Песня главы: Rammstein — Amerika
Ген не понимал двух вещей. Окей, конечно, он не понимал гораздо больше, но прямо сейчас его интересовали лишь две загадки вселенной: как справляется тот бог интуитивной топографии, что составляет карты-пути для ИКЕА, и почему, чёрт побери, его не позвали проектировать Токийский аэропорт? Да где тут вход?! — Асагири, твою мать, самолёт ждать не будет! Регистрация на рейс заканчивается через пять минут! – раздался в телефоне тон бесспорно лучшего ворчуна на планете. — Я уже почти тут, я бегу, Сенку-чааан! Ты же во втором терминале, да? — В первом! Все международные перелёты из первого! Блядь, если ты во втором, то я улетаю без тебя! Ты вообще смотрел, откуда вылетаешь?! — Смотрееел… – Ген запыхтел в трубку активнее, по-детски надеясь, что приехал в правильное место, а Сенку резко сбросил звонок.***
Сенку ненавидел путешествовать с кем-либо: слишком много времени тратилось на то, чтобы посторонние собрали своё барахло вместе с конечностями и мозгами в попытке перенести их дезорганизованные тела из пункта «А» в пункт «Б», не потеряв по пути ничего важного. Но это ещё полбеды. Лететь до Нью-Йорка из Токио ни много ни мало тринадцать часов и семь минут. Тринадцать часов. И семь минут! Понимаете, когда вы вынуждены находиться в замкнутом пространстве в одном сантиметре от самого Асагири Гена, важны даже секунды. Потому что чем больше времени Сенку проводил с этой хитрой лисой, тем больше начинал сомневаться в своём ментальном здоровье. «Выживет сильнейший», — обречённо подумал он, заметив вдалеке несущуюся с какой-то неестественной для человека скоростью, радостно скалящуюся во все тридцать два морду. Яркая красная изогнутая линия шрама на щеке вторила улыбке. Странное зрелище. Пока Сенку тормозил, провалившись в завязшие при виде Гена мысли, тот подлетел к нему, схватил за руку и радостно потащил к стойкам регистрации, даже не останавливаясь на первом пункте досмотра. Бороться с подобным ураганом было бессмысленно. Ладно, меняем тактику. Выживает приспособившийся.***
— We all living in Amerika! Amerika ist wunderbar! — Асагири, заткнись! Ген был счастлив. Впервые за много лет он выпросил у министерства разрешение на выезд не ради работы, а ради того, чтобы отдохнуть в стране свободы, намереваясь посетить свадьбу мировой поп-дивы вместе с человеком, которому готов был отдать своё сердце. Причём его чувств хватило бы на то, чтобы само сердце вытащить, зажарить, красиво засервировать с булгуром на тарелочке из мейсенского фарфора и подать с шато марго тысяча семьсот восемьдесят седьмого года, а только потом сдохнуть. Но это всё лирика. После их разговора в день теракта Сенку начал избегать Гена, общаясь исключительно на темы, связанные с грантом. И стремление Сенку не связываться со страшным, циничным менталистом, коим Асагири Ген на десять миллиардов процентов являлся, было вполне понятным. Прошло уже почти три недели, но ни одна попытка раскрутить Сенку на новое свидание не сработала. «Занят, не до тебя, отвали, болтолог», — и множество других очень важных причин. Единственный шанс увидеться — прийти в лабораторию. И Ген приходил. В любую свободную минуту. Верным псом он терпеливо проводил свой досуг рядом с тем, в кого был безбожно влюблён, разрабатывая для научной комиссии план исследования, а в глубине души тоскуя от нехватки не то чтобы тактильного контакта, даже зрительного. Ген никак не мог вычислить: это он так размягчился на фоне чувств, или это Сенку, прикоснувшись к эмоциям, стал неуправляем? Была большая вероятность, что всё вместе, потому что за те восемнадцать дней, что прошло с теракта, Кохаку почти каждый день ловила Гена на пониженном внимании (недостаточном, чтобы пропустить меткий бросок, но достаточном, чтобы замолчать на половине предложения, забыв, о чём говорил), а с другой стороны, сам Сенку стал чаще сигнализировать о том, что ощущает, ловко оперируя логическими предпосылками и направляя неуловимый мыслительный процесс в нужную сторону. Дракон постепенно расправлял крылья.***
Самому Сенку безусловно понравилось новое ощущение скорости и свободы мышления. Временами он выхватывал учебник Хрома по вышмату, открывал на рандомной странице, смотрел на первое попавшееся уравнение, решал его за секунду и довольный собой лез в ответы, чтобы удостовериться в верности разгадки. Порой он даже находил у авторов ошибки. Зато больше взрывов в лаборатории не было. Это единственное, что радовало Хрома, заметно уставшего от своего друга-сенсея, который, похоже, совсем перестал спать. Сенку гиперактивной ракетой носился по всему естествофаку, успевая за день сделать больше, чем, казалось, другие еле вытягивали за год. И всё это происходило под приглушённые мотивы джаза. Да. В лаборатории доктора Ишигами завелась музыка. А ещё он почти всё время улыбался. Улыбка была далека от выражения безмятежного счастья, скорее наоборот, Сенку выглядел страшнее маньяка, но сам он этого не понимал. Вряд ли он даже осознавал, что выражает его лицо. Кто-то из вернувшихся с отпуска коллег аккуратно поинтересовался у Хрома, не открыл ли доктор Ишигами случайно новый закон вселенной. Иначе объяснить его поведение было невозможно. Ну не влюбился же он, ей-богу? Вот только когда вместо ответа в глазах Хрома отразился неподдельный ужас, все следующие вопросы отпали. На самом деле, их стало ещё больше, однако задавать их уже было сродни издевательству. Финальным аккордом стал случай, рассказанный той самой бедной лаборанткой, что несколько месяцев назад была доведена Сенку до слёз. Хром плохо помнил детали самой истории, но, кажется, тогда девушка рассталась с парнем, выбрав между делами амурными и успешным синтезом какого-то сложного вещества, требующего неустанного, даже ночного наблюдения, именно второе. Она надеялась, что парень, может быть, и простит, а вот иллюзий по поводу терпения доктора Ишигами она не испытывала. В итоге, молодой человек не вытерпел, оставил записку «не ищи меня, тапочки пришлю по почте», а лаборантка так и осталась без отношений, зато с сенсеем, от которого в лучшем случае слышала только: «Если к утру не будет готов спектральный анализ, зачёт не получите». От такой жизни бедняге хотелось вешаться. И вот спустя столько недель именно в состоянии выбора между верёвкой и цианистым калием её как раз застал Сенку. Девушка рыдала над пробиркой так сильно, что даже не заметила прихода завлабы. — Коллега, я не помню, чтобы просил пополнить резервуар со слезами студентов. Он и так уже полный, – внезапно раздался голос за её спиной. — Ой! – только и шмыгнула лаборантка. — Не «ой», лучше места порыдать не нашла? — Я-я… С-сейчас… Уйдууу… – не справляясь с горем, рванула она к выходу, но девушку очень быстро перехватили за шкирку лабораторного халата. — А ну стоять. Ты зачем в таком состоянии пришла? – убегающую тушку усадили обратно и пригвоздили таким грозным взглядом, что она от страха аж вжалась в обивку рабочего кресла. — Т-так… Работа же... — Единственное, что у тебя тут работает, твои слёзные железы. — П-простите, док… Я бесполезна… — Бесполезна, пока рыдаешь. Так, рассказывай, что случилось? — Н-ничегооо… – пошла она по новому кругу. — Я вижу. Идиота из меня не строй. У тебя есть пять минут. Излагай. Излагала девушка час. Сначала неуверенно, а затем смелее, раскрывая всё, что накопилось в душе. За это время Сенку ни разу не перебил и лишь изредка кивал, подавая новые салфетки. В итоге он налил бедняге саке из вечных лабораторных запасов, без которых не видал бы мир научного прогресса, чуть ли не насильно всучил неделю выходных и сказал, что парни, не понимающие важность непрерывного синтеза, не должны интересовать бесспорно лучших учёных Токийского университета. Потому что других людей в своей лаборатории доктор Ишигами не держал. Когда Хром услышал эту историю от коллеги, чуть в обморок не грохнулся. Это не может быть Сенку! Кто угодно, но никак не человек, которого за спиной называли бесчувственной научной машиной. Выслушивать «пустые» страдания другого человека? Целый час? Да за этот час можно было бы столько всего полезного сделать! На аккуратный вопрос, что это было, Сенку ответил в вечной пренебрежительной манере что-то вроде: «Она единственная умеет проводить реакцию Прилежаева с первого раза и со стопроцентной вероятностью, а если наш «повар» будет психически стабилен, на «кухне» никогда не будет проблем. Один час и литр саке стоят подобного результата». Ген же, которому сей пассаж пересказали во всех доступных подробностях, почти рыдал под столом. Но единственным, кому действительно было не до смеха, оказался сам Ишигами Сенку.***
Сенку не помнил, когда он в последний раз ел или спал. Он точно это делал… Вроде бы. Да. Кажется, вчера. Или?.. А, да к чёрту, не важно, отстаньте. Просто это действительно казалось пустыми мелочами. Жизнь смешалась в единый водоворот. Наука-наука-наука… И повсюду он — Ген. В лаборатории, в мыслях, во снах… Сенку устал вскакивать по утрам от вибрирующих на запястье часов (храни Фуко эту удобную функцию будильника), снова понимая, что всю ночь провёл в чужих сильных руках, ставших уже почти личной клеткой. Смотреть на Гена в реальности не было никаких сил. Касаться его тем более. Но срок презентации гранта поджимал, а их с глупым болтологом попытки предсказать будущее до сих пор походили на жалкие потуги Ацтеков и Майя вычислить конец света: всё мимо, и всё не туда. Нависший дедлайн — единственное, что спасало от сумасшествия. Но что делать потом, он не представлял.***
Перелёт прошёл мирно. Ну как мирно: сначала Ген честно отвоевал (а по мнению Сенку, отжал) в цу-е-фа место у окна, а следующие несколько часов парни проспорили о том, какой метод лучше использовать для регистрации активности глубинных отделов головного мозга. Их разногласия вылились в огромную многочасовую лекцию с обеих сторон, да такую шумную, что сначала соседи попытались их вежливо заткнуть, а потом уже вся японоговорящая половина боинга, даже маленькие дети, просто смиренно слушали, как два светила науки изощрённо объясняют, где каждый из них не прав. А когда аргументы иссякли, оба ещё час приходили к консенсусу, записывая, какие статьи да на какие темы им нужно найти и изучить для продолжения спора. До прилёта оставалось девять часов. Во время еды было объявлено перемирие, после чего в салоне приглушили свет, намекая на позднее время. Ген спать не пошёл, вместо сна уткнувшись в планшет. Сенку такой вариант вполне устраивал. Пока этот дурак молчит, сидя зубами к иллюминатору, он даже вполне выносим. Так прошёл ещё один час. Сенку успел перепроверить несколько тяжеловесных вычислений из исследований коллег, отметил, что можно было бы улучшить, и довольный работой потянулся. Ген же всё ещё с крайне сосредоточенным видом продолжал изучать что-то у себя в гаджете. Ну и отлично. Сенку хотел уже было вернуться к делам, как его взгляд вдруг зацепился за происходящее на экране.***
— Что это? — М? – Ген вынул беспроводной наушник из уха. — Что ты делаешь? — Смотрю интервью. — Я вижу. С кем? — Конкретно сейчас с Джо Байденом. — И зачем тебе? — Тренировка хорошая. — Тренировка чего? — Обнаружения лжи. Сенку приподнял бровь. И опять этот пытливый взгляд естествоиспытателя, ради которого Ген был готов даже убивать. — Я так понимаю, ты хочешь объяснений? — Ещё бы, – кивнул Сенку, с готовностью принимая второй наушник и наклоняясь ближе к планшету. — Окей, тогда вот тебе сначала несколько занимательных фактов, – осадил Ген. – Примерно в десятых годах прошлого века психологи заметили, что поведение лгущего человека отличается от поведения того, кто честен. Поразительно, не находишь? Мы запрограммированы говорить правду, а чтобы солгать, приходиться тратить силы, причём так много, что даже тело реагирует на это. — Это и без вас, психологов, было понятно, опять велосипед открываете? — Не вредничай. Яблоки тоже до Ньютона на землю падали, однако кто-то же должен был разобраться, почему мы до сих пор не улетели в космос? — Ладно, предположим, – Сенку скрестил руки на груди, – продолжай. — Продолжаю. В общем, проблема была в том, что поймать человека на лжи удавалось редко. Надо было дождаться, пока факты жизни и слова начнут друг другу противоречить, и только после этого можно было предъявлять засранцу-лжецу претензии. Не очень удобно. Ведь человек для того и лгал, чтобы всё случилось так, как он хочет. А ещё тяжелее поймать на лжи того, кто умело её скрывает, контролируя себя и подтасовывая факты. — А как же полиграф? — О, ты знаешь про детекторы лжи? — Ты опять меня за идиота держишь? — Ну что ты, дорогой, ни в коем случае! — Прекращай, – рыкнул Сенку под снисходительный хмык Гена. – Возвращайся к сути. — С сутью всё не очень просто. Детектор лжи действительно неплохо работает, когда ты прикрутил человека к стулу, навесил на него аппаратуры и задаёшь правильные вопросы. Причём их нужно задавать по чёткой схеме и несколько раз. Тогда только с высокой долей вероятности, но не со стопроцентной, ты получишь результаты, которые, вот незадача, можно использовать как дополнение к доказательствам, но никак не в роли самого доказательства. — Я же говорил, что психологи — бесполезные создания. — Повтори ещё раз, а то я не расслышал. — Короче, Ген, к чему вся эта лекция? — К тому, что на практике мало у кого есть время и возможность устанавливать миллион датчиков. При живом общении тем более. Зато есть другой выход. — Какой? — Полиграф регистрирует то, что человек со стороны без специальных инструментов в полном объёме распознавать не может: биение сердца, глубину дыхания, потоотделение, иногда как раз активность нервной системы (это к нашему спору) или мелкие движения глаз… Однако, – Ген заговорщически подмигнул, – так вышло, что человеческий мозг замечает гораздо больше, чем осознаёт. И, если научить его не отбрасывать «лишнее»… — То можно предсказать даже ложь, – догадался Сенку. — Именно. Я мог бы ещё надуть в твои прекрасные ушки что-нибудь про мимику, про все эти попсовые вещи, мол, лжецы смотрят в одну сторону, а говорящие правду в другую, и так далее, и тому подобное, но это не универсальные правила, а лишь хорошее дополнение. Пол Экман молодец, однако код человеческой лжи он так и не взломал, после него было много качественно критикующих работ, например, в одной из них… — Давай короче. — Человек — это ходячая нейросетка, – с умным видом подытожил Ген. – И её можно учить. Как говорил мой учитель, искусственный интеллект нужен, когда своего нет. Только дай задачу, вкинь вводные данные и корректируй ответы. — Хм. И как тебе помогают интервью подобного рода? — Так они и есть вводные данные, – Ген нажал на плей, а пожилой человек в строгом костюме продолжил говорить что-то про количество войск в Афганистане. – Иии… Стоп. Видел? — Эм, нет… Куда смотреть? – нахмурился Сенку, прикрывая растерянность. — На уши. Они двинулись, – перемотка видео на несколько секунд назад не дала своих плодов. Честно говоря, даже так Сенку ничего не разглядел. — И что? – скептичный фырк. — Он соврал! — Да ну? — Ну да, – передразнил Ген, – это общеизвестный факт. Байден сказал, что решение вывести солдат из Афгана принял Пентагон, а потом выяснилось, что генералы-то как раз были против. И вот именно вот в эту секунду интервью его слова расходились с реальностью. Его поза, жестикуляция, голос — идеальны. Но вот уши… Подвели, – с видом человека, нашедшего клад, засмеялся Ген. — Я правильно понял, что ты смотришь на врущих людей, чтобы знать, как они выглядят, и потом замечать подобные проявления у других? — Умничка, Сенку. — А где подвох? — Ну что ты сразу начинаешь, а? — Я и не заканчивал. В чём подвох, менталист? — Вот в кого ты такая жопа умная: в маму или в папу? – Сенку ничего не ответил, помассировав виски, жаль только, Ген не унимался. – Кстати, всё хотел спросить, какой у тебя фенотип? — Европеоидный, не видно, что ли? Глаза свои узкие разуй. У вас там на психфаках совсем антропологию не преподают? — Преподают, потому и спрашиваю. — А что не так? — Всё. Ты какой-то неправильный. Бледный, словно северянин, но будь ты темноволосым… И Ген рискнул. Не спрашивая разрешения, он аккуратно коснулся непослушной прядки Сенку и нежно убрал её парню за ухо. Хоть так. Позволь коснуться хоть так. Сенку же застыл, а затем с гневным шипением отмахнулся и вернул пружинящую прядь на место. — Держи свои руки при себе, болтолог! — Извини, не удержался, – абсолютно бесстыже улыбнулся Ген, отвешивая внутреннему «Я» оплеуху. Однако смотреть, как бледная кожа этого рептилоида приобретает цвет красных спелых яблок, даже если от злости… От злости? Ген неверяще присмотрелся к смешно хмурящемуся мальчишке. Да ладно? — Что уставился? – по-звериному загнано шикнул Сенку. — Любуюсь… – почти не дыша, признался Ген, искренне не зная, что ему делать с полученной информацией. Демон подкидывал миллион и один способ проверить, а не показалось ли?.. Но здравая сторона личности натянула поводок сильнее, придушивая грязные фантазии в зачатке. Всё потом. Не сейчас. Не здесь. Терпи. И чёрт тебя дери, Асагири, дыши! — В общем, удивительная у тебя мордашка. Не могу уловить, будто взяли какой-то южный народ и сделали альбиносом, – в попытке отвлечься продолжил Ген, а всё ещё малиновый, но уже немного оклемавшийся Сенку почему-то уважительно хмыкнул. — Надо же, ты первый на моей памяти, кто это заметил. — О, значит, я прав? — И да, и нет. В верном направлении копаешь, ищи лучше. — А я когда-нибудь узнаю правильный ответ? — Когда-нибудь, может быть… Но ты так просто не соскочишь, я всё ещё жду. В чём подвох с ложью? — Странно, что ты сам ещё не догадался, – обиделся Ген. – Включи свою умную головушку и найди решение сам. Смотреть, как Сенку послушно прикрывает глаза, погружаясь в мыслительный процесс, было сродни просмотру видео с эротическим содержанием. Сенку вообще был для Гена ходячим интеллектуальным порно. Особенно сейчас, когда его зажатое, доселе почти машинально-безэмоциональное тело стало оживать под властью новых ощущений. Лёгкая складочка между бровями и чуть прикушенные от умственного напряжения губы Сенку действовали страшнее оружия, запрещённого Женевской конвенцией. Они били в самое сердце и застревали в нём, разрывая душу на куски, хуже экспансивной пули. И если Сенку сейчас же не перестанет так себя вести, не скажет хоть что-нибудь… Ген за себя не ручается. — Проблема всё та же: предсказание не стопроцентное. — Можешь же, – усмехнулся Ген, незаметно выдыхая. Он прошёл по грани собственной выдержки. — А значит, твоя хвалёная психология опять бесполезна. — Дело не совсем в психологии, Сенку-чан. — А в чём? — В том, что нет чёткого определения лжи, – личико Сенку исказилось в выражении «хватит нести чушь». – Не смотри на меня так, я серьёзно! — Ложь — это не правда. Что не так с этим определением? — С ним всё так, если исключить из него человека. — Нет, Ген, ты не свалишь все проблемы на человеческий фактор, только не смей. — О да, именно это я и собираюсь сделать, – коварно улыбнулся он. – Как только человек был внесён в мироздание, с ним вообще стали твориться непонятные вещи. — Прекрати… — Не страдай, дорогой. А лучше скажи мне, является ли ложью, когда разговаривающий по телефону человек просит другого подождать «минуточку»? — Нет. Это устойчивое выражение, означающее «подожди немного», а не настоящую минуту. — Хорошо. А если ребёнок, играющий в компьютер, говорит матери, что через полчаса сядет за уроки, но при этом не делает это? В какой момент это становится ложью? Сразу же или через тридцать минут? — Через тридцать минут. Но если он заранее знал, что не собирается делать домашку, тогда это ложь с самого начала. — Верно, и если мать не умеет читать своё дитя как открытую книгу, то уличить его во лжи она действительно сможет только через полчаса. Но что, если нам повезло и ребёнок оказался сознательным? Что если он отложил игру ради уроков уже через десять минут? Формально, ведь, временной фактор не соблюдён, он снова солгал. — Но речь шла не сколько о времени, сколько о том, будет ли выполнено домашнее задание, – свёл брови Сенку. — Именно! – щёлкнул пальцами Ген. – И так всё время! Даже в таком бытовом человеческом общении мы нашли несколько пластов, а ты представляешь, что будет, если перейти на другие сферы? В этом-то и глобальная проблема всех исследований лжи. Я могу вычислить, что человек врёт, но абсолютно не понять в каком месте! — Или… Он может не врать. Просто не говорить суть. И Сенку тяжело посмотрел в чужие весёлые глаза. Гену даже стало почти стыдно. — Господа, вы не можете вести ваши интеллектуальные беседы потише? – раздался грозный шик с кресла на ряд дальше. – Одиннадцать ночи по Токио, имейте совесть! — Да-да, – Ген перешёл на шёпот, извиняюще улыбнувшись, – конечно, простите, мы уже закончили. С тем, что они «закончили», Сенку был категорически не согласен, поэтому, посидев несколько минут в тишине, он, всё-таки не выдержав, снова начал диалог. — А может ли человек обманывать сам себя? — Что ты имеешь в виду? – умилился несдержанности Сенку Ген. — Это странное... Чувство. Иногда я наблюдаю за студентами или коллегами и... Чёрт, – Сенку неловко почесал затылок, растрепав и без того непослушные волосы. – Трудно объяснить. Я же вижу, что они ошибаются. Порой вообще творят фигню на пустом месте! Ладно, я смирился. Но знаешь, что происходит потом? — М? — Они идут и повторяют те же самые ошибки снова! — Будто застряли в цикле, да? — Да! – активно закивал Сенку. – Это пугает... У меня в лаборатории работают лучшие люди, я лично отбирал каждого из них по навыкам и интеллекту, но их разговоры вне науки... Ген, это отвратительно. Мусолят одно и то же тысячу раз, не приходя к решению и не делая ничего для улучшения ситуации. А когда я предлагаю эффективный выход, смотрят так, будто я внеземная форма жизни! — Справедливости ради, они недалеки от правды. — Да что б тебя! Я серьёзно! Зачем они это делают? Почему они постоянно?.. Постоянно... Скрывают от себя правду... Чтобы не было больно сейчас. И в надежде, что не будет больно потом. — Понятия не имею, – загадочно пожал плечами Ген. — Асагири! Выкла... — Ну я же попросил не шуметь! – снова раздалось с соседнего кресла. — Сэр, – больше всего Сенку ненавидел, когда его так беспардонно перебивают, – вы в огромном самолёте, где помимо вас есть ещё триста шестьдесят семь пассажиров, шесть стюардесс и два пилота, это во-первых. Во-вторых, мы издаём в два раза меньше децибел, чем плачущий в другом конце салона ребёнок, а в-третьих, сейчас только одиннадцать часов вечера и если!.. «И если вы не можете потерпеть и дать двум людям обсудить важные вещи, то советую в следующий раз остаться дома!» — хотел сказать он, однако продолжать общение дальше стало проблематично. По крайней мере с зажатым ртом Сенку это точно делать не мог. — Извините, он у меня немного дикий, не прирученный, – попытался смягчить ситуацию шуткой Ген, на что человек лишь пренебрежительно заворчал и отвернулся, не желая продолжать конфликт. Пронесло. — Пфффти мння! – раздалось приглушённое мычание сквозь крепкие пальцы. — Не лезь, – на грани слышимости, по-змеиному прошипел Ген. – Люди имеют право на тишину. В ответ он получил что-то похожее на: «Дд пшшл онн нх!» — и попытки укусить ладонь. Окей. Пора переключать рубильник. — Если продолжишь брыкаться, я не расскажу, как угнать самолёт с помощью одной зажигалки. Злые глаза сначала выразили немой закономерным вопрос: «Ты там не охуел?» — затем, — «Это невозможно!» — а уже через секунду… «Выкладывай». Сопротивление стихло. — Умница, – шепнул Ген, аккуратно убирая пальцы. – Итак, представь, что за тобой гонится вся японская полиция…***
Сенку проснулся от сигнала «пристегните ремни», вскакивая, как на пожар. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где он, что он и почему первое, что он увидел — это таинственная улыбка Асагири Гена? Ответ на первые два вопроса он нашёл быстро. Но последний так и остался загадкой. Пилот объявил готовность к посадке.***
— Нет-нет-нет!!! Как это могло произойти?! Бьякуя, что нам делать?! Это ужасно! Почему я не могу как все нормальные девушки выйти замуж?! Почему обязательно что-то должно пойти не так?! — Лиллиан, солнышко, всё в порядке, успокойся, любимая… — Какое всё в порядке?! У нас нет ведущего свадьбы! — Ну может он ещё успеет… — Бьякуя, как он успеет из аэропорта Лос-Анджелеса добраться до пригорода Нью-Йорка за полтора часа?! Признаваться будущей жене, что опять забыл о проблемах передвижения в воздушном пространстве, Бьякуя не стал. На МКС такие вещи решались гораздо проще: девяносто минут, и ты совершил кругосветное путешествие. — Всё! Мы отменяем свадьбу, отменяем церемонию, отменяем гостей, отменяем всё! А я пойду нажрусь свадебным тортом и умру от инсулинового шока! Почти сорвавшаяся в истерику Вайнберг резко распахнула дверь комнаты, влетая в двух парней. — Лиллиан-чан? Что случилось? – обеспокоенно отреагировал Ген, поймав певицу за секунду до столкновения её прекрасного личика с костюмом-тройкой. – Я не уверен, что визажист будет рад, если его старания окажутся на моей жилетке… — Сенку, Ген-кун, простите, вы невовремя, – донёсся расстроенный голос Бьякуи. Развязанный галстук вторил его грустному лицу. — Старик, в чём проблема? — Мы потеряли ведущего. Он не смог прилететь из-за погодных условий. — Ведущий свадьбы застрял в аэропорту! Я потратила на организацию свадьбы год! Попыталась предсказать даже инфаркт у старухи Мадонны после десятого шота с водкой, но никак не то, что мой ведущий не сможет сесть в чёртов самолёт из-за какого-то тумана! — Отставить рыдания, Лиллиан Вайнберг! – неожиданно рявкнул Ген, пугая даже обоих Ишигами. – А ну быстро собери сопли! Твой мейк слишком хорош, чтобы размазывать по нему тушь! — А уже пофиг, свадьба отменяется! – идеально чистой нотой ре третьей октавы простонала девушка и будто назло выпустила из прекрасных зелёных глаз слёзы, водной наполненности которых хватило бы на орошение самых засушливых регионов Африки. — Какое «отменяется»?! Так, всё, хватит, – пора взять всё в свои руки. – Бьякуя-сан, у вас же тут есть домашний бар? Открывайте самое крепкое, что найдёте. — Выпивка не поможет, – строго заметил Сенку. – Надо что-то решать с церемонией. — И проблема в том, что у меня нет никаких идей, – поддержал старший младшего. — Я сказал отставить упадничество! Вы пока опрокиньте в себя по стаканчику, а мне дайте минутку. Что-нибудь придумаю. Честно говоря, спустя ту самую «минутку» Ген понял, что его «что-нибудь придумаю» заключается только в одной до абсурда сумасшедшей мыслишке. А Асагири Ген не был бы Асагири Геном, если бы держал все абсурдные мыслишки при себе. — Лиллиан-чан… А дай-ка телефон ведущего… Иногда Ген боялся сам себя. В глубине души он даже надеялся, что Вайнберг сейчас всё поймёт и откажется. А лучше пошлёт нахрен. — Зачем? Он набрал в грудь воздуха. — А у кого мне тогда просить материалы для проведения свадьбы? У всех в комнате разом округлились глаза. А теперь, Ген, улыбнись и покажи им настоящее шоу.