***
Сенку прекрасно понимал, что само по себе решение не спать до победного не так уж и плохо с тактической точки зрения, вот только абсолютно недееспособно стратегически. Но ничего лучше придумать не мог. Что угодно, лишь бы не видеть эти сны. Точкой невозврата стало обеспокоенное лицо Бьякуи с «утра» на кухне, куда Сенку выполз в свой первый за несколько недель выходной в три часа пополудни. Объяснить старику, почему сразу же после побудки его сын начал орать на всю квартиру, с помощью каких инструментов выкрутит член Асагири при встрече, было немного проблематично. Неловко получилось. Тогда Бьякуя понял, что у Сенку наконец появилась личная жизнь. И что, пожалуй, пора прекращать заявляться к нему без предупреждения.***
— Вы с Ген-куном поссорились, что ли? Бьякуя пододвинул тарелку с принесённым домашним пирогом от Лиллиан поближе к заспанному Сенку, но тот даже не отреагировал на немое предложение, направившись в сторону более жизненно важного продукта. Кофе. Дайте человеку кофе. — Старик, не начинай, – сонный, хмурый и ещё более растрёпанный, чем обычно, в растянутой домашней одежде, он сосредоточенно взвешивал на химических весах зерна робусты. Соотношение должно быть верным, иначе не проснётся. — Я могу чем-нибудь помочь? — Просто убей меня. — Ни за что, – посерел Бьякуя. – И, пожалуйста, даже в шутку не проси меня об этом. Сенку промолчал, нелюдимо погрузившись в громкий шум кофемолки. Отстаньте. Просто отстаньте. — На тебя варить? – наконец отмер Сенку, с треском электрического разряда зажигая огонь. Он признавал только газовые конфорки. Только настоящее окисление. Только живое контролируемое пламя. — Нет, спасибо. Та доза кофеина, что ты в себя сейчас вольёшь, убьёт во мне несколько миллиардов нейронов. Как тебе пробки не вышибает? — У меня тройная обмотка шванновскими клетками. — Это действительно бы многое объяснило, – басовито засмеялся Бьякуя. – Ну так что у тебя с Геном-куном? — Я же сказал. Ничего. Абсолютно. — А как же новый грант? — Принят на рассмотрение. Сенку больше интересовал его утренний кофе, чем грант. Он с ароматным шипением залил порошок водой из мерного стакана. Так уж и быть, сегодня хватит соотношения один к шести. И, да, засечь три минуты пятьдесят две секунды. — Пятнадцатого ждут на слушание. — О, так это через неделю после нашей с Лиллиан свадьбы! — Да. Машинальный ответ. — Кстати, Ген-кун там тоже будет. Сенку развернулся так резко, что чуть не смахнул мензурку с кухонной столешницы. Тело тут же отозвалось лёгкой крепатурой — подарком-последствием после активного вечера с одним поганым психологом несколько дней назад. — Что ты сказал?! — Ген-кун тоже будет на свадьбе, – спокойно повторил Бьякуя. — Да с хера ли?! — Они с Лиллиан, похоже, нехило спелись. И теперь я каждый день получаю по сотне сообщений с разными вариациями того, как можно синтезировать скобочки и палочки в поющего человечка… — Да когда они вообще успели познакомиться?! — Когда ты в больницу угодил с лихорадкой. Сенку нашёл для себя ещё один повод придумать машину времени. И надо позаимствовать у Ксено парочку изобретений, призванных не оставлять следов на месте преступления. — Так что случилось-то? – настойчивость старика раздражала. — Ничего. — Не верю. — Ни-че-го. — Не отвертишься, парень. У тебя всё на лбу написано. — На человеческой коже не появляются надписи. — Надписи — нет, но видок у тебя сейчас точь-в-точь, как когда меня вызвали в школу после твоей выходки на уроке химии, – засмеялся Бьякуя. – Мируко-сенсей явно в тот день постарел лет на десять. — Он попросил вырастить кристалл — я ему его и принёс, – Сенку флегматично пожал плечами. – Остальное — его проблемы. — Он рассчитывал на что-то из соли или сахара, Сен… — Надо было чётче ТЗ ставить. По мне так нитрат аммония имеет гораздо более любопытную кристаллическую решётку. — Великий Коллинз, для меня до сих пор загадка, как ты вообще додумался тогда сделать взрывоопасный кристалл? И откуда ты реактивы-то достал? — Спроси у Ксено, – почесал ухо Сенку. — И почему я не удивлён? – с видом человека, который на самом деле всё понимает и сердится только для вида, покачал головой Бьякуя. – Но, парень, ты тему-то не меняй. Что у тебя с Геном-куном? Мне казалось, у вас работа кипит, научная идиллия и творческий порыв… — Кто тебе этот бред рассказал? — Стенли. — Верь этому долговязику больше. — Хорошо, а что же на самом деле? — На самом деле… И Сенку конкретно так задумался. В вялом мозгу беспомощными амёбами ползали неуклюжие мыслишки, не складывающиеся ни в одну способную к жизни форму. Признавать, что работа действительно кипит, в науке царит странная, эклектическая, но всё-таки идиллия, а так называемый «творческий порыв» не прекращается даже несмотря на недосыпы и пропущенные обеды, не хотелось. Как и признавать, что без Гена ничего этого не было бы. На одну секунду Сенку даже дал слабину и подумал, что пора бы уже вытащить контакт этого придурка из чёрного списка. — Ну? — Ну… Мерзкое шипение убегающего кофе заставило Сенку проснуться быстрее, чем если бы потерянную дозу напитка ввели ему внутривенно. Блядь. Таймер. Опять. Не сработал. Сука. Ну всё. Это была последняя капля. — Да заебал он меня! Заебал! Ворвался в мою жизнь без спроса, запустил свои грязные руки прямо в мозг!.. Я чувствую себя сломанным! Зачем он это сделал?! Кто его просил?! Внутренние часы нахрен! Всё нахрен! Когда он рядом — это невыносимо! Когда он далеко, я думаю, что наконец-то могу расслабиться, но, ебать его, нет! Он всё время где-то на периферии маячит! А стоит пойти спать, так и там!.. – Сенку даже не кричал, скорее сдавлено выл, повернувшись к отцу спиной и уперевшись руками в раковину, куда пытался смыть убежавшую субстанцию. Накопившееся напряжение невысказанным болезненным потоком вырвалось изо рта раньше, чем он хоть что-то смог с этим сделать. – Почему я думаю о нём? Зачем я думаю о нём?! Это же бесполезные мысли! Они не помогают мне работать! Только отвлекают! Старик, я так больше не могу! Я так больше не могу! Он тварь! Причём не конченная, а эталонная! Тёплая ладонь Бьякуи на плече была воспринята, как поражение. Сорвался. Он сорвался. Данное много лет назад обещание стать выше человеческой нерациональности таяло на глазах. — Отстань! – Сенку оттолкнул руку отца. — Сен… — Уйди. Прошу. Я в порядке. Пару минут. Дай мне пару минут. И я точно буду в порядке… — Сенку… — Чёрт. Сенку судорожно метался от раковины к испачканной плите, не в силах поднять взгляд и остановить тот бешеный водоворот, что неуправляемым табуном носился по его черепной коробке. Жутко не хватало внутренней собаки-пастуха, способной привести взбесившееся стадо в порядок и отправить каждую объевшуюся белены овцемысль в стойло. Всю жизнь удавалось справляться без этого. Так почему же теперь не помогала даже подсмотренная у Стенли дыхательная техника?! — Сенку, пожалуйста, послушай меня, – Бьякуя старался говорить ровно и мягко, но в голосе всё равно прослеживалась нотка отеческого беспокойства. – Думать о чём-то «бессмысленном» — нормально. И иногда в подобных мыслях может оказаться больше пользы, чем во всех твоих открытиях вместе взятых. — Да с какого рожна?! — Человек никогда не думает ни о чём просто так. У всего есть причина. — Это ложь! – Сенку в сердцах бросил грязную губку в раковину. – Люди вообще не используют голову по назначению! Если их всех спросить, зачем они думают и существуют, то вразумительный ответ я получу хорошо если только от одного процента населения Земли! — Хорошо, Сен, хорошо, – Бьякуя даже отошёл, боясь попасть под горячую руку, – ты прав, некоторые действительно не способны в рефлексию, но таких гораздо меньше, чем ты думаешь. Просто иногда… Иногда люди специально скрывают причины своих мыслей. — Ну и нахрена?! — Чтобы не быть ранеными. Как ты сейчас. Сенку чуть ли не зарычал. Он не ранен. С ним всё в порядке. Это просто временная болезнь. Помутнение. Эффект от беспардонного вмешательства одного грёбаного менталиста. Скоро пройдёт, дайте минутку. Сейчас. Да. Вот сейчас. Он подышит, и всё пройдёт. Всё обязательно пройдёт. И опять… Опять это мерзкое чувство. Как в ту ночь в обсерватории. Страшно. — Сенку, – не отступал Бьякуя. – Послушай, я плохо разбираюсь в психологической подноготной происходящего, но почему бы тебе не поговорить об этом с самим Ген-куном? Он профессионал. Кто как не он должен понимать, что с тобой происходит? Тем более, это, в каком-то смысле, его зона ответственности. Озвученная идея вызвала в голове Сенку очередной локальный взрыв. — Что? Что ты мне сейчас предложил? Прийти к нему? Ты, блядь, серьёзно? — А почему нет? — Потому что если я к нему приду, то!.. То!.. Что-то окончательно надломилось внутри, ударяя под дых. Больно было почти физически. Он до побелевших костяшек сжал дрожащие кулаки, невероятным волевым усилием заставляя себя всё-таки разжать их, налить остатки кофе в мерный стакан, приспособленный под кружку, и сделать большой обжигающий глоток. Давай. Отпускай. Ну давай же. Давай! Блядь.***
Бьякуе не нравилось, как всё это выглядело. Последний раз нечто подобное он наблюдал лет четырнадцать назад, когда один ещё крайне наивный двенадцатилетний пацан понял, что если ты ребёнок космонавта, то это не значит, что тебя возьмут в космос. И нет, пробраться в грузовой отсек тоже не вариант. О да, это была трагедия века. Если бы не Ксено, не ясно, чем бы всё закончилось. Сенку вообще был эмоциональным мальчиком. До того разговора. И сейчас, впервые за столько лет, ситуация повторялась вновь. Вот только Бьякуя настолько отвык от подобного поведения сына, что искренне растерялся. Первая идея, посетившая его отцовский мозг, выглядела как звонок Стенли. А почему, собственно говоря, нет? Астронавтам достаточно платят, чтобы они могли раз в год-полтора оплачивать услуги киллера. Тем более по знакомству Шнайдер, может, и скидочку сделает… А там и блондинка длинноногая найдётся… Бьякуя тихо мечтательно вздохнул. Великолепный план, Бьякуя, просто замечательный. Надёжный, мать твою, как швейцарские часы. Следующий вздох был полон усталой грусти. Подобные мысли не делали ситуацию лучше. И Бьякуя обещал.***
— Сенку, послушай меня. Я не знаю, что именно ты сейчас чувствуешь, но могу сказать точно только одно: негативные эмоции — это нормально. Это тоже часть человеческой жизни. И если их у тебя вызывает Ген-кун, то он должен знать об этом, – Сенку только раздражённо повёл плечами и сделал ещё один глубокий глоток, наплевав на обожжённый язык. И пусть. Так даже лучше. – Я не вру тебе, поверь, выражать свои чувства не так уж и сложно. Это просто задача, которую надо уметь решать. Сенку с силой оторвался от кухонной столешницы. Идея убить себя и подождать Гена у входа в Ад переставала казаться такой уж глупой. Ладно. Хорошо. Вдох. Выдох. Окей. Живём. Кофеин подействовал. Контроль возвращался.***
— Ну и каков же алгоритм решения у этой задачи? – наконец вышел на контакт Сенку, выпрямляясь. У Бьякуи отлегло на душе. — Ты удивишься, но он, может, даже проще, чем у задач Коши. — Мгм, я так и поверил. — Если хочешь, могу рассказать, как мы делаем это на МКС… — Валяй. Опять сухой тон, опять Сенку делал вид, что абсолютно незаинтересован в происходящем. Опять он закрывался. — Сенку, пожалуйста… Не будь столь скептичным. Это действительно важно. — Да давай быстрее уже, старик. Дел невпроворот. — У тебя же выходной? — Умозрительное глупое понятие для тех, кому надо отдыхать от работы. Мне всегда есть чем заняться. Бьякуя звонко приложил ладонь ко лбу. Он еле сдержался, лишь бы не начать читать бесполезную нотацию о пользе отдыха и вреде жизни без отпусков. Бесполезную, потому что вряд ли бы его послушали. Можно даже не пытаться. Как там Хьюстон говорит? Необучаемое создание? — Хорошо, я понял, переубеждать тебя бесполезно... — Рассказывай уже, – Сенку сел за стол и подвинул тарелку с пирогом Лиллиан. Если бы не опущенный взгляд и еле подрагивающие кончики пальцев, никто бы и не догадался, что минуту назад этот надменный молодой человек кричал о том, как его всё достало. — А ты будешь меня слушать? — Зависит от того, что ты мне скажешь. — Ладно, давай попробуем, – приготовился сотрясать воздух Бьякуя. Тяжело подбирать слова, когда публика настолько неблагодарна. – Как ты знаешь, чтобы стать космонавтом, надо не просто пройти огромное количество испытаний на силу, выносливость и прочие физические характеристики, а ещё и подходить по разным психологическим критериям. — Предположим. — Один из них — эмоциональная стабильность. — Звучит логично. — Многие считают, что космонавты — это стойкие универсальные солдаты, выполняющие свои задачи как машины, но это ложное убеждение. Даже среди них бывают ссоры. Более того, если их нет, это считается негативным показателем, – Сенку скептично поднял бровь, перестав жевать. – Ешь-ешь. И слушай внимательно. В своей базе конфликт — это несостыковка между пониманием мира одного человека и пониманием мира другого. Он не всегда означает крики и ругань. До этого мы никогда с коллегами просто не доходим. — И?.. – Сенку, не имея возможности нормально говорить с набитым ртом, прожестикулировал в стиле «быстрее разворачивай мысль». — И… Когда ты несколько месяцев заперт в узком пространстве с другими людьми, очень быстро понимаешь, что лучшей тактикой оказывается сразу обсуждать те самые противоречия, а не копить эмоции в себе. Но... Когда спускаешься на Землю… – Бьякуя взял паузу, ища нужные слова. – На самом деле, ничего не меняется. Пусть я уже и не ограничен обшивкой корабля, но мы все всё равно сидим в своих коконах из стен, домов, улиц, социумов, неизбежно взаимодействуя друг с другом. С планеты так просто не убежишь. Да чего там… Я даже из страны так просто выехать не могу, хоть и почти буквально держал весь мир у себя на ладони. Поэтому, что бы ты ни делал, тебе всё равно рано или поздно приходится встречаться с окружающими лицом к лицу. — Старик, дай мне пару дней, и я пришлю тебе фотографию из такой волчьей глуши, где, чтобы поговорить с человеком, придётся три дня идти без остановки и орать в мегафон. — Не спорю, такие места на Земле есть, но ты туда не уедешь. И они оба прекрасно знали почему.***
Иногда приходилось признавать: пусть Бьякуя и ведёт себя часто по-детски глупо, однако временами в его речах прослеживалась та самая мифическая мудрость, которую сам Сенку видел только издалека и искренне не понимал её природу. — Окей, ты прав, я действительно не собираюсь бросать лабу. — А в лабе есть люди. — Давай назовём их моими научными рабами, – довольно ухмыльнулся Сенку, чувствуя, как возвращается в колею. — Жестоко. Зато честно! – рассмеялся Бьякуя. – Но, заметь, ты сам это признал. При том что лично тебе подобная роль была совсем не по душе, иначе бы ты не сбежал от Уингфилда обратно в Японию под предлогом устроить филиал Ада на другом конце света. Уверен, на самом деле ты сделал это потому, что знал, что вы с ним не уживётесь, верно? — Скажем так… Мы расходимся в трактовке девиза старика Бэкона. — Знание — сила? — Да. Для него это сила, чтобы править миром. А для меня… Для меня, чтобы его спасать. Бьякуя печально подпёр лоб рукой и сжал губы. — Сен, то, что произошло тогда, было тяжело предсказать. Мы не понимали, что творим. Весь мир с ума сошёл в тот период… — Именно. Мир сошёл с ума. И Ксено считает, что так и должно быть, и что этим надо пользоваться, чтобы получать власть и экономическую выгоду. Холодно, расчётливо, он управляет людьми, я уважаю его подход, но от чего-то не могу так. Я видел цифры… И понимаю, что мог оказаться там же. И знаю, кто уже оказался там. — Мне нет прощения… – тихо шепнул Бьякуя, вот только Сенку его прекрасно расслышал. — Старик, ты задрал извиняться, – Сенку нахмурился и даже отложил третий кусок пирога, отряхивая руки от крошек. – Мне, блин, так плохо, так плохо! Сижу в одном из самых продвинутых гигаполисов мира, работаю в университете из списка топ-десять и создаю проекты по колонизации космоса с нобелевским-лауреатом-маньяком! Просто ужас! Как ты посмел так со мной поступить! — Но я правда… — Так, отставить, капитан Ишигами, что за неподобающее поведение? – эта неловкая попытка подбодрить вызвала у Бьякуи горестный, но тёплый смех. Однако Сенку продолжил. – Успокойся, всё в порядке. У меня своё научное царство, которое я ни на что не променяю до конца своих дней. И всё это благодаря тебе, старик. — Но потом появляется Ген-кун. — Но потом появляется Ген, – Сенку снова посерел. — Иди к нему. Выскажи всё. Он не похож на того человека, который продолжит делать тебе больно. — О, а больше и не надо. Он уже всё сделал.***
Сенку опять напряг плечи, словно пытался спрятаться. Впервые за столько лет Бьякуя читал сына как открытую книгу, где из текста на одной странице была только сотни раз повторенная буква «А», а на другой стороне красовалась картина Мунка «Крик». В любом случае… Такой стадии эволюции у этого покемона ещё не было. — У Лиллиан хорошая интуиция. Она сказала, что редко встречала настолько открытых и честных людей, как Ген-кун. — Скажи Вайнберг, чтобы отнесла свою интуицию на техобслуживание. Ген же лживая лиса! — Он хотя бы раз тебе врал? — Нет, но… В смысле, откуда я знаю?! Он мне мог соврать, но я этого просто пока не знаю! — Логичный довод. — А ещё он всё время недоговаривает! И пока не выполнишь его условия — ничего не скажет. Он же манипулятор! — Почему же? Судя по всему, он честно говорит, чего хочет в обмен на информацию, разве это манипуляция? — Это… Чёрт. Он просит слишком высокую цену. А я каждый раз ведусь, как последняя хлорелла на солнечный свет. — Ты пытаешься играть с ним на его поле, вот и чувствуешь себя дураком, – развёл руками Бьякуя. Объяснять такие вещи двадцатишестилетнему доктору трёх наук было немного смешно. Но лучше поздно, чем никогда. – Выведи его в свою систему координат. — Я без понятия, как мне это сделать! — Очень просто, Сен. Он сам дал тебе все карты в руки. — Не понимаю… — Он влюблён в тебя. — Верь больше. — Даже если сделать вид, будто я не слышал его прямое заявление о своих чувствах, я всё ещё не могу игнорировать тот факт, что он провёл с тобой сутки в больнице, согласился делать совместный грант и даже свободное время пытается провести тоже с тобой. — А это ты откуда знаешь? — Лиллиан. — Великий Ампер, ну конечно. — Сенку, ради тебя он сделает многое. Позови его на разговор и поставь свои условия. Иначе… Скажи, что не будешь продолжать работу. Это же правда. Пока вы не разберётесь в взаимоотношениях, вы не сможете расти дальше. А значит, ни о каком гранте не может быть и речи. Понимаешь? Сенку совершенно точно понимал. Понимал, но категорически не хотел идти к Гену. Однако другого адекватного варианта не было. — Хорошо. — Правда? Ты правда поговоришь с ним? — Да. — Отлично! Тогда буду ждать новостей! И постарайтесь прийти к компромиссу, а то нам с Лиллиан уже поздно менять рассадку гостей. — Ты на что намекаешь? — На то, что мы посадили Ген-куна к вам с Ксено и Стенли… И мне очень не хочется, чтобы ты весь праздник сидел с человеком, которого не можешь терпеть. — Ууу… – сощурился Сенку. – Вероятность того, что Ген тогда выйдет из-за стола живым, резко понижается. И виноват в этом буду далеко не я… — Тааак… – напрягся Бьякуя. – Подробнее… — Свадьба же в Америке будет, верно? — Да… — А с кем я должен был делать следующий грант? Бьякуя пару секунд глупо хлопал глазками, а затем смачно шлёпнул себя по лицу. — Fuck. — Я думаю, ты уже понял, что в США Хьюстон не имеет никаких ограничений на ношение оружия. А там его и использовать можно будет под шумок. Бьякуя тихо простонал. Предсвадебная суета его доконает. Ему вообще-то пятьдесят три, в его возрасте некоторые уже внуков воспитывают… Да, он молод душой, да, он наконец созрел до того, чтобы провести остаток своих уже небольших дней с самой прекрасной женщиной на земле, но почему всё так сложно? Почему нельзя просто взять, пригласить народ, кинуть в него еды, потанцевать под Майкла Джексона и пойти дальше по делам? А ведь кинуть еды тоже нельзя… Бьякуя так и не привык, что предметы на Земле не зависают в воздухе. Надо было рождаться в двадцать третьем веке. Он был уверен, что космические свадьбы будущего будут в разы проще. — Хотя... Хрен с этим, старик, – почему-то довольно оскалился Сенку. – Оставь как есть. Не меняй рассадку. — Ты уверен? — Абсолютно. — Точно? Мне только конкурса «спрячь труп» на свадьбе не хватало. — Думаю, это будет лучшая часть банкета. — Сенку, я серьёзно. Ты уверен, что ничего страшного не произойдет? Уже совсем взявший себя в руки Сенку только злобно хмыкнул. — Кто знает, кто знает… Но тот, кто не сможет вынести один вечер в компании Хьюстона, не достоин даже заикаться о том, чтобы стать моим мужем.***
— Апчхи! — Вашу мать, док! Не делайте резких движений! Кохаку была в ярости. — Что, опять электроды поехали? А Ген был в усталой растерянности, которую успешно скрывал за равнодушным спокойствием. — Слава Найссеру, нет! Всё, сидите ровно. И сосредоточьтесь! Да что с вами сегодня?! Вообще это был действительно важный вопрос, который Ген задавал себе с самого раннего утра. Вопросов даже было два. Что со мной? И почему цветы не раскрываются?! Оба были взаимосвязаны. — Кохаку-чан, золотце, дай мне пять минут. Я снова включу себе аутотренинг. — Док, вы делали это за сегодня уже шесть раз! – в сердцах хлопнула по столу Кохаку. – Вы не сможете брать подобные паузы, когда выйдете на задание! Работайте с чем есть. Я запускаю новый цикл, и давайте, включайте мозг. Ваши показатели сегодня хуже, чем у первокурсников! — Ты не помогаешь… – горестно вздохнул Ген, прикрывая глаза, пока его дорогая, но очень злая аспирантка (успокойся, Кохаку-чан, да нормально всё) нажимала кнопки на соседнем компьютере. Честно говоря, Ген уже пятый час пытался выжать из себя хоть что-то адекватное, сидя пусть и в удобном, но порядком опостылевшем кресле напротив большого экрана. К его пальцу был прикреплён датчик, считывающий частоту сердечных сокращений и количество выделяемого пота, а на двухцветной голове нелепым дикобразом красовалась шапочка энцефалографа. — Так, я поставила чувствительность пониже, поработайте с этой градацией. Давайте, начните с сердца, если справитесь, перейдём к бета-ритмам. Задача прежняя: чем ниже показатель, тем шире раскрывается цветок. Готовы? — Да готов я, готов, – закатил глаза Ген. Вот Кохаку-чан перфекционист, никогда не забудет дать инструкцию. — Погнали. Окей. Погнали так погнали. Ген покорно вперился в дисплей, пытаясь искусственно расслабиться и понизить уже этот чёртов пульс. Итак, ваше превосходительство, давайте. Мы делали это тысячу раз. Шестьдесят пять. Дыши. Шестьдесят. Хорошо. Давай ниже. Пятьдесят восемь. Закрытые бархатные бутоны красно-жёлтых лилий на экране робко дёрнулись, обнажая мягкое нутро. Всё шло как по маслу. Отлично. Пятьдесят четыре. Показались чёрные пыльники тычинок с золотой пудрой на верхушке… Сорок четыре. Интересно, почему Кохаку сегодня поставила гиппеаструмы? В целом, какая разница, но всё-таки… Цветы непорочности и страсти одновременно. Пятьдесят пять. Если они белые — это символ чистоты. Если алые… Если алые, то их дарят самой желанной даме. Шестьдесят один. Или не только даме. Шестьдесят пять. Интересно, сколько поцелуев понадобится, чтобы губы Сенку покраснели как эти лепестки? Пять? Четыре? Ох, он такой бледный… Ставлю на три. А если прикусить, то на два… — Да о чём вы только думаете?! – Кохаку с рыком остановила программу, вырывая Гена из тёплой неги фантазий. Ни один человек на факультете не поверил бы, что пульс доктора Асагири в принципе способен подниматься до восьмидесяти пяти в сидячем положении. Цветы от таких показателей должны были не просто закрыться, а деградировать обратно в состояние семечка! — Солнце моей Сахары, ты не хочешь ничего об этом знать… – Ген раздражённо снял с пальца датчик. — Так же и скажете, когда не справитесь с контролем и провалите переговоры? — В целом, да, но придумаю что-нибудь… Поэлегантнее. Тьфу, вот прицепилось же. — Док. Вы десять лет тренируете биологическую обратную связь. У вас показатели были близки к мировым рекордам, я ни за что не поверю, что месячная пауза в тренировках может настолько откатить результативность профессионала. Из чего я делаю вывод, что дело не внутри, а вовне. Колитесь, что вас тревожит? — Ого, у Рури-чан научилась? — Не разматывайте удочку, Асагири-сенсей, признавайтесь, что происходит? — Кто. — Что? — Не что происходит, любовь моя, а кто происходит. Кохаку думала меньше секунды. — Ишигами Сенку. — В самое кокоро, Кохаку-чан. — А что с ним? Разве у вас проблемы? — Никаких проблем. Абсолютно. Просто я влюблён. Безответно. Третий месяц, – Ген драматично уронил лицо в ладони, разыгрывая дешёвую трагедию. Вот только любой идиот бы догадался, что за подобной шутливой формой подачи скрывается самая настоящая боль. Чтобы понимать такие вещи, не надо было даже психфак заканчивать. — И что вы чувствуете? — Свою никчёмность. И бесполезность. Я не привык так долго ждать. Мне всегда всё давалось сразу, я мог уговорить кого угодно на что угодно! — О да, даже декана на новое оборудование для лаборатории. — Вот именно! Мне проще разорить администрацию университета на несколько миллионов долларов, чем уломать Сенку на свидание. И я не знаю, как объяснить мозгу, почему он так долго вынужден решать одну и ту же задачу под названием «достучаться до того, кто нам нравится». — Вы зациклились. — Чертовски верно сказано. — Это неадаптивно. — Поддерживаю. Говорю себе то же самое каждое утро. — И что вы делаете для того, чтобы решить проблему? Ген резко откинулся на кресло, краем глаза замечая на экране другого компьютера, как пропало соединение у нескольких электродов на шапочке ЭЭГ. Ну и к чёрту. Сегодня, видимо, всё равно нормальной тренировки не будет. Можно снимать конструкцию и идти мыть перемазанную гелем голову. Ладно, это нормально, у всех бывают неудачные дни. Только начались они в самый неподходящий момент. Ну, всё как обычно. — Я снова начал бегать. — Док, – крайне осуждающе вздохнула Кохаку, – вы же сами знаете, что для вас это билет в один конец, да? — Да знаю-знаю. Но только так мне становится легче. — Лучше бы наркотики принимали. — Кто бы говорил, а? Сама из легкоатлетического манежа не вылезаешь. Вот и мне не мешай страдать фигнёй. — Мешаю, – Кохаку принялась снимать энцефалограф. – Спорт не решит проблему. Вам надо окончательно выяснить отношения с доктором Ишигами. — Он меня избегает. — Почему? — Ну… Я немного… Он считает, что я сломал его. — Вы что, изнасиловали Ишигами-сенсея?! — Кохаку-чан! Фу! Фу! Испорченная ты девка! – засмеялся Ген. – Конечно нет! Я сделал кое-что похуже! — О нет, неужели вы без спроса залезли ему в мозг и откопали какую-то детскую травму?! – Кохаку испуганно приложила ладони к щекам. — Можно сказать и так… — Док! Это отвратительно! Лучше бы изнасиловали! — Я не удержался… Не смог… Он был таким неправильным в своей алекситемии, что я не смог пройти мимо... — И как? Сработало? — Вроде бы да, у него стали появляться базовые эмоциональные реакции и даже немного невротических движений, но он всё так же не использует в своей речи ни одного слова-чувства, а как только что-то не понимает, так сразу взрывается динамитом. Я думал, он меня простит, когда поймёт, что стал эффективнее думать, но… — Но? — Но он не может контролировать этот процесс. А контроль ему очень важен… Чёрт, Кохаку-чан, он правда входит в состояние потока за секунду, и даже этого не замечает! Я лично это наблюдал, когда мы работали вместе над новым исследованием и когда я привёл его поиграть в BeatSaber… — Поток, говорите? — Да. Феноменальный. — Ах вот почему он так легко дошёл до столь сложного для новичка уровня… Это многое объясняет! — Именно. Для него кубики летели «медленнее», чем для всех нас. Он будто жил в другом временном измерении, и если бы наш гениальный дистрофан хоть немного занимался спортом, то осилил бы и эксперт-уровень. Наверняка мышцы забил и до сих пор от молочной кислоты страдает. — Впечатляет… — А я о чём! – наконец голова Гена была освобождена от прибора, и он встал, разминая засидевшееся тело. – Короче. Сенку обрёл суперспособность, которой пока не научился управлять, но потерял другую особенность, к которой привык с детства. — И что это было? — Внутренние часы. Крайне точные и настроенные под секундную периодичность. Он даже не знал, где на телефоне находится вкладка с таймером и будильником. Всё было у него в голове. — Подождите, док, это невозможно, – нахмурилась Кохаку. – Да, Вундт начал с того, что психика человека ритмична, но следующие исследования показали, что она живёт только в случае, если амплитуда изменчива! Как он смог сохранять один и тот же ритм столько времени, но при этом к своим годам уже иметь три степени? В смысле… Я даже таблицу умножения в одном темпе не воспроизведу, а он явно вещами посложнее оперирует! — Это великая загадка, – кивнул Ген, понимая ошеломлённый взгляд Кохаку. – И отгадка лежит именно в его алекситемии. Теперь понимаешь, почему таймер сломался, когда я активировал его эмоциональные центры? — Кажется, да... А вот доктор Ишигами, значит, не оценил… — Мягко сказано, – горестный вздох. – Он хочет, чтобы ему всё вернули обратно. — Но это же невозможно... — Невозможно. Только если сделать лоботомию. И то не факт. — Ну что ж. Либо вы делаете ему рассечение лобных долей… Либо, может, просто подарите удобные часы? — Часы? Это идея была настолько великолепна в своей простоте, что за всё это время ни разу не пришла Гену в голову. — Кохаку-чан, ты гений! — Конечно я гений, – горделиво засмеялась Кохаку. – Училась у лучшего! — Так уж у лучшего, – наиграно скромно потупил глазки Ген. — Не скромничайте, док. У лучшего, бесспорно. Кохаку ослепительно улыбнулась и изобразила почтенный поклон. Тот самый, который так похож на дружественную издёвку, но хранит в своём ядре неподдельное, искреннее уважение. — Я бы даже сказала… У Мастера.***
По идее, Ген выпросил себе целую неделю, как верно запомнил Сенку, «уладить дела», и они не должны были видеться до следующей среды, вот только пришедшая в извечном лаконичном формате вопросительная смска с текстом «20.07.,17:00,15.1.309?» почти заставила Гена вскочить с места и с ором счастливого орангутанга начать бегать по кругу. Ну… Почти. Единственное, что его тогда остановило, хмурая морда Хьёги и ещё примерно десяти таких же серьёзных уважаемых господ в погонах, сидящих посреди района Синдзюку в конференц-зале штаб-квартиры Министерства обороны Японии. И ещё, пожалуй, то, что ровно в этот момент Ген в образе генерала Асагири и главы департамента психологической работы модерировал третье за неделю экстренное собрание. Ну да, наверно, действительно не время. Зато теперь были понятны сроки. Теракт ожидался в ближайший понедельник. Сенку же назначил встречу в воскресенье.***
Пожалуй, Сенку действительно испытал… Удивление. Да. Удивление, когда подошёл к лаборатории за пятнадцать минут до назначенного времени и уже обнаружил рядом с ней Гена. Он стоял чуть поодаль, у окна мертвенно-безлюдного коридора, что-то напевая себе под нос. То была странная мелодия, медленным басом идущая из груди, больше похожая на настройку струн, чем на какое-либо известное человечеству музыкальное произведение. Да и чёрт с этим. Сенку здесь за другим. — Ты же говорил, что живёшь дальше меня? Я думал, приеду раньше… – громко пробурчал он, зазвенев ключами от двери лаборатории. Сенку не нравилось, когда его ждали. Тем более он специально сегодня рассчитал время, чтобы точно прийти заранее. — Я просто был рядом на психфаке, Сенку-чан, – нежно протянул Ген, разворачиваясь. Солнечный свет, льющийся из окна, слепящим ореолом запутался в его седых волосах. Сенку даже на секунду забыл, насколько этот дурацкий менталист его... Бесит. — В воскресенье? — Выходные — это концепт-костыль для тех, кому не нравится их деятельность. Сенку понадобилось некоторое время, чтобы переварить информацию. Слышать свои фразы из чужих уст было… Странно. И… Приятно. — Ха, согласен, – наконец отреагировал он, отпирая дверь. – Ладно, давай разберёмся быстро. Ген молча проследовал внутрь, не задавая лишних вопросов да насвистывая какую-то весёлую песенку. И пусть внешне хитрый менталист выглядел как обычно, Сенку что-то почувствовал. Что-то… Неуловимое. Похожее на дымку в воздухе. Во-первых, немногословный Ген — это в принципе нечто из разряда фантастики. Фэнтези даже. Где ядовитое пустозвонство? Где ехидное языкоблудие? А во-вторых… Где хотя бы закономерное желание узнать, зачем его позвали?***
Ген чувствовал, что его молчаливое поведение неожиданно для Сенку. Но, откуда тому было знать, что уже в шесть утра его великолепие Асагири Ген стоял перед действующим министром обороны Японии (которого, плюя на субординацию с высокой колокольни, нежно называл Хьёга-чан) и чётко докладывал о результатах вчерашней встречи, чтобы в шесть тридцать вместе с ним войти в зал заседаний к коллегам из других департаментов и продолжить разрабатывать план предотвращения теракта. Вообще Гену не нравилось, что Хьёга использует его как какую-то секретаршу. Если кто забыл, у генерала Асагири вообще-то целый отдел в командовании — есть чем заняться, но… Что поделать? Ген действительно был единственным человеком, точно помнящим все проблемные места, противоречия и другие детали обсуждения операции, потому что… Просто потому что такова работа военных переговорщиков. А лучше Гена медиатора и модератора, разбирающегося в данной сфере, у страны не было. Так что ему приходилось терпеть и честно отрабатывать своё воинское звание, которое он вырвал зубами в двадцать семь. То был воистину тяжёлый путь. Но это совсем другая история. А в тот момент Ген, несколько часов назад отдавший последние приказы подчинённым, спокойно вошёл в пустую лабораторию Сенку, за столько времени ставшую почти родной. Он чувствовал себя расслабленно после на этот раз вполне успешного сеанса медитации над извечными, мать их, цветочками и, проигнорировав стол, с хозяйским видом направился к аппаратуре. Гену почему-то хотелось рассматривать сложные установки, как если бы это были диковинные экспонаты в музее. А ещё ему хотелось двигаться, впитывать краски жизни… Всё, лишь бы не ощущать гнёт грядущего дня. И лишь бы продлить иллюзию спокойной жизни. Но всему своё время. Есть время говорить. Есть время молчать. А сейчас Ген понимал, что пришло время собирать камни. Первым тишину прервал Сенку. — Ген, ты… Так и собираешься пялиться в волнодисперсионный спектрометр? — О, так вот как эта штука называется, – смог выдавить из себя улыбку Ген, зачем-то всматриваясь в серийный номер и название фирмы прибора, который несколько дней назад пытался настроить Хром. — Тебе совсем не интересно, зачем я тебя позвал? — Интересно… Но, честно говоря, – Ген наконец поднял взгляд, – если бы ты мне вчера не написал, я бы сам к тебе сегодня приехал. — Только не говори, что ты собирался продолжить рассказывать бородатые анекдоты про физиков, сидя под моими окнами? — Так в следующий раз и поступлю, – засмеялся Ген, надеясь, что фальшь голоса на словах «следующий раз» не была распознана. – А вообще я просто хотел отдать тебе подарок. — Подарок? – Сенку недоверчиво прищурился. — Именно. Вот только я тебе его, дружочек, так просто не отдам. — Кто бы сомневался, – смотреть, как Сенку в сотый раз закатывает глаза, было даже приятно. — О, я смотрю, ты уже выучил правила игры? — Выучил. Даже слишком хорошо. И поэтому ты здесь. Ген поднял бровь. — Я заинтересован.***
Сенку сделал глубокий вздох, собираясь с силами. Давай. Просто скажи это. Одна фраза. Одна чёртова фраза. Ну почему так сложно?! — Мне… Мне нужна твоя помощь! Сенку ждал, что сейчас Ген рассмеётся, придумает очередное хитрое условие, воспользуется шансом, чтобы в который раз уложить его на лопатки и доказать спекулятивное превосходство. Ладно. Пускай. Он сам отдал нож в руки убийце. Смешно. И абсолютно нерационально. Сенку бы даже сказал… Глупо. Было странно использовать подобное определение относительно самого себя. Но это всё уже не важно. Как там говорится? Поздно пить боржоми, когда почки уже отвалились? Слова произнесены, а скорость звука сыграла свою бездушную роль против желаний создателя. И теперь Сенку был готов бороться. — Я сделаю всё, о чём ты попросишь, – раздался спокойный голос Гена. Сенку был готов бороться. Но не с этим.***
— Я не понимаю, зачем мне что-то чувствовать! Это только мешает! Раскрасневшийся от крика Сенку гневно мерил лабораторию широкими шагами, пока Ген спокойно сидел на столе, игнорируя все требования переместить свою «придурочную задницу» на стул. — Люди становятся животными, когда опираются на аффекты! Если бы не было чувств, не было бы войн и бездумных смертей! – продолжил гнуть свою линию Сенку. – Эти мерзкие человеческие страсти… Как же они отвратительны! — Но если бы не было чувств, не было бы и… Ген хотел сказать «любви», но осёкся. Не поймёт. Сенку пока что не поймёт… — Ага, нечего сказать! – победоносно воскликнул Сенку. — Нет, есть чего, просто… Так, окей. Я правильно понял, что ты обвиняешь эмоции во всех грехах мира? — А разве это не так? — Не так. — Аргументы. Ген поднял ладонь в твёрдом жесте. Сенку хочет аргументов? Он их получит. — Послушай, эмоции — это сигнальная система человека, реагирующая на представление личности о том, как устроен мир, но никак не причина, по которой человек ведёт себя тем или иным образом. — Ты умеешь говорить нормально? — Поверь, я даже не начинал умничать. — Великий Ом, я пожалею о том, что скажу это, но… Объясни. Ген чуть прикрыл глаза, собираясь с силами. Ладно. Никто не говорил, что будет легко. — Давай начнём с нуля. Точнее с тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, когда одиннадцатого сентября в Массачусетском университете прошла первая конференция по когнитивистике, – Сенку тихо взвыл, а Ген наигранным менторским тоном прикрикнул. – Эй, не жалуйся, студент, ты сам попросил! — Обрадуй меня, скажи, что во всём, что ты собираешься мне рассказать, есть хотя бы одна формула, хоть что-нибудь логичное, прошу… — О. Этого действительно будет хоть отбавляй, – Ген вскочил со стола на пол и направился к белой маркерной доске. – Смотри, – он нарисовал кружочек и вывел от него стрелку. – Раньше как считалось: есть «ситуация-триггер» — есть «эмоция», которую человек в ответ на неё выдаёт. А что там между, – над линией нарисовался знак вопроса, – никто не знал. Психологи называли это чёрным ящиком. И чтобы глаза не мозолило, просто исключили из основных исследовательских вопросов, сосредоточившись на поведении человека. — И что, часто ваш брат просто делает вид, что проблемы нет, чтобы не изучать её? — Ой, кто бы говорил, доктор Ишигами, твоих «правильных» наук это тоже касается. Как минимум флогистон я химикам точно прощать не собираюсь. — Нашёл что вспомнить, – почесал ухо Сенку, наконец подходя к доске. Как же Гену нравилось, когда этот помешанный на естественных науках ботаник забывал о страхах, самозабвенно отдаваясь процессу научного познания. Ген был готов продать за его горящие глаза душу. Вряд ли она, конечно, хоть где-то котировалась, но, если б такая возможность существовала, Ген бы пожертвовал собой не раздумывая. — Давай продолжим. Как ты, наверное, догадался, чёрный ящик всё-таки вскрыли. — И что там нашли? — Мысль. — Ха-ха, одну? – саркастично фыркнул Сенку. — Одну. Но очень важную. В этой мыслишке скрывается вся суть человеческих эмоций. Её назвали автоматической. — Почему? — Потому что она очень быстрая. Такая быстрая, что человечество её не замечало до середины прошлого века, – Ген снова начал рисовать кружочки на доске, только теперь между точкой-триггером и «эмоциями» возникла новая с лаконичной надписью «А.М.». — И как она работает? — Элементарно. По формуле «если…, то». — Как... Импликация? — Да. Как посылка и следствие. — Хорошо. Хоть что-то знакомое. Но я всё равно не понимаю, при чём тут эмоции. — Помнишь, я сказал, что эмоции — это сигнальная система, реагирующая на то, как человек воспринимает мир вокруг? Если он для него враждебен, то включаются такие чувства, как страх, беспокойство, гнев… А если доброжелателен, то наоборот, человек ощущает спокойствие, счастье, радость. Они стимулируют либо бежать исправлять проблему, либо продолжать действовать в том же духе. Но всё не так просто. — Я ожидал этой фразы, – кивнул Сенку. — В одной и той же ситуации у разных людей могут включаться разные эмоции. Я не говорю о чём-то, что угрожает жизни, тогда мыслей между триггером и чувством почти нет. В этом случае эмоции двигаются по укорочённому пути, потому что бежать надо здесь и сейчас, нет времени думать. Но в остальном… Именно из-за этих автоматических мыслей мы все такие разные, – Сенку сосредоточенно прищурился, а Ген отметил, что полностью завладел его вниманием. Отлично. – И давай я тебе сразу скажу, что помимо автоматических мыслей у нас есть… Глобальные автоматические мысли. Или глубинные установки, – послышался мягкий скрежет фломастера по гладкой поверхности доски. — А это что за хрень?! – это был даже не крик, скорее мольба. — Тише-тише, не сдавайся раньше времени. — Я и не собирался, болтолог, – Сенку с вызовом тыкнул пальцем в грудь Гена. — Ловлю на слове, – поднял руки Ген, будто капитулировал, и снова продолжил что-то чертить на доске. – Итак, вот тебе ситуация. Предположим, у нас есть два парня, переживших какую-то катастрофу. Давай возьмём что-нибудь действительно тяжёлое… Как насчёт войны? – Сенку скривился и дёрнул плечом, но тут же сдержано ответил. — Хорошо. Предположим. — Отлично. Оба еле выжили, потеряли близких, может, даже сами были ранены… Но почему-то один после всего произошедшего с ним решил вступить в террористическую организацию, а второй… Второй, скажем, решил стать врачом, – Ген взял паузу, смерив Сенку взглядом. – О, или он стал учёным. Тоже полезная профессия. А теперь ответьте мне, док, в чём разница между нашими двумя парнями? Напоминаю, оба пережили одинаковый травматический опыт. Но прошло несколько лет… И вот их жизни совершенно не похожи друг на друга. — Дело же именно в этих… Глубинных установках? – попытал счастье Сенку. — Именно. Есть идеи, что произошло? — Я… Не до конца уверен. Нужно больше информации. — Информации уже достаточно. Повторюсь, глубинные установки работают так же, как и автоматические мысли, они тоже живут по схеме «если…, то». — И? — Окей, давай попробуем продолжить логическое выражение для нашего террориста. Если мир со мной поступает так, то… — То... Я тоже могу поступать так с миром? Ген радостно хлопнул в ладони. Он вообще был доволен, что смог с первого раза получить адекватный ответ. Не всё потеряно! — Верно. Наш первый подопытный решил, что произошедшее даёт ему право быть жестоким с другими. Так же, как кто-то несправедливо обошёлся с ним, теперь он может делать больно другим. — Но тогда второй… Второй подумал, что если мир так поступает с ним… – Сенку почему-то перешёл на шёпот. – Если мир так поступает с ним, то он должен помогать другим, да? Тем, кто пострадал… Как он сам? — Да. Два человека — одна ситуация. Но первый продолжает плодить зло. Другой же искореняет. Сенку тихо нахмурился и помассировал переносицу. Весь его вид кричал, насколько же глупым он считает происходящее. Но Ген знал, что за глупостями часто скрывается истина. А с истиной спорят только дураки. — Так. А где здесь эмоции? – наконец подал голос Сенку. — О, заметил-таки, – засмеялся Ген, за что получил в награду ещё одну порцию надменного закатывания глаз. – Да ладно тебе, не делай такое лицо. Я сейчас замкну круг. Мы с тобой обсудили, что одна мысль о мире может повлиять на жизнь человека в целом, но… Смотри! Как глобальная установка управляет поведением человека в течение жизни, так и автоматические мысли движут нами в конкретных ситуациях! — Подожди-подожди. Это что-то вроде… Если со мной произошла такая-то ситуация, то это что-то для меня значит? – хоть мысли и давались Сенку со скрипом, но, к большому удовлетворению Гена, давались же! Успех, коллеги! — Да! Ты понял! – Ген радостно начал что-то дописывать на доске. – А теперь всё вместе! Вот тебе триггер-ситуация, вот тебе осознание человеком этой ситуации с помощью автоматической мысли «если со мной эта ситуация происходит, то это что-то для меня значит», а в итоге… В итоге мы получаем эмоцию, которая сигнализирует, всё ли в порядке или, может, надо что-то поменять. Всё. И от этого человек пляшет дальше. Ген счастливым ребёнком стоял у исписанной уже тремя схемами доски, довольно захлопывая маркер и ожидая хоть какой-то реакции от того, кому всё это только что пытался объяснить. Только реакция как-то запаздывала. — Эм… Эмоции — это сигнал на логическую предпосылку?.. – явно пытался собрать мозги в кучку Сенку. — Да… И?.. — И значит, что люди ведут себя как идиоты, потому что у них сломана эта логическая предпосылка? А эмоции просто стоят рядом как… Как фон? — Именно! Если попробовать сказать упрощающей всё метафорой, то эмоция — это боль в ноге, а не реальная болезнь, из-за которой нога, собственно говоря, и болит. Понял? — Понял. Сенку выглядел так, словно он вообще ничего не понял. — Сенку? — Подожди. Не отвлекай, – он приложил пальцы к виску и прикрыл глаза, будто высчитывал сложное уравнение. – Это что получается… Если… Если всегда думать логически и правильно, то я никогда не буду испытывать… Негативных эмоций? — Великий Изард, Сенку! Ты беспросветный наивный дурак, – заржал Ген, тут же ловко уворачиваясь от пинка. — Ты кого здесь наивным дураком назвал, пародия на учёного?! Гену пришлось бежать. Спустя минуту шебутные гонки по всей лаборатории закончились ровно напротив злосчастного стола. Всё ещё смеющийся Ген с одной стороны и плюющийся ядом Сенку с другой вдруг поняли, что их система достигла гомеостатического равновесия, и стоит одному двинуться в одну сторону, так другой сразу уйдёт на столько же метров в противоположную. Казалось бы, выхода нет. И тут Сенку запрыгнул прямо на парту.***
— Ого! – только и успел выдохнуть Ген перед тем, как его схватили за рукав, в попытке повалить на пол или хоть куда-нибудь, лишь бы приложить побольнее. Жаль только, тот технично высвободился из захвата, оставив шипящего от досады Сенку глупо валяться на столе с хаори в руках. — Вот ты скотина, шкуру сбросил, да? — А тебе что-то не нравится, змейка? — Да! Почему ты ржёшь?! — Потому что ты сморозил смешную глупость, Сенку-чан. Хаори полетело обратно в Гена. Сенку заметил блеснувший металл в кобуре скрытого ношения, но Ген быстро спрятал оружие под одеждой. — Спасибо. — Да подавись ты. Объясняй, что я не так сказал? – Сенку устроился на столе, свешивая ноги и зачёсывая непослушные растрепавшиеся прядки. Что ж, ладно, он признаёт, сидеть так вполне удобно. — Ты решил, что негативные эмоции возникают только при логических ошибках, но так и не понял, что они всегда будут с тобой, как бы ты себя логично ни вёл. — Это почему ещё? — Потому что даже если ты сам доктор Логика, люди вокруг тебя, – Ген показал на себя, – будут жить по-своему. И не всегда их поведение будет оцениваться тобою как приемлемое. Например, сейчас, скорее всего, ты разозлился на меня, потому что считаешь, что тебе нельзя ошибаться, а я, тварь такая, тебе на эти ошибки указал. Хотя… Это всё-таки логическая ошибка. Ты можешь допускать ошибки, Сенку-чан. У тебя есть такая возможность. Со мной уж точно. — Обойдёшься. — Посмотрим, любовь моя. Кстати. Насчёт исправления ошибок. Я ведь так и не вручил тебе подарок. — Если я правильно помню, – прищурился Сенку, – ты мне его так просто отдавать не собирался. — Считай, ты выполнил условия. Я давно хотел уже прочитать тебе эту лекцию про чувства и мысли человеческие, но не был уверен, что ты согласишься слушать. А тут сам пришёл… Удивительно. Сенку решил не отвечать, только неопределённо фыркнул, поболтав ногами. Нет, серьёзно, кто бы мог подумать, сидеть вот так и правда комфортно. — Нам, по-хорошему, ещё многое стоило бы обсудить, но… Самое важное ты услышал. А на большее времени нет. Ген подошёл к сидящему на возвышении Сенку ближе. Тот напрягся. — Дай правую руку. — Зачем? И почему правую? — Ты же левша? — Левша. — Вот, потому и правую. — Да зачем тебе? — Узнаешь. Просто доверься мне. — В прошлый раз это плохо кончилось, – Сенку на всякий случае спрятал ладони. — «Плохо кончилось» — это ты так называешь тот огромный зип-файл с музыкой, который получил от меня по почте? — О нет, заткнись… Даже не напоминай. — Кстати, как тебе? — Отвратительно. — Ага, значит, открывал. — Асагири, отвали. — Надеюсь… Ты будешь вспоминать обо мне, слушая эти мелодии, – вдруг тихо шепнул Ген, опуская взгляд в пол. Сенку не понял, что это было, но не успел задать вопрос, как Ген уже опять твёрдо посмотрел прямо в глаза и выжидающе протянул ладонь. – Так, не отвертишься, правую руку на базу. — Да держи-держи, великие бозоны, только заткнись уже. Вечно холодная кисть Сенку была мягко перехвачена горячими пальцами. Разительный контраст температур заставил Сенку еле заметно вздрогнуть, правда, в следующую секунду он дёрнулся гораздо отчётливее, когда вокруг кисти обернулась холодная кожаная лента, а металлический корпус часов обжёг нежную кожу предплечья. — Это тебе, – выдохнул Ген сквозь улыбку. — Ч-что это? — Часы. — Я вижу, чёрт тебя дери. Объясни, зачем ты мне их даришь?! — Это… Извинение. Ген медленно отсчитал дырочки в ремешке до последней, однако, даже так, циферблат совсем чуть-чуть, но продолжил болтаться на тонкой кисти. Сенку, как заворожённый, смотрел на неожиданный подарок. Тепло от чужих ладоней поползло вверх по кровеносным сосудам, согревая. — Пожалуйста, – всё так же нежно шепнул Ген, – прости, что сломал твои внутренние ритмы. Я могу сколько угодно распинаться о том, что эмоции важны, и что без них ты бы долго не продержался, но… Я был нетактичен. Я был груб с тобой. Пусть я тогда и не знал о твоей особенности с внутренним таймером, но… Я виноват. И мне очень жаль. — Ген… — Подожди, мне надо сказать несколько важных вещей, потом делай, что хочешь, только выслушай… – Сенку замер, а через секунду осторожно кивнул. – Спасибо. Эти часы работают от энергии солнца, их не надо заводить, не надо менять батареи… Просто выходи хотя бы иногда на свежий воздух. Не забывай об этом. В них много функций, от будильника до подсчёта шагов и приёма звонков с телефона. Думаю, ты быстро разберёшься, как их использовать, но главное, я настроил их так, чтобы они показывали не только часы и минуты, но и секунды. Это всё, что я могу предложить взамен за то, что ты потерял по моей вине. И… Ты мне правда очень нравишься. Это не шутка. И не ложь. Я мог бы написать трактат о том, насколько ты интересен мне как личность, насколько у тебя невероятный подход к жизни… — Пожалуйста, не расходуй своё время на столь бесполезные вещи, – Сенку почему-то до противного зуда в горле захотелось перебить Гена. – Лучше потрать столь ценный ресурс на грант. — Да… На грант. Ты прав, – горячие пальцы сжали кисть чуть сильнее. – Сенку, послушай, ты станешь великим учёным, о котором будут слагать легенды даже спустя тысячелетия. Поэтому… Прошу тебя, что бы ни произошло, продолжай добиваться своего. Пусть тебе будут говорить, что это глупости, пусть даже никто не встанет на твою сторону… Двигайся вперёд. И не бойся эмоций. Даже негативных. Ищи свои автоматические мысли. Делай правильные выводы. И... Будь хоть чуточку добрее к людям. Хорошо? Пообещай мне. Почему-то согрелась даже вторая рука. — У меня же нет варианта отказаться, верно? — Даже не надейся. — Ну что ж. Тогда... Обещаю. — Отлично. Ген медленно отпустил чужую руку. — Теперь я оставляю тебя в покое. И он, не глядя, направился к выходу. А Сенку почувствовал, как внутри всё сжалось от какой-то странной инородной боли. — Ген, стой! Тот уже приоткрыл дверь. — Прости, Сенку, мне надо... Мне пора. Завтра тяжёлый день, много клиентов, – Ген кинул беззаботную улыбку, почему-то упорно не смотря в глаза. — Скажи... Скажи, зачем ты всё это делаешь? – Сенку не знал, как ещё потянуть время. Что-то истошно кричало ему: «Останови его!» — но логического обоснования своим мыслям придумать не мог. — Всего лишь беру ответственность за совершённые поступки. Ответственность? Сенку нахмурился и сжал зубы. Это не тот ответ, который он хотел получить. И это не то, на что Сенку сам знал, как отвечать. — Ладно. Спасибо, – наконец выдавил он из себя, аккуратно коснувшись часов. – Может, некоторые проблемы действительно решатся благодаря им. Буду честно подзаряжать их энергией фотонов. Ген улыбнулся. — Как я уже сказал, часы лучше питать от солнца, так что выходи на улицу хотя бы раз в неделю. А ещё тебе бы самому за собственным рационом следить… — Много хочешь, болтолог, – Сенку снисходительно ухмыльнулся. — Возможно, – подмигнул Ген. – Возможно, я действительного многого прошу… Он снова помрачнел. — …Но мы в ответе за тех, кого приручили. Щелчок двери скрыл последние шорохи быстро удаляющихся по безлюдному коридору шагов.