***
— Так, стоп. Серьезно? — удивляется Серёжа, рассматривая фотку в своих руках. Он поворачивает изображение к Игорю, вытаскивающему какой-то хлам, и ожидает объяснений. — Что? — нисколько не смущается Игорь. — Я выяснял личность Чумного доктора, а значит должен был знать и его предполагаемых жертв. — Где ты только её взял? — морщится Серёжа на собственную старую фотографию, к тому же ужасного качества. — В интернете, где же ещё, — отмахивается Игорь, принимаясь за следующую коробку. Они разгребают эту безумную гору хлама, что скопил Игорь из каких-то коробок, о содержимом которых он уже сам не подозревал. Находилось просто всё: старая одежда, досье дел, посуда, какие-то безделушки, даже некоторые документы. Игорь никогда не парился о дизайне, интерьере или хоть какой-нибудь функциональности своей квартиры, зачем, когда есть диван и потрясающий вид из окна. Новая коробка тетрисом складывалась до потолка, когда нужно было освободить пространство. Теперь же это не прокатит. Гора коробок как минимум опасна своим падением, а теперь там и вовсе будет стоять новый диван, чтобы не избавляться от памятного старого, да ещё и создать дополнительное спальное место. Пришлось устроить некоторую перестановку, чтобы освободить больше места, а также избавиться от хлама, на который Гром и внимания-то раньше не обращал. — Вау, и ты их прятал? — встаёт Серёжа, держа в руках большой, старый советский альбом. — Ой, — на мгновение хватается он за живот, чуть морщась. — Что? Что случилось? — тут же оказывается рядом Игорь, бросив бумажки в которых копался. — Толкнулся, — отвечает Серёжа улыбаясь, кладёт руку Игоря на живот. — Чувствуешь? — Нет, — хмурится Гром, пытаясь почувствовать что-то кроме кожи Серёжи под ладонью. — Так, хватит дышать пылью, иди, посиди там, — продолжает хмуриться Игорь, глядя на этот кошмар из макулатуры. Ещё не хватало тут задохнуться. — Я хочу тебе помочь. И вообще, смотри, что я нашёл, — Серёжа вновь показывает альбом из которого торчат уголки незакреплённых фото. — Вот и посмотри его пока, — ведёт его к дивану Игорь, тут же усаживая. Самому ему открывать это совершенно не хочется. Он всё своё прошлое вот так распихал по коробкам и оставил в самом низу, завалив работой, взрослой жизнью и вечной погоней. Чем больше коробок они разбирали, тем страшнее становилось. Там были вещи из юности, вещи родителей, что Игорю не хотелось выбрасывать тогда, а теперь не хочется находить. Он стал взрослым слишком рано, поэтому, переехав сюда, даже не распаковывал прошлое, бросив вот так в углу, за ненадобностью. Можно философски посчитать эту груду коробок жизнью Игоря, которую он сам сначала завалил, а теперь разгребал этот хаос вместе с Серёжей, чтобы дать место новой, счастливой жизни. Серёжа рассматривает кучу разных фото, не знает никого из этих людей, но безумно им завидует. У них есть история, они переплетали свои судьбы друг с другом, праздновали и смеялись, собирались вместе, делали эти черно-белые, старые, но такие качественные снимки. Потом появляются более новые кадры, уже цветные и смазанные, но более живые. На них Серёжа уже узнаёт Прокопенко с тетей Леной и родителей Игоря. — Они были красивыми, твои родители, — тихо говорит Серёжа, а для Игоря его голос громом звучит в голове, улавливая нотки горечи. — Я своих не видел. — Эй, это ничего, — подходит к нему Игорь, усаживаясь перед ним на корточки, и смотрит в глаза, специально игнорируя альбом. Ему было бы легче не видеть этих фото. — Смотри, и ты с ними, — Серёжа специально переворачивает альбом, заставляет Игоря опустить взгляд. На цветном фото трое счастливых людей. Игорь не помнит этот день, но изображенное место похоже на зоопарк или что-то подобное, мальчишка на фото заразительно смеётся на руках крупного, также смеющегося альфы, пока мужчина рядом тянется к ним со снисходительной улыбкой. — А вот ещё, — переворачивает лист Серёжа. На этом фото все трое уже спокойны и сосредоточены, явно позируя для совместного портрета. Игорь всё также на руках отца, пока папа с другой стороны льнет к ним. Игорь ничего из этого не помнит. — Это не меняет дальнейшего, Серёж, — закрывает альбом Игорь, не желая больше этого видеть. Оставшаяся половина страниц там пустые, а торчащие чёрно-белые старые фото ему неизвестны, это уже дедушки и прадедушки, которых он никогда и не знал. Просто когда собирал вещи, не стал запариваться и запихнул все разом, так же как и забыл об этом. — Мы же другие? — спрашивает его Серёжа, поджимая губы, нервно перебирая край обложки альбома. Чем ближе к появлению малыша, тем страшнее. — Совершенно другие, — тут же соглашается Игорь и тянется поцеловать его в лоб. — У нашего малыша будет целый альбом, обещаю тебе. Игорь аккуратно кладёт руку на ещё более округлившийся животик Серёжи, другой рукой мягко зарывается в волосы, носом утыкается ему в висок и вдыхает этот сводящий с ума запах. Сейчас Серёжа пахнет самым настоящим ураганом, когда ветер и молнии высекают искры на сухой земле в предвестии пожара. — Ты же понимаешь, что я не дам тебе его выкинуть? — поддаваясь ласке, тихо говорит Серёжа, крепче вцепляясь пальцами в фотоальбом. Игорь и без того безжалостно избавлялся от всего содержимого коробок. Бумага нещадно скидывалась в коробки для дальнейшей отправки на макулатуру, одежда также безжалостно возвращалась в коробку для дальнейшего пути в лучший мир, Гром не жалел ничего, мечтая избавиться от всего этого груза. Серёжа позволил скинуть в утиль даже конспекты из милицейской академии Грома, но в альбом вцепился мертвой хваткой. Это и история их будущего ребёнка тоже. — Он твой, — серьёзно говорит Игорь, бросив попытки забрать альбом, чтобы просто отложить в сторону. Серёжа мягко касается его щеки губами и выжидающе смотрит. Игорь просто не понимает от чего отказывается, не понимает как это страшно, когда не знаешь кто ты и откуда, сколько людей стоит за тобой, чтобы ты просто оказался сейчас здесь. — Осталось ещё несколько коробок, — нехотя отрывается от него Игорь, вытягиваясь в полный рост. С хламом необходимо разобраться, чтобы завтра им доставили новый, раскладной, а главное большой диван. Игорь уже пару недель спит на полу, потому что Серёже стало совсем неудобно, и Гром, наконец, смирился с покупкой нового. Серёжа следует за ним и возвращается к коробке в которой отрыл альбом. Там ещё какие-то сувениры и безделушки времён СССР, несколько разбитых стекляшек когда-то бывшие хрустальными фигурками. Сережа все это рассматривает и думает как интересно все-таки иметь прошлое. Игорь же перерывает всё без лишнего интереса, выкинул бы всё разом даже не распаковывая, вот только внутри могут быть реально важные документы. Последние коробки он совсем не хочет открывать, поэтому в них копается Серёжа, спрашивая про каждую вещь. Игорь избавляется от всего кроме неожиданно сохранившихся кассет Сектора Газа. — Это же классика, — перекидывая кассеты в единственную коробку с несколькими подлежащими сохранности вещами, говорит Гром на взгляд Серёжи. Он даже давно остановившиеся отцовские часы хотел выкинуть, а этот пластик решил оставить. Когда с последней коробкой покончено, а груды рассортированы по будущим местам переработки, Игорь с удивлением оценивает открывшуюся ему стену. Не мешало бы обновить. Серёжа быстро вызывает какие-то службы, готовые забрать хлам и развести по новым заводам по переработке на выкупленной Разумовским свалке. Вещи там и вовсе вновь рассортируют и что-то раздадут нуждающимся, бумага пойдёт на переработку, как и то, что в принципе можно переработать. — Здесь просто опасно жить, — впервые за все годы осознаёт Игорь, разглядывая освободившееся место. Коробки скрывали дурацкие обои в не менее дурацкий цветочек и радовало лишь то, что трещины в потолке досюда ещё не добрались. — А мне нравится, — обнимает его Серёжа, рассматривая резко опустевшее пространство. Диван с тумбочкой и торшером впишутся туда идеально и пустое место уже не будет так бросаться в глаза. Серёжа оказывается прав, и когда своё место занимает новый, непривычно большой диван и перетащенные тумбочки с найденными Серёжей где-то в интернете лампами, стены уже не так раздражают. Игорь мягко заваливает Серёжу на новое спальное место и нависает сверху, пока рыжий под ним смеётся и извивается, устраиваясь удобнее. Новое постельное белье непривычно скользит, каркас дивана жесткий, в отличие от давно продавленного старого, и место в принципе непривычно, чтобы вот так лежать. — Давай-ка его испытаем… — устраиваясь удобнее, тянет вверх Серёжину футболку Игорь, попутно рассыпая по телу омеги поцелуи. Серёжа продолжает смеяться теперь уже от щекотных прикосновений, поддаётся, позволяя снять с себя верх и оголить круглый живот, всё ещё маленький для его срока. Со спины так вообще не скажешь, что он беременный, живот лишь выдался вперёд, как мячик, но все ещё хорошо скрывался достаточно большими футболками и рубашками. Игорь, наконец, добирается до его губ и получает долгий, сладкий поцелуй. Серёжа пальцами гладит его скулы, целует сам, нетерпеливо залезает языком в рот, и весь горит от разрывающего его желания. Осторожность осторожностью, но как же ему постоянно хотелось Игоря. Сергей сам стягивает с мужа футболку, надетую дома по случаю прибытия сборщиков мебели, теперь одежда им не нужна и оба с радостью от неё избавляются. Они возятся на новом диване, сбивают только что застеленные простыни и пытаются удобнее устроиться. Игорь поддерживает Сережу за спину, постоянно боясь сделать что-то слишком резко или сильно надавить, для него и раньше Серёжа был хрупким, а теперь и вовсе хрусталь. Горячие руки Игоря держат крепко, гладят нежно, удерживают и направляют, от чего Серёжа просто сходит с ума и теряется в этом жаре, изгибается навстречу. Удачно подхваченная подушка оказывается у Серёжи под поясницей, пока Игорь спускается поцелуями на острые коленки, разводит худые ноги, зацеловывая внутреннюю поверхность бедра. Серёжа нетерпеливо стонет, хватается руками за простынь не имея возможности дотянуться до Игоря. Ему безумно хочется уже наконец почувствовать его внутри, что становится на все плевать. По венам гуляет огонь, устремляясь к паху, концентрируясь где-то внизу живота, заставляя член стоять только сильнее. Игорь держится на чистом упрямстве, делает все медленно, растягивает удовольствие, наслаждается Серёжей в своих руках. Нежит бледную кожу, целует едва ощутимо, пробираясь к промежности, мягко гладит вход и медленно, замирая на каждом вдохе проталкивает пальцы. Его награждают громким стоном и ответным движением, Серёжа уже едва может дышать, ожидая своего альфу. Раньше Игорь не церемонился, но теперь слишком боится навредить малышу. — Ну Игорь… — капризно хнычет Серёжа, сильнее раскрываясь. До беременности Серёжа бы уже перекатился набок, уложил Игоря и устроился бы сверху, что тот бы с минуту гадал, не Птица ли его почтила своим присутствием, потом, конечно же, снова подмял под себя, возвращая инициативу и не церемонясь вошёл в ожидающее тело. Но сейчас Серёже тяжело проделывать такие фокусы с животом, и он просто ждёт, пока Игорь не наиграется, рассыпая его тело на осколки своими ласками. И Игорь сжаливается над ним в тот момент, когда Серёжа уже не верит в окончание этой пытки, готовый кончить от одних только прикосновений. Крик превращается в тихий стон, когда огнём пылающее тело принимает в себя твёрдый, каменный член, заполняющий его всего. Игорь с ходу берет быстрый, бешеный темп, сам больше не в силах держаться, смотреть на раскрасневшегося, взмокшего Сережу, с открытыми в тяжелых вздохах губами. Ему бы их целовать, вдыхать эти стоны, но наваливаться страшно, можно только лишь гладить докуда хватит рук. Серёжа кончает быстро, и так перевозбужденный от перестраивающихся гормонов, желающий Игоря каждый день, каждую минуту, и готовый повторить также быстро после разрядки. Игорю нужно чуть больше, но он также соскучился по их близости, по ощущению Серёжи в соединении с самим собой, по распаленному возбуждением телу в руках. Оргазм настигает лавиной, падением в пропасть, вспышкой молнии, что Игорь просто ложится рядом с пытающимся отдышаться Серёжей и, кажется, не может сделать вдох. — Хороший диван, — резюмирует Серёжа, чуть неуклюже перекатываясь на бок, разглядывая тяжело дышащего Игоря. — Но мне кажется одной проверки мало для точной оценки. Игорь поворачивает к нему голову, заглядывает в бездонные голубые глаза и протягивает руку, чтобы заправить за ухо растрепавшуюся рыжую прядь. Кто он такой, чтобы отказывать Сергею Разумовскому?Часть 8
20 июля 2021 г. в 10:18
Через две недели после ссоры абсолютно со всеми, Игорь с Серёжей сидели дома на диване, не слишком вникая в какой-то фильм на смартфоне. Привычка Серёжи забраться на диван с ногами трансформировалась в привычку закинуть ноги на колени Игоря, опираясь боком на спинку. Игорь обнимал его за плечи, другую руку разместив на коленках Серёжи, иногда пробегаясь ей до бедра или уже наметившегося животика.
Звонок в дверь разбил идеалистическую атмосферу вечера и заставил их переглянуться. Игорь аккуратно снял с себя ноги Серёжи, оставляя его на диване, а сам пошёл смотреть на незваных гостей.
В дверях оказались улыбающаяся тетя Лена с огромным пирогом в руках, за ней, хмуря брови, стоял Фёдор Иванович, а за его плечом уже мелькала белобрысая макушка Дубина.
— Здрасьте, — только и смог сказать Игорь, когда женщина проворно сунула ему в руки форму с пирогом и вошла в квартиру, беззвучным приказом ведя за собой остальных.
— Ох, Игорёк, не поверишь, две недели ведь молчал! Серёжа дома? — разуваясь, начала рассказывать тетя Лена. — Я ему говорю: пусть Серёжка с Игорем на ужин приходят. Молчит. Спрашиваю: случилось чего? Молчит. Еле вытянула. Думала, уж пытать придётся.
Серёжа выходит на знакомый голос и улыбается. Тетя Лена тут же хватает его в объятья и интересуется самочувствием — как ест, хорошо ли спит? Серёжа только глаза опускает и уверяет, что все хорошо.
Фёдор Иванович, надувшись, ни на кого не смотрит, только вешает пальто жены на крючок. Ленка из него всю душу вытрясла, а узнав, что произошло, еще и отругала, устыдила и пошла быстренько тесто для пирога ставить, мириться идти и поздравлять. Да и сам Фёдор уже остыть успел, устыдился собственных слов, и снова за мальчишек испугался.
— Ну что стоишь? — спрашивает Игорь замершего Дубина, — Проходи. Не злюсь я больше.
— Я ведь не знал, — пытается оправдаться Дима и быстро проходит вслед за ушедшими на кухню тетей Леной и Сергеем. Гром его две недели в упор не замечал, только что сквозь не проходил.
Игорь хлопает его по плечу и пропускает вперёд, сам знает, как все это странно выглядело. Только вот Серёжа ему важнее, особенно, его безопасность. Дима уходит на кухню к хлопочущим там тете Лене и Сергею. Его, как омегу, быстро пристраивают накрывать на стол и помогать.
Игорь садится рядом с Фёдором Ивановичем и не знает, что сказать. Вроде и обижен он, а вроде и его вина есть. Они же им как родители стали, а о пополнении последние узнают, тоже, вроде как, неправильно.
— Ты прости меня, Игорёк, за те слова, — мудрость Прокопенко берет верх над гордостью Игоря. — Я не со зла. Страшно за вас, мальчики, страшно. Случись что с Серёжкой, как ты жить-то будешь…
— Без него и не буду, — говорит Игорь, глядя исподлобья.
— То-то и оно, Игорёк, а теперь вас трое будет. Сам пример знаешь.
Игорь отводит взгляд и сжимает кулаки. Не хотел он напоминаний о его родителях, не такие они, своего не бросят.
— Ты попозже поймёшь, Игорёк. А пока скажи мне лучше, ты-то рад?
— Да конечно рад, Фёдор Иванович, — наконец поднимает на него глаза Игорь и от обиды не остаётся и следа. — У него уже сердечко бьется.
Фёдор Иванович смотрит на такого незнакомого Игоря и улыбается. Гром ли это или подменили? Что за необъяснимо живой, счастливый мужчина перед ним? Прокопенко таким его и не припомнит.
— Имя-то ещё не выбрали? Пацан же будет?
Прокопенко смутно припоминает, что у них другого быть не может, а вот альфа или омега — ещё вопрос. Игорь пожимает плечами, а на другой вопрос кивает.
— Думаем ещё. Серёжа предлагал Костей назвать, только я не согласился. Не лежит мне и все тут. — Игорь снова отвёл взгляд. Имена родителей использовать совершенно не хотелось, поэтому они перебирали все подряд, не слишком стараясь, времени пока достаточно.
— Понимаю, — тянет Фёдор Иванович без излишнего драматизма, только смотрит на своего почти что сына и сам поверить не может. Мысль, что у них будет ребёнок, как-то не укладывается в трезвую голову. Это же коляски, пеленки, соски, прогулки и бессонные ночи. Гром ведь наверняка ещё и в отпуск уйдёт по такому случаю, опять отдел на произвол судьбы бросит.
— Идём за стол, — зовёт их появившийся Дубин, пока из кухни доносится голос тети Лены.
Игорь встаёт и протягивает руку Прокопенко, а тот без раздумий за неё хватается. Не мастера они на проявление чувств — одного поля ягоды.
Пчелкина едва не роняет телефон, прочитав: «Юленька, все у нас. Приезжай» пришедшее от Сергея. Пчелкина мысленно прикидывает на каком сроке у беременных может ехать крыша, потом вспоминает о ком она думает и не берет в голову, разворачивая машину резким поворотом руля. Она как раз ехала с очередного расследования, и Прокопенко с Дубиным, не говоря уже о Громе, очень даже могут помочь. Конечно, она и без того по всем соскучилась, только гордость и обида на обоих Громов не давала втянуть Игоря в это приключение. Стоило признаться, что без этих сумасшедших стало скучно. Обычно хоть переписываться можно, да тупые картинки кидать. Игорь никогда на них не отвечает, он и на смартфон-то согласился только чтобы Марго могла с ним экстренно связаться, а вот Дубин и Серёжа были неплохими собеседниками. И всегда лайкали ее видео.
Юлька появляется в квартире и смотрит на сидящих за небольшим кухонным столом друзей. Все разглядывают длинноволосую блондинку и первую минуту не могут понять, а потом дружно фыркают что напугала и ее не узнать. Гром быстро пододвигает ей стул, двигается сам, пока тетя Лена достает ещё одну чашку и тарелку.
— Юлечка, ты будешь чай или кофе? — спрашивает генеральша, легко ориентируясь в ящиках.
— Чай, теть Лен, — садится на предложенное место Юля и окидывает всех взглядом. Похоже, раскол в их компании прошёл. Естественно, Дубин рассказал ей о ссоре Игоря и дяди Феди, как Гром не замечает самого Диму и всё семейство Грома как-то оборвало контакты.
— Кого нужно избить на этот раз? — спрашивает Гром непривычную блондинку, замечая хорошо знакомый взгляд. Юлю он видит как на ладони.
— Потом расскажу, — тут же улыбается журналистка, приняв вот такое их своеобразное примирение, переводя взгляд на Сергея. — Рассказывайте, что нового у вас.
И все как-то быстро начинают обсуждать всё подряд, словно и не было этих ссор, злых, обидных слов и непонимания. Они громко говорят, пытаясь перекричать друг друга, смеются и все-таки заставляют Сережу встать, поднять его огромную футболку и показать, наконец, живот.
Несмотря на срок, живот худого Серёжи только чуть выдался вперёд, обрисовывая небольшой бугорок внизу. Игорь в последний момент заставляет себя сидеть спокойно, вместо того чтобы схватить за запястье и раздробить кость, как мелькает жуткая мысль, когда рука Юли тянется через него к обнаженной коже Серёжи. Все только умиляются, а Серёжа впивается пальцами в плечо Игоря, удерживая футболку, пока Юля не уберёт руку. Это безумно непривычно, но оказывается совсем не страшно. Даже Птица не шевелится где-то на задворках сознания, не чувствуя угрозы. Их семья снова вместе и все остальное кажется уже не таким страшным.