Шум дождя усилился.
Ген застыл.
У него не было повода не верить глазам, но руки сами непроизвольно вцепились в бумаги. Пальцы задеревенели.
В голове опустело.
Спустя несколько секунд Ген вспомнил, что организму всё-таки нужен кислород.
Предательски шумный вдох спрятался за хлопком папки.
Хорошо. На войне как на войне.
— Я так понимаю, шансов сбежать отсюда живым у меня нет? – усмехнулся Ген, спрятав дело в шкаф. Он нарочито медленно подошёл к своему креслу, кладя руку на спинку. Прямая осанка — хорошая мина при плохой игре.
— Можешь попробовать через окно. Правда я четыре месяца назад не рискнул.
— Ох, ты наверно всё просчитал, Сенку-чан?
— Четыре тысячи четыреста десять килоджоуля твой череп может и не выдержать.
Ген быстро прикинул формулу кинетической энергии.
— Эй! Ты решил, что я вешу больше семидесяти килограмм? Отвратительно! Сегодня утром я весил шестьдесят девять!
— Хорошо, четыре тысячи пятьдесят семь килоджоулей и асфальт ждут.
Ген недоверчиво поднял бровь, а затем изящно сел в кресло, повторив строгую позу Сенку. Ногу на ногу, пальцы в замок, непроницаемый взгляд — ну давай поговорим.
— Чем обязан?
— Почему ты избегаешь меня?
— Знаешь, когда Гёте спрашивали о чем-то важном, он просил уточнить: вас интересует мнение тайного советника или поэта Гёте?
Сенку продолжал безэмоционально смотреть на Гена.
— Разумеется, никакого раскола внутри этой цельнейшей личности не существовало. Просто мудрый Гёте хорошо понимал, что спрашивая про одно, люди хотят узнать порой совершенно разное…
— Почему. Ты. Меня. Избегаешь. Я жду ответа, Асагири.
Ген поморщился. Слишком прямолинейно. Фу.
— А какой ответ ты хочешь получить, Сенку-чан?
— Честный.
— Понятие правды крайне растяжимо…
— Последняя попытка.
— А что иначе?
— Узнаешь.
После таких заявлений не полезть на рожон стало бы большим упущением.
— Я не избегаю тебя, – повёл по ложному следу Ген. – Я веду себя, как и положено коллегам: мы работаем, пересекаемся в урочное время и держим контакт по переписке.
— Ещё несколько недель назад твоё поведение было другим.
— Это была ошибка. Больше я тебя не побеспокою.
— И как ты собираешься быть со мной в отношениях, не беспокоя?
Пальцы в замке слились в судорожный монолит, ни один мускул не дрогнул на лице.
— Мы никогда не были в отношениях. Это тоже ошибка.
Сталь в голосе разрезала пространство.
— Ну что, мы решили все несостыковки, Сенку-чан? Если да, можешь уходить. Встретимся завтра на работе.
Сенку не шелохнулся.
— В узком смысле слова, ты прав, Асагири. Отношений у нас не было.
— Я рад, что ты это понял.
— Но это не значит, что их не может быть, – кончики губ нервно дрогнули ещё до того, как Ген успел проанализировать ситуацию в поисках лучшей реакции, однако Сенку не дал времени, – ведь я тебе всё ещё нравлюсь.
Утверждение, требующее ответа.
Низкий приём.
— Нет. Ты мне не нравишься.
Сказать подобное было проще, чем казалось. Врать, так откровенно, так жестоко… Скатываться вниз всегда легко.
— Рури предупреждала, что ты честнейший в мире лжец, но сейчас я вижу перед собой обычного мерзкого и плохо врущего человека. Это разочаровывает. Даю второй шанс, Асагири. Я тебе интересен?
Внутри сжался скользкий ядовитый комок из злобы, вины и страха. И он уже начал разъедать душу.
— Нет.
Сенку поменял ноги.
— Я понял.
Яд просочился в вены, дурманя голову. Ген криво оскалился.
— Разговор окончен, Сенку-чан. Где выход, ты знаешь.
— Не торопись. Мы только начали.
К яду примешалась паника.
— Сколько у тебя сейчас ножей?
— Что?
— Сколько ножей ты прячешь под одеждой в данный момент, Асагири? – грозно повторил Сенку. – Один на левой руке, второй на правой, ещё один за поясом? Три?
— Зачем тебе?..
— Отвечай, – голос пронзил сердце.
— Да. Три.
—
Доставай.
Ген не был готов ощутить на себе значение выражения «разоружить словом» столь ярко. И он не собирался так быстро сдаваться… Однако руки сами начали выполнять привычные действия.
Первый нож беззвучно материализовался из воздуха. Через мгновение второй.
— Где третий?
Третье лезвие блеснуло меж пальцев.
— А теперь отдай мне.
— Подойди и забери.
Сенку встал.
Чтобы снова сесть обратно.
Он даже не обернулся, когда три холодные молнии пронеслись мимо его лица, глухо втыкаясь в стену за спиной.
— Доволен?
Не я один могу чертить здесь границы. Уходи.
— Почти. Разряди пистолет. Только не в воздух, я ещё с того раза оглох. И, помнится, у тебя есть спицы, их тоже отдай.
— Зачем?
— Этот вопрос надо было задавать раньше. Выполняй.
Становилось… Интересно.
Ген подчинился.
— Что дальше? – пренебрежительно полюбопытствовал он, когда весь джентльменский набор оказался на журнальном столике.
— Продолжим.
— Что продолжим?
— Всё то же. Почему ты меня избегаешь? И будь аккуратен, это третий раз, когда я задаю вопрос.
Молчание — лучший способ выйти из ситуации.
По крайней мере, так думал Ген.
— Твой выбор, Асагири.
За окном стемнело, только буря продолжала выть, просачиваясь в щели. Тени в комнате обрели контрастную чёткость под светом ламп.
Мурашки забегали по позвоночнику.
— Знаешь, – внезапно начал Сенку, – я не силён в подобном, но… Я расскажу тебе сказку.
Ген вонзил ногти в обивку подлокотников.
Опасно.
Чем лучше учёный, тем больше его сказки похожи на правду.
— Жил-был… Мальчик. – Сенку сделал паузу, нахмурившись. Кажется, он собирался с мыслями. – Мальчик был умным, всё схватывал на лету и уже с детства показывал большие успехи. Особенно в естественных науках. Он даже читал учебники старших классов: хлебом не корми, дай поучиться или решить парочку задач. Школьная физика казалась ему проще бутерброда, химия так вообще не вызывала умственного напряжения — всё ему было легко и понятно. Но особенно он мечтал изучать другие планеты. Чтобы потом общаться с инопланетянами. Он ждал, когда в школе наконец появятся уроки по нормальным предметам, а мама с папой отведут в планетарий.
В горле пересохло. Жутко хотелось сглотнуть.
— А дальше? – голос Гена звучал будто со стороны. – Что было дальше?
— Мальчик умер.
Онемение доползло до плеч — в груди залёг камень.
Ни вдохнуть.
Ни выдохнуть.
— Его убили. Восьмого июня две тысячи восьмого года в Акихабаре. Вместе со всей семьёй.
Мерзкий ледяной кирпич провалился вниз, утаскивая внутренние органы и последние остатки крови в голове.
— Интересно. И где же он похоронен? – Ген почти не слышал себя.
— Вот здесь. Прямо передо мной.
Ген откинул голову на изголовье, уставив стеклянный взгляд в потолок.
— Смешно, – обречённое сипение растворилось в приглушённом шуме непогоды.
— Нет, Ген. Не смешно.
Хотелось умереть. Закончить начатое.
Послышался шорох и скрип кресла. Ген надеялся, что теперь-то Сенку уйдёт. Оставит его в покое. Прекратит мучить…
Как на глаза легла тёплая ладонь.
Почти обжигающая.
— А знаешь, что было дальше?
Ген знал.
Конечно, Ген знал.
— Мёртвый мальчик заключил сделку с Дьяволом.
Шёпот Сенку, пугающая темнота, горячее касание…
— Сенку, хватит, это просто…
— Я знаю, диссоциативное расстройство на фоне ПТСР. Я заметил, что психологи часто придумывают умные слова, чтобы переспорить других. Но пока что ты переспорил только себя. Успокойся. Тебе не нужно больше бороться за собственную жизнь.
Обжигающий жар тяжёлой волной стекал по лицу, сдерживая полную власть онемения над телом.
— Прошу, – каждое слово давалось с боем, – не разговаривай со мной… Так.
— Как?
— Будто тебе… Не всё равно.
— А мне не всё равно.
Это не то, во что было легко поверить.
— Ты не будешь со мной. Я сломан и не способен жить с людьми. Ты видел это собственными глазами.
— Вот, значит, какова истинная причина твоего побега?
— Сенку, я чуть не изнасиловал тебя в обсерватории, я проник в твой дом, я…
Ген дёрнулся, когда вторая ладонь аккуратно накрыла рот.
— Тише. Сказка ещё не рассказана.
Силы кончились.
— По контракту с Дьяволом мёртвому мальчику позволили существовать, но в обмен он получил ночные кошмары и паническую боязнь ножей. И если кошмары преследовали во сне, то любые острые предметы превратились в фобию наяву.
Ген сжал зубы.
Пожалуйста, хватит.
Больно.
— Однако мальчик очень хотел жить, поэтому… Он начал играть. Изображать из себя живого. Верно? – Сенку убрал руку со рта, но Ген только еле заметно кивнул. – Я так и думал, – рука вернулась обратно. – И мальчик так привык играть, контролировать каждый свой шаг, что лучше него в этом никого не было. Он начал расти, превращать страхи в силу, а затем его талант заметили, и вот он уже ведёт переговоры в самых опасных точках. Потому что ему нечего терять. Он свободен в своей смерти.
Жар пропал. Сенку убрал ладони.
— Чёрт, как глупо. Нет у меня таланта рассказывать сказки.
Только сейчас Ген понял, что Сенку стоял сзади, за креслом.
— Знаешь, Ксено всегда говорил, что по-настоящему оценить исследование можно только после его завершения, но… Именно конец я и не могу придумать. Мне не нравится жить в выдумках. Я устал от лжи. Я хочу говорить только правду.
Ген боялся открыть глаза, чувствуя, как остывает. Как теряет что-то невероятно важное с каждой крупицей тепла.
— В тот день, когда я увидел тебя, выходящего из школы… Мне стало страшно. Кажется, тогда я испугался собственного же страха, – Сенку грустно усмехнулся. – Удивительная рекурсия. Но сейчас мне хватает мозгов понимать причины происходящего. Потому что… Я всё-таки влюбился в того мальчика.
Сердце сделало глухой удар, застряв в горле. Ген распахнул глаза.
— Но мальчик… Мёртв, – одними губами прошептал он.
— Я знаю. А ещё я знаю, что в глупых сказках герои оживают после поцелуев.
Сенку пахнет химикатами и цитрусовым гелем для душа.
У него смешные прядки, которые щекочут кожу.
А его губы плавят душу.
— Сдаюсь, – ухмыльнулся Ген, когда Сенку отстранился. – Я обезоружен. Ты выиграл.
— Мы не соревновались, Асагири, – спокойный ответ не сочетался с пунцовыми щеками. – Теперь мы оба несём ответственность за происходящее.
— Поэтому я и проиграл.
— Ты необучаем.
Кажется, следующий поцелуй был призван просто заткнуть глупого менталиста.
— Целуешься ты так же, как и рассказываешь сказки.
— Так плохо?
— Нет. Так же мало.
— Хочешь ещё?
— Да.
***
— Ну что там? Ну что там? – ёрзал Хром, пока Кохаку пыталась сосредоточиться, приставив ухо к двери. Тайджу громко сдирал фантик уже с четвёртого шоколадного батончика, Рури обречённо вздыхала, и только Цукаса спокойно облокотился на стену, сложив руки на груди и прикрыв глаза.
— А ну все заткнитесь!
Хром задержал дыхание.
Тайджу начал снимать фантик медленнее.
— Да блядь! – зашипела Кохаку. – Ничего не слышу.
— Полчаса прошло. Может, они уже друг друга убили? – меланхолично зевнул Цукаса.
— Не, док тихо убивать не умеет…
— Сенку тоже без боя не сдастся! – поддержал Тайджу.
— Ай, да к чёрту! Убери свою жопу, Хром-кун, дай я эту убогую табуретку отодвину.
Кохаку аккуратно переставила бедный стул, растолкала тут же набежавших любопытствующих и тихонько приоткрыла дверь.
Чтобы через секунду резко закрыть.
— Ну что там? – обиженно заныл Хром. Он не успел посмотреть.
— В-всё… Хорошо…
— В каком смысле?
Кохаку медленно выдохнула через нос, пытаясь силой мысли справиться с так некстати покрасневшими щеками.
— Нормально там. Живы.
— Э? – по-голубиному наклонил голову Тайджу.
— Ну… Там… Ой, всё. Надо — сами подглядывайте, а я не хочу иметь с этим ничего общего, – самоустранилась Кохаку, вскинув руки. – Ваши проблемы.
Хром и Тайджу ничего не поняли. А Рури и Цукаса синхронно переглянулись, чётко сознавая, что думают об одном и том же.
Смотреть пошли все.
***
— Сен, там…
— Знаю.
— Может?..
Отстраниться друг от друга хотя бы на мгновение было сродни пытке.
— Да пусть идут к чёрту.
После такого жалобы не принимались.
***
Как они добирались до дома, Ген помнил урывками. Вроде бы в какой-то момент Тайджу, расчувствовавшись, снёс дверь, и после этого игнорировать наличие пяти вуайеристов под боком, не становясь автоматически эксгибиционистом, было уже невозможно.
И если Гену было всё равно, то Сенку… Кажется, ему было всё равно ещё больше.
Прерваться пришлось по другой причине:
— Может, вы тут прям и поебётесь? – бас Цукасы чуть отрезвил.
Сенку, уже давно переместившийся на кресло и занявший выгодную позицию сверху, гневно зыркнул на Цукасу, будто это не он здесь на глазах у всех недвусмысленно обжимается с другим мужчиной.
— А что, хочешь посмотреть? – тоже не остался в долгу Ген.
— Может, ещё билеты начнёшь продавать?
— Хорошая идея!
— Бля, да заткнитесь.
Сенку всё-таки спустился на пол.
— Спасибо всем, вы свободны, – махнул он рукой так, будто на дворе снова семнадцатый век, а он сёгун, отсылающий своих генералов.
— Сенку, всё точно в порядке? – Хром явно ещё не до конца пережил происходящее.
— Нет. Асагири добился своего, конечно всё не в порядке.
— Ой, Сенку-чан, только не говори, что тебе не понравилось.
Сенку демонстративно закатил глаза.
— Д-доктор Асагири… – решился Хром.
— Теперь уж точно можно просто Ген.
— Хорошо. Ген. Я… Хочу, чтобы вы… Ты. Хочу, чтобы ты понимал, если бы я знал, чем всё кончится, никогда бы не привёл Сенку к вам. Тебе… – Рури хихикнула, окончательно смутив Хрома.
— Короче, если с Сенку что-то произойдёт, ты будешь иметь дело с нами! – наконец не выдержал Тайджу, подхватывая речь. – И мы не посмотрим, что ты слабее! За шкирку, и всё! – несколько выразительных движений убедили Гена, что тот не шутит.
— Я сам могу за себя постоять, – не оценил старания друзей Сенку.
— Надеюсь, ты помнишь наш уговор, – хмуро кивнул на красноречиво торчащие в стене ножи Цукаса.
— Не забывал ни на секунду.
— Рассчитываю на тебя.
— И о чём вы там секретничаете, мальчики? – хитро протянул Ген.
— Тебе знать не обязательно, болтолог. Собирайся.
Куда собираться, Ген спросить забыл. Да и не важно всё это было. Главное, что его берут с собой, а детали оставьте Дьяволу.
Стратегии кончились.
Осталась только тактика.
Поэтому стоило двери в квартиру захлопнуться, как прижать еле успевшего снять мокрое пальто Сенку к стене здесь и сейчас показалось лучшим решением.
— Ген, подо…
Подождать? Он ждал четыре месяца!
Когда первое невинное касание губами в кабинете сменилось на не менее невинные попытки Сенку разобраться в процессе самостоятельно…
Ген стерпел.
Когда Сенку залез на кресло…
Ген тоже стерпел.
Но когда методом проб и ошибок Сенку нащупал правильный темп…
Извините, тут и святой бы не выдержал.
— Угомонись, – судорожно вздохнул Сенку, урвав паузу.
— Не хочу, – в качестве передышки Ген занялся шеей, и это тоже было правильным решением.
— Ммх, ненавижу, – дёрнулся Сенку, явно не разобравшись в том, почему руки отталкивают, а бёдра прижимаются сильнее.
— Какая эклектика. Это не звучит психологически здорóво. Куда делась ваша конгруэнтность, доктор Ишигами? – немного поиздеваться? О да. Определённо.
— Заткнись. Ты сам виноват, башка гетерохромная.
— Могу помочь пережить это.
— Я не твой клиент и становиться им не собираюсь.
— Едва ли я бы помогал клиенту в столь интимных делах, – быстрый оценивающий взгляд вниз. Ага. Всё понятно. – Кстати, когда ты в последний раз дрочил?
— Что?! – и снова видимость желания вырваться. – Я не мастурбирую в принципе!
— Не мастурбируешь ты, тоже думая обо мне?
— Завались. В моём мире есть место только для науки!
— Интересно слышать это от столь покрасневшего человека. Но это не от чувств, конечно же. Это только брадикинин в твоей крови. А хочешь, я покажу ещё немножечко науки?
— А хочешь, я отправлю тебя копать плутоний голыми руками?
— Какой ты у меня грубый.
— Я не грубый!
— Конечно, ты же страшный огнедышащий дракон. И сейчас в тебе говорит адреналин.
— Х-хватит меня так называть!
— Дракон... – Ген нежно коснулся лица Сенку, а тот вспыхнул от услышанного ещё сильнее. – О, окситоцинчик пошёл. Ты знаешь, что этот гормон выделяется при прикосновении других людей? Он приносит удовольствие. Тебя, похоже, касаются на удивление редко, поэтому даже маленькая доза... – Ген провел пальцами по шее, отводя ворот рубашки, получая почти физическое удовольствие от того, как Сенку застонал и закатил глаза. – ...Творит такое. Вау. Ты невероятно чувствительный. Ну конечно. За крепкой чешуёй всегда скрывается нежное сердце.
— Свали. В закат.
— Ну давай же, отзовись. Я хочу тебя. А ты хочешь меня. Разреши себе. Всего одно слово. Ты можешь.
— Нет, – Ген знал, что это было лишь детское упорство. Глупое нежелание признавать очевидное.
— Давааай.
— Херовый из тебя психотерапевт.
— Хочешь фокус? – Ген усилил хватку, наслаждаясь дрожью и тихим вскриком. Руки не слушались Сенку, потеряв всю силу. Отпора не последовало. – Только что ты познакомился с эндорфином. Как тебе? Тело такое лёгкое, не правда ли?
— Убери... Грабли...
— А давай… Сделаем тебе ещё лучше?
И Ген снова припал к губам, с удовольствием отмечая, как те неумело, но очень страстно отвечают ему. Это было горячо. До пробирающего душу глубокого стона, вырвавшегося из уст Сенку, горячо. Он начал поддаваться ласкам, прижимаясь плотнее, красноречиво выпрашивая ещё. Больше.
Больше. Ген никак не мог насытиться, впитывая все проявления эмоций. Как же долго он этого ждал. Сколько чувств, сколько ощущений. Когда Сенку отключал голову, он становился невероятно раскрепощённым и искренним. Ген видел это по ночам. Ген украл эту тайну вместе со слезами и просьбой остаться, а теперь всё повторялось наяву. Осталось только…
Только…
Что-то изменилось.
Ген с неохотой оторвался от Сенку и чуть ли не поседел на вторую половину, потому что, когда ещё секунду назад бодро отпирающийся партнёр начинает мерно дрожать, закатывает глаза и обмякает, сползая по стенке, у кого-то из вас проблемы.
Скорее всего, у обоих.
Ген еле успел подхватить Сенку, чтобы быстро отнести на диван и трясущимися от паники руками начать проверять состояние. Дыхание стабильно, пульс низкий, а ещё щёки красные и слюнка течёт.
Поздравляю Ген, твой парень перегрелся.
Выключился, как старенький комп родителей с девяносто пятой виндой, когда ты написал на ней нейронную сеть. Браво!
Внезапно нагрянувшая тишина квартиры безжалостно ударила по мозгам.
Ну вот. Опять.
Опять Ген выиграл незабываемое путешествие по всем сковородкам Ада. Будто никто и не объяснял ему на первом курсе психфака, что когда партнёр говорит «нет», как бы при этом язык его тела ни говорил об обратном, это всё равно «нет».
Было стыдно.
Мягко говоря.
Твёрдо говоря.
Ген так и сидел на полу, держа руку на пульсе и коря себя за напористость. Он вытащил рыбу на воздух, демонстрируя ей кислород, который она не может усвоить.
Эволюция работает иначе.
Дайте премию этому идиоту.
И если с вопросом «кто виноват?» Ген справился быстро, то с вопросом «что делать?» пришлось разбираться дольше. От лёгких похлопываний по лицу Сенку даже не поморщился. А когда через минуту раздалось тихое сопение, будить, может, впервые за несколько суток спавшего человека, стало похоже на предательство века. Оставалось только обеспечить комфорт замученной тушке, дождаться её пробуждения, извиниться и понести то наказание, которое она выберет.
И молиться, чтобы завтра Гена не расщепили на атомы.
А дождь за окном всё не прекращался.
