Грань

Глава 8.

      Тонкая подошва серых замшевых ботинок шуршит о щербатый асфальт. Влажный осенний воздух неприятно липнет к оголённой шее, заползая под стоячий воротник иссиня-чёрного пальто. «Стоило взять шарф», — думает Томас, открывая пассажирскую дверь новенькой Audi. Он ставит прозрачную коробку на сидение и, стараясь ничего не помять, аккуратно пристёгивает ремнём безопасности. Если торт хоть как-нибудь повредится, Эмма собственноручно придушит брата.       Мужчина закрывает заднюю дверь и поднимает усталый взгляд на погасшие окна кондитерской. Тонкий освещённый неровным светом фонарей силуэт замирает близ входной двери. Хрупкие девичьи пальчики порхают по хромированной панели, набирая код сигнализации. Холодный поток ветра ударяется в изящный стан, вынуждая Хлою сильнее кутаться в высокий ворот серого кашемирового пальто. Томас неотрывно следит за ней, отмечая, как она поправляет тонкий кожаный ремешок сумочки и поворачивает в противоположную от тянущей илом Темзы сторону.       Неожиданный сигнал мобильного оглушает. Мужчина вздрагивает, запускает широкую кисть в карман выцветших плотнооблегающих джинс и вынимает нагретый теплом тела телефон. Сенсорный экран коротко мигает и загорается новым сообщением от Зави: «Здравствуй, Томми. Прости, но мне никак не удастся вырваться на день рождения Джеймса. Пожалуйста, поздравь его от меня и скажи, что мне очень жаль.»       Актёр тяжело вздыхает, набирает короткое «Ок» и переводит взгляд на часы — без четверти двенадцать. Всё же зря Хлоя не позволила проводить себя. Да, Блексли и правда один из самых благополучных районов Лондона, но даже его жители не застрахованы от разбоя и грабежей. Помнится, однажды он сам стал жертвой подобного. Страх и стыд до сих пор обжигают заострённые скулы, едва в памяти всплывает ощущение беспомощности перед лицом вора. Том словно чувствует приставленный к горлу нож и наглое требование: «Кошелёк или жизнь». Тело всё ещё не забыло прикосновения холодного лезвия к пульсирующей артерии и грубых рук, что бесцеремонно шарили по карманам в поисках ценностей. Еле заметный, сокрытый слоем недавнего загара солнечной Испании шрам ощутимо зудит под натиском нахлынувших воспоминаний. Холодные пальцы проходятся по выпуклой полоске, прочерчивая короткую линию, и Том в очередной раз думает, что не может позволить Хлое возвращаться в столь поздний час одной.       Мужчина щелкает брелоком, блокируя двери автомобиля, и пересекает Бексли роуд. Его уверенные быстрые шаги мягко пружинят по шероховатой поверхности тротуара. Актёр нагоняет девушку у небольшого переливающегося разноцветными огнями круглосуточного магазина.       — Хлоя, подождите, — дотрагиваясь ладонью до женского плеча, торопливо выдыхает Том.       — Боже, Томас, Вы напугали меня! — испуганно дёргается она. Цветные блики причудливо ложатся на испуганное лицо, и мужчина не может оторвать взгляд от широко распахнутых лисьих глаз. Они, словно бездна, путая застрявшие в голове слова и мысли, растягивают неловкость момента жевательной резинкой. Девушка вынимает голубую капельку беспроводных наушников и вопросительно смотрит на мужчину.       — Простите, я… — сбрасывая секундное оцепенение, начинает Том. — Я просто не могу позволить Вам бродить по улицам так поздно, — он прячет руки в карманы и смущённо склоняет голову. Пятки туфель отрываются от графитового асфальта, раскачивая длинную жилистую фигуру актёра.       — Даже если я скажу, что в состоянии дойти сама, вы ведь не отстанете, не так ли? — Хлоя изучающе вглядывается в бледное в свете гирлянд лицо. В её тёмных глаза неоновыми буквами читается желание побыстрее отделаться от незадачливого провожатого.       — Неа, — скрывая в вороте пальто озорную улыбку, хитро щурится Хиддлстон. — Может, стоит перейти на ты? После всего, что ты знаешь обо мне, — выжидающий взгляд свинцовых глаз, и наушники отправляются на дно сумочки.       — Ну раз мне от тебя не отвязаться, — тяжело вздыхает девушка, — то ты, Томас…       — Том, — машинально поправляет он.       — То ты, Том, можешь проводить меня до пересечения Лесни парк и Элм Гров. Устроит такой расклад? — поправляя съезжающий с плеча ремешок, интересуется Хлоя.       — Вполне, — удовлетворённо кивает актёр.       — Тогда нам стоит поторопиться. Уже довольно поздно, — замечает она и ускоряет шаг, стремясь как можно быстрее закончить навязанную Хиддлстоном прогулку.       Частый стук каблуков повторяет ритм биения мужского сердца. Он, словно музыка, заполняет коридоры разума, пропитывая забытым теплом густую кровь. Пальцы свербит от бессознательной потребности коснуться тёмных шелковистых прядей волос, которыми неустанно играет северный ветер. Почему ему позволено так много? Никто не в силах запретить потокам нежно ласкать покрасневшую от холода кожу, оставляя невесомые поцелуи на чётко очерченной линии подбородка, сжимать и согревать теплом дыхания миниатюрные кисти, вызывая робкую улыбку на слегка приоткрытых чувственных губах.       Томас сжимает ладони, стараясь унять нестерпимое желание, зудящее на кончиках пальцев. Он отчаянно желает сжать хрупкое гибкое тело в объятиях, впитывая его тепло каждой клеточкой кожи. «Что это со мной? От чего я не могу заглушить всепоглощающее стремление обладать чужой женщиной?»       — Кажется, я переоценила свои возможности, — хватаясь за левый бок, выдыхает Хлоя. — У тебя такие длинные ноги, что мне просто не угнаться.       Они останавливаются на углу Лесни парк. Жёлтый свет тусклого фонаря освещает прислонившуюся к столбу фигуру девушки, и Том засматривается на точёные, словно высеченные искусным скульптором черты лица. Его изучающий взгляд скользит по смазанному рисунку славянских скул к слегка вздёрнутому носику, перемещаясь к опущенным ресницам, что пушистым веером отбрасывают длинные тени на бледную кожу щёк. Зелёные глаза распахиваются, и Томас отмирает.       — Прости, давай пойдём помедленнее, — смущённо бормочет он. Мужчина протягивает девушке ладонь, предлагая взять его под руку. Хлоя моргает. — Я не кусаюсь, — смешок вырывается из широкой груди. Спутница нерешительно касается тонкими пальчиками тёмно-синей шерсти. Том накрывает их своими, удобно размещая миниатюрную кисть на сгибе локтя. Лёгкое тёплое покалывание скользит по венам. Том ловит себя на мысли, что ему уютно так — просто сжимать женскую ладошку. Но он убирает руку, стремясь не казаться бестактным.       Вязкий воздух пропитан запахом чистого белья и прелой листвы, но лёгкие Томаса наполняет исходящий от Хлои игристый аромат духов. Яркий цитрус сплетается с мягкими лепестками жасмина, взрываясь пузырьками шампанского где-то в мозгу.       Мужчина подстраивается под маленькие шажки, отмечая, что несмотря на высокий каблук, девушка едва ли достаёт ему до плеча. «Это так непривычно», — думает он. — «Она так вкусно пахнет и забавно морщит покрасневший от холода носик. Хрупкая, словно фарфоровая статуэтка балерины, что стоит на каминной полке в доме родителей. Интересно, каковы её губы на вкус?»       — Кажется, в этом году похолодало немного раньше, — выпуская облачко пара, говорит Хлоя.       Том благодарен ей. Затянувшееся, сопровождающееся лишь шорохом шагов молчание и касания обтянутых тканью плеч рождают в воспалённом сознании непристойные мысли. Они предательским желанием растекаются по телу, устремляя потоки крови вниз.       — Да, в этом году ночи и правда кажутся холодней, но день всё еще радует теплом и яркими лучами солнца, — незамедлительно подхватывает мужчина. — Знаешь, я встаю в четыре утра, чтобы насладиться утренней пробежкой в первых отблесках рассвета. Мне кажется, нет ничего прекраснее, чем пробуждающийся ото сна Лондон, — раскатистый баритон мягко ложится на женские укутанные серым кашемиром плечи.       Недавние признания сблизили их, случайно столкнувшихся в огромном мире прохожих. Протянули еле заметную нить сквозь бьющиеся в потоке мегаполиса сердца. Хлоя словно открылась Томасу с иной стороны. Сильная и в то же время мягкая, она согрела его душу теплом, подарив краткий миг спокойствия. «Но стоило ли быть настолько откровенным?»       — Четыре утра, серьёзно? — удивлённо восклицает кондитер. — Когда же ты спишь? — искреннее недоумение заставляет актёра усмехнуться.       — Я бегаю три раза в неделю, больше, к сожалению, никак не выходит, — поясняет он. — А сплю, сколько придётся. За столько лет организм привык.       — И всё же… я бы так не смогла, — замечает Хлоя.       — Но ты же встаёшь, чтобы открыть кондитерскую, — проходя мимо поворота на Парк Кресент, отмечает Томас. — Разве не так?       — Это другое, «Chloe’s Bakery» — моя работа. Дело, которым я горжусь. Мне кажется, я готова позабыть про сон, лишь бы это место существовало.       — Понимаю…       Трепетная тишина вновь окутывает медленно идущие фигуры. Она не давит на перепонки, скорее расслабляет, позволяя наслаждаться пустынной утопающей в золотистой листве улочке. Рассеянный свет горбатых фонарей играет причудливыми тенями ветвей, рисуя абстрактные картины на тёмном тротуаре. Звук шагов отдаётся эхом, ударяясь о красные выделяющиеся в серых оттенках ночи цилиндры. Очень похожие, украшенные бронзовыми вензелями почтовые ящики стоят и у его дома, словно маяки указывая путь.       — Так странно, что люди больше не пишут друг другу писем, — замечает мужчина. — Всё заменили пустые, ничего не выражающие ровные строчки печатных букв. Не успеешь оглянуться, как мир захватят бездушные машины.       — Ну это удобно, — пожимает плечами Хлоя. — Письма идут слишком долго, а электронные поступают практически мгновенно.       — Ты права, но лишь отчасти, — касаясь длинными пальцами узорчатой крышки колонны, произносит Томас. Они скользят по неровной поверхности, упираясь в венчающую конструкцию горошину. — Разве, открыв электронное письмо, ты можешь ощутить запах новой бумаги или аромат духов? — смотря на спутницу, продолжает актёр. — Скажут ли тебе одинаковые буквы хоть что-то о том, кто вспомнил о тебе? Это совсем не то же самое. Вот когда ты в последний раз держала бумажное письмо в руках, ну или хотя бы газету? — бросая горящий взгляд на девушку, спрашивает Томас.       — Ну, я регулярно покупаю Vogue, — заливаясь краской, еле слышно выдыхает Хлоя.       — Это другое, — досадливо морщится Том. — Слова, написанные от руки… Они словно живые… Отпечатываются памятью на кончиках пальцев, вспыхивая в сознании. Стоит прикрыть веки, как ты видишь улыбку отправителя, чувствуешь солёный привкус слёз на губах или искрящееся солнце в прядях волос…       — Да ты романтик, — иронично улыбается девушка. — Тебе стоило бы преподавать литературу или что-то похожее. Не думал об этом?       — На самом деле я бакалавр гуманитарных наук, — с серьёзным видом выдаёт Хиддлстон. — Могу часами рассуждать о творчестве Шекспира или Остин, и ты успеешь заскучать.       — Так я попала в яблочко, профессор, — невольный смешок соскальзывает с манящих губ, перерастая в звонкий смех. Рука сползает с мужского локтя, и маленькие ладошки прикрывают пылающее лицо. — Прости, — смущённо бормочет Хлоя, — я не хотела тебя обидеть. Просто это так забавно, — в малахитовых глазах искрятся смешинки, собираясь тонкой паутинкой морщин. Они заражают Тома весельем, и ответный хохот не заставляет себя ждать.       — Почему ты решила стать кондитером? На любителя сладкого ты не похожа, — тяжело дыша, выговаривает Томас. В районе желудка слегка покалывает, но это не мешает ему наслаждаться приятным обществом девушки.       — Хочешь сказать, что все кондитеры едва пролезают в дверь? — всё ещё улыбаясь, интересуется Хлоя. — Что за стереотипы, мистер Хиддлстон?       — Ну, не то чтобы не проходят в дверь, — тянет актёр, — скорее, не имеют такой стройной фигуры. Признавайся, ты не вылезаешь из спортзала? — шутливо толкая её под ребро, подмигивает мужчина.       — Нет, что ты! В отличие от тебя, я ненавижу любые физические нагрузки. Просто я ведьма, — хитро прищуриваясь, Хлоя останавливается на углу Элм Гров. — Вот мы и пришли. Спасибо, что проводил, — её слова отдают искренним теплом, и Том в очередной раз отмечает, насколько ему комфортно рядом с ней.       — Это было несложно, — раскачиваясь на пятках, отвечает он.       Сильные руки тянутся вперёд, прижимая девушку к груди. Обычный жест на прощание прошибает тело колкими импульсами. Сочный запах персиков заползает в ноздри, едва кончик носа касается тёмно-русой макушки. Хлоя неловко похлопывает Томаса по спине, и он неохотно выпускает её из тугого кольца объятий. Девушка разворачивается на каблуках и быстро шагает в сторону домов.       — Хлоя! — тихий оклик касается женских плеч. Она оборачивается. — Спокойной ночи…       — Спокойной ночи, Том…       ***       Шум голосов заполняет зал. Тяжёлые хрустальные капли кристаллов, свисающих с помпезных люстр, отбрасывают голубоватые блики на молочные скатерти круглых столов, хаотично разбросанных по помещению. Лиричные мотивы ирландских баллад волнами расползаются по углам, следуя велению волынки. Мелодия навевает на Тома тоску. Хочется спать. Длинные узловатые пальцы тянутся к лежащему на салфетке телефону. Экран загорается, и мужчина погружается в изучение почты: несколько сообщений от Люка требуют немедленного решения с выбором сценариев. Они выделяются жирными буквами, и мужчина, тяжело вздыхая, откладывает ответ до завтра.       Томас прекрасно понимает, что великих ролей в его жизни уже может и не случится. «Сам виноват», — думает он. — «Нужно было меньше уделять времени девушкам и алкоголю, а больше работе, не разбрасываясь отказами направо и налево». Успех в «Marvel» знатно снёс ему крышу. Популярность окрыляла, а всё остальное казалось не столь важным. Даже расставание с Сюзанной не было чем-то особенным: скромная жертва ради карьеры.       — Томми, — мягкий голос матери окликает актёра.       — Да, мам, — он тепло смотрит в светло-серые, так похожие на его глаза.       — Как дела у Зави? Она так редко удостаивает нас своим вниманием, — ирония сквозит в каждом слове, и Диана не стремится это скрыть.       — Всё хорошо, мам, — уголок тонких губ дёргается в непринуждённой улыбке, которая не способна обмануть материнское сердце.       — А если быть честным, Томми? — женщина склоняет голову вбок, и Томас в очередной раз отмечает, насколько они похожи.       — Мам, всё хорошо, правда, — стараясь быть увереннее, говорит мужчина. — У Зави плотный график на этот месяц. Съёмки скоро закончатся, и мы обязательно заедем к тебе… Вместе, — недоверчивый материнский взгляд даёт понять, что она не верит ни единому его слову. Ещё бы, кому как не ей знать все ужимки сына?       — Милый, я не буду насильно лезть в твою душу, но послушай меня. Открой глаза и посмотри трезво — оцени ваши отношения. Неужели ты не видишь, что они на грани? Вы уже три года вместе, а так и не поженились, — женщина неприятно поморщилась, словно сама мысль о браке сына ей неприятна. — Я помню, что обещала не вмешиваться в твою жизнь, но, Томми, моё старое сердце обливается кровью, когда я смотрю на то, как ты несчастен.       — Ма, ты перегибаешь, — касаясь морщинистой ладони, произносит Том. — Возможно… Я повторюсь, возможно, у нас небольшие трудности, но ведь мы вместе уже давно. Разве может быть всё гладко? — спокойствие сквозит в серо-голубых глазах, излучая уверенность в собственных словах. — Зави вернётся из Атланты, и мы назначим дату свадьбы.       — Ты правда этого хочешь? — беспокойство отражается на материнском лице, и Том не знает, что ответить. «Действительно ли он готов жениться на Зави?»       — Мам, не начинай…       — Томас, — строгий тон неприятно режет слух. Актёр мысленно готовится отстаивать свои интересы и подаётся чуть вперёд.             — Послушай меня, пожалуйста, — начинает Диана, — мы приняли мисс Эштон в семью, несмотря на наше отношение к представителям её расы. Ни для кого не секрет: я не особенно рада сделанному тобой выбору, но готова смириться, если буду уверена, что ты счастлив, — женщина делает большой глоток воды, вглядываясь в непроницаемое лицо сына. — Посмотри, что с тобой стало. Ты исхудал, редко улыбаешься и находишься на грани депрессии. И не надо мне говорить, что это не так, — предупреждая любые возражения, восклицает она. — Ты мой сын! Моя кровь! Я знаю тебя, как никто другой. Так загляни в себя и спроси: «Счастлив ли ты»… Если да, и все мои волнения беспочвенны, пусть будет так, — тёплая сморщенная от времени ладонь ложится на мужскую щеку.       Томас прикрывает глаза. Он не вправе злиться на мать, ведь она отдала ему всё: пожертвовала собственными мечтами, став обычной домохозяйкой, лишь бы её дети были счастливы. «Разве я имею право обижаться на неё и требовать никогда не вмешиваться в мою жизнь?» — спрашивает себя мужчина, прекрасно понимая беспокойство Дианы. — «Если быть честным с собой, то с некоторых пор я не уверен, что Зави — та самая».       В самом начале, когда всё только начиналось, Эштон была заботливой и внимательной девушкой. Её любви и страсти хватало на двоих, и Том, после всех ожогов прошлого, считал Зави лечебным бальзамом, своей тихой гаванью, где ждут заплутавших в море моряков. И что же с ними стало сейчас? Поцелуи на камеру проплаченных папарацци и одинокие ночи на разных континентах?       Рука невольно тянется к телефону. Ни одного сообщения. Томас с минуту раздумывает, написать ли возлюбленной самому. Подушечки пальцев мягко опускаются на сенсорную клавиатуру, набирая шаблонные слова: «Привет, милая! Как ты? Я соскучился…»       Негромкий звон сменяющихся тарелок отвлекает Тома от текста. Аппетитный кусок шоколадно-вишнёвого торта маняще взирает на мужчину. Аромат коньяка и сливок щекочет ноздри, и в сознании вспыхивает сладковатый аромат духов и звонкий смех Хлои. Актёр невольно вспоминает вчерашний вечер и ощущение спокойствия, окутывающее душу.       «Стоит признать, я испытываю определённый интерес к этой миниатюрной фее.»       На соседнее кресло опускается Эмма. Она толкает брата в бок, заставляя обратить на себя внимание.       — Ты чего такой хмурый? Мама опять читала нотации? — понимающая ухмылка ломает линию рта. — Не бери в голову, — пробуя небольшой кусочек торта, бросает сестра.       — Я и не беру, — хмыкает Том. — Ммм, очень вкусно, — замечает он, пробуя свою порцию.       — Да, — блаженно вздыхает Эмма, и подцепляет десертной вилкой сочную вишенку с куска брата.       — Эй, — возмущенно сопит он. — Это моё!       — Не будь жадиной, — пихая локтём актёра под рёбра, фыркает девушка. — Будет лишний повод наведаться к мисс Эванс, — подмигивает она.       — Миссис Эванс, — поправляет сестру Томас и собирает сливочный крем с её куска.       — Эй!       — Что? — невинные аквамариновые глаза смотрят на Эмму. Золотистые крупицы смеха расползаются вокруг зрачка, и сестра грозит ему пальцем.       — Смотри в свою тарелку, братец! — очередная порция тает на языке. — Не забудь поблагодарить кондитера, — говорит сестра, — и закажи торт на день благодарения. Думаю, это стоит сделать заранее, — доедает остатки торта, добавляет она. — Не хотелось бы остаться без сладкого, — чашка розового фарфора стучит о блюдце. — Ладно, нам с Джеком уже пора, увидимся на неделе, — Эмма чмокает брата и направляется обнять отца.       Том улыбается и вновь смотрит на экран телефона. Ничего. Чувство веселья тает вместе со скрывающейся за дверью младшей сестрой и её мужем. Мужчина вертит мобильный в тонких пальцах. «Неужели так сложно написать пару строк?» — раздражённо думает он.       Сверля стеклянным взглядом пустую тарелку, Том мысленно перебирает события пары прошедших дней, отмечая, что инициатором любого контакта с Зави является он. Невольное чувство досады заполняет сердце. Оно сплетает щупальца с ростками обиды, оплетая смолистыми ветвями еле горящий огонёк нежности. Пламя становится тише, а неожиданно пришедшее решение оседает золотистыми искрами в аквамариновых глазах. Быстрые пальцы порхают по ровным буквам, и к Хлое летит смс:       «Привет. Это Том, тот который профессор))       Хотел передать огромное спасибо за торт. Он вышел превосходным. Ты не поверишь, но тебе даже удалось угодить моей матери. (А это сделать не так-то просто).       Прости, что пишу так поздно, но меня сжигает чувство неловкости. Совесть мучает меня, не давая забыть, что своим опозданием и праздными разговорами я задержал тебя. Надеюсь, это не стало причиной еще одной размолвки между вами…       Я хотел бы загладить свою вину, и буду признателен, если ты подскажешь мне, как…»       Праздничный вечер близится к завершению. Музыка стихает, а официанты спешат убрать посуду. Томас тепло прощается с родителями, не минуя укоризненного взгляда отца и нежных объятий матери.       Чёрный кэб трогается с места, и мужчина наконец-то расслабленно выдыхает. Оживлённые улицы Лондона лениво проплывают мимо, сменяясь тихими переулками Вестминстера, когда телефон издаёт короткий писк, высвечивая на экране несколько ответных строк от Хлои.       Томас довольно улыбается и набирает ответ…