Песня главы: Poets of the Fall — The Poet and the Muse
Сенку неохотно открыл глаза. Приятное чувство спокойствия и неги окутывало его тело, погружая сознание обратно в ленивое состояние между сном и реальностью. Было тепло. И на удивление спокойно. Словно куда-то делись все проблемы, будто кто-то закрыл вечно работающие вкладки в его внутреннем браузере и перезагрузил компьютер. Тишина и благодать. Первый тревожный звоночек поступил, когда Сенку понял, что это не его потолок. Он нахмурился. Скучная монотонная побелка никак не помогала определить, где Сенку находится, но мозг тут же с третьей космической скоростью спродуцировал с десяток возможных вариантов, заново разгоняя процессор. При повороте головы количество версий сузилось до одного пункта. Больница. Но Сенку абсолютно не помнил, как тут оказался. И… Который сейчас час? А число? Последнее, на что разорилась его память, был поход в Токийский театр с этим сумасшедшим мозгоправом, который завязал ему глаза и заставил слушать Чайковского. А потом… Какие-то смутные образы. Кажется, он куда-то бежал? Нет… Стоял? Шёл? Да… Шёл куда-то. Под дождём?.. Или он был дома? Что-то бесконечно неуловимое прыгало перед глазами смазанными образами, но поймать суть не получалось. Поняв, что не может разобраться с прошлым, Сенку решил приглядеться к настоящему. Больничная палата не вызывала никаких вопросов и новых всплесков памяти. В ней всё было нормально. Даже как-то скучно. Из окна вездесущими фотонами светило солнце, оставляя пятна на стенах, катетер в руке мерно подавал лекарство, на соседней тумбочке лежали совершенно типичные обстановке предметы: скляночка с таблетками, вода, надкушенные снеки, ручки, карандаши, раскуроченный шприц, стетоскоп, стопка исписанной бумаги… В схеме Сенку что-то сбилось. Он аккуратно сел и вперился в странный набор предметов у кровати. Он медленно протянул руку к листам, взял один из них и, плохо фокусируясь, пригляделся к записям. Кто написал этот бред? Сонный мозг запоздало распознал почерк как свой собственный. Рядом же были пометки, исправления и доработки ручкой другого цвета. Сенку не понял ничего.***
Чуть взмокший от быстрого бега по лестнице Бьякуя смотрел на представшую перед ним картину с нескрываемым удивлением. И чем больше он приглядывался, тем больше вопросов возникало в его далеко не глупой голове. Бьякуя даже не знал, что его поразило больше: то, что помещение, в котором лежал его сын, было похоже на что угодно: на лабораторию в период жесточайшего кранча, на вечно заставленный рабочий кабинет Сенку, на что-то ещё, связанное с наукой, но никак не на больничную палату, или то, что помимо Бьякуи здесь уже кто-то был? Два безмятежно спящих посреди бумажного хаоса парня смотрелись настолько органично, что Бьякуя невольно задержал дыхание, боясь потревожить их хрупкий покой. И если Сенку он не мог не узнать, то второго индивида Бьякуя точно видел впервые. Он с любопытством пригляделся к странному, спокойно сопевшему рядом с его сыном пареньку. Тот сидел на стуле, опустив голову на матрас больничной кровати, и смахивал на не определившуюся с сезоном чернобурую лисицу. Одна его сторона была белее снегов Арктики, а другая — чернее беспроглядного космоса. Точно такого же, что видел Бьякуя за иллюминатором МКС. Бьякуя любил в редкие, свободные от дел минуты буравить глазами мёртвую пустоту, царапающую холодным вакуумом надёжную, как все научные знания мира, обшивку космической станции. В такие моменты он думал о прекрасном будущем. И иногда о грустном прошлом, но зачем тратить время на то, что нельзя изменить? К тому же... В прошлом нет ничего интересного. В отличие от настоящего. И в отличие от этого необычного парня, на чьей гетерохромной голове так по-собственнически лежала рука Сенку. Со стороны казалось, будто один — верный пёс, а второй — уставший хозяин, чей покой так дорог лохматому сторожу. И с каких это пор лисы изображают из себя домашних животных? А ещё… С каких это пор холоднокровный змеёныш-Сенку дарит кому-то своё расположение? Бьякуя улыбнулся своим мыслям, тихо выуживая телефон из брюк — такие картины надо фотографировать. Кто знает, может пригодится когда-нибудь для невинного семейного шантажа? Хотя по большей части Бьякуе хотелось показать эту идиллию будущей жене. Когда улики были задокументированы, а разлетевшиеся по полу бумаги собраны в аккуратную стопочку на тумбочке, Бьякуя понял, что пришло время будить двухцветного парня и всё-таки потребовать от него долгожданных объяснений.***
— Во-первых, назовите своё имя, молодой человек. Сидящий в больничной столовой напротив строгого седовласого мужчины под пятьдесят Ген еле сдержал нервный смешок. Привыкший к терапевтической и преподавательской роли, он давно уже не оказывался в ситуации, где собеседник занимал позицию «над» ним, а не «под» или «вровень». Необычное, давно забытое ощущение. И пусть подобные иерархии шатки и достаточно легко контролируемы, на тот раз Ген решил не играть с огнём и принять позицию. — Асагири Ген, сэр. А вы Ишигами Бьякуя? – Ген специально назвал имя, пытаясь наладить межличностный контакт, однако реакция оказалась гораздо более сухой. — Верно, парень, но сейчас вопросы задаю я. Что вы делали с моим сыном почти сутки, запершись в палате? — Честно говоря, я не знаю, как ответить так, чтобы вы поняли, но при этом разговор не превратился в многочасовую лекцию, – Ген виновато улыбнулся. — А ты попытайся, парень. Бьякуя сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Вся его поза выражала крайнюю степень недоверия к человеку напротив, и Ген даже понимал почему. Напряжение накапливалось. Ген устало вздохнул. Вообще-то он ещё не проснулся. Если кто забыл, он с прошлого дня не отходил от Сенку, так и заснув с ним в не самой удобной позе. Тело нещадно ломило, всё ещё замазанный консилером синяк на лбу продолжал неприятно ныть, утро на часах намекало на то, что по-хорошему надо бы доспать, желательно в горизонтальной позе и на чём-нибудь мягком, а стоящая на столе баночка бодрящей колы казалась недосягаемой, ведь Бьякуя тоже так и не притронулся к своему стремительно остывающему кофе, всем видом показывая, что он подождёт. Хорошо хоть на пары сейчас не надо, иначе бы Ген предпочёл сразу застрелиться. — Ладно, – Ген решил не тянуть кота за яйца и пошёл навстречу. – Если в четырёх словах: мы решали психофизическую проблему. Бьякуя молча прищурился. Ген же подождал несколько секунд, а затем всё-таки потянулся за напитком богов. Плевал он на субординацию. Задрали. Теперь он управляет тут таймингом. Хотите объяснений — дайте продрать глаза. Бьякуя, похоже, это понял и, только когда Ген сделал несколько отрезвляющих глотков, выдал лаконичное: — Подробнее. Ген на сей ёмкий призыв отреагировал коротким смешком. Извините, не сдержался. Где-то он подобное уже слышал. Интересно: это Сенку у своего отца научился или старший понабрался у младшего? Скорее второе, потому что интонации Бьякуи не хватало того самого великого безэмоционального зерна, характерного только для Сенку. Интуиция Гена подсказывала, что Бьякуя по своей натуре был гораздо более... Страстным человеком. По сравнению с Сенку. И эта «страсть» так и просвечивала сквозь лёгкое нервическое покачивание стопой и живой блеск в глазах. — Бьякуя-сама, как вы думаете, если вы потеряете руку, вы изменитесь как личность? — Это угроза? – Ген снова медленно отпил из баночки. Ему нравилось, что Бьякуе приходится ждать. — Нет, это попытка быстро объяснить вам вещи, которые мы с Сенку пытаемся ухватить за хвост. Так что вы скажете? Вы останетесь собой, если лишитесь руки? — Думаю, да. — А если вам заменят сердце? — Не понял. — Если вам вставить искусственное сердце, можно ли будет сказать, что это больше не вы? — Ну… Я знаю людей с трансплантированными в сердце свиными клапанами, и… Нет. Они определённо не стали кем-то другим после операции и уж тем более свиньями. — Хорошо. Но что если что-то произойдёт с вашей головой? Скажем, вам перережут связь между префронтальной корой и остальными частями мозга, грубо говоря, сделают лоботомию? Бьякуя приложил палец к губам. — Похоже, здесь уже всё не так просто. — Именно, Бьякуя-сан. — И к чему был этот допрос? — К тому, что на данный момент между учёными существует негласная договорённость, будто личность человека сосредоточена в этом странном скоплении нервов под названием «мозг», – Ген указал на висок. – Однако никто до сих пор так и не понял, откуда берётся психика человека в целом. Что это за странная вещь, которую нельзя потрогать, но можно косвенно уловить во всех сферах человеческой жизни? И как она связана с физическим миром? Похоже, у нас в головах находится огромный трансформатор, вот только что во что трансформируется не ясно. Именно эти вопросы и называются психофизической проблемой. — Я так понимаю, ты, Ген-кун, не с физфака. — Верное наблюдение. — И вряд ли на химфаке и биофаке рассуждают о психике... — Да. Я — психолог, – кивнул Ген. — Мда. Удивительно, – Бьякуя наконец-то взял в руки стаканчик с кофе и чуть расслабился. — Что именно, Бьякуя-сама? — Всё, – глубокий глоток. – В этой ситуации удивительно всё. Да, это далеко не первый раз, когда Сенку падает с температурой после очередного дедлайна, но впервые он доводит себя до такого состояния, что его приходится вытаскивать из квартиры и везти в больницу. Это раз, – ещё один глоток. – Два: впервые в бреду он зовёт кого-то к себе, а человеком, которого он требует «здесь и сейчас», оказывается не кто-то из известных мне его друзей или коллег, а какой-то незнакомец, чья профессия далека от физики как Хаббл от Земли, однако это не мешает ему просидеть с моим сыном почти двенадцать часов, судя по словам Хрома и Тайджу, не реагируя ни на что, кроме науки, и потакая болезненному бреду Сенку, вместо того, чтобы уложить больного. А потом ещё они оба засыпают прямо на месте преступления, – Бьякуя достал телефон и продемонстрировал фотографию. – Это было три. По мне так уже достаточно. Потрудитесь объяснить. Ген моментально прикрыл рот рукой, не в силах подавить широкую улыбку. Святой Адлер, он абсолютно не заметил во время резкого пробуждения, что на нём лежала рука Сенку. Ген не касался её, Ген не рискнул тогда, он же не... Нет. Этого не может быть… Но как бы Ген ни убеждал себя в обратном, изображение перед глазами было неоспоримой реальностью — Сенку сам пошёл на контакт. От этого знания на душе стало тепло и хорошо. Пусть, может, это и случайность… Но они действительно даже во сне были вместе. — Я всё ещё жду объяснений, Ген-кун. Сонный мозг решил особо не плодить сущностей и сразу перейти к сути. — Бьякуя-сама, если я скажу, что намереваюсь стать вашим зятем, сколько у меня будет времени, чтобы выбежать из столовой? Прошло секунд десять. А Бьякуя так и сидел, вперившись в хитро улыбающегося Гена, забыв все слова на свете. — Ха-ха… Смешно… – только и смог вымолвить он. — Простите, Бьякуя-сама, но я абсолютно серьёзен. Ген спокойно глотнул из банки, даже не собираясь куда-то прятаться. Бьякуя всё ещё не сдвинулся с места. — Oh... Fuck... Гена рассмешил этот внезапный переход на английский. — Согласен. Примерно так же я и подумал, когда понял, что влюбился в вашего сына. — Как давно? — Думаю, зачатки влюблённости появились ещё в первую встречу больше месяца назад, но сегодня ровно неделя, как я осознал свои чувства. Небольшой срок, однако… – Ген флегматично развёл руками. – Всё впереди. — А Сенку знает? — Да. — И он… Согласен? — Ни в какую не хочет. Отмахивается от меня грантами и работой. — Как это на него похоже, – с нескрываемым облегчением выдохнул Бьякуя. – Я даже не знаю, радоваться или плакать? — Как насчёт пожалеть меня? Жил я себе спокойно, не тужил, тоже своими грантами занимался, пока одним прекрасным вечером ко мне в кабинет буквально не запихнули вашего сына. И заперли нас обоих, не спросив разрешения. — Хром, Тайджу… — Интересно, что вы сразу поняли, кто главные виновники. — Других вариантов нет. — Видите, я жертва обстоятельств, Бьякуя-сама. — Выглядишь слишком довольным для «жертвы обстоятельств», парень. — На психфаках учат получать удовольствие от жизни в любых ситуациях. — Даже если человека собираются придушить? – Бьякуя медленно отставил стаканчик с кофе, делая вид, что хочет встать. — Помимо этого на психфаках учат быстро бегать, – меланхолично хлебнул колы Ген. — Думаешь, убежишь от космонавта? — По крайней мере, попытаться стоит, кто я такой, чтобы лишать себя шанса на выживание? И я уповаю на вашу затянувшуюся после возвращения из космоса реабилитацию. Буду молиться на Ньютона и его закон всемирного тяготения. Надеюсь, сейчас мне прыгать по Земле чуть легче, чем вам. От этих слов Бьякуя искренне рассмеялся и, снова беря кофе, облокотился обратно на спинку стула. — Вот я и дожил до того дня, когда у Сенку появился партнёр. Не скрою, я рассчитывал на длинноногую блондинку, но… Ладно, окей, двухцветный парень-психолог тоже сойдёт. Надеюсь, ты ему мозги вправишь. — Боюсь, что именно поэтому мы с вами тут и сидим... — Что? Опасно! — У меня стойкое ощущение, что Сенку такой из-за меня, – честно признался Ген. — Ген-кун, ты сейчас лишишься статуса будущего зятя и станешь человеком, из-за которого меня посадят. — Бьякуя-сама... Давайте без рукоприкладства… Я всё об… — Honey, I have found you at last! Нежный женский голос возник настолько внезапно, что и Ген, и Бьякуя вздрогнули. А через секунду уже сама… Да-да, сама Лиллиан Вайнберг легко села за стол рядом с Бьякуей и прямо напротив Гена. Её лицо было скрыто за чёрными очками, золотые волосы спрятаны шляпкой, но Гену не надо было даже смотреть на Лиллиан, чтобы понять, что это всемирно известная певица. Её голос он знал наизусть. До каждой подинтонации. К тому же, теперь Ген понимал, почему Бьякуя мечтал, чтобы у Сенку тоже была «длинноногая блондинка». Ген бы и сам от такой не отказался. — Sorry, honey, I got a little lost. — Don't worry, – Бьякуя быстро поцеловал Лиллиан. – Join us. — And you?.. — А вы только что спасли меня от самой бесславной смерти в руках вашего будущего мужа, – Ген наконец собрал волю в кулак и смог ответить на чистом английском. Ему стоило больших усилий, чтобы не заорать бешеной фанаткой и не начать просить у бедной певицы расписаться на всех приличных и неприличных частях тела. – Асагири Ген к вашим услугам. Теперь я ваш вечный покорный слуга. — Лиллиан Вайнберг. Очень приятно, – Лиллиан красноречиво осмотрела Гена с ног до головы. – А мы раньше не встречались? — Поверьте, если бы мы встречались лично, то оба бы это запомнили, – улыбнулся Ген. – Особенно я. Для меня ваше творчество много значит. Привыкшая к подобному вниманию Лилиан лишь скромно улыбнулась. Пусть на публике она и изображала из себя экстравагантную диву, но это было лишь сценическое амплуа, которое тяготило её в повседневной жизни. И Ген всё понимал.***
— Так, говорите, я спасла вас от смерти? Что же мой дорогой Бьякуя хотел с вами сделать? — Судя по глазам господина Ишигами, он выбирал между четвертованием и утоплением. — Я всего лишь хотел сказать, что если с головы Сенку упадёт хоть волосок, то я лично сниму с тебя скальп, Ген-кун. Лиллиан даже приспустила очки от неожиданности. Бьякуя никогда не использовал угрозы просто так, она вообще не помнит, а был ли её будущий муж хоть когда-нибудь столь строг и жесток с незнакомым человеком. Она непонимающе прищурилась, смотря сначала на неловко улыбающегося забавного гетерохромного парня примерно лет двадцати пяти на вид (ох уж эти молодо выглядящие азиаты), а потом на хмурого Бьякую. Женская интуиция быстро подсказала ей, что тут речь идёт о чём-то невероятно важном. Но что может быть важнее любви, правда? А где любовь — там она профи. Лиллиан перехватила из рук Бьякуи стаканчик с кофе, как эстафетную палочку, и по-хозяйски глотнула. Теперь она будет вести допрос. — Вы давно знакомы с Сенку? — Чуть больше месяца. — Вы тоже учёный? — Верно. — Значит, вы коллеги? — Доктор Ишигами упорно не признаёт научный статус психологии, поэтому я отвечу на этот вопрос положительно, а он, скорее всего, отрицательно. Но… Да, наши трудовые книжки лежат в одном и том же университете. — И чем же вы занимаетесь? — Да так, по мелочи: заведую лабораторией, читаю курсы, веду научные работы студентов и государственные гранты, пишу книги, терапевтирую… – лица Лиллиан и Бьякуи синхронно начали выражать одну-единственную мысль: «О боже, ещё один помешанный». – В общем, ничего интересного. — И… На чём вы специализируетесь? — В данный момент на вопросах саморегуляции. — А как это применяется на практике? — Отголоски моих исследований можно найти во многих сферах. От подготовки олимпийских чемпионов до… – Ген улыбнулся. – …Переговоров с террористами. У Лиллиан что-то щёлкнуло и встало на место. — О боже, я знаю, где я вас встречала до этого! Лиллиан вскочила, а все немногочисленные посетители столовой резко повернулись на странный звук. Лиллиан быстро поправила очки: ещё не хватало, чтобы её рассекретили. Ей и в Америке тяжело по улицам одной гулять, а в Японии так вообще опасно. Но сейчас это всё неважно. Важно, что человек, которого она видела напротив, был… Был… Это же он! Тот самый! — Доктор Асагири, я ваш фанат.***
Бьякуя чуть не сполз со стула. — Что, чёрт возьми, происходит?! — Дорогой, ты хотел снять скальп с человека, который спас мой концерт в Нью-Йорке! — О нет, меня раскрыли, – Ген засмеялся и самодовольно глотнул колы. — Помнишь тот случай, когда какой-то сумасшедший ворвался на территорию Мэдисон Сквер Гарден с самодельной бомбой на теле перед тем, как там должен был начаться мой концерт? — Да... Но разве его не быстро скрутили? — На самом деле, он сам сдался полиции, потому ситуацию и замяли, а не вызвали весь американский спецназ, срывая выступление… – Лилиан с уважением посмотрела на Гена. – Мне только потом передали, что рядом оказался известный переговорщик из Японии, который быстро уговорил того сумасшедшего не делать глупостей. И я запомнила, как кто-то сказал, что у вас необычная внешность: одна сторона волос белая, а вторая — чёрная… Я не успела тогда поблагодарить вас, доктор Асагири. Простите, что делаю это спустя столько лет. Лиллиан поклонилась на эталонные японские сорок пять градусов. Ген аж сам офигел. — Госпожа Вайнберг, пожалуйста, не стоит. Я специально прилетел за тринадцать часов от дома на ваш концерт, и у меня не было никакого желания возвращаться домой ни с чем из-за какого-то уставшего от собственных проблем придурка. Так что, поверьте, я действовал только из эгоистичных побуждений. То, что изначально Ген приехал в Америку на всемирный конгресс психологов, он решил тактично умолчать. Тем более на концерт он правда хотел попасть не меньше, чем на свою секцию. — Ничего не знаю, док, вы правда невероятны. — Поразительно… – только и смог выдохнуть Бьякуя. – С кем связался мой сын?.. Психолог… Переговорщик… Сенку же дальше своих бозонов Хиггса ничего не видит! — Теперь будет, – хмыкнул Ген. – Сейчас его мозг придёт в себя, и Сенку откроет много нового. — Ген-кун, я не буду тебя убивать, обещаю… Но просто скажи, что ты сделал с моим сыном? — В трёх словах: включил эмоциональные центры. — Как? — Через гормональную систему. — А подробнее? — Это уже сложная биохимия... Ген решил уйти от ответа. Если сейчас шокировать Бьякую информацией, что его сын за двадцать шесть лет ни разу не «держал в руках шашки», это может стать последним гвоздём в крышке гроба под названием «отношения с отцом моего будущего парня». Потом ещё объясняй, что Гена там рядом не стояло и свечку не держало… А жаль. — Можно сказать, ему помогла музыка. Я бы даже сказал, поблагодарите Чайковского. — Ну… Наверно, спасибо, Чайковский-сама? — Именно. Спасибо, Чайковский-сама.***
Бьякуя отошёл за новой порцией кофе, оставив Гена и Лиллиан наедине, но стоило ему оказаться чуть дальше, чем был бы слышен разговор, как Лиллиан тут же пересела ближе и заговорщически обняла Гена за плечо. — Итак, док, моё женское сердце не обманешь. Бьякуя ничего не сказал, но я вижу, что тут речь идёт о гораздо более глубоких отношениях, чем дружба. Я жду самых прекрасных сплетен о том, как ты очаровал нашего безэмоционального сухаря. — Ха-ха, – нервно отвёл глаза Ген, он в принципе не ожидал, что его утро начнётся… Так. У Гена было много интересного опыта в жизни, но никогда ещё сама Лиллиан Вайнберг не пыталась узнать о его чувствах, словно они с ней школьные подружки. – Не понимаю, о чём вы. — Нет, док, не выйдет. Я всё-ё-ё вижу. — Вашу интуицию, да на благо человеческой цивилизации… — Давай-давай, если расскажешь, может, советом помогу. Я этого парня подольше тебя знаю. — А сколько? — Ну, мы с Бьякуей уже почти десять лет встречаемся. Сенку было шестнадцать, когда мы впервые познакомились. — И как он на вас отреагировал? — Сказал «не отвлекайте, у меня запланирован синтез нитроглицерина» и ушёл к себе в комнату. Я тогда подумала, что он меня ненавидит... Ген аж прыснул. — ...Но потом ничего. Однажды он сказал мне, что никогда не сомневался в своём старике. — Кажется, это был комплимент. — Тоже так думаю. Но это всё день вчерашний. А меня интересуют события сегодняшние! Ну? Колись! Ты же влюблён в Сенку? Ну скажи-скажи-скажи… — Боюсь, что да… – сдался Ген. Когда о таком спрашивает человек, чьи песни ты слушал ещё со времён подростничества, тяжело отказать. Вообще было тяжело поверить, что жизнерадостная девушка рядом совсем не девушка, а взрослая женщина за сорок…. — Вааай! – хлопнула в ладоши Лиллиан. – А что ты такого сказал Бьякуе, что он так отреагировал? — Что я его будущий зять… Громкий и красивый, как соловьиная трель, смех Лиллиан нежно разлился по всему помещению, но Ген в противовес этому помрачнел. — ...И что я отчасти виноват в том состоянии, в каком сейчас находится Сенку. — А вот это серьёзно. — Я понимал, что процесс включения эмоций в жизнь не пройдёт совсем безболезненно, но не учёл одну маленькую деталь… Мозг Сенку… Он неустанно работает. Каждая секунда его жизни направлена на то, чтобы изучать реальность вокруг. И когда к ней примешались субъективные переживания… Чёрт. Как представлю, что творится в его голове… Серьёзно, это ужасно, я бы застрелился. Но он решил пойти другим путём. — Каким? — Он пытается превратить свои страдания в формулы. — Ха-ха! Attaboy! Позитивный, как все протоны мира, тон Лиллиан заставил изрядно погрузившегося в чувство вины Гена улыбнуться. Лиллиан оказалась невероятно приятным в общении человеком. Она была похожа на маленькое солнышко, дарующее энергию любому. И как хорошо, что у такой звезды была пара. Ген был искренне рад за своего кумира. — Сенку — гений не от мира сего, но и ты тоже, Ген. Я не встречала до этого никого, кто мог бы уговорить человека с бомбой на теле добровольно сдаться властям. Так что я уверена: скоро ты достучишься до сердца одного застрявшего на скучной науке доктора трёх наук. — Не знаю… Кажется, будто Сенку абсолютно непробиваем. Впервые в жизни я встречаю человека, который действительно использует мозги по назначению. Я больше десяти лет изучаю, как люди страдают от того, что сначала делают, а потом думают, но он… Черт, я не уверен, что сдвинулся хоть на миллиметр в том, чтобы убедить его тоже пойти мне навстречу. Да даже если у него и заработали эмоции, каков шанс, что он ответит взаимностью мне, а не побежит дарить расположение кому-то другому? Например тому, кто знает наизусть третий закон термодинамики? Всё, что я могу — только честно говорить о своих чувствах, но заставить в себя влюбиться… — Ген-кун, не хочу тебя обнадёживать, – Бьякуя поставил стакан кофе перед Лиллиан и протянул новую банку колы Гену, – но за все двадцать шесть лет Сенку впервые потребовал, чтобы рядом с ним кто-то был. Он не звал меня даже в детстве. Так что ты уже точно есть в его системе координат. В сказанном прослеживалась лёгкая ревность, но не злая, а та самая глубокая отцовская, связанная со страхом, что дорогому ребёнку могут причинить боль. Ген понимал — опускать детей тяжело, даже если им уже больше четверти века, а вместо карточек с покемонами они начинают собирать докторские степени. — И вы не против, чтобы я в этой системе оставался? – Ген аккуратно потянулся за напитком богов. — Я не могу мешать моему сыну жить так, как он хочет, и общаться с теми, с кем он хочет, – Бьякуя поставил баночку на стол и пододвинул ее ближе к Гену. – Но если ты разобьёшь ему сердце… То я разобью твоё лицо. Асагири кивнул и молча принял презент. — Не то чтобы я собираюсь себя плохо вести, но спрошу на всякий случай… – раздался звучный пшик вскрытой тары. – У вас там не планируется в ближайшее время командировок в космос? — О нет, Ген-кун, я теперь на Земле надолго, – Бьякуя нежно приобнял Лиллиан. — Ну что ж, пора вернуться к беговым тренировкам. — Не обольщайся, парень, у меня есть знакомый первоклассный снайпер, так что можешь отставить покупку новых кроссовок: они тебя не спасут. — М-да... Надо будет спросить у одной арийской жопы, как прятаться от пуль. Ген шепнул это прямо в колу и сделал большой глоток. — Что ты сказал, Ген-кун? — Говорю, скорее ваш сын меня убьёт, чем вы успеете что-то сделать. У меня нет никаких иллюзий по поводу его способностей. Хром вообще убеждён, что Сенку только дай волю, сразу что-нибудь подожжёт. Одна секунда, и он превратит меня в перфоманс похлеще Тхить Куанг Дыка в шестьдесят третьем. Вы там в детстве его наедине с пиротехникой не оставляли? У него явно нездоровая фиксация. Атмосфера резко изменилась. Ген не понял, что произошло, но буквально в одно мгновение и Бьякуя, а затем и Лиллиан, понуро посмотрели в пол. — Простите? Я что-то не то сказал? — Нет, Ген-кун. Всё... Всё в порядке, – Лиллиан натужно улыбнулась. — Вы серьёзно думаете, что я вам поверю после того, как ещё секунду назад два человека рядом со мной сидели спокойно, а тут резко опустили взгляд вместе с кончиками губ? Я бесполезный психолог, конечно, но не идиот же. Что произошло? — Это… Связано с прошлым Сенку, – Бьякуя звучал подавлено. Асагири весь собрался, ожидая продолжения. — Ишигами-сан! Асагири-сан! Я нашёл вас! Сенку проснулся! – как всегда невероятно громкий и светящийся оптимизмом Тайджу ворвался в столовую, перепугав добрую часть её посетителей. Да бля. Ген обречённо закатил глаза, еле сдерживаясь, лишь бы не вскочить и не пристрелить Тайджу на месте. Опять сценарист — изверг — тормозит сцену на самом интересном месте, пусть горит в Аду тот, кто придумал клиффхэнгеры. Это же чистая, рафинированная фрустрация! Извращение! Отвратительно! Чтоб вас всех! Ненавижу! Гады! Scheiße! Именно с такими мыслями Ген шёл по коридорам госпиталя за Тайджу, Бьякуей и Лиллиан. Он агрессивно лакал плохо успокаивающую колу и пытался ненавидеть этот мир чуть меньше, чем он правда того заслуживал. Потому что больше, чем здоровый сон и сладкую газированную воду, Ген ценил только одну вещь — информацию. И её у него отобрали, как конфетку у ребёнка. Настроение опять неумолимо скатывалось до уровня «убивать» и «расчленять» под глубокий хрип Тиля Линдеманна, ведь всё, что Ген успел — лишь потребовать у Лиллиан и Бьякуи обещание «рассказать позже». Но когда это позже наступит? Одному чёрту и известно.***
— Старик, хватит на меня так смотреть. — Я никак не смотрю на тебя, Сенку. Сенку кретином не был и прекрасно видел, что его «старик» сложил руки на груди — плохой знак. — Вот и отлично. Шуруй обратно. Ты нахрена из Америки прилетел? — Да так, полюбоваться на то, как мой сын в больнице после лихорадки валяется. — Я в порядке. — Ага, ты в порядке, а я британская королева. Что это было? — Я не знаю, что это было. Спроси у кого другого. — Я спросил. — И? — Мне сказали поблагодарить Чайковского-саму. Сенку широко раскрыл глаза. — Ты разговаривал с Геном, – не вопрос — утверждение. — Да. — Что… Что он тебе сказал? — Что помимо своей свадьбы мне пора начинать готовиться к твоей. — Бля, – Сенку почувствовал, как кровь отлила от лица, – старик, не верь этому гнусному болтологу, это шутка! — Ну не знаю, Сенку-чан... После того, что ты со мной сделал, тебе, как порядочному человеку, надо на мне жениться. Ну или хотя бы организовать совместный грант. Мой мозг уже никогда не будет прежним. Сенку уставился на вошедшего Гена как Ньютон на теорию относительности. — Великий Планк, а ты... Ты-то что тут делаешь?! — Ты сам меня позвал, не помнишь? — Ч... Что? — Сенку, – обеспокоено вздохнул Бьякуя. – Ген-кун провёл с тобой тут почти сутки. Тогда до Сенку наконец дошло, кому принадлежали те странные пометки в записях. Он изучал их до тех пор, пока в палату не ворвался Тайджу... Нет, какая-то логика в той вакханалии, прослеживалась, но картина в целом… Подождите, Бьякуя сказал сутки?! — Сутки?! Какой сейчас день?! — Среда. — Что?! — Что? — Мой семинар… О… Нет… Я пропустил семинар! Вы мне можете объяснить, что вообще произошло?! — Ну, если коротко, – начал Ген, – после нашего эксперимента в Токийском театре ты, похоже, в лихорадочном бреду занимался наукой с вечера субботы по вечер понедельника, потом как раз во вторник не пришёл на семинар, тогда-то тебя и нашли дома под рабочим столом Хром и Тайджу. — Чёрт. — У тебя была температура под сорок и очень много мыслей в черепушке. А дальше парни привезли тебя в больницу, но кое-кто, – Ген тыкнул в Сенку, – сказал, что ни за что не будет лежать спокойно, если я не приеду. Ну вот я и приехал. Между прочим, пришлось лекцию сорвать ради тебя. Так что жду благодарностей. — Ген-кун упустил в своём рассказе, что в итоге, вместо того, чтобы заставить тебя лечиться, вы оба сидели и работали, – сквозь зубы рыкнул Бьякуя, а Ген, виновато опустив взгляд, шаркнул ножкой. Ему явно не было стыдно. — Я… Ничего не помню… – Сенку окончательно растерялся. — Вот так всегда. Сначала обещания большой и вечной любви, а потом «ничего не помню»... – Ген схватился за «разбитое» сердце. — Я даже не знаю, какой сейчас час… Сенку чувствовал себя странно. Нестабильно. Потерянно... Он правда потерял опору. И кое-кто должен был её вернуть. — Ну и над чем же мы работали, Ген? Что это вообще? – Сенку протянул одну из бумажек, ожидая объяснений. — Это, мой дорогой Сенку, твой гений и мой грех, – Ген встал в пафосную позу оратора на римском форуме. — Давай без этого, – закатил глаза Сенку. – Короче и по существу. — Здесь записан путь решения психофизической проблемы, док. — Психо… Что? Что это такое? — А подробнее я тебе расскажу, только когда ты начнёшь слушаться врачей, выполнять их предписания, а ещё, как хороший мальчик, пить таблетки, нормально есть и спать, – Бьякуя на заднем плане тихо хмыкнул, оценив попытку приручить дракона. Покажи ему сокровище, и тот станет послушнее дрессированного пса. – В этих формулах кроется великая истина, но очень опасная. И чтобы с ней разобраться, сначала нужно привести голову и тело в порядок. — Кто сказал, что я вообще хочу во всём этом разбираться? – Сенку ненавидел, когда им пытались манипулировать. — Ну не знаю. Вчера ты не был столь холоден к информации, которая может толкнуть развитие человечества на несколько сотен лет вперёд. — Вся эта ваша психология, Ген, только тормозит развитие мира. Глупость, а не наука. — А если, скажем, в этих «глупых бумажках», – Ген небрежно указал на стопочку на тумбе, – идёт речь о способности перемещаться из одной точки пространства в другую, игнорируя параметр времени? — Телепорт?! Бьякуя и Сенку крикнули синхронно, да так сильно, что даже Лиллиан и Тайджу открыли дверь. — Кто знает… Ген хитро улыбнулся. Он подошёл к записям и зацепил несколько листов. — Я забираю половину себе. Верну её, только когда вы придёте в себя, доктор Ишигами. Буду ждать звонка, – Ген направился к выходу. – А до тех пор… Веди себя хорошо, Сенку-чан.***
Насвистывающий под нос весёлую песенку Ген вышел из больницы и наконец-то вдохнул свежий летний воздух спустя сутки безвылазного сидения в четырёх стенах. К груди он прижимал папку с исписанными листами и телефон, в котором покоились переправленная от Бьякуи та самая фотография и сохранённый контакт Лиллиан Вайнберг. Солнце приятно пощекотало нос, ветер облизал растрёпанные двухцветные пряди, смешав их друг с другом, а прозрачное голубое небо стало свидетелем, как один до кончиков пальцев сумасшедший от любви психолог звонко рассмеялся. Кажется, это был лучший день в жизни Асагири Гена.