Песня главы: Miura Jam — Rakuen
Если бы Гена спросили, что проще: провести свадьбу или спасти кого-то от захвата террористов, он бы без сомнения выбрал второе. Да, вы не ослышались. Свадьба — это пиздец. Особенно когда это свадьба мировой поп-дивы. Особенно когда до её начала час, а ты планировал охмурять одного симпатичного учёного, но никак не следить за тем, чтобы семейство Ким Кардашьян не снесло своими задницами столики с закусками. И вообще, у оригинального ведущего было несколько месяцев на вещи, которые Гену пришлось изучить за считанные минуты. Задача не из лёгких: приглашённых человек пятьсот (Вайнберг могла позвать и тысячу, скажите спасибо), так ещё каждого надо запомнить в лицо и по имени… Попробуй не забудь, кто кому что в каких позах и родственно-рабочих связях, чтобы во время очередного развлечения подобрать максимально интересные пары, а кого с кем сводить ни в коем случае нельзя, иначе глазки друг другу выцарапают. Число Данбара трещало по швам. Сложная социальная арифметика. И тем не менее… — Ladies and gents, this is the moment you've waited for!***
«Грим для уродов, репетиции для бездарностей», — примерно так и успокаивал себя Асагири, ловко лавируя по сюжету свадьбы. Не мудрствуя лукаво он выбрал максимально комфортное и сочетающееся с ситуацией амплуа хитрого конферансье-фокусника, балансируя между весёлым, непринуждённым общением с гостями и официальным проведением банкета. Но если бы кто-то засунул Гену в голову микрофон, то из динамиков послышался бы великолепнейший крик и красноречивые матюки. Спасало только то, что у оригинального ведущего был целый сценарий и список наработок, которые он любезно согласился передать свалившемуся как гром среди ясного неба Гену, однако играть и выкручиваться на ходу приходилось нещадно. Свадьба вообще больше походила на первоклассное шоу, чем на спокойный междусобойчик. Ну ещё бы. В огромном особняке, окруженном парком на несколько гектаров, расположились все гости. Музыканты, наполняющие воздух вокруг классическими мотивами, нарядные костюмы, карнавальные маски, известные имена… Вайнберг постаралась на славу. И Асагири приходилось соответствовать. На раскачку ему понадобилось минут пять — отличный результат для новичка. Через тридцать минут машина мероприятия завертелась в нужной динамике, а ещё через час Лиллиан даже забыла, по какому поводу утром потратила все носовые платочки в номере и вскрыла дорогущий джин. На церемонию бракосочетания выходила она абсолютно спокойной. Лёгкая улыбка, длинный шлейф кремового платья, цветы в волосах, статный, восхищённо наблюдающий за своей прекрасной без пяти минут женой Бьякуя с крыльями космонавта на воротнике костюма, солнце, отражающееся в глазах влюблённых, зелёная травка, дети, несущие кольца на подушечке, пожилой добрый священник, рыдающая публика, Сенку, сидящий с видом: «Вы серьёзно потратили столько сил на то, чтобы просто расписаться?..» — Пусть те, кто против этого брака, говорят сейчас или молчат вечно. Тишина. И в горе, и в радости… …И на Земле, и за гранью стратосферы… …Пока смерть не разлучит вас. — Да. — Да. Всё прошло идеально.***
Сенку был рад за отца. Он действительно никогда не видел его более счастливым. Даже когда четырнадцать лет назад Бьякуя прибежал домой, крича с порога, что прошёл космический отбор. Даже когда вернулся после первого полёта. Даже после выхода в открытый космос. Вот настолько Бьякуя выглядел счастливым сейчас. Сенку его не понимал, но, пока на лице старика отражалось нечто подобное, мозг вопреки всем логичным доводам соглашался с происходящим и со скрипом, но был готов терпеть бессмысленность вакханалии, творившейся вокруг. «Дзынь-дзынь-дзынь!» — громко зазвенели бокалы, требуя поцелуя жениха и невесты. Вот особенно бессмысленность этого. — Зачем они это делают? – поморщился Сенку, отворачиваясь от Бьякуи и Вайнберг, чтобы тут же увидеть, как сидящий с ним за одним столом Стенли с неохотой оторвался от губ Ксено. – Блядь, мужики, а вы-то зачем? Другого места не нашли? — По какому поводу трагедия, Ишигами? – облизнулся Стенли. – Кто-то растоптал твои детские представления о мире и куличики в песочнице? — Очень смешно. — Конечно смешно. Очнись, мальчик, ты на свадьбе. Ты ещё скажи, что не знаешь, чем Бьякуя и Лиллиан будут заниматься после банкета. — Они будут спать, потому что заебались, – цинично хмыкнул Ксено. — Это да, но по плану они должны будут предаться страстным плотским утехам и использовать как минимум половину того БДСМ-набора, что мы им подарили. Сенку с тихим возгласом «сукааа» закрыл лицо ладонями, чувствуя, как предательски покраснели щёки. — Хорошая подача, Стенли. Действительно хорошая подача. Редко этого бездушного робота со взрывом Фукусимы на голове можно было лицезреть хоть немного выдающим что-то кроме сдержанной надменной улыбки или изощрённой ругани, а тут… Такое. И пока это «такое» продолжает румянить щёчки, Ксено не собирался останавливать мужа. — Я уже пожалел, что задал этот вопрос. — Смотри, ты напугал ребёнка, Шнайдер. — Ребёнка? В двадцать шесть пора бы знать, чем мама с папой по ночам занимаются, а он, небось, даже ни разу в жизни не целовался. — Ну нет, мой лучший ученик не может быть настолько ущербным, – покачал головой Ксено, изящно отпивая вино. – Верно, Ишигами? Сенку же ничего не ответил. Только беззвучно закричал во всё ещё скрывающие глаза ладони. Брови Ксено выразительно поползли вверх. — Да ладно?! Ты что, реально девственник?! – он аж приподнялся над стулом, пугая соседние компании. — Да, девственник! – тоже вскочил Сенку. Ещё чего, оправдываться. – И что с того?! — Охуеть, – Ксено с больше довольным, чем удивлённым выражением сел обратно. – Стен, ты видел, он поддался на провокацию. — А я говорил! Говорил! Гони сто баксов, Уингфилд! – но тот лишь пренебрежительно отмахнулся. — Позорище. Тебе двадцать шесть, двадцать шесть, змеёныш! Я зачем тебе сказал завести лабораторию и лаборанток в ней? — Вот только не говори, чтобы с ними целоваться! Мозг быстро просигнализировал провал по всем фронтам в этом бессмысленном разговоре. Наверно, впервые за всё их с Ксено знакомство. Ну ладно. Не впервой. Но такого сказочного проёба не было никогда. — Да. И не только целоваться. — Озабоченный! А ты, Шнайдер, перестань ржать! Тебя самого в этом разговоре ничего не смущает?! — Нет, лаборантки действительно нужны, чтобы с ними целоваться и не только. — Вот! – довольный Ксено погладил Стенли за ушком. – Хороший мальчик. — И кстати, Шарлотта сказала, что я в этом лучше. — Что?! — Что? Пока эти женатые друг на друге пи... Твари выясняли детали интимного досуга со всеми доступными женщинами вокруг лаборатории и отдела доктора Ксено Хьюстона Уингфилда, Сенку перевёл дух, осматриваясь. Место Асагири рядом пустовало. Сумасшедший. Сенку даже на секундочку проникся уважением к придурку-менталисту и искренне поблагодарил за спасённую свадьбу старика. Столько сил потратить… Ради Бьякуи и Вайнберг… Ладно, о чём там эти старпёры? Должны были уже разобраться в своих грязных делишках. — …В общем, вот что бывает, когда вместо диснеевских мультиков ставишь ребёнку документалки с Хокингом, Ксено. Стенли легко ущипнул изображающего из себя раненного в самые глубины чёрного бездушия мужа за надутую хомячью щёку, прекрасно понимая, что тот уже давно перестал строить обиженку и на самом деле продумывал, когда и при каких обстоятельствах устроит очную ставку одной вертихвостке. И Стенли очень надеялся, что его тоже пригласят на допрос. На заднем плане опять кто-то начал звенеть бокалами ради поцелуя молодожёнов. Сенку в очередной раз пренебрежительно поморщился в стакан с виски. — Ишигами, прекращай, – не оценил экспрессии ученика Ксено. – На этот раз я серьёзно. Хватит. А то отниму алкоголь и попрошу официанта налить апельсиновый сок. Тебе пять лет, что ли? Откуда такая реакция на поцелуи? — Я не понимаю, зачем они нужны. Это не гигиенично, заразно и так далее по списку. Вот зачем вы это делаете? И зачем все остальные заставляют Лиллиан и старика обмениваться слюнями? Вам никто в школе не рассказывал про передачу заболеваний воздушно-капельным путём? — Ты задаешь удивительно глупые вопросы. — Да что не так-то?! — Ты что, правда ни разу не целовался? – продолжил щупать почву Ксено. Он всё ещё не мог поверить в то, что его наиболее перспективный ученик настолько отстаёт в социальном развитии. — Нет, и не собираюсь! — Скажи это Асагири, – засмеялся Стенли. — А болтолог-то тут при чём? — Пока забудь об этом. — Ладно, – успокаивая себя, выдохнул Ксено, – ладно. Я понял суть проблемы. Пора заняться твоим секс-просветом, змеёныш. И лучше это будем мы со Шнайдером, чем какая-нибудь брызжущая слюной радикальная феминистка за сорок на ютуб канале с миллионом подписчиков. — А можно не надо? — Надо. Слушай внимательно, повторять не буду: поцелуй — это способ привязать человека к себе и показать окружающим, что, например, вот эта псина, – он тыкнул в Шнайдера, – принадлежит тебе. — В первую очередь, это сигнал для того, кого целуют, конечно, – поддержал мысль Стенли, – во вторую, для всех остальных. Вот сейчас Бьякуя и Вайнберг подтверждают статус принадлежности друг другу перед всем социумом. А ещё, ты не поверишь, но целоваться приятно. — Не поверю и верить не собираюсь. — Это уже дело наживное. — Семинар окончен? – с надеждой уточнил хмурый Сенку, опрокидывая половину содержимого своего рокса. — Да, на данный момент окончен. Надеюсь, ты усвоил урок, позор моей карьеры? — Да-да, поцелуй — это очередной глупый анти-биологический социальный костыль для невербального обозначения принадлежности. Понял, принял, жалею, что не могу забыть эту бесполезную информацию и вынужден отвести на неё ячейку памяти. — Нихера ты не понял, конечно же. — Отстань, дед. Вали к своим лаборанткам и Шнайдера прихвати. — Рискуешь стать евнухом, мой дорогой альтернативно-одарённый ученик. — Не волнуйся, Ксено, дождись, пока у него начнутся практические занятия с Асагири, а там уже посмеёмся мы. — Да не собираюсь я с ним!.. — О чём говорите? – Ген легко порхнул на доселе пустующий стул рядом с Сенку. Его довольная морда светилась ярче солнца. — Об отвратительности человеческого бытия. — О, так я в этом спец! Хочешь знать, почему часто сначала убивают, а потом насилуют? — Ген, заткнись. — Потому что не сопротивляются, – хмыкнул через стол Ксено, принявшись за горячий свежепринесённый бифштекс. — Десять баллов слизерину, доктор Уингфилд! И потому что мёртвая женщина ещё тридцать минут женщина! – громко засмеялся Ген. — Труп остывает на один градус в час, так что я бы дал даже часа три, до трупного окоченения, – дополнил Стенли. — Да вашу ж мать… — Что-то не так, Сенку-чан? — Почему… Ну почему каждый раз, когда вы оказываетесь все за одним столом, речь заходит о чём-то подобном? — Хочешь поговорить об этом? — Нет! И это не смешно! — Прости, любовь моя, я бы хотел перестать шутить о смерти, но… — Но горбатого могила исправит, – вклинился Стенли, подставив бокал с вином кружащему вокруг официанту. — Спасибо, Шнайдер. — Обращайся. Лучше скажи, как ты? Живой? — Живой, но теперь и подыхать не жалко. Я провёл свадьбу самой Лиллиан Вайнберг! Я самый счастливый человек на планете! — Выглядел действительно как настоящий профи. Тамада из тебя на миллион. — Даже на два. О, нет, мне просто воды, пожалуйста, – прикрыл ладонью свой бокал Ген. – В общем, примерно столько и должен был получить оригинальный ведущий, правда… – он подмигнул. – Я отказался брать деньги. — Уверен, ты не настолько идиот, чтобы заниматься благотворительностью, – заранее осуждающе цокнул языком Ксено. — О нет, альтруизм? Фу, какая дрянь! Миф для наивных подростков и взрослых лицемеров. Просто деньги — меньшее, что мне сейчас нужно. — И что же такого есть у известнейшей дивы, чего нет у, возможно, самого успешного переговорщика современности? — О, один уникальнейший артефакт, – и Ген почему-то хитро покосился на Сенку. – Поверьте, шесть часов моих страданий того стоили. — Что это, ты, конечно же, нам не расскажешь? – делая вид, что ему больше интересно содержимое тарелки, спросил Стенли. — Думаю, вы скоро сами узнаете.***
Ген немного погорячился, сказав, что провёл свадьбу. В реальности сценарий был расписан ещё на полтора часа вперёд, так что после быстрого перекуса за столиком с сумасшедшими физиками (две штуки) и пофигистичным снайпером (одна штука), он унёсся разыгрывать с Шакирой подобие «Кто хочет стать миллионером». Ну куда же без сюжетов, имитирующих известные телепередачи? Спасибо хоть, что не «Cash Cab». Хуже этого Ген ничего придумать не мог. Однако всё это было только ради финала.***
Резко померкший в огромном зале свет привёл к тишине. Будто где-то взорвалось начало мира. Будто все оглохли от темноты. Будто никого тут и не было. И, словно вторя ассоциации, как звёзды, по одному, то тут, то там загорелись софиты. Сначала света было мало, а дезориентированные гости не сразу заметили смену обстановки. Но по мере увеличения силы люмосов в прожекторах всё чётче и чётче в центре зала вырисовывалась фигура Лиллиан. Она стояла, загадочно прикрыв глаза, походя на мраморное изваяние великого художника, случайно вдохнувшего жизнь в холодный камень. Публика восхищённо затрепетала. Раздался лёгкий мотив... И тут Вайнберг сорвала с себя свадебный наряд, обнажая шикарное вечернее платье, перевоплощаясь в известную всему миру роковую красотку. В глазах огонь, на губах улыбка: «Смотрите! Не отводите взгляд!» Бьякуя, и так пребывающей в пьяном восторге, совсем обалдел, когда Лиллиан повернулась в его сторону и протянула руку, а затем на чистейшем японском начала петь. Тут перестал топить время в виски даже Сенку. А Ген понял, как должна звучать настоящая любовь.***
После оглушительного выступления Лиллиан основное мероприятие официально завершилось, и чуть ли не побежавший в ближайшую церковь (не важно какой конфессии) Ген радостно сложил с себя полномочия конферансье, решив, что уж на сегодня с него хватит. С него в принципе… Хватит. Хоть свадьба и задумывалась двухдневной, однако на следующий день планировалось уже расслабленное афтерпати для самых близких друзей, так что ведущий, по идее, больше не требовался. По крайней мере, Ген очень на это надеялся. Второго подобного раза он не перенесёт. Нет-нет, не надо его жалеть, всё в порядке, он не жалуется, ему понравилось, просто… Просто жалко было терять возможность провести время с Сенку вне лаборатории. Поэтому, будучи больше тактиком, чем стратегом, Ген планировал компенсировать упущенную возможность с утроенной силой завтра. А сейчас, пока в голове лёгкость и тело охватила эйфория, как это всегда бывает после хорошо выполненной тяжёлой работы, можно и расслабиться, получая от окружающих заслуженное внимание. Началась лучшая часть вечера.***
Басы из динамиков перебивали ритм сердца. Сенку это не любил. Даже можно сказать: на дух не переносил. Он с нескрываемой ненавистью глотал виски, изучая из самого дальнего угла зала дикую, трясущуюся под бешеную музыку толпу. Сенку чувствовал себя так, словно его запустили на истребителе в стратосферу, а затем устроили свободное падение, забыв пристегнуть к креслу. Реснитчатые клетки внутреннего уха, оглушённые звуковой волной, посылали в мозг сигналы SOS — вестибулярный аппарат сходил с ума. Вроде вот она — земля твёрдая, а вроде ты где угодно, но не здесь. И чем дольше Сенку смотрел на счастливо танцующего Гена, окружённого несметным количеством девушек, тем меньше ощущал себя… Стабильным. Мысли смешались. Это из-за музыки. Сенку сделал ещё один глубокий глоток, не обращая внимания на обжигающую горло горечь. Не помогало. Глупый болтолог, не замечая ничего вокруг, продолжал радостно дарить каждой подошедшей к нему новой партнёрше несколько минут танца и своё внимание. Идиот. Сенку мог придумать с десяток более конструктивных способов провести сегодняшний вечер: как минимум через неделю у них защита гранта перед научной комиссией. Ну так, если кто забыл. Но Ген, даже не догадываясь, центром чьего осуждения стал, только что попрощался с высокой брюнеткой, чтобы тут же оказаться в компании полненькой блондинки. Понятно. Клинический случай. Видеть эту вакханалию дальше не было ни желания, ни сил. Хватит. Сенку оставил свой рокс на барной стойке и вышел из зала в ночной парк.***
Чтобы найти лук-порей, надо думать, как лук-порей. Да, задача не из лёгких. Но великому менталисту Асагири Гену любая работа по плечу! Насытившись чужим вниманием, он улизнул из цепких лапок женской половины вечеринки и двинулся в сторону самого далёкого и тихого места, которое только можно было найти в окружающем особняк парке, ведь каждый уважающий себя психолог знает: овощи любят покой, прохладу и темноту. — Вот ты где, Сенку-чан! Куда пропал? – парень действительно нашёлся далеко от эпицентра вечера. Он сидел на скамейке, изучая из-под длинных ресниц засвеченное полной луной небо, даже не зная, как прекрасно смотрелся в серебристом сиянии ночного солнца. — Зачем задавать этот глупый вопрос, когда уже нашёл меня? Ген энергично плюхнулся рядом, дружелюбно улыбнувшись тому, чей покой столь беспардонно нарушил. Сенку даже не сдвинулся, так и сидя, откинув голову и прикрыв глаза. — Устал? — Нет. А я очень. — Там уже ничего интересного. — Там его и не было. Разговор как-то не клеился. — Похвали меня хоть. — За что? — За то, что помог Бьякуя-сану и Лиллиан-чан. — Молодец. — Спасибо. Абсолютная инертность. Ген чувствовал себя тем самым бродячим худым шелудивым псом, что нагло проник в чужой дом и полез грязной мордой на барский стол. А его гонят. И правильно делают. Образ весёлого менталиста трещал по швам. Силы кончились. — Красивая луна, – горько усмехнулся он, смотря себе под ноги. Тяжёлые головки клевера кивали в такт лёгкому ветру, словно смеясь над глупым болтологом, тратившим время во имя пустых надежд. — Ген, чего ты припёрся? Чего ты от меня хочешь? Тебя. Я хочу тебя. — Просто… Поговорить. — У тебя там куча собеседников. Иди к ним и разговаривай, пока язык не отсохнет. — Нет. Я хочу говорить с тобой. — О чём? — О чём угодно. Сенку наконец медленно открыл глаза. Зрачки отразили блик луны. — Я буду разговаривать с тобой, только если ты перестанешь изображать из себя невесть что. Сейчас у Гена сил изображать из себя что-либо не было в принципе. Он с надрывом выдохнул. — Хорошо. Сенку недоверчиво прищурился. — Тогда я жду ответа на вчерашний вопрос. — На какой из? — Зачем люди лгут сами себе? — Ах, это… – Ген прикусил губу. – Думал, ты уже сам разобрался. — Не разобрался. Как ни вертел, не могу выстроить эту странную и больную логику. Я понял, что всё должно опираться на выгоду, люди явно должны что-то получать взамен за свою слепоту. Но… Что? Ничего. Тем ложь и страшна. — Честно говоря, они так себя ведут от большого страха. — Страха чего? — Одиночества… И неопределённости. — Ничего не понимаю… — Не понимаешь? Неужели ты никогда не боялся, что тебя отвергнут? Не примут таким, какой ты есть на самом деле? На лице Сенку отразилось столько когнитивной боли, словно кому-то пришла в голову идея использовать его мозг вместо суперкомпьютера и попросить дать ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего остального. И ответ был явно не «42». — Не… Примут? Боялся? Такой, какой я есть? Что? – чем дольше он думал, тем сильнее загонял себя в тупик. Ген не сдержался, весело захохотав. — Всё-всё, я понял, вырубай процессор, сейчас объясню. — Да уж, потрудись. Потрудиться предстояло не то слово... Ген замолчал, взяв время на раздумья. — Сенку… Как думаешь, что можно считать первым признаком цивилизации? — А это тут каким боком? — Просто ответь. — Предположим, орудия труда и земледелие, – прочёл как по учебнику. — Нет. — Нет? И каков тогда ваш вариант, доктор Асагири? — Кость. — Эм… Что? — Кость. Бедренная кость. — Я просил без шуток, – чуть ли не зарычал Сенку. — А я и не шучу, – не глядя в чужие глаза, прошептал Ген, чтобы через мгновение всё-таки взять себя в руки и продолжить уверенней. – Первым признаком цивилизации была сросшаяся бедренная кость. Их взгляды встретились. — Обосновывай. Ген усмехнулся. Ну куда же без этого. — Однажды археологи нашли останки человека, жившего пятнадцать тысяч лет назад. Сама по себе находка уже уникальна, но именно этот скелет привлёк внимание учёных особенно. Потому что у него обнаружили следы зажившего перелома бедренной кости. Не руки, не ребра… Нет, Сенку. Ноги. В самом. Неудачном. Месте. Для животного — это конец. Ты не убежишь от хищника, не дойдёшь до еды и воды… Ты труп. Ты списан со счетов жизни. Должен был бы быть. Но вдруг находится кто-то, кто выхаживает тебя полгода. Заботится о тебе: лежачем и бесполезном шесть месяцев. Шесть. Месяцев. Сенку. Именно столько нужно, чтобы бедренная кость вновь срослась. — И? Это не противоречит тому, что я сказал раньше. Всё это стало возможно только потому, что у людей были инструменты и еда от возделанной земли. — Инструменты и пашня — это не причина, а следствие, – покачал головой Ген. – В основе лежало желание позаботиться о другом. И чтобы кто-то позаботился о тебе. Это наше счастье и наше проклятие. Обоюдоострая бритва. — Почему? — Потому что, чтобы о тебе захотели позаботиться, нужно быть ценным хотя бы для одного другого человека. — И как же эта ценность обретается? — Сложный вопрос. Но проще всего быть ценным, выполняя приказы других. Подстраиваясь и подчиняясь. — А если я не хочу? — Тебя, на самом деле, никто и не спрашивает. Мы обречены общаться с другими людьми. Сначала с родителями, потом со сверстниками… Мы социальные существа, таков наш путь выживания. И потому, пока человек растёт, мир вокруг диктует правила, каким он должен быть. Ты только встал на ноги, а тебя тут же хватают за ручку и ведут в огромный магазин ролей и масок. Выбирай любую. От пай-мальчика до авторитарного лидера. Шаблон на любой вкус, пол, возраст, этнос… Если можешь, возьми несколько. Мы подыграем любому твоему амплуа. Только плати свою цену за это. — И какова цена? Ген снова отвёл взгляд. — Правда. Вот именно тут люди начинают себе лгать. От обычно активного и неугомонного проныры-болтолога не осталось и следа. Ген устало опустил голову. — Я правильно понял, что весь мир состоит из людей, играющих роли ради возможности обрести стабильный симбиоз с другим существом своего вида? — Не весь. Конечно, не весь. Не будь столь категоричен. Искренних, бесстрашных и сильных людей тоже можно найти. — И где же они все? — Тебе в рифму ответить? — Рискни. Ген не рискнул. — В общем, ты прав, Сенку, таких людей действительно мало. И... Я бы даже сказал, что это не что-то данное свыше. Нет. Такими не рождаются, такими становятся. Это целый процесс воспитания личности. Очень тяжело сразу быть смелым и говорить правду, когда весь мир играет по другим законам. — Значит, человека можно научить? — Абсолютно верно, просто не каждого. И не каждый встретит достойного учителя. Остальные так и будут делать всё, лишь бы только иметь шанс на любовь, признание и принятие. Они готовы ложиться в прокрустово ложе, уродовать себя до неузнаваемости, обкусывая по краям ради того, чтобы попасть в границы ими же придуманного трафарета. — Так ведь это глупо! Изображая из себя другого, шансов, что полюбят именно тебя, а не созданный образ, вообще не становится. Ген резко поднял взгляд. — Ты осознаёшь невероятно глубокие вещи. — Это простая логика, Асагири. — Да… Простая логика. Доступная только свободным. Сенку встал, выглядел он задумчиво. — А что дальше? Что происходит потом, когда один человек, играющий роль, находит другого? Они продолжают прятаться за масками? — Пытаются. Но на цыпочках долго не устоишь. То тут, то там всё равно просачивается реальность. — Значит, любые отношения заранее обречены? — Нет, всё не так трагично, – вымученно улыбнулся Ген. – Шанс есть. Кто-то учится, переступает через себя и готов принять правду ради любви. Потому что люди, на самом деле, не так уж и плохи, любить их непросто, но и не невозможно. — А если этого не происходит? — Тогда человек обманывает себя до последнего, потому что боится изменить ситуацию и снова остаться в одиночестве. Только надолго ли его хватит? Вот в чём вопрос. Сенку посмотрел на Гена, брезгливо морщась от услышанных слов. — Получается, ложь поддерживать вечно нельзя? Рано или поздно истина победит? — Да. Истина побеждает всегда. — Сколько мороки ради того, чтобы прийти к началу. — Да не говори. Ген лениво потянулся, похрустев шеей. Сегодня был тяжёлый день. Быть может, стоит вернуться на празднование, провести ещё минут пятнадцать с гостями ради приличия, а затем незаметно убежать к себе в комнату? В принципе, он заслужил. Завтра всё равно афтерпати, ещё увидится со всеми. С другой стороны, всё это не имело смысла без Сенку. — Скажи мне, болтолог, а ты бы стал врать человеку, которому принадлежал? Вопрос был задан так неожиданно, что только что вставший со скамейки Ген чуть ли не сел обратно. Ему стоило большого труда взять волю в кулак и подойти к хмурящемуся Сенку ближе, почти вплотную, по привычке натягивая фирменную улыбочку. — Я не идиот. Поэтому нет. Ген смотрел прямо в уверенные глаза Сенку. В темноте они отливали бордовым. — Ты бы ему доверял? — Безусловно. — И перестал бы врать себе? — Я бы желал этого всем сердцем. — Отлично. Меня устраивает.***
Всё произошло за пять секунд. Вот Сенку грубо хватает Гена за бабочку и дёргает на себя. Раз. Вот их губы легко соприкасаются. Два. Ген распахивает глаза, теряет дыхание. Сенку отстраняется, морщится… Три. …Отпускает, вытирается рукавом рубашки, легко отталкивает… Четыре. …Разворачивается… Пять. …И уходит. Пять секунд. Пять. Секунд. И следующие за ними десять минут попыток Гена прийти в себя в полном одиночестве.