Идеал рациональности

      — Запомните, отаку-хикки-янки и просто любители саке, – Ген мерил аудиторию шагами, – никакое заболевание не лишает человека ответственности. Плевать: повреждён у него мозг или это неорганическое психическое расстройство — плата настигнет в любом случае. Не тюрьма, так НЦПЗ, не НЦПЗ, так нож в спину, не нож в спину, так проблемы будут у его детей. А скорее всего, всё вместе. Это закон. Это физика. Если ты что-то взял, положи эквивалент на место, иначе мир заберёт своё с процентами.       А старух-процентщиц никто не любит.       Особенно если они ходят с косой.       — Закон сохранения массы и энергии всесилен. Высеките это на подкорке, коллеги, и никогда не забывайте: ответственность, ответственность и ещё раз ответственность! – шум быстро пишущих ручек и щёлкающих клавиатур заполнил пространство. – Без ответственности невозможно совершать выборы. Без выборов невозможно рождение личности. А если у вас нет личности, то вы животное и ваша дорожная карта выложена инстинктами. Зоопарк через дорогу.       Ген выразительно показал в направлении выхода. Студенты беспечно засмеялись.       Смешно им.       — Совершая выбор, вы отстаиваете личность и тут же получаете свою меру ответственности. Всё. Круг замкнулся. Просто, ясно и понятно. Без лишних сущностей.       На задних рядах зевали. И правильно делали.       — Но человек не был бы человеком, если бы даже тут не попытался обмануть мироздание. Всё было так прекрасно, так замечательно: око за око, зуб за зуб… Сказка! Пока две тысячи двадцать пять лет назад один урод не придумал офигенную концепцию непротивления злу и не начал молиться богу, которого к тому же ещё и обозвал «любовью», – шум записей прекратился, а несколько сотен удивлённых глаз уставились на явно переборщившего с утренней дозой ЛСД доктора Асагири. – Имя этому уроду — Иешуа, родом он был из маленького городка на севере Израиля — Назарета. Отец его был плотником, а мать — храмовой жрицей. И все проблемы у нас из-за этого парня.       Аудитория стихла окончательно.       — Где это видано, – Ген по-хозяйски сел на преподавательский стол, вперившись злым взглядом в переставшего дышать ботаника за первой партой, – твоего отца убили, а ты не пошёл устраивать кровавую месть. Эй! – внезапный щелчок пальцами заставил беднягу испуганно вздрогнуть. – Ау! У тебя все дома? Вам там нормально? Нет? Зачем ты стерпел? Зачем простил? Зачем помолился за спасение души убийцы? Где жажда крови? Где возмездие?       Студент нервно сглотнул.       — Ударят тебя в правую щеку — обрати другую, благослови проклинающих тебя, благотвори ненавидящим тебя и молись за обижающих тебя и тебя же гонящих, – закрыв глаза, как мантру прочитал Ген. – А ещё возлюби ближнего своего и врага своего и сам себя тоже после этого каким-то образом возлюби. Бред!       Абсурд!       Чушь!       — А теперь, внимание, вопрос, – Ген открыл глаза. – Как. Оно. Работает?       Он отбил пальцами ритм и замолк, обводя аудиторию многозначительным взглядом. Пусть напрягают мозги. Первый день семестра и большая поточная лекция для нескольких факультетов — самое оно, чтобы разогнать серое вещество.       — Что вы имеете в виду, сенсей? – робко проблеяли со средних рядов.       — Я хочу, чтобы вы сказали мне, как работает, – Ген изобразил кавычки, – «любовь». Что позволяет человеку оборвать порочный круг разрушения и встать на путь созидания, когда вокруг все только и делают, что грызут друг другу глотки? Откуда человек берёт энергию, если её у него вечно забирают?       — Доктор Асагири… Но разве это так работает? Разве это не просто… Выбор?       — Фамилия, – вопрос звучал как утверждение, не терпящее возражений.       — Хокутозай. Хокутозай Минами, сенсей.       — Специальность.       — Журналистика.       — Специализация.       — Ещё не выбрала…       — Жаль. Определяйтесь быстрее, если вы всегда так легко доходите до сути, вас с руками оторвут. В любом случае, хорошее замечание, Хокутозай-кун, но на вопрос вы так и не ответили. Если «любовь» — это выбор, то откуда человек берёт силы на его свершение?       — Просто… Просто знаешь, что не надо плодить зло. Что надо поступить именно так. И поступаешь.       — Просто? А вы правда считаете, что совершать подобный выбор просто? Вот, спросите у Сахалина, – Ген показал ввысь, на последние уровни амфитеатра, и на безмятежно спящего там молодого человека, – он мог остаться дома, но выбрал встать утром, чтобы хотя бы формально притащиться на мою лекцию.       Студенты снова прыснули, а бодрствующие соседи начали расталкивать храпящего парня. Наконец продрав глаза, он, жутко недовольный, непонимающе уставился на Гена.       — Коллега, искренне извиняюсь, что разбудил, понимаю, девять утра и какая-то скучная, никому не нужная межфакультетская психология, но вы очень нужны нам для одного эксперимента.       У резко осознавшего, что его застукал преподаватель, юноши заметно прибавилось вины и осознанности во взгляде.       — Я не спал, сенсей! Я слушал!       — Да-да, не волнуйтесь, информация во сне тоже усваивается. Правда в узкий промежуток времени, но попал ли я в него, мы узнаем в конце семестра на зачёте, а пока, будьте добры, станьте нашим рецензентом.       — Кем? – глупо моргнул парень.       — Испытуемым, коллега, – Ген недобро улыбнулся, – гвинейской свинкой. Хоть так принесёте пользу науке.       — Х-хорошо…       Не то чтобы у кого-то в подобной ситуации в принципе был вариант отказаться. И Ген явно собирался этим воспользоваться.       — Итак, расскажите нам, почему вы пришли сюда, а не остались досматривать десятый сон?       — Чтоб я сам знал… – в сторону пробурчал парень, окончательно растерявшись, но амфитеатр легко донёс его шёпот до всех.       — Ну уж напрягитесь, попробуйте разобраться. А то странно получается: вы вроде бы не очень-то и хотели, а всё-таки тут. Шизофрения какая-то.       — Ну… Я понял, что если не встану к первой паре, то точно просплю вторую… А если просплю вторую, доктор Ишигами меня прибьёт… – по аудитории прошлась волна тяжёлых вздохов.       Ген прыснул в кулак.       Ну спасибо, Сенку-чан.       — О, так вы с естествофака?       — Да.       — И как вам вставалось?       — Тяжелооо…       — Охотно верю. Однако что же вам всё-таки помогло встать?       — Я как представил отработку по физике высоких энергий, так сразу решил, что лучше потерплю… – и снова треть студентов грустно всхлипнула.       — Это что получается, инстинкт самосохранения привёл вас на мою пару?       — Вы даже не представляете, как правы, доктор Асагири.       Поверь, парень, представляю.       — Благодарю за содействие следствию, – сочувственно улыбнулся Ген. – Итак, что у нас есть? Два варианта, как поступить, и ответственность за каждый выбор: либо лишние часы сна сейчас, либо экономия нервов и времени на отработках в будущем. И, как вы заметили, отсроченное благо весит больше, чем благо, получаемое немедленно. Спать вы будете часа три, а отрабатывать месяц.       — И где же здесь нарушение закона сохранения энергии, сенсей? – крикнули с других парт. – Надо приложить силы, чтобы потом жить лучше, это же логично! Действия, направленные на перспективу, требуют больших затрат!       — Абсолютно верно, но теперь расскажите мне, откуда эти силы берутся? Приложить их нужно здесь и сейчас: каждую секунду времени черпать из ниоткуда, чтобы потом, возможно, если повезёт, не нарваться на отработку. Ведь никогда не знаешь, что взбредёт в голову доктору Ишигами, – голосом соблазняющего демона сладко протянул Ген. – Зато кровать такая приятная, тёплая, и вообще к чёрту этого ботаника, сдадите как-нибудь. Всё равно в сонном состоянии его тарабарщина будет непонятна.       — Ха-ха, вы, видимо, хорошо знаете доктора Ишигами!       Я знаю Сенку настолько плохо, что стал его личным кошмаром.       — Хорошо, раз уж мысли о квантовой физике мешают вам думать, давайте снизим градус и опустимся на более подходящий вам уровень — уровень ослов.       Кто-то удачно спародировал звук ишака.       — Коллеги, напоминаю, зоопарк через дорогу.       — Так мы оттуда!       Ген, коротко хмыкнув, спрыгнул со стола, взял маркер, пару секунд задумчиво покрутил его между пальцев и твёрдым шагом отправился к доске.       — Слышали ли вы когда-нибудь про дилемму буриданова осла?       — Того, что умер от голода, не выбрав между двумя одинаковыми стогами сена?       — Именно его, – Ген быстро нарисовал неуклюжий ушастый шарик с глазками и две схематичные кучки травы по бокам. – Но для новичков поясняю: у нас есть осёл — одна штука и стоги сена — две штуки, оба стога находятся от осла на одинаковом расстоянии, одинаковы по весу, объёму и вообще созданы методом божественного контрл-ц, контрл-в. И вот наш осёл стоит-стоит-стоит… Жрать охота… К какому стогу сена он пойдёт? Направо или налево? Как ему выбрать?       — А давайте мы его сами убьём и съедим?       — Я так понимаю, завтрак был пропущен?       — Да!       — И как вы собирались учить психологию, не удовлетворив свои базовые потребности? – мученически возвёл глаза к небу Ген. – Не смейте приходить на мои пары, не поспав, не поев и не!.. – он многозначительно замолк. – Ладно, рано вам еще секс-просвет устраивать, пока в любви не разобрались. Потéрпите. Итак. Осёл. В чём его проблема?       — Его никто не любит?       — Да подождите, дайте животному сначала поесть! А чтобы поесть, ему надо выбрать стог.       — Ну, если стога одинаковые, то разве не безразлично, к какому идти?       — Конечно безразлично.       — Ну, пусть идёт к правому.       — А может, к левому?       — Или к левому…       — Вы уверены?       — Да какая разница?! – не выдержал кто-то.       — Какая разница?! – Ген драматично схватился за сердце. – Осёл умирает от голода!       — Умереть от голода — тоже вариант! – выкрикнула Минами.       А Ген от радости аж поднял кулак в лучших традициях Фредди Меркьюри. Шоу продолжается, коллеги!       — Хороший ход, Хокутозай-кун!       — Получается, выбор, на самом деле, не между стогами сена, а между тем, чтобы жить или умереть?       — Предположим. И?..       — И… Жить хочется всем? – продолжила она. – Это что-то вроде базовой установки, да? Поэтому осёл всё-таки решит задачу.       — Отлично. Но как?       — Перспектива умереть страшнее… Ему придётся.       Минами замолкла, уперевшись в потолок собственной логики.       — А что лучше, десять отработок у доктора Ишигами или смерть?       — Смерть! – взорвалось единогласное эхо.       — Лживые твари. Вы пойдёте на эти отработки.       — Ну мы же пошутили…       — Шучу тут я, а сдавать зачёт вам. Давайте, последний рывок. Что нужно ослу, чтобы всё-таки набить желудок целлюлозой? И что нужно вам, чтобы, сжав зубы, но отработать непонятную физику?       — Пинок под зад? – эта игра в пойди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что, явно начинала выматывать слушателей.       — Да, пинок под зад, – без капли иронии кивнул Ген, – только внутренний. Ну же, как мы называем людей, которые могут заставить себя сделать то, что они не хотят?       — Идиотами?       — Иногда и так, но сегодня мне нужен другой эпитет, более положительный.       — Они… Сильные?       — Тааак. А что у них сильное?       — Ну… Воля?       — Наконец-то! Да!       Ген ударил ладонями по столу, а студенты уже перестали сомневаться, что их преподаватель игнорирует наставления врачей и плевал на прописанные дозировки успокоительных.       — Поздравляю! Вот вы и увидели настоящего бога за любовью!       Радости и осознания на лицах особо не прибавилось. Скорее наоборот, однако Гена это не волновало. Он уже вовсю расписывал доску терминами, схемами и формулами.       — Это воля! Воля, а не любовь «нарушает» законы мира, коллеги! Да, любовь — то, ради чего их хочется нарушить, но вся химия не тут, – Ген приложил руку к сердцу, – вся химия здесь, – пальцы переместились к виску. – Можно сколько угодно говорить о любви, но не делать никаких усилий ради того, чтобы её отстоять. Любовь не предполагает бездействия, ведь она такой же выбор, как и стог сена. И если вы не задействуете волю, не способны напрячь ментальные мускулы… Вы отвратительно слабы.       Тишина.       Да. Так и должно быть.       Запутавшаяся в сложных эфемерных взаимосвязях сонная аудитория отключила мозг ещё на истории с отработками, Ген знал это. А более живучие точно должны были сломаться на осле.       Но если есть хотя бы один человек…       — Асагири-сенсей, неужели нет такой ситуации, когда ради любви наоборот надо бездействовать?       Хотя бы один, кто искренне попытался понять…       — Есть. И это самое сложное. Ведь именно тогда хочется действовать больше всего.       То время потрачено не зря.       — Но доктор, вы нас не обманете! Да, вы сказали, что любовь стоит на воле, но откуда тогда сама воля?       — Ах, вы меня поймали! И тут я вам должен признаться, что это загадка, ответ на которую люди пытаются получить уже несколько тысячелетий. Решив её, мы создадим мир без богов и лишних сущностей.       — Почему?       — Ха-ха, вы серьёзно не понимаете, почему?       Ген с небрежной беспечностью пожал плечами и улыбнулся так, будто и нет здесь никакой великой тайны.       — Потому что поборем свои слабости. Потому что откроем путь к неисчерпаемым ресурсам. И потому что сами станем богами.

***

      — Спасибо за лекцию, доктор Асагири!       — До свидания, Асагири-сенсей!       — Ой! Доктор, а можно спросить?       — У меня тоже есть вопрос!       — Асагири-сенсей!..       Окружённый любопытствующими студентами Ген мягко улыбался и что-то вещал, быстро переключаясь между собеседниками. Сенку знал: дай этому болтуну волю, и он будет молоть языком часами.       Но столько времени у них не было.       — …Сложная тема, коллега, советую вам прочитать по этому вопросу «Бегство от свободы» Фромма, он последовательно освещает процесс возникновения садомазохизма…       — Ген.       — …Выделяет его в отдельный комплекс и показывает…       — Ген!       — …Способы реализации подобного поведения в жизни, хотя его патоло…       — Асагири!       Запнувшийся на полуслове Ген резко повернулся, уставившись на Сенку с нечитаемым выражением.       — Доктор Ишигами? Что вы здесь делаете?       — Ген, отставь формальности, не до этого, – стоящие рядом студенты испуганно сжались в комочек, до последнего не веря, что тот самый Ишигами Сенку пришёл к тому самому Асагири Гену и они, о боже, разговаривают. – Сегодня в четыре жду в лаборатории.       Ген почему-то вздохнул. И не просто «вздохнул», а сделал это с видом человека, готовящегося объяснять пятилетнему ребёнку тему из математического анализа. По крайней мере, так это растрактовал Сенку.       — Не понял твоей невербалики, менталист.       — Прости, я не смогу, у меня клиенты.       Ну вот опять. Началось.       — Отменяй. Есть вопрос поважнее.       — Сенку, я не могу перенести сессии. Это неуважение, учитывая, что у некоторых кризисные ситуации и…       Бла-бла-бла. Который раз одно и то же. Сенку как никогда страдал от осознания, что Асагири Ген не мамонт, сам не вымрет.       — Короче, когда ты можешь? – пришлось оборвать непрошеный словесный понос ради сохранности времени и собственных нервных клеток.       — Я ещё не знаю, забитый график…       Голова у него забита, а не график.       — Мне плевать, найди время.       — Но Сенку-чан…       — Жду смс.       Дальше продолжать разговор не имело смысла.

***

      До семинара оставалось ещё восемь минут и сорок секунд, однако Сенку на всякий случай сверил себя с показателями часов.       Попал.       Секунда в секунду.       И так уже девять дней.       В тот вечер Ген завалился домой с видом сбежавшего из психушки двигателя прогресса, сказал что-то про успешное убийство всех тараканов в его районе, собрал вещи, кинул воздушный поцелуй… И свалил. Испарился, как ртуть. Кажется, там было ещё что-то про «извини», «был неправ» и «я дурак», но Сенку услышал это сквозь назойливый шум. Или даже скорее… Сквозь его отсутствие.       Покой в голове пугал своей рафинированностью. Будто Стенли снова дал затестить те профессиональные снайперские наушники с шумоподавлением, что он надевал, когда Ксено во время очередного кранча устраивал подчинённым разнос. Все резкие звуки пропали, а молчание казалось громче разбивающихся о камни потоков Ниагары.       Оглушающая тишина.       С тех пор анти-шум так и не прекратился. Чем дальше Сенку находился от Гена, тем неповоротливее вели себя мысли. Вязли, словно пули в баллистическом геле.       Как мухи в паутине.       А стоило ему замаячить на горизонте… В голове прояснялось. По щелчку пальцев разум оживал, зато не умеющий не производить лишних звуков Ген заполнял своей болтовнёй эфир, плодя помех больше, чем это теоретически было возможно.       Безвыходная ситуация.       Как ни странно, на их работу долгожданный переезд не повлиял. Они исправно встречались в лаборатории по составленному заранее графику, а иногда даже засиживались допоздна, но что-то изменилось. Теперь Ген всегда сидел напротив, а не рядом, смотрел куда угодно, но только не в глаза, и сразу же после окончания убегал «по делам».       И вроде бы вот оно счастье, наконец-то можно спокойно выдохнуть, однако Сенку не ощущал ни счастья, ни свободы, ни вообще чего-либо положительного. Даже тело продолжало ныть, всё ещё не оклемавшись после утренних издевательств.       — Поговори с ним, – дружески похлопал по плечу Тайджу перед уходом из непрошеных гостей. Парни вообще хотели остаться, устроить кое-кому очную ставку, но Сенку погнал их на выход, убедив, что сам справится. – Я тоже долго боялся к Ю подходить, а теперь жалею, что не признался раньше.       — Скажи ему всё и расслабься, – обиженно бурчал Хром, – он к тебе яйца уже несколько месяцев подкатывает. Хотя знал бы я, что он будет вытворять… Оторвал бы!       И Сенку не мог не признать: их предложение действительно звучало рационально. Если бы не являлось самым нереализуемым советом по совместительству. Потому что, когда Ген вернулся и с мордой виноватой лисицы начал разговор, Сенку не смог сказать ни слова. Он просто смотрел на человека, в которого, кажется, был влю… Влю… Ха-ха… Чёрт. Влюблён. И молился всем нобелевским лауреатам, чтобы тот не понял этого. Не свершившийся диалог по жестокому закону жанра превратился в монолог. Извинительная речь Гена в принципе состояла из бессмысленного мусора. «Мои действия непростительны», «я понимаю, почему ты не хочешь со мной разговаривать», «ты был абсолютно прав, когда защищал своё личное пространство», «мне очень жаль»… Сенку молча выслушал всё.       А потом быстрые сборы, в сотый раз брошенное «прости», тихо закрытая дверь…       И штиль.

***

      — Змеёныш, ты вообще на часы смотрел? Пять утра! Воскресенье!       — Рад за тебя, а у меня восемь часов вечера. И ты не спал.       — Откуда такое сокровенное знание?       — Твой режим далёк от описанного в учебниках идеала, – с того конца провода повеяло осуждающим безмолвием. – А ещё иконка Стенли в фейсбуке сейчас активна.       На заднем плане послышался сдержанный смех и последовавшая за этим ругань Ксено. Кажется, кому-то сейчас прилетело за вопиющее пренебрежение авторитетом. Очень рисково с вашей стороны, полковник Шнайдер.       — У тебя что, громкая связь включена?       — Конничива, Сенку, – явно всё ещё веселясь и бегая от нежных тумаков, поприветствовал Стенли.       — Хало, Стенли.       — Значит, ему «хало», а мне даже «хай» не сказал? – послышалось из динамиков вместе с характерным металлическим звуком вращающегося барабана и тихой просьбой: «дорогой, положи кольт».       — Ты первый со мной не поздоровался, – возня усилилась, однако теперь уже Ксено невнятно приказывал: «Шнайдер, мать твою, убери руки». – Мужики, а давайте вы закончите свои брачные игры богомолов попозже?       Всё стихло.       — Алё? Вы там наконец-то убили друг друга?       — Стен, скажи, что мне не показалось?       — Ага, – недоумение в голосах прошло даже сквозь механическое искажение звука, – я тоже это слышал.       — Надеюсь, за вами приехали санитары и они вламываются к вам в дом?       — Нет. Но наши уши уловили нечто похожее на шутку про секс от человека, который не целовался до двадцати шести.       — Давайте вы перестанете припоминать мне это?       — Никогда! – восторженно отмёл все надежды Ксено. – Кстати, ты всё ещё девственник?       — Да отвали!       — Ага, значит, девственник. Стен, гони сотку.       — Подожди-подожди, ещё рано, – осадил Стенли.       — Неа, я уверен, Асагири не из тех, кто медленно запрягает. Если ещё нет, значит, уже ничего не будет.       — Да на что вы там спорили?! – быстро уловил ситуацию Сенку.       — На то, что Ген доберётся до твоей розы в течение месяца после свадьбы Бьякуи и Лиллиан, конечно же, – ответил Стенли так, будто это ставка на матч Манчестер-Ювентус и сейчас решается судьба человечества.       — А вы можете думать о чём-то, кроме… – Сенку вздохнул. – Моей «розы»?       — Извини, но ты слишком засиделся в девственницах, – осудил Ксено. – И ужаснейшим образом позоришь своего великолепного учителя.       — Ничего не хочу об этом знать.       — А зря! – вклинился Стенли. – О его подвигах слагают легенды!       — Я же попросил, Шнайдер! Избавь меня от сих знаний. И хватит хвастаться тем, скольких лаборанток перецеловал Ксено. Мне не интересно.       — Во-первых, я не хвастаюсь, – это звучало крайне горделиво. – Во-вторых, если бы только перецеловал…       — Продолжишь в том же духе, и я поверю, что у вас с Хьюстоном есть эксель табличка, в которую вы вносите кто, кого, куда и сколько раз.       — Да!       — Нет!       Пришлось подождать, пока двое взрослых и уважаемых в приличном обществе мужчин на том конце провода разберутся в своих безусловно высоких отношениях и низких пристрастиях.       — Вау. А такой Ишигами мне нравится гораздо больше прошлого бездушного зануды, – кажется, на этот раз Стенли выиграл битву, потому что болезненное «всё-всё, отпусти» от Ксено звучало невероятно обиженно. – Надо написать Асагири пару сообщений. Он гений.       — Ничего ему не пиши! – Сенку сам испугался своего же восклика.       — А вот это уже интересно… – новая порция шумов была растрактована, как попытки мужиков отобрать друг у друга телефон. – Да твою мать, Стен, отдай, я хочу поговорить со своим бесполезным учеником лично!       — Нет, я тоже хочу поржать!       — Я кладу трубку, – Сенку, сжав губы, поднёс палец к красной кнопке.       — Нет. Ты не кладёшь.       Не оборвать звонок далось ценой больших усилий.       — Сенку?       — Да тут я.       — Так чего звонишь? – голос Ксено можно было бы даже охарактеризовать, как обеспокоенный, но Сенку слишком хорошо знал этого тирана.       — У меня вопрос.       — Что-то с грантом?       — Нет. Его приняли. Всё в порядке.       — А ты мне даже не позвонил и спасибо за референцию не сказал, рептилоид. Но я даю тебе шанс исправиться сейчас. Давай. Я жду.       Честно говоря, быть обязанным Ксено не хотелось от слова совсем. Но Сенку помнил, что сам выпросил у него рекомендацию, прекрасно осознавая, насколько шаткой будет их с Геном позиция на защите, а значит, пришло время платить по счетам.       — Спасибо.       — Не слышу особой благодарности в голосе.       Отвечать не хотелось. Разговаривать уже тоже.       — А, ладно, хрен с тобой, – продолжил Ксено. – Раньше от тебя и такого не выпросить было. Будем считать, что ты был вежливым, послушным и хорошим мальчиком. Держи своё «пожалуйста» и переходи уже к сути. Что там у тебя?       Сенку зажмурился.       — Ну? Я жду.       Медленно досчитать до пяти тоже не помогло.       — Сен?       — Я… Кажется… Влюбился. В Асагири.       Он ждал взрыва.       Как минимум взрыва смеха.       — Ммм, я в курсе, – голос Ксено даже не дрогнул.       — Мы в курсе, Сенку, – Стенли звучал так же ровно. – Это все новости?       — В смысле вы в курсе? Подождите, откуда?..       — Ты засосал его.       — Я не!..       — Сенку, ты засосал Асагири восьмого августа две тысячи двадцать пятого года на свадьбе своего отчима и мировой поп-дивы Лиллиан Вайнберг. Вы находились в располагающей, интимной обстановке, где вам никто не мог помешать и, как итог, ты сделал движение навстречу, а потом весь следующий день испуганной трепетной ланью бегал от куста к кусту, потому что не мог признать собственных же чувств. Поздравляю, спустя три недели до тебя дошло. Если это всё, что ты хотел нам сказать, то я разочарован.       — Вы… Всё это время… Знали?       — Не знал только ты. О, спасибо за кофе, Стенли.       — Будь аккуратен, он горячий.       — Ха-ха, прям как я?       — Сравнил кипяток с солнцем.       На заднем плане раздался отвратительный чмок.       Но Сенку их не слушал.       — Если знали вы, то… – факты быстро складывались в общую картину. – Вот почему Лиллиан…       — Лиллиан? Что эта бестия натворила?       — Она… Отдала Гену ключи от моей квартиры.       Взрыв произошёл тогда, когда его уже никто не ожидал. Ксено с характерным «пффф» выплюнул кофе и закашлялся, а Стенли выдал невероятно громкий для уровня его флегматичной экспрессии крик чайки.       — Е… Ещё, кха-кха, раз, – глухой звук стучания по спине, – что Вайнберг сделала?! У Асагири были ключи?! Ты живёшь с ним?!       — Дорогой, вытрись, – сквозь смех потребовал Стенли. – И гони мою сотку обратно. Я же говорил, что они съедутся в течение месяца.       — Мы не съехались!       — Они не съехались!       — Верь этому порею больше. Давай-давай, где мои сто баксов?       — У нас общий бюджет! Сам забери!       — Нет, хочу видеть, как тебя корёжит.       — Да подавись! – шуршащая бумажка совершила круговорот в природе.       — И ещё сотку.       — А это-то за что?!       — За первый спор.       — Секса не было! – в один голос крикнули Ксено и Сенку.       — Не было, так будет. Либо был, но кто-то об этом умалчивает.       — До свидания.       — А ну стоять!       Говорят, исполнение приказа в армии зависит от силы голоса. Стенли, похоже, овладел этим искусством в совершенстве, потому что первой реакцией Сенку стало постыдное секундное оцепенение и только затем:       — Иди нахуй, Шнайдер!       — Нет, ты только послушай. Поцеловался три недели назад, а уже шлёт меня нахуй, как ты, Ксено.       — Ты сейчас пытаешься сказать, что я плохой пример?       — Нет, дорогой, просто идеальный.       Сенку взвыл.       — Хватит страдать, – шикнул Ксено, – выкладывай. Лиллиан отдала ключи Гену и?       — Я вернулся из Америки, вхожу домой, а там он.       — Надеюсь, не в костюме горничной? – явно желая услышать положительный ответ, спросил Стенли.       — Нет. Но лучше бы был в нём, чем со сковородкой карри на моей кухне!       — О, он решил добиться твоего сердца через желудок? Умно.       — Эм, что? – абсолютно не понял выражения Сенку.       — Забей. И не отвлекайся. Что дальше?       — Я разрешил ему остаться до защиты гранта.       — Окей. А потом?       — А потом… Потом…       Объяснять, как Ген пробрался в постель и каким образом они оба дошли до пельменей с поножовщиной, пришлось дольше, чем Сенку рассчитывал. Во многом из-за того, что Ксено и Стенли каждые пять секунд требовали сделать паузу «на оторжаться», а как только успокаивались, начинали издавать звуки свиней снова. Знал бы Сенку, во что разговор выльется, не начинал бы.       Хорошо. Он знал, чем всё кончится, с самого начала.       Просто выбора особо не было.       — Ты… Кхм… Испробовал три вида замков, – с трудом сдерживая смех, выдавил из себя Ксено, – а гермо… – его голос дрогнул. – Гермо… Уху-ху… Дверь ты ещё поставить не додумался?       — Нет, Ксено! Ты что! Это слишком просто! – снайперская выдержка Стенли тоже трещала по швам. – Он придумал вариант получше!       — Ты прав! Асагири явно не хватало железа в крови! Отличное решение, Сенку!       Сенку лежал на кровати, закрыв глаза и медленно дыша. Он уже давно поставил телефон на громкую связь, ожидая, когда эти пидоры в законе закончат свой стендап. Прошло четыреста восемьдесят пять секунд.       — Нет-нет! Я придумал! Надо было капкан на входе поставить!       — Точно! Аха-ха-ха!!! И лазерные ловушки!       Четыреста восемьдесят семь.       — Слушай, Сен, а где Ген?       — Без понятия, – впервые за восемь минут подал голос Сенку, так и не открывая глаз.       — В смысле?       — На следующий день он ушёл.       — Серьёзно?       — Нет, блин, прикалываюсь. Устроил вам тут шоу комиков. Не видно, что ли?       — Видно! А сам-то ты сейчас где?       — Дома.       — У тебя выходной?       — Да.       — Отлично. Значит, можно смеяться дальше!       Четыреста девяносто два, четыреста девяносто три…       — А вы продолжаете вместе работать? – спустя ещё несколько минут поинтересовался Ксено.       — Да.       — То есть вы делаете вид, будто ничего и не было?       — Я… Не знаю. Нет. Всё изменилось. Чёрт, – собирать мысли в кучу оказалось тяжело. – Всё очень сильно изменилось. И я не понимаю, что делать.       — Подробнее.       — Он будто избегает меня. Выглядит как обычно, работает как обычно… Но я буквально не могу его поймать! Мне надо было тогда с ним поговорить, он же такой болтун, а я… Не смог ему ничего сказать. Просто смотрел, как он собирает вещи и уходит. Я думал, он будет зол. Я думал… Думал, что смогу… Да блядь!       — Ещё раз, – голос Ксено потерял нотки веселья, – он ушёл, вы продолжаете свои научные дела, но при этом разговаривать вне рабочего контекста с тобой он не хочет?       — Видимо, да.       — Но, говоришь, агрессии он не проявляет?       — Нет.       — Ксено, это же Сенку, он пассивную агрессию от вежливого приветствия не отличит, – осадил Стенли. – С другой стороны, Ген не из тех людей, кто будет использовать столь низкие приёмы… Но и не из тех, кто будет избегать разговора. Он что, просто молча ушёл?       — Нет. Он… Извинялся. Много извинялся.       — А ты? – спросил Ксено.       — Я молчал.       — Вообще ничего ему не сказал?       — Нет.       Ответное молчание в трубке заставило бессознательно напрячь мышцы в ожидании неизвестного.       — Поздравляю. Ген думает, что ты его ненавидишь, – заключил Ксено.       — И он боится услышать это снова, – согласился Стенли. – Ты очень чётко, буквально остриём ножа очертил собственные границы, показав, насколько не заинтересован в его компании. И не вышел на контакт, когда он просил прощения. Ты убил его с двух сторон. Очень эффективно. Молодец. Всегда мечтал отомстить этой занозе в заднице лично, но ты сделал это просто… Элегантно! Ксено, твой ученик действительно уникум.       — Подмазываешься, Шнайдер? Чего ты хочешь?       — Ничего, я уже давно всё получил…       — Прошу, хватит, – взмолился Сенку. – Тошнит от вас.       — Тошнит меня от тебя, мелкий. Раскачали как идиота. Ты клялся мне, что никогда не заведёшь отношений, что не веришь в любовь и не хочешь повторять ошибок этого мира, а тут какой-то болтолог развёл тебя на эмоции за… Сколько месяцев вы знакомы?       — Четыре. И два дня.       — Четыре! Причём поцеловал ты его вообще почти месяц назад, а когда стрелочка повернулась — так одному дьяволу известно.       — Пятого июня.       — Что?       — Я увидел первый... Сон с Геном в ночь с четвёртое на пятое июня.       Ближайшие пять минут Сенку снова слушал визг гиен, жрущих свиней под аккомпанемент чаек.       — Это!.. Это!.. Это великолепно, Стенли! Великолепно! Это лучшее, что я слышал в своей жизни!       — У меня чувство, будто мне скормили сопливый фанфик с дешёвой порнухой и серой моралью, Ксено! Где здесь поставить лайк?!       — Если вы закончили, я хотел бы послушать что-нибудь более конструктивное, – голос Сенку звучал безжизненно. Его уже ничего не волновало. Он рассказал всё. Будут смеяться дальше — хорошо. Продолжайте. Только дайте хоть какую-то определённость в будущем.       — Неее, тут конструктивное не поможет! – Ксено чуть ли не булькал от смеха. – Тут проще застрелиться!       — Кстати, могу устроить, – предложил помощь Стенли.       — Если это единственный выход, то я согласен.       — И что? Неужели бросишь свой элегантный грант?       Сенку даже не задумался.       — Да. Сейчас мне плевать на всё. На десять миллиардов процентов.       Наконец Ксено произвёл на свет что-то кроме неадекватного смеха доктора зло. Кажется, этот звук можно было отнести к разряду «удивление».       — Серьёзно? Ты даже исследование не хочешь закончить?       — Я его не сделаю в таком состоянии. Оставлю наработки Гену и Хрому. Разберутся.       — Ого. Невероятно.       Что там невероятного, Сенку знать не хотел. Он методично считал время, хватаясь за его бег, как за спасительную соломинку. Это единственное, что держало в моменте, не давая сойти с ума.       И если ему сейчас не дадут план действий. Лишат последней надежды…       — Вам надо поговорить. И тебе надо признаться.       — Я знаю.       Ничего нового.       — Пойду, куплю билет до Хьюстона. Стенли, убей меня из чего-нибудь, чтобы раз и навсегда.       — Подожди, не так быстро, – остановил упадничество Ксено. – От несчастной любви надо не кончать жизнь самоубийством, а делать научные открытия. Наша задача придумать, как поймать Асагири, верно?       — Верно. Но я абсолютно не представляю, как. Если бы я хоть немного осознавал его… Мотивы, – Сенку устало потёр глаза.       — Повтори. Чего ты у него там не осознаёшь?       — Причин поведения. Его эмоции, мысли, триггеры…       — Ого! Ты ещё скажи, что научился вставать на позицию другого человека!       — Если бы я правда мог, мы бы сейчас не разговаривали.       На том конце уважительно хмыкнули.       — Эмоции, влюблённость, звонок с завуалированной просьбой о помощи… Даже «спасибо» сказал! Это точно ты, Сенку? Если тебя сожрал монстр, подай знак.       — Отвали, старик.       — А, нет, не сожрал. И сам заткнись, мелочь.       — Я же говорил, что Асагири гений! Ублюдок, но гений! – крикнул Стенли откуда-то издалека. – Ксе, тебе сколько ложек сахара?       — Ноль. И сделай покрепче. Тут задача посложнее калибровки твоего вооружения.       — А, вот чего вы не спите, опять у Стена коллиматор поехал?       Ксено почему-то прыснул.       — Да, снайперская техника крайне капризна. Но ты не отвлекайся. Давай, соображай, у Асагири есть близкие? Друзья?       В памяти всплыли образы двух блондинок.       — Коллеги, ученики… – поделился сомнениями Сенку. – Но друзья ли они? Про родственников вообще ничего не знаю, кроме того, что у него есть дядя, к которому он переехал в двенадцать. А почему ты спрашиваешь?       — Друзья могут дать информацию, которой ты не располагаешь. О, зачем далеко ходить? Стенли, ты же давно Асагири знаешь, расскажешь что-нибудь?       — Да он, на самом деле, скрытный парень, – голос уже прозвучал рядом с микрофоном, и тут же послышался стук чашек о стол. – Я, например, только месяц назад узнал, что у него крыша течёт.       — А это было не очевидно? – глотнул кофе Ксено.       — То, что он больной, я понял с первой встречи, но насколько — только после миссии в школе. Спустя… Пять лет. Мда, надо было его всё-таки прикончить под шумок там, в Кройцберге. А, кстати, у него же есть лучший друг. Ну тот, который чемпион Японии по современному пятиборью. Ши… Шишио. Да. Цукаса Шишио, точно. Талантливый парень. Ген же от него в Германию сбежал, когда втюрился.       — А говорил, ничего не знаешь! Молодец, Стен!       В горле сжался неприятный комок. Шишио. Сенку совсем забыл про того огромного двухметрового парня с широкими плечами и заносчивым взглядом. И если Ген был в него влюблён… Это многое объясняло. Ведь именно Цукаса был тем, кто знал, что Гену нельзя давать алкоголь, он же был тем, кто чуть не прибил за это Хрома, и тем, кто обещал свернуть шею Сенку, если он ещё хотя бы раз оступится.       А он оступился.       — Я не пойду к Шишио.       — А у тебя есть другие варианты?       Сенку вымученно застонал.       — Ну вот и я о том же, – подытожил Ксено. – Я так понимаю, ты с ним уже знаком?       — Да. Виделись несколько раз. И лучше бы не встречались.       — Неужели я слышу ревность? Фу, Сенку, какое низкое чувство!       — Ч-что?! Нет!       — Точно она, – подтвердил Стенли, – смотри, как отнекивается.       — Да почему?!       — Это вопрос к тебе, а не к нам. Но не волнуйся, каждый уважающий себя Ишигами должен пройти через злого бывшего. Бьякуя Лиллиан тоже у Ди Каприо отбивал.       — Злого… Да вы, блядь, о чём?!       — Посмотри Скотта Пилигрима, поможет подготовиться. Главное запомни, если он веган и стреляет лазерами из глаз, дай обычное молоко. Но если не прокатит, тогда придётся искать эрогенную зону под коленями.       — И не смей петь серенады под окном. Это не работает!       Сенку почувствовал такую тоску и безысходность, что ничего лучше, кроме как нащупать подушку и громко в неё заорать, не придумал.       — Ты закончил? – участливо поинтересовался Ксено спустя минуту.       — Нет, – оторвался Сенку, переводя дух, – дайте мне ещё пятнадцать секунд.       — Хорошо.       — Сукааа!..       Задушенный рёв продолжался заявленные пятнадцать секунд.       — Хорошо. С первой задачей худо-бедно разобрались, – зевнул Ксено.       — Нет, подожди, а что мне делать, когда я встречусь с Шишио?       — Не знаю. Развесели его. Расскажи, как вы с Асагири ухаживали друг за другом, разыграй сцены с пистолетом и ножом в лицах, гёдза накорми…       — Ты же сейчас прикалываешься, да? – действительно не очень уверенный в чувстве юмора учителя, спросил Сенку.       — Конечно нет!       — Да, Сен, он прикалывается, – поспешил на выручку Стенли. – Убеди Шишио, что ты не хочешь делать Гену больно. И вообще не удивлюсь, если он уже всё знает. Правда, на его месте я бы тебя прибил, но шансы выжить есть. С тобой тоже не очень дипломатично обходились.       — Эй, не помогай ему, пусть сам учится с людьми общаться. И давайте уже закругляться: шесть утра. У меня совещание в восемь.       — В воскресенье? – не поверил Сенку.       — И с каких это пор тебя удивляет подобное?       — С тех пор, как весь мир перешёл на систему пять через два? Люди вечно ноют, что им надо отдыхать.       — Не волнуйся, Сенку, совещание назначил Ксено.       — А. Всё. Вопросов больше нет.       Ксено опять выдал смех злого гения. У него действительно была теория, что подчинённым нельзя забывать о работе даже в выходные, иначе память перезагрузится, актуальные задачи сбросятся и в понедельник весь отдел будет раскачиваться дольше, чем надо. А в космических делах медлить нельзя.       — Возвращаясь к проблеме номер два, – опять крайне заразно зевнул Ксено. Сенку тоже не сдержался. – Неужели вы никогда не остаётесь одни?       — Под вечер, в лаборатории. Но мы работаем. И как только я пытаюсь завести разговор о чём-то другом, он сразу же увиливает.       — Да, менталист его уровня должен чуять смену темы за версту, его так просто не возьмёшь, – задумался Ксено. – А если силой заставить остаться?       — Ты серьёзно? – одёрнул Стенли. – Да Асагири для Сенку непосильная ноша. Он же разрядник.       — Кто?       — У него спортивный разряд, забыл по какой дисциплине, но точно по бегу.       — Вот тварь! – Сенку осознал, почему Гену так легко давались издевательства по утрам в парке.       — Ну и что? – не впечатлился Ксено. – Когда я говорил заставить его «силой», то имел в виду не только физический аспект. Будь он хоть трижды олимпийским чемпионом, наверняка есть способ поймать его в ситуацию, выход из которой будет только через разговор. Или через окно.       — Через окно… – машинально повторил Сенку. И тут же вскочил – Точно!       — Ты что-то понял?       — Я знаю, как поймать Асагири!       — И что же это за способ?       Но Сенку уже сбросил звонок.

***

      Ещё одно лето закончилось.       В солнечных пятнах на полу танцевали тени вихрей горячего воздуха, но Цукаса знал: сезон дождей близко. Погода предсказуема. За сентябрём будет октябрь, за октябрём ноябрь… День рождения императора, Новый год, Сецубун… Эти вещи не должны меняться. Меняться должны люди.       — Я скучаю, Мирай. И чтобы ты не скучала тоже, принёс немного новостей.       Она, как и всегда, лежала, обмотанная проводами, как лианами, и, казалось, даже не дышала. Всё за неё делала бездушная техника, сохраняя душу в том, что нельзя было починить, как машину.       — Сегодня седьмое сентября, на улице двадцать семь градусов, солнечно, на небе ни облачка. Жарко жутко, пришлось аж лишний литр воды на тренировке выпить. Хорошо, что у тебя тут кондиционер.       Цукаса быстро посмотрел на показатели аппарата жизнеобеспечения, будто они могли сказать, действительно ли Мирай комфортно.       Сердце билось, и на том спасибо.       — Из общих новостей: в нашем зоопарке родился малыш панды. Все очень ждали его, ты же знаешь, панды в неволе плохо размножаются, но всё хорошо. Малыш родился большим и здоровым, на фотографиях не отлипает от мамы. Помнишь, ты любила присосаться к папиной ноге, чтобы он так с тобой и ходил? Вот один в один!       И снова робкий взгляд на дисплей.       Без изменений. Уже пять лет.       — У меня скоро новый виток сборов. Не знаю, смогу ли отобраться на олимпиаду в следующем году, нормативы конские. Особенно по конкуру. Да, глупый каламбур, я знаю. Не мог не пошутить. Тренер вроде хвалит, спонсоры готовы финансировать, но я чувствую, что застрял, вышел на плато. Может, правда, большой спорт не моё?       Идеи бросить всё посещали Цукасу в последнее время особенно часто.       — Помнишь, я рассказывал про Кохаку-чан? Девушку из лабы Гена. Она… Замечательная. Правда. Умная, красивая… Очень сильная! Я серьёзно. Она поднимает центнер на становой тяге! Невероятная женщина! А выглядит такой хрупкой, будто дунешь — и сломается пополам.       Цукаса задумчиво пожевал губу.       — Думаю, я предложу ей серьёзные отношения. Ой, да хватит ржать! Да, я знаю, у меня провал по этой части, но... Кажется, я дорос. Правда. С ней хорошо. Ей не важно, что я известный спортсмен, и ей действительно интересно то, чем я занимаюсь.       Улыбаться по сути не для кого, но от чего-то очень хотелось.       — Я вас познакомлю. Тебе она понравится. Когда проснёшься, вам будет о чём поговорить. Она такая же оторва, как и ты.       Цукаса улыбнулся шире и тихо засмеялся, вспомнив случай в лаборатории. Жутко захотелось повторить шалость. На этот раз специально. А ведь они правда пришли ради эксперимента, но, знаете, как бывает, сначала девушка предлагает зайти на парочку методик — и вот у вас страстный секс прямо на столе её босса. Ген потом смешно причитал, отмывая его антисептиком.       — А у Гена? У него всё хорошо.       Дежурная бессмысленная фраза.       — Ладно. Если честно, у него всё отвратительно, но не волнуйся, правда. У психологов это, вроде как, называется кризисом развития… Справится, короче. Надеюсь. Должен.       Цукаса неуверенно почесал затылок.       — Из него опять дрянь лезет. Сколько не упрашивал, ни в какую не хочет лечиться. Не понимаю, как он умудряется обманывать супервизора? Иногда мне кажется, он даже богов вокруг пальца обведёт, он всегда был тем ещё пи… К-кхм. Дураком. Но как умер его учитель, так вообще берега потерял. А я ведь задницей чувствовал, что предлагать ему алкоголь после похорон плохая идея. Ну, ты помнишь, я рассказывал. Нет-нет, он никого больше не пытался убить, скорее наоборот…       Цукаса что-то прорычал внутрь себя и потёр глаза.       — В двух словах: он влюбился. И, кажется, основательно. Нашёл худшего кандидата на эту роль, но кто я такой, чтобы осуждать? Всего лишь друг, который обязан ему всем тем хорошим, что имею сейчас? Нет, я серьёзно, Ген отличный парень. И будь во мне хоть капля голубизны, забрал бы себе и не отпускал… Святые атлеты, да оно и так звучит невероятно по-гейски!       То ли плакать, то смеяться, Цукаса уже не понимал.       — Короче, Гену крышечку сорвало на этом Ишигами Сенку. Мутный тип. Какой-то задрот лабораторный, но по роже вижу, что всё не так просто. Ох, намучается с ним Ген. Да, я причитаю как бабка. А что мне остаётся?       Маленькая ручка Мирай помещалась в широкой ладони Цукасы раза два, не меньше. Слабая, почти без мышечного и жирового корсета. А ведь физиотерапевт занимался Мирай несколько раз в день, лишь бы хоть как-то удержать давно потерянный тонус.       Цукаса часто думал, что будет, когда Мирай проснётся? Как долго будет проходить реабилитацию? Сколько времени ей понадобится на то, чтобы снова научиться ходить, говорить… Вспомнит ли она вообще его? Есть ли хоть какой-то шанс вернуться к жизни до?       Глупый вопрос. Конечно шанс есть.       — Двадцать второго будет день осеннего равноденствия, схожу к маме и папе. Передам привет. Хотя, может, ты сейчас к ним ближе, чем я… – Цукаса осёкся. – Прости. Я не должен так говорить.       Шанс есть. Шанс всё ещё есть.       С того раза, когда Цукаса чуть не избил врача за намёк на эвтаназию, его стали обходить за версту и даже предложили какую-то экспериментальную программу для лежащих в коме. Пришлось соглашаться. Цукаса не в том положении, чтобы отказываться. Он в принципе не в том положении. Но и жаловаться тоже не то чтобы был повод. Деньги есть, друзья есть, любимое дело есть… Даже девушку нашёл. Прорвётся. Сейчас своё состояние Цукаса оценивал как «лучше, чем когда-либо». Всяко не тот период, когда приходилось подрабатывать на подпольных боях. Ух, влетело ему потом от Гена. А ведь кто бы мог подумать, что когда Ген заявил: «Я сделаю из тебя чемпиона страны за год», — это была не шутка. Тогда казалось, это его глупые уловки и попытки удержать разбитого горем друга на плаву, дать иллюзию надежды и смысл жизни, но, чёрт… Ген сдержал слово. Пришлось, конечно, попотеть и даже несколько месяцев пожить у этого неунывающего дурака, однако факт остаётся фактом.       Три года подряд Цукасе нет равных.       Именно поэтому смотреть, как человек, способный вытащить другого из пучин Ада, сам не справляется со своими проблемами… Было больно.       — Ладно, малышка, я пойду. Сегодня ещё тренер просил заглянуть на чай, наверняка опять будет мозги компостировать своей олимпиадой. Не знаю, что ему сказать. Надо бы соглашаться, но… – ещё одна проверка дисплея — ритм сердца не изменился ни на йоту. – Да, ты права. Если откажусь, потом буду жалеть. Хорошо.       Каждый уход давался с боем. Рядом с Мирай спокойно, а там — за стенами — дела и ответственность, которую абсолютно не хотелось нести.       — Ну ладно, всё. Скоро увидимся.       Быстрый поцелуй в прохладный лоб, несколько секунд, чтобы попрощаться окончательно, и широким шагом на выход. Пока не передумал.       — Скажите, в какой палате лежит Шишио Мирай?       — Вам в шестую, молодой человек.       Глупая причёска, наглый взгляд, телосложение коротышки-задохлика… А этот хрен что здесь забыл?!       Их взгляды пересеклись ровно в тот момент, когда Цукаса хотел уже развернуться и пойти в сторону другого выхода. Собственно говоря, это он и сделал.       — Цукаса!       Валим.       — Стой! – Сенку нагнал Цукасу и беспардонно коснулся плеча, а сам Цукаса прикинул, сколько ему будет стоить содержать ещё одного коматозника.       Дорого.       Проще убить.       — Хотя бы ты не игнорируй меня!       Неожиданная просьба заставила резко остановиться.       — Ауч, – врезался Сенку в спину.       — Либо ты уходишь подобру-поздорову, либо вот эта палата становится твоим домом на ближайший месяц.       — Да насрать. Мне надо с тобой поговорить.       — А мне нет.       — Пожалуйста.       Процеженное сквозь зубы «пожалуйста» звучало настолько жалко, что, произнеси его кто-нибудь другой, Цукаса бы уже сдирал с себя рубашку как супермен и мчался на помощь. Но конкретно данный индивид подобной участи не заслужил.       — Нет.       Цукаса продолжил путь дальше. Сенку рванул следом.       — Это твоя сестра там?       Лестничный пролёт манил своей травмоопасностью. Давай, одно движение, и сельдерей останется без ботвы. Всего одно маленькое, лёгкое движение. Никто не узнает. Скажешь, что поскользнулся.       — Что с ней случилось?       — То же самое, что будет с тобой, если не заткнёшься. Ты выбрал худший способ раскрутить меня на разговор.       — И всё-таки, ещё пару секунд назад ты молчал, а сейчас целое предложение выдал.       Цукаса фыркнул.       — Так что с ней?       Да он, блядь, прикалывается!       На улице было жарко как в бане, но это не помешало Цукасе широким атлетичным шагом направиться по делам. Сенку пыхтел, но не сдавался.       — Ген не хочет со мной разговаривать, почему? Что я сделал не так?       — Ну, может, ты громко храпишь? Или, ну мало ли, ненароком тыкнул в него ножом?       — Ага, значит, знаешь.       — Ген — мой лучший друг. Да, я всё знаю.       — Тогда, будь добр, расскажи и мне то «всё», что не знаю я.       — Не вижу причин это делать.       Цукаса прикидывал, будет ли переход на бег признанием своеобразного поражения, но не успел обмозговать эту мысль, как Сенку крикнул:       — Он мне важен!       А вот это уже интересно.       — В каком смысле «важен»? – Цукаса впервые за всё время повернулся к Сенку. Сенку же, наконец догнав, упёрся руками в колени и тяжело задышал.       — Во… Хах… Всех. Во всех смыслах.       — О, нет, мне нужно точное определение.       — Да что б я знал, как вы… Фуф… Глупые люди, это определяете.       — За «глупых людей» рискуешь отхватить по морде.       — Я уже говорил, плевать. Ген мне нужен. Скажи, что я сделал не так, и я отстану.       — Нужен, говоришь? А кто тебе на самом деле «нужен»? Покорный научный раб? Многофункциональная умная игрушка? Или, может, любовник? – Цукаса с удовольствием отметил, как с каждым словом глаза Сенку становились шире.       — Человек. Ген нужен мне целиком.       Цукаса недобро оскалился.       — А ты, оказывается, жутко жадный.       — Если я правильно понял концепт любви, то это обоюдная жадность, – Сенку выглядел как человек, потративший невероятное количество интеллектуальных сил, чтобы разобраться в вопросе.       — Ого, надо же, «любовь». Какое красивое слово. Не рановато ли для него?       Сенку покраснел. Цукаса это отметил.       — С какого рожна я сейчас должен бросить всё и бежать тебе помогать, когда из-за тебя же мой друг оказывается в больнице, а потом спустя несколько недель рассказывает офигительную историю, где некто по имени Ишигами Сенку сначала целует его, а потом тычет в грудь ножом?       — А про тайное оккупирование моей квартиры и попытки забраться в постель там ничего не было?       — Было.       — Ну и что думаешь?       — Думаю, вы оба идиоты.       — Так помоги нам исправить это!       — Я что, похож на семейного терапевта?       — Нет.       — Тогда фиг ли?       Цукаса ответ на вопрос знал.       Но знал ли его Сенку?       — Ген… Сказал, что я ему нравлюсь. И сейчас… Я чувствую… Чёрт. Как глупо. Мы абсолютно разные, мы будто из параллельных вселенных. Мы не должны были встретиться! Но, чёрт побери, мы это сделали! – скривился Сенку, словно ему скормили килограмм лимонов. – И вот я здесь, потому что надо что-то делать дальше, а я без понятия «что». Кажется, каждое моё действие ломает мир ещё сильнее. Я ошибка. Вектор из чужой системы координат... Мне нужен конвертер. Хороший алгоритм. Иначе… Я себе не доверяю.       — И каков твой идеальный план?       — Понять, где я напортачил. Сделать выводы. И докричаться до Асагири.       В карих глазах плескалась паника.       — Я помогу. – Сенку просиял. – Но при одном условии, – и тут же сник. – Убеди меня, что твои чувства реальны.       — И как это сделать?       — Ну уж придумай. Это не я тут доктор наук.       Тяжело.       Было видно, как Сенку тяжело.       — У меня из инструментов только слова и действия, – задумался он. – Действия уже совершены: я пришёл к тебе. Ты меня бесишь, но я всё равно рискнул.       — Да, я бы твою голову тоже обо что-нибудь приложил.       — Прекрасно. Цени мои усилия.       — Не дождёшься.       Оба натянули недружелюбные улыбки.       — А насчёт слов… Словами я могу описать только то, что ощущаю. И у меня с этим проблемы.       Цукаса развёл руками с видом «мне насрать».        — Ладно. Короче. Я не чувствую смысла, если Гена нет. Мир живёт, но мне больше не интересно. А если не интересно, то… То и жить незачем. Аргх, – Сенку взлохматил и без того непослушную причёску, – я замкнулся.       — Асагири тебе не клоун, чтобы развлекать.       — Давай будем честны, он тот ещё клоун.       — Хорошо, подловил.       — Но я никогда не видел, чтобы клоуны спасали чужие жизни.       — О да, Ген бешеный, – кивнул Цукаса, не сдержав улыбки, однако тут же вернул себе хмурое выражение. – Но знаешь, что мне не нравится? Это твоё вечное «я». «Я хочу». «Я чувствую». Я-я-я. Эгоистично, не находишь?       — Вот именно об этом я и говорю, когда прошу дать мне конвертер! У меня есть только это дурацкое сознание и это дурацкое тело, а они мне нахрен не нужны! Дай мне другую перспективу! Я устал от себя и от того, что не могу понять Гена!       Твёрдая стойка, сжатые кулаки и воля в глазах.       Подобная целеустремлённость подкупала.       — Ладно.       — Ты правда?..       — Да. Помогу. Но помнишь, я предупреждал, если с Асагири что-то случится, ты труп? – Сенку поморщился, как если бы мимо пролетел комар. – Предупреждал, – продолжил гнуть свою линию Цукаса. – И если ты действительно готов быть с Геном, игра усложняется. Я закрою глаза на то, что произошло у вас недавно, будем считать это случайным превышением допустимой обороны. Притиркой. Но дальше может быть хуже. Хотя нет. Мы же говорим про Асагири. Оно будет хуже.       — Да уж куда хуже?       — Поверь мне, есть куда. Тебе придётся бороться с умным, жестоким и плохо контролирующим свои желания ребёнком. И лично я пока не вижу ни одной хорошей концовки в этой сказке.       — Ненавижу хэппи-энды.       — Ну надо же.       Точка невозврата пройдена.       Ставки сделаны.       — Хороший ответ.       Ставок больше нет.

***

      Вы знали, что смертельная доза воды в организме — семь литров? Ген тоже не хотел это знать. Воды сегодня в принципе было чересчур. И в работах студентов, и за окном. Прав был Цукаса, сезон дождей близко.       — Рури, не хочу тебя пугать, но, кажется, я видел ковчег, – стряхивая воду с пальто и зонта, поприветствовал Ген.       Он не собирался сегодня заглядывать в кабинет, однако внезапный звонок от обеспокоенной Рури, просящей встретиться с давно забытым клиентом, заставил внести коррективы. Получать острые запросы от тех, кого уж год как отпустил с терапии в вольную жизнь, немного странно, но всякое может случиться. Никто не застрахован.       — А, док, вы уже здесь? – встрепенулась Рури, убирая телефон в карман.       — Решил прийти пораньше. Ты сказала, ситуация срочная, а все старые дела тут лежат. Надо вспомнить, что там у Миямото-сана было. Хоть убей, ничего, кроме истории про соседского хомяка, не помню, – Рури улыбнулась. Вышло натужно. – Эй, ты чего? Что-то случилось.       — Нет-нет, просто… – он дал ей время придумать оправдание. – Просто погодой придавило, так внезапно полило. Уже третий день без продыха, солнца не хватает.       Внутренняя интуиция подсказывала, что дело тут явно не в отсутствии нужной концентрации фотонов.       — Да, солнца не хватает… – Ген открыл дверь кабинета. – И с каждым днём его будет становиться всё меньше. Ладно, пойду, пороюсь в архиве, освежу память, пока Миямото-сан не пришёл. Хрому привет.       — Как вы узнали?!       — Так резво прячут телефон либо когда общаются с парнем, либо когда смотрят порнографию. Что, в принципе, суть одного и того же.       — Ничего от вас не скрыть, босс!       — А то! Кстати, – Ген уже почти нырнул в комнату, но тут же резко выглянул. Рури почему-то вздрогнула. – Могла и не подрываться. Тем более Хром, наверно, будет рад тебя видеть. Сегодня всего один клиент — справлюсь.       — Н-нет, мне тоже интересно, что там у Миямото-сана случилось.       — Дух сующего во всё нос терапевта проснулся?       — Стараюсь брать с вас пример.       — Далеко пойдёшь.       — Уж, надеюсь, дальше вас.       Смеялся Ген уже за закрытой дверью.

***

      Стук капель о стекло, шелест бумаги и ровный ряд букв убаюкивали. Жизнь медленно втекала в привычное русло. Работа, сон, работа — ничего лишнего. И конечно же Ген не думал каждую свободную минуту о... Нет. Ничего подобного. Он полностью контролировал свои мысли, действия и чувства. И не важно, что тоска в душе разрослась до размеров чёрной дыры: хоть зубы без анестезии выдирай, Ген бы всё равно не почувствовал. Полнейший душевный паралич. И с каждым днём онемение на кончиках пальцев поднималось выше, норовя уже доползти до локтей. Даже размазанный акварелью мир за окном казался картиной Моне, но никак не реальным сентябрьским ливнем.       Интересно, что он сейчас делает?..       Постучали.       — Да, входите! – крикнул Ген, не отходя от шкафа с делами и уткнувшись в папку, судорожно выхватывая глазами информацию. Быстрая внутренняя затрещина — соберись!       Дверь тихонько отворилась.       — Миямото-сан, вы меня так больше не пуга…       Вошедший даже не поздоровался. Только закрыл дверь, прошёл к креслу и сел.       Пальцы в замке, нога на ногу, твёрдый взгляд.       — Нам надо поговорить.       За дверью раздался характерный стук приставленного стула.       Возможно, впервые за всю жизнь внутренний этический комитет Гена растерялся.