***
Боль в запястьях, чужое дыхание на губах — сердце истерично бьётся в груди, норовя проломить рёбра. Какое незнакомое чувство. И как сложно думать. — Отпусти... Сенку хотел сказать это громко, заявить Гену своё право на свободу, но голос предательски сорвался на позорный шёпот. Хаос в мыслях, отсутствие контроля снаружи... И снова боль. Ген зарычал. Низко, надрывно, будто кто-то стянул его горло металлическим обручем. — Убирайся. — Что? – Сенку глупо моргнул. — Verpiss dich! Сенку не успел среагировать, как его отпустили и чуть ли не пинком выкинули за пределы обсерватории. Он еле успел ухватиться за перила лестницы, «ба-бам!» — хлопнула дверь, а дальше тишина и чувство безопасности. Относительной безопасности. И только когда ключ провернулся в замочной скважине нужное количество раз, Сенку заметил, насколько сильно у него дрожали руки. Он осел напротив входной двери, не думая ни о чём, кроме одной сумасшедшей в своей невероятности мысли. Ему было страшно. Только что он чуть не умер. Только что он говорил со смертью.***
Ген медленно отшатнулся от запертого выхода и грузно сполз на пол. Ему понадобилось время, чтобы вспомнить, что после выдоха должен следовать вдох. Спасён. Сенку спасён. Спасён… Сквозь открытую крышу обсерватории виднелось кристально-чистое тёмное летнее небо, а в голове таилась дрянная муть. То ли от алкоголя, то ли… Что-то скользкое и неприятное мазнуло по щеке, раздражая липким холодом. Над ухом раздался противный хрип. Теперь пришла пора спасать себя.***
— Lange nichts zu sehen, Maister, – послышался сиплый голос. Ген прикрыл глаза, вытянув уголки губ в бездушной улыбке. Любой человек, увидев её, понял бы, что ему тут не рады. Человек. — Ну здравствуй, бес. Ген ненавидел его. Этого грязного пса в обличии твари, так похожей на него. Хотя чего удивляться: дьявол всегда мимикрирует под душу, которую хочет совратить, тебе ли не знать, Асагири. — Ich vermisste. Lass uns reden? — Нам не о чем разговаривать. — Aber so… – чёрная тень нависла над Геном, перекрывая свет звёзд. – Я никуда не уйду. — Так хочется моего внимания, что аж перешёл на нормальный язык? Хотя бы акцент бы убрал. — Нормальный? Мастер, твой грязный язык отвратителен. Он создан, чтобы поклоняться миллионам бесполезных богов, а мой… – раздался приглушённый грудной смех. – Мой, чтобы одному. — Бог умер, бес. — Тогда почему жив я? — Потому что я жив. Существо дружелюбно оскалилось и отстранилось, возвращая вид неба. Но Гену не хотелось смотреть на звёзды. Наоборот. Стыд сжал душу. Нет. Отвернитесь. Вы не должны это видеть. — А мальчишка хорош, – хриплый рык опять будто раздвинул пространство. – Лакомый кусочек. Я бы на твоём месте не ждал столько времени. — Я не на твоём месте. — Послушал бы меня — уже вкусил бы все грани удовольствия с ним. — О, святой Роджерс, почему из всех демонов мне достался настолько тупой? — Не обижайся, Мастер, я просто озвучил твои собственные желания. — Озвучь тогда ещё, пожалуйста, все остальные девяносто девять причин, почему твои жалкие потуги меня соблазнить бессмысленны. — Да, ты не так прост, – разочарованно цыкнул бес. — Поэтому мы здесь с тобой и остались. В одиночестве. — Зря ты выпнул мальчика. Я бы с ним прекрасно повеселился. Ну и тебя бы пригласил, конечно, – в ночи сверкнуло дно бездушных зрачков. — Ох, ну извини. Не хочу тебя с ним делить, понимаешь. Ген надрывно засмеялся. Как же он устал от этого. Как же он устал. — А ты вообще уверен, что когда-нибудь сможешь прикоснуться к нему? У него, наверное, такие мягкие губы. И шея… А талия… Он же тоньше любой девушки! – рядом зашелестела ткань, словно это были тысячи маленьких стрекозиных крылышек. – Представь, как твои руки обхватывают его нежные бёдра, а пальцы почти смыкаются друг с другом… — Он не настолько миниатюрен, Сенку всё-таки мужчина, – Ген попытался выдать самый флегматичный тон, который только мог быть у измотанного, пьяного доктора психологических наук, запертого в обсерватории и сидящего в темноте, пока его личный демон пытается доказать, что вместо попыток выстроить стабильные отношения с любимым человеком его лучше изнасиловать. — Мы не узнаем этого, Мастер, пока не попробуем. — Свали, а? — Ох, с радостью, да только… – бес патетично распахнул плащ, являя ошейник, от которого тяжёлой ношей спускалась цепь. Другой её конец терялся под солнечным сплетением Гена. Гулкий смех разбился об звон металла. – Смотри: ты сам не можешь меня отпустить. Мы связаны. С первых дней, как ты призвал меня на помощь, дорогой Мастер. Помнишь? — Я тебя не призывал. — А это что тогда? — Это просто защитная реакция психики на стресс, который я пережил. Съел? – мир качался и казался Гену невероятно смешным. — Осознание проблемы не есть её решение. Съел? — Сожрал и не подавился. — Не подавился, говоришь?.. Хорошо. Тогда открой свою жадную глотку пошире, Мастер, мне есть, что туда засунуть. — Удиви. — Возвращаясь к мальчику… — Ой, бля… – закатил глаза Ген. – Ему двадцать шесть, он взрослый мужчина. Завлабы, вообще-то! И у него докторских больше, чем у самого Сатаны. — Это не отменяет того факта, что ты в восторге от его юного личика и хочешь его. — А это тут причём? — При том. Я всё ещё считаю, что ты зря не позволил мне… Нам… Вкусить его. — Не интересует. — Если я здесь, значит, и ты этого хочешь. Я же знаю. Знаю, как будет приятно заставить этого наглого юношу потерять свою спесь, знаю, как будет прекрасно заставить его дрожать на грани между страхом и удовольствием, знаю, как он будет бороться сам с собой, пока его прекрасные глаза не потонут в похоти, а тело не отдастся во всей красе нам. Я знаю… — Блядь, бес, серьёзно, ты вот серьёзно пытаешься завладеть мною, просто шепча порнуху в ухо? Я что, похож на четырнадцатилетнего спермотоксикозника? — Нет, Мастер, ты похож на двадцатидевятилетнего неудовлетворённого психопата, у которого секса… Сколько лет не было? Пять? — Ой, заткнись. — Ни за что. Я продолжу. Ответь мне на вопрос, Мастер, почему ты не вонзил зубы в его плечи, почему не оставил следы собственнических меток на нём? Почему не облизал каждый сантиметр его тела, которое могло стать твоим? Почему не прижал, не взял, не использовал?.. Скажи! — Потому что так нельзя. Давай остановимся на этом ответе. — Но тебе же хочется этого. — Бес, мало ли чего мне хочется. Принесёшь колы? Вопрос потонул в тишине тёмного помещения. Бес раздражённо повёл плечами, обходя обсерваторию по кругу, как вынюхивающая что-то ищейка. — Какой же ты лицемер, Мастер. — Предпочитаю «актёр». — Лицемер. Страшный, мерзкий, отвратительный лицемер. — Ich bin ein Teil von jener Kraft, die stets das Böse will und stets das Gute schafft. Ген так и сидел, упёршись спиной в холодную стену и запрокинув голову. Ему хватало сил только неотрывно следить из-под полуопущенных ресниц за тем, кто был олицетворением всех его грехов. Тем, кем являлся он сам. — Сколько раз ты поступал так, как тебе хотелось. Сколько раз ты обманывал… Сколько загубленных судеб на твоей совести… А как встретил этого мальчика, сразу стал строить из себя святошу? — Ха. Ну, предположим. — Ты не достоин и капли чьей-то любви. — Я знаю. — Он никогда не ответит тебе взаимностью. — А вот этого я не знаю. — Зато я знаю, – зарычал демон. – Представь, как он решает довериться тебе, открывает своё девственное сердце, а потом узнаёт всю правду. — А кто ему её расскажет? Ген сказал это шёпотом, и только когда бес с ликованием сверкнул глазами, осоловелый от алкоголя мозг понял, что произошло. – Ох, блядь… — Я так и знал. Двуликий лжец. — Я… Расскажу. — Давай, оправдывайся. — Это будет правильно. — Убеждай себя. — Он всё равно узнает. — Конечно. — И лучше, чтобы он узнал это от меня. Я не буду бежать. Я не буду скрывать. — А ты сделаешь это до того, как оприходуешь мальчика, или уже после? – бес медленной поступью начал приближаться к Гену. — Не мальчик. Сенку. И… Завтра. Я сделаю это завтра, – шаг. — И тогда ты точно потеряешь его расположение. — Это лишь мои страхи, – ещё шаг. — Не испытывай иллюзий, Мастер, – тень подошла вплотную. – Никто не любит убийц. — Я. Не. Убийца, – Ген наградил беса острым взглядом. — Убийца. — Нет. — Так и передашь своей матери. Гену понадобилось непозволительно много времени, чтобы заметить тяжёлый секстант в руке беса. Он замахнулся — прибор отразил слабый свет звёзд… А пьяное тело даже не подумало защититься. Зачем спасать то, что уже мертво? Голову поразила нестерпимая боль, в глазах потемнело. — Не смей убегать, оставайся тут, Мастер! Голос беса, звучащий сквозь пелену мигрени гудящим колоколом, вырвал из желанного обморока. — А ну ответь мне! Ответь, кто виноват в смерти твоей любимой матушки, если не ты, а? — Не… Я… – Ген медленно выпрямился, хмурясь от боли. По шее за шиворот потекло что-то тёплое. – Я знаю… Знаю, чего ты пытаешься добиться. У тебя не получится. Не я убил её. И отца... Тоже... Не я. — Пусть так, тешь себя иллюзиями. — Может, свалишь теперь? – слабо, с нескрываемой надеждой прошептал Ген. — О нет, Мастер. Мы только начали. Новый удар пришёлся в правое плечо, острая часть вонзилась вглубь мышцы, с отвратительным чавком вспарывая плоть. Ген сдавленно охнул. Если бы не алкоголь в крови, он бы не смог сдержать крик. Но бездушному хриплому голосу, проникающему в воспалённое сознание, было всё равно на страдания тела. — Больно, да? Это хорошо… Давай продолжим. — Ты как знаешь, а я… И не начинал, – Ген с непокорной улыбкой схватился за плечо, стараясь перекрыть кровотечение нажимом ладони. Послышался тяжёлый звук упавшего секстанта. — Зачем ты упорствуешь, Мастер? — Ты пытаешься повесить на меня то, что я не делал. Любой был бы против. — Конечно. Если бы ты действительно не был виноват, – Ген сжал бледные губы. – Сколько их было? Четырнадцать? На этот раз сдержать стон не удалось. Ген не хотел отвечать, не хотел вступать в этот бессмысленный диалог, который он видел наперёд. Он знал, чем всё закончится, почему он должен в очередной раз проходить весь бессмысленный цикл?! Снова и снова… Снова и снова… — Или, может, их было… Пятнадцать? – бес не собирался останавливаться. — Шестнадцать! Ты доволен?! Их было шестнадцать! – Ген больше не мог это выносить. — Нееет, Мастер. Их было пятнадцать, – елейный голос резал не хуже ножа. — Шестнадцать, – сквозь зубы процедил Ген. – Шестнадцатый тоже человек. — Как скажешь, Мастер. Пусть так. Шестнадцать… И все мертвы. Из-за тебя. Я знаю: ты до сих пор помнишь имя каждого. И их дни рождения… — Просто… Заткнись… – измученное тело держалось на грани. — Ни за что. Почему я должен скрывать правду? – Ген словно сквозь толстое, глушащее звуки стекло почувствовал, как его схватили за грудки. – В их смерти виноват ты. И это твоя правда! — Ошибка… Я совершил ошибку… Но… — Никаких «но», Мастер. Ты совершил ошибку. И теперь они мертвы. Ты убийца. А они мертвы. Ты пытаешься жить дальше. А они всё ещё мертвы. Ты хочешь любви… Но они. Всё. Равно. Мертвы. Эти слова делали больно. Но если больно, значит, жив. А они… Они навеки мертвы. — Лучше бы на их месте был я… – одними губами прошептал Ген. Мир покачивался в противной влажной мути. — Именно, Мастер. Именно. — Töte mich. Bitte. Ген закрыл глаза, вверяя себя чужой воле. Щёки неприятно похолодило. — Sehr gern, – прорычал демон. А дальше только беспроглядная темнота.***
Когда моя жизнь свернула не туда? Этот и ещё миллион подобных вопросов вертелись в голове Ишигами Сенку, пока он покрасневшими после бессонной ночи глазами смотрел в потолок травматологического отделения. Может, когда он согласился на дурацкий слепой эксперимент в Токийском театре? Нет. Раньше. Когда позвал этого поганого психолога в обсерваторию?.. Нет. Когда потянулся за той дрянной книгой? Чёрт. Когда я устроил взрыв в лаборатории. Вот когда моя жизнь свернула не туда. По существу, это было совсем не стоящее особого внимания происшествие. Абсолютно. Пустяк. По сравнению с тем, каким теоретически сильным мог бы случиться пожар в реальности, пойди реакция не в ту сторону, подобное даже нельзя было назвать возгоранием. Так. Небольшая вышедшая из-под контроля экзотермическая реакция. Вот только на Хрома эта незначительная штатная неприятность произвела неизгладимое впечатление. Ну да, пламя поднялось до потолка: такое случается, когда работаешь с чистым натрием. Да, от звука выбило соседнее окно. Да, это был уже третий поджог за последние четыре недели… Но как объяснить одному тревожному кретину, что во всём был виноват микроскопический пузырёк в колбе, а не Сенку? И что не просчитай Сенку всё наперёд, факультет бы не отделался законопаченной стеной и заменой одного окна. Потому что Сенку никогда не ошибается. Потому что наука никогда не ошибается. И никогда не лжёт. Сенку ненавидел ложь. Она порождает неясность, а где неясность, там и слабость. А слабым быть нельзя. От этих мыслей руки покрылись колючими мурашками. Сенку нервно потёр синяки на запястьях — ночной «подарок» от Гена. Стало ещё холоднее. Но не так холодно, как когда Хром, всё-таки добежавший до обсерватории спустя десять минут, нашел Сенку сидящим на винтовой лестнице и немигающе смотрящим в пустоту. От воспоминаний о бездушных глазах Гена снова бросило в дрожь. — Доктор Ишигами? – Сенку быстро перевёл взгляд с потолка на подошедшего мужчину в белом халате и подскочил с места. — Доктор Асагири, как он? – этот вопрос слетел с губ быстрее, чем Сенку смог себя проконтролировать и хотя бы поздороваться с врачом. — В порядке. Из серьёзного только небольшое сотрясение, я бы рекомендовал оставить его до завтрашнего дня в больнице, чтобы понаблюдать за состоянием, а так… Швы наложили, раны не очень глубокие. Он, похоже, крепкий парень. Я бы даже сказал, с опытом. — В каком смысле? — Судя по количеству следов на его теле, он любитель попасть в передряги. Кстати, он левша? — Вроде, правша... – Сенку пытался вспомнить, какой рукой пишет Ген. – Почему спрашиваете? — Да так, была одна теория, но если правша, то тогда не важно. Говорите, несчастный случай на студенческой вечеринке? — Да, – Сенку натянул рукава рубашки, скрывая кисти. – Он… Хлебнул лишнего. — Я не буду задавать лишних вопросов, хотя у меня их много, но вы уж там ему больше не наливайте. И я не знаю, с кем он подрался, но этому человеку тоже лучше воздержаться от алкоголя. Пришёлся бы удар в птéрион, мы бы сейчас не мило беседовали, а составляли описание трупа и уголовное дело. Этому человеку повезло, что доктор Асагири не собирается подавать в суд. — Я… Понял. Я прослежу за этим. Есть какие-то дополнительные рекомендации? — Все нужные препараты уже назначены, пациент о них осведомлён. Кровопотеря была небольшая, он быстро восстановится. Сенку чувствовал, как медленно шевелятся мысли в уставшем мозгу. Так медленно они не двигались даже после злополучного научного кранча с Ксено два года тому назад. И что ему теперь делать? — Я понял. Хорошо. У меня больше нет вопросов. — Доктор Ишигами, не моя работа успокаивать людей, но с ним всё будет в порядке, не волнуйтесь. — А? Почему вы решили, что я волнуюсь за этого придурка? – Сенку почему-то вдруг вспомнил, как однажды Бьякуя застал его за просмотром Дораэмона в три часа ночи. И при чём тут это? — Ну должно же быть объяснение, почему вы до сих пор сидите тут. Объяснение быть должно. Но… Его нет. — Это бесполезное существо, оно… Он мой коллега по гранту, – о том, почему слова опять начали произноситься сами, без того, чтобы быть критически обработанными, Сенку решил подумать позже. – Жалко будет потерять человека, разбирающегося в том, в чём не осведомлён я, – Ишигами, ты можешь заткнуться? Что за бред ты сейчас выдал? – Ещё не осведомлён. А потом уже пусть хоть с Пизанской башни бросается, – ну вот так-то лучше. — Как скажете. Но если что, доктор Асагири лежит в шестой палате. Думаю, он спит после обследования и наложения швов, но, как я и сказал, он в порядке, так что, если вам надо, что-то, – врач кашлянул, – обсудить... В общем, вы знаете, где его найти. — Мне не надо. — Это уже не моё дело, доктор. Разрешите откланяться. Сенку проследил за удаляющейся спиной врача, а сам направился к лестничной клетке, следуя за указателем «выход». Утром в больнице было безлюдно, только еле заметные пылинки кружились в непредсказуемом, хаотичном танце внутри лучей раннего летнего солнца. Сенку ещё раз устало выдохнул, медленно опустив ногу на первую ступеньку. Пора домой. Пусть сегодня суббота и сессия закончилась, но подготовку к новому научному циклу никто не отменял. Надо вернуться в лабораторию, удостовериться, что Хром всё прибрал, забрать записи, где-то раздобыть энергетиков и… Вторая ступенька. Третья. Чёрт. Сделать следующий шаг оказалось сложнее, чем если бы Сенку жил на Юпитере. Вот же!..***
— Ты кусок идиота, Ген! — И тебе доброе утро, Сенку. Счастливо улыбающийся Ген полусидел на больничной койке и ехидно посмеивался в забинтованный кулак. Весь его потрёпанный внешний вид: смешавшиеся двуцветные пряди, замотанные кисти, левое плечо, повязка, прикрывающая рану в районе правого виска — разительно контрастировали с ясными глазами и довольным выражением лица. Так и хотелось взять эту нахальную рожу и!.. — Чего ты ржёшь, придурок, ещё хочешь по мозгам получить? Этого полно у меня. — Ха-ха, прости! Просто когда ты делаешь такой вид, становишься очень похож на разозлённого хомячка. — Какой вид я делаю?! — Ты сейчас настолько обиженный и злой, что это невозможно смешно! — Обиженный и... Злой?.. – Сенку растерялся. Неужели он правда?.. Стоп. Нет. Нет-нет-нет, этому скотине-менталисту его не заболтать. — Иди в задницу, Асагири. Что за хрень вчера произошла? Я жду объяснений. Здесь и сейчас! Улыбка тут же сошла с лица Гена. Он устало прикрыл глаза и откинулся на подушки. — Не, давай потом. — Ген. — М? – тот сделал вид, что ему срочно надо поспать и улёгся на здоровый бок спиной к Сенку. — Давай, рассказывай, – Сенку подошёл ближе к койке. — Не. — Ты обещал. — Не помню такого. — И как же мне заставить тебя вспомнить? – Сенку аккуратно склонился над Геном. — Ну… Если бы у меня была баночка колы… — Ха, да запросто, – сходить до вендингового автомата было правда не сложнее, чем синтезировать сладкую газировку хоть в каменном веке. – Но знаешь, у меня есть предложение получше. Если не расскажешь, я не буду делать с тобой следующий грант. — Что ты сказал?! – слишком энергично и радостно для только что «умирающего» человека подскочивший Ген заставил Сенку резко отпрянуть, рефлекторно прижимая кисти к груди. И только тогда следы насилия заметил сам Ген.***
Кажется, всё прошло не так гладко, как он предполагал. Честно говоря, Ген перестал чётко помнить канву событий сразу после того, как выкинул последний нож и выбежал в коридор. Что случилось дальше, для него самого было отчасти загадкой. Он будто видел сон, в котором всё о реальности, но нет ничего реального. Только кошмар. Его личный демон. Вечный разговор о непростительных ошибках. И тонна боли. Душевной боли. То, что Сенку жив и здоров, невероятно обрадовало Гена. Надутый и пыхтящий как паровоз Сенку чуть ли не с ноги ворвался в палату — признак жизненных сил. «Значит, всё обошлось», — выдохнул тогда Ген. Но теперь, когда глаза, в которых он хотел видеть хотя бы тепло признания, смотрели на него с нескрываемым страхом, а на тонких запястьях грешной синевой горели отметины, «всё обошлось» было не самым подходящим выражением. Скорее тут бы подошло: Что я, блядь, вчера натворил?! — Сенку, – Ген говорил тихо, стараясь не делать резких движений, – эти гематомы… Моих рук дело? — Да. Сенку сел на стул. Он говорил твёрдо, но еле заметный тремор пальцев не скрылся от Гена. — Я… Могу посмотреть? — Нет. — Пожалуйста. — Нет, – от этой интонации в душе Гена сжался тугой узел. — Я… Напугал тебя? Сенку промолчал. — Прости. Прости, что ты пострадал от меня. Мы всё-таки не успели дойти до обсерватории, да? Я сделал это по пути? Хром приходил? — Спокойно, болтолог. Мы дошли. Ты начал выкидывать вещи с лестницы, а потом схватил меня и начал что-то говорить на… — Немецком, верно? — Да. Было похоже на немецкий. Я не знал, что ты им владеешь. — Великий Хомский, чёрт. Ты говорил с ним. — С кем? — Со… Со мной. Ты говорил со мной. Но только с моей самой отвратительной версией. Настолько отвратительной, что я не хочу считать её частью меня. — Я не заметил разницы, – Сенку закатил глаза. — Ты — нет, а твои дрожащие руки — да. Ген обречённо зажмурился, пряча голову в коленях, чтобы тут же с шипением схватиться за травмированную руку. Через белоснежный бинт просочилось небольшое кровавое пятно. Алкоголь уже давно выветрился, эйфория закончилась. — Чёрт. Боль казалась заслуженной, но совершенно не искупляла грехов. — Я чуть тебя не убил! Чёрт-чёрт-чёрт! — Харэ ныть. А то я решу, что ты, наоборот, хотел моей смерти и теперь жалеешь, что не добился желаемого. Не смешно. — Как ты спасся? Это же практически невозможно… Даже Цукаса… — Ты сам меня оттолкнул и дал запереть. Сказал: «Убирайся», – Сенку наиграно рыкнул и поднял руки, будто Ген — маленький ребёнок, а сам Сенку — взрослый в костюме привидения. – И вроде бы ещё и крикнул что-то на этом непроизносимом языке. Я ничего не понял, но уверен на десять миллиардов процентов, что это была нецензурщина. Ген неверяще пригляделся к собеседнику. Ему показалось, или это сейчас была попытка подбодрить? — Так что не извиняйся. Вообще, это всё моя вина, не уследил за Хромом. — Не уверен, что ты бы смог «уследить» за ним. Да и к тому же, я сам должен был догадаться по запаху. Ослабил бдительность… — Так, пародия на учёного, прими мои извинения и не возникай. — Ха, я смотрю, ты легко отделался и теперь возомнил себя бессмертным? Понравилось общаться с демонами? — Демонов не существует. А тебя мне бояться нечего, ведь ты со своей примитивной психологией даже на миллиметр не способен достичь вершин, доступных настоящим наукам. Сказав это, Сенку выдохнул и опустил плечи, словно решил для себя какую-то сложную задачу. В его до этого потерянном взгляде зажглись огоньки уверенности. — Можно я всё-таки посмотрю на твои руки? Ген решил попытать счастья ещё раз. — Да задрал ты уже, на, смотри. — Эх, Сенку, тебе ещё предстоит столькому научиться... Протянутые с пренебрежительным фырком кисти были приняты как драгоценность. — Ты о чём вообще? — Твои руки — произведение искусства, – Ген аккуратно провёл по синякам подушечками больших пальцев. – Нельзя вот так расточительно давать их каждому встречному. — Ты не каждый встречный, Ген. Ген знал, что Сенку имел в виду, но хотел видеть в этих простых словах чуть больше смысла, чем в них было вложено изначально. Быть прощённым после того, что он сделал… Невозможно. Он рискнул и с трепетом коснулся губами собственных варварских следов на чужой коже, ожидая, что сейчас ладони выдернут, наорут и ещё дополнительно постучат чем-то тяжёлым по больной голове. Однако… Ничего не последовало. Сенку нахмурился. Но руки не убрал. — Прости, – Ген шептал слова извинений вперемежку с лёгкими поцелуями. – Прости, что напугал вчера. Если я пьян… Так вышло, что я не могу простить себе некоторые ошибки. И начинаю делать ещё больше глупостей. — Ошибки ведут к развитию, не ты ли сам мне это вчера сказал? — Да. Но в моей профессии некоторые ошибки… – Ген с неохотой отпустил ладони. – Непростительны. В палате воцарилась неприятная тишина. Ген сжал губы и нахмурился. Он помнил разговор с бесом. Он помнил, что обещал. Обещал, что расскажет сегодня. Давай, соберись. Если не признаешься, то будешь трусом. И тогда… Тогда демон окажется прав. А за десять лет своей психологической карьеры Ген с уверенностью мог сказать только одно: демонам проигрывать нельзя. — Сенку… – слова давались тяжело. – Несколько лет назад… Но Ген не успел закончить, как отворилась дверь палаты, являя за собой целую делегацию из рыдающего Хрома, держащей его за ухо Рури, Кохаку, с почему-то крайне растерянным лицом и… Вот чёрт. Асагири, тебе кранты.***
— Здоров, ребята, – улыбнулся Ген, будто это не он весь избитый сидит в палате. – Чё кого? — Док, вы как?! — Доктор Асагири, простите меня! — Ген, что за хуйня? Все разом стихли. — Привет, Цукаса. А что ты тут делаешь? Цукаса медленно, крадущимся тигром, подошёл к койке. Его взгляд не сулил ничего хорошего. — Повторяю вопрос для контуженых. Что. За. Хуйня. Ген? — Ну… Тут такое дело… — Рожай быстрее. — Понимаешь, мне вчера случайно скормили спирт, и я маленько… — Сука, что?! — Да не кипишуй, всё обошлось, всё… — Кто? Кто этот самоубийца?! — Я-я… Цукаса резко развернулся и смерил странного мелкого парня пронзительным взглядом. Тот и так выглядел хрупкой травинкой, но умудрился сжаться совсем до уровня инфузории туфельки. Правда, это всё равно не помогло ему избежать сильных рук, чуть ли не поднявших за грудки над полом. — Ты дебил? – Цукаса рычал как лев. — Д-да, с-сэр, – его жертва, казалось, сейчас отключится от страха. — Оставь Хрома. Это моя вина, – спокойный голос человека, сидящего рядом с Геном, заставил Цукасу немного ослабить хватку. — А ты кто такой? — Ишигами Сенку. — Доктор Ишигами — мой коллега по университету… – начал Ген, видимо, надеясь снизить накал страстей… — Заткнись, Ген. Не вышло. — Отпусти моего студента: его должен наказывать я, – надменная невозмутимость этого доктора Ишигами вызывала у Цукасы непонятное чувство между уважением и желанием выбить шейные позвонки одновременно. — А ты знаешь, что за провинность подчинённого отвечает капитан? — Да. Но степень наказания должен выбирать пострадавший. — О, так это не страшно. Я его доверенное лицо, – оскалился Цукаса. — Парни, успокойтесь, – грозно шикнул Ген. – Так, Шишио, знакомься, это Сенку, он же доктор Ишигами, я тебе о нём рассказывал. И он. Ни в чём. Не. Виноват, – Ген произнёс каждое слово чётко по отдельности, строго смотря на Цукасу. – Сенку, это Цукаса Шишио — мой лучший друг. Пожалуйста, найдите общий язык. Между парнями проскочило статическое электричество. — Лучший друг?! Ах вы жопа, док! – раздался громкий недовольный вскрик Кохаку. – Вот как вы выиграли тот спор! Это нечестно! — Прости, золотце, но победителей не судят, – ухмыльнулся Ген. Эх, сейчас бы правда хлебнуть колы… — Как вы себя чувствуете? – воспользовалась моментом Рури и повернула разговор в другую сторону, за что Цукаса был ей невероятно благодарен. — Всё отлично. В принципе, могу хоть сейчас домой ехать. — Нет. Врач сказал, что тебе лучше остаться здесь до завтра, – строго осадил Сенку. — Но я не хочу валяться тут просто так. Дома лучше! Посплю в удобной постельке, тем более, может, вечером на пробежку успею… — Какая пробежка, ты ебанулся?! – в унисон крикнули Сенку и Цукаса. — Да ладно вам, мужики, всего десять швов. Просто царапины и синяки, бывало и хуже. — Я привяжу тебя к койке! – взревел Цукаса. — А я скормлю тебе килограмм транквилизаторов! – поддержал Сенку. — Док, вы остаётесь тут до завтра, и это не обсуждается, – ровно сказала Рури. Но сделала это так, что вздрогнули все. Слово женщины — закон. — Простите меня-я-я!.. – опять завёл шарманку Хром. — Всё, успокойся. Все живы, и ладно. Завтра буду в строю, а ты научись уже не нарушать чужие границы. — Да, доктор, – тот покорно склонил голову. — И всё? Это всё, что ты ему скажешь? – опять завёлся Цукаса. – Парень, ты не понимаешь, насколько тебя прокатило? Ты шёл по тоненькой, ты был в шаге от того, чтобы поговорить с Шивой, и в двух шагах от того, чтобы выпить с Буддой. Ты понимаешь, что сегодня для тебя могло не наступить? И что тебя бы хоронили под покрывалом, потому что восстановить внешний вид до чего-то приличного было бы невозможно? Ты хоть осознаёшь, насколько боги над тобой сжалились? — Хватит пугать его, Цукаса. Я не такой монстр. — Такой, Ген. — Расслабься. Я успел уйти. И Сенку смог меня запереть. В прошлый раз мы не были к этому готовы, но сейчас всё обошлось, потому что я знал, какие меры надо предпринять. Цукаса сжал кулаки и медленно выдохнул. Терпение, Шишио, только терпение, ебать его за ногу. Будь проклят тот день, когда Цукасе показалось хорошей идеей знакомиться с человеком, чья тогда ещё полностью выкрашенная в чёрное голова буквально кричала: «Ахтунг, здесь живёт куча тараканов!» Да и ладно, просто куча тараканов — это ещё полбеды. Ведь потом оказалось, что у них там явно гражданская война! Иначе как объяснить, почему бедным членистоногим пришлось аж по цветам разделяться. Зато бегал быстро. Тут не поспоришь. — Ладно. Иногда чудеса случаются. Но больше чтобы такого не было. — Как скажете, босс, – придурочно отсалютовал левой здоровой рукой Ген.***
Хром догадался вернуть Гену его личные вещи, но пистолет и ножи брать побоялся, спрятав их в сейфе лаборатории. Разумное решение. Он же и позвонил Рури, сбивчиво объяснив сонной аспирантке, что с её научным руководителем приключилась беда. Вот тебе и поздравил с получением психотерапевтической степени. Однако Рури, практически не задавая лишних вопросов, даже согласилась приехать ранним утром на факультет и помочь разобраться с последствиями катастрофы. Тогда же к ним присоединилась и Кохаку. А Цукасу они случайно встретили на лестничной клетке госпиталя. Тот сразу узнал задорную блондинку, к которой по просьбе Гена заходил на эксперимент несколько недель назад, и быстро сообразил, к кому она может так спешить. Потому что если в этом мире и существует человек-катаклизм, то его зовут именно Асагири Ген. Постепенно общение перетекло в спокойное и размеренное русло: Цукаса практически остыл, Хром перестал смотреть на Гена сквозь виноватые слёзы, Рури прочитала ему доходчивую лекцию, что такое личные границы и для чего они были придуманы, Кохаку всё-таки аккуратно, но дала Гену по лбу, а Сенку… Сенку просто молча сидел со сложенными руками, закинув ногу на ногу и выглядя как самое незаинтересованное в происходящем лицо. Но никуда не уходил. Ген же, как всегда, не умеющий признаваться в собственных слабостях, активно поддерживал диалог, пока Рури, храни её Джемс, всё-таки не начала недвусмысленно намекать пёстрой компании, что доктору Асагири пора отдохнуть, и нет, Хром, твои извинения, произнесённые в тысячный раз, не ускорят процесс восстановления. — Всё, на выход, дайте Асагири-сенсею отлежаться. Постельный режим означает и ментальный покой. Доктор Ишигами, вы тоже. — Скоро уйду. Мне надо обсудить с Геном некоторые детали нашего будущего гранта. Хром округлил глаза. — Сенку, ты серьёзно? Ты не будешь работать в этом году с доктором Уингфилдом? Он же тебя убьёт! — Да, Хром, Ксено меня убьёт, – Сенку пофигистично почесал пальцем ухо. — Так ты не шутил? – осторожно переспросил Ген. — Нет. Твой вариант лучше даже того, что предложил мне Хьюстон. — Значит… У тебя уже был грант на примете до меня? — Да. Готовенький, международный, утверждённый, только фамилию надо было вписать. — Бля... Сенку, может сначала тогда его, а через годик-два возьмёмся за наш? — Нет, – Сенку флегматично зевнул. – Я уже написал этому космическому тирану, что отказываюсь. Так что всё. Либо мы делаем исследование лучше, чем у него, либо мы оба трупы. — Мне кажется, что мы трупы в обоих случаях… — Если мы создадим нечто воистину элегантное, то шанс спастись крайне велик. — Но не стопроцентный? — Не стопроцентный, но есть. Однако мне действительно стоит предупредить тебя: Ксено опаснее всех маньяков мира. Теперь у тебя нет права на ошибку. Ген грустно улыбнулся. — Не волнуйся. У меня никогда его и не было.***
Выходящий из палаты спустя десять минут Сенку точно знал, кого встретит за ней. — Я слушаю. Честно говоря, Сенку хотел домой, а не препираться с каким-то наглым здоровяком. Как там его? Цукаса? Шишио напоминал ему Тайджу, только этот экземпляр был явно умнее, сильнее, опытнее и хитрее. Опасный тип, он сразу ему не понравился. — Я был мягок при Гене, но сейчас скажу прямо. Ещё раз. Ещё один грёбаный раз. Если он пострадает из-за тебя, то я не побоюсь свернуть тебе шею и сесть в тюрьму. Но только после того, как раздроблю каждую кость твоего хилого тела. — Думаю, тогда я умру от болевого шока раньше, чем ты дойдёшь до моей головы, Цукаса, – Сенку приложил палец к подбородку, будто действительно задумался, какова вероятность выжить при таких повреждениях. — Бравируй пока можешь, доктор. Но я буду рядом, когда ты оступишься. — Я никогда не ошибаюсь, – Сенку чётко понимал — это объявление войны. – Никогда. Запомни это. — Я запомню. И молись, чтобы это было действительно так.***
Хром громко выдохнул. Он наконец добрался до общаги и закрыл дверь комнаты за спиной. — Пиздец я идиот. Молчание мебели было воспринято как согласие. За последние сутки произошло столько событий, что Хром даже начал забывать о вчерашней удачной защите диплома и законченной магистратуре. Это всё казалось невероятно далёким и неважным. Пустым. Таким же пустым, как глаза сидящего на вершине винтовой лестницы Сенку, когда Хром спустя положенные пять минут прибежал его спасать. Сенку сидел как статуя Родена, опустив подбородок на руки, а локти уперев в колени. Молчаливый и бледный. Такого Сенку Хром не видел никогда. Но, увы, это было не самым страшным, что ждало его в ту ночь. Стократ страшнее были потом приглушённые звуки из-за двери обсерватории, которую, казалось, хотели выбить изнутри. И нечеловеческий вой доктора Асагири… Бррр. От воспоминаний Хром вздрогнул, наконец приходя в себя и всё-таки делая шаг внутрь комнаты. Он тысячу раз отточенным движением кинул рюкзак на стул, а сам устало повалился на кровать, игнорируя назойливые мысли о том, что по-хорошему ему надо бы переодеться, выйти к ребятам, ещё раз на трезвую голову поздравить с защитой, успокоить, что с доктором Асагири всё в порядке, параллельно найти какую-нибудь еду… Только сил на это уже не было. Хром сам не заметил, как на пару секунд задремал. Жаль благостное небытие продлилось не долго, прервавшись страшным ощущением ложного падения. Мозг дал команду — сердце за секунду разогналось до скорости гоночного болида, готовое перекачивать кровь во имя спасения от призрачной опасности, а бедный Хром дёрнулся, резко вернувшись в реальный мир. По правде говоря, он не считал себя неженкой и всегда толерантно относился к виду любых повреждений. Но воспоминания о сегодняшней ночи стабильно вызывали у Хрома приступ тошноты и паники. Прямо как сейчас. Он и не знал, что секстант — этот древний, безобидный астрономический прибор — может так легко вскрывать кожу. Как консервный нож банку. Когда спустя несколько часов вой и шум прекратились, а Хром и Сенку смогли аккуратно отпереть дверь и проникнуть в обсерваторию, им предстала настолько неприятная картина, что обоим пришлось несколько секунд потратить на борьбу с возникшей слабостью в ногах. И только потом подбежать к доктору Асагири. Он с застывшей на губах адской улыбкой сидел без сознания под той самой стеной, которую Сенку много дней назад приспособил для записей вместо закончившейся доски. Его левый кулак был избит в мясо, одежда на правой стороне во многих местах порвана и пропитана кровью, не перестававшей медленным потоком стекать из рваных ран прямо на пол, белоснежные волосы слиплись в один грязный комок... А к чёрному маркеру на стене присоединились красные пометки. Тогда Хром понял только одну вещь: чем тише омут, тем умнее черти.