глянул на Пелеиреин, но этот взгляд: глубокий и пронзительный, она запомнила надолго. Осознав, что не может пошевелиться, дева только и смогла проводить воина взглядом. Тоска сковала ее горло, тело, душу. В отчаянии вздрогнув, она подхватила подол платья, выбежала из зала и замерла у ступеней. Ветер болезненно ударил по щекам, и воздух вновь наполнился тревогой. Эомер спустился очень быстро. У них не было ни малейшего шанса, чтобы попрощаться. — Рохиррим! — донёсся его грозный и сильный голос. — Мои воины! Мой верный отряд. Мы выступаем на войну. За нашу землю, за наших близких и за нашего Короля! Взобравшись в седло, князь схватил своё старое копьё, взмахнул им высоко над собой, и, осмотрев каждого из воинов, решительно добавил: — У нас два дня, чтобы собрать копи у Вестфолда. Взбирайтесь в седла, и снова в путь. Последние слова он выговорил тихо, скорее для себя, чем для других. И, так и не решившись обернуться, вдруг почувствовал незримый прилив энергии. «Пели...» — мысленно воззвал он, осознав, что это лишь ее рук дело. — «Оставь силы для себя». Различив любимый силуэт издалека, дева прикрыла веки и постаралась выровнять дыхание. Мерцание в ладонях медленно угасло. Она сделала, что смогла. Даровала своему избраннику силы для тяжелого пути. — Не тревожься, — мягко попросила Эовин, остановившись рядом и подставив лицо последним солнечным лучам, показавшимся на закате, — это не прощание. Мы отправимся вместе с воинами до лагеря. Придворные дамы провожают мужей. — Она прерывисто вздохнула, опустив ладошку на девичье плечо. — Мой брат прискачет туда, точно как велел дядя, на закате второго дня. А затем, тебя отправят на войну, а мне придётся воротиться в Эдорас и ждать своей участи. Грусть и тоска, завладевшие сердцем девы, так и не отпустили душу. Не оставили в покое, ни тем вечером, ни на следующий день. Провожая Рохиррим взглядом, Пелеиреин, точно как и Эомер, жалела только об одном — что не сказала о своих истинных чувствах. Не обмолвилась ни разу о своей любви.