Идеал рациональности

      «Добровольность прохождения эксперимента не обязательна», — гласил один из юмористических постеров на стене лаборатории.       Весело тут у них.       Откровенно говоря, психфак поражал своей… Обычностью? Не то чтобы Ксено ожидал плакатов с гороскопами или студентов, показывающих фокусы… Но настолько ничем не выделяться!.. Мимикрируют, что ли?       Даже в лаборатории Асагири на первый взгляд не было ничего такого: столы, много свободного места, какая-то аппаратура, компьютеры, ворчащий Сенку — практически всё как на физфаке.       — Так вот где, значит, вы работаете. Я ожидал большего, – Ксено придирчиво провёл пальцами по столу, собирая невидимую пыль.       — Посмотрел? Молодец. Экскурсия окончена.       — Ну, не так быстро.       Ксено не собирался сдаваться, вокруг явно было спрятано много интересного и, наверняка, прямо на самом видном месте. Главное присмотреться.       — Что это? – тыкнул Ксено в странную камеру с красной лампой.       — Без понятия.       — А там что? – он подошёл к двери из матового стекла.       — В душе не ебу.       — А здесь?       — Дед, ты не поверишь, что я тебе сейчас скажу!       — Ладно-ладно, – Ксено усмехнулся и положил на место какую-то панель, больше похожую на игровую консоль, чем на научный прибор. – Я понял. Это не твоя территория.       — Хочешь подробностей — спрашивай Гена.       Ксено медленно обошёл зал по периметру, несколько минут потратил на изучение местной библиотеки, с сожалением отмечая, что опять не нашёл ничего «вызывающего», и, уже мысленно ставя на психологии крест, замер у раскрытого ноутбука. К нему проводом был присоединён… Это вообще что? Энцефалограф?       На экране значилось «download complete».       — Я так понимаю, мне даже не стоит пытаться узнать назначение этой штуки? – взял Ксено аппарат.       — Это медуза, – внезапно ответил Сенку.       — Ме-ду-за…       Что-то изменилось.       Ксено аккуратно повертел медузу в руках.       — Так вот как ты выглядишь. – Торчащие во все стороны, запутанные проводки электродов действительно делали устройство похожим на отрубленную голову мифического существа. – Точно… Вылитая Горгона. Поэтому вы так её назвали?       — Нет. МеДУЗа — это межполушарный диссипативный ускоритель заряда, – закатил глаза Сенку.       — Асагири придумал?       — Так очевидно?       — Да. – Ксено продолжил изучать находку. – Слишком элегантное имя. Наверняка у него есть ещё и глубокий смысл.       — На десять миллиардов процентов уверен, что так и есть. Но я решил не спрашивать.       — А зря, я бы послушал.       — Помнится, – усмехнулся Сенку, – в свой прошлый приезд в Японию ты грозился вышибить Гену мозги, а теперь уже и послушать можно?       — От этого желания я не отказался. – Ксено положил медузу на место и по-хозяйски подвинул к себе ноутбук. – Но когда Асагири открывает рот, становится хотя бы весело.       Хлоп!       Ксено порадовался, что успел убрать пальцы.       — Как грубо.       — Тебе там нечего смотреть.       — Разве? – Ксено снова поднял крышку ноутбука. Теперь система требовала пароль. – Ты жесток.       — Доступ к облачному архиву я тоже закодировал, так что даже не думай, что сможешь влезть по сети.       — Сенку, ну что ты, я же в этом полнейший профан…       — Конечно-конечно, думаешь, я не слышал ту историю, как ты взломал компьютер коллеги и устроил Стенли карусель с ускорением в двенадцать джи?       Всё-то он помнит.       — Ты, как всегда, предусмотрел каждую деталь.       — Я знаю, с кем имею дело.       Быстрый обмен едкими улыбками — привычный ритуал. Соперничество, так похожее на гордость, отозвалось приятным холодком в спине.       А мелкий далеко пойдёт.       Особенно если будет не один.       — Асагири-то пароль знает?       — Да.       — Серьёзно? И не боишься, что болтолог, ха-ха, разболтает?       — Нет. Я ему доверяю.       — О, Сенку-чан, я тронут!       Асагири возник из ниоткуда. Чуткий слух Ксено не уловил ни шороха. Лиса подкралась незаметно и уже сунула нос в змеиное гнездо.       — Задерживаешься. По моим подсчётам ты должен был прийти десять минут и три секунды назад.       Ксено прыснул. Мда, от такого партнёра любовницу не спрячешь.       — Сенку-чан, эти десять минут стоили мне новой порции седых волос! Произошло страшное!       — Только не говори, что кто-то опять решил выкинуться из окна на твоей паре.       — Ах, если бы! Вообще-то мне не дают аудитории выше первого этажа после того случая…       — О, как интересно, – вдохновился Ксено. – Можно подробности?       — Отстань, – отмахнулся Сенку. – Где ты пропадал?       — Дорогой… Тебе стоит присесть…       — Сейчас ты ляжешь, выкладывай.       — Хорошо-хорошо, только не дави, мне и так тяжело, – Асагири опустил голову и взял ладонь Сенку, Ксено заметил, как пальцы самого Асагири немного подрагивали. – Понимаешь…       — Да давай уже.       — Кола… Кончилась…       Ксено пропустил момент, когда Асагири прилетело по голове, потому что неудачная попытка спрятать хохот за фейспалмом автоматически требовала закрытых глаз. А ведь Ксено попался! Поверил и слезам в голосе, и дрожащим рукам! Даже спустя несколько минут кутерьмы в лаборатории, наблюдая, как веселящийся Асагири отбивается от разъярённого Сенку, Ксено всё равно не мог отделаться от чувства, что пропажа колы — действительно коллапс мировых масштабов.       — Ну Сенку-чан, я не шучу! Это серьёзная проблема! – Асагири оббежал стол и увернулся от запущенного теннисного мяча. – Я все автоматы в округе обошёл — ни баночки! У меня было три лекции подряд, мне нужен живительный глоток!       Асагири юркнул за ту самую матовую дверь и провернул замок. Сенку рассержено дёрнул ручку.       — Ген! А ну выходи! У меня нет времени на твои игры!       Раздался слабый щелчок — дверь внезапно стала прозрачной. Смарт-стекло, значит… Ксено увидел внутри небольшую переговорную. Скорее всего, для работы с отдельными людьми в тишине. Асагири тем временем показал Сенку язык и снова вернул дверь в матовое состояние.       — Ген!       Да, мальчик, тобой вертят как хотят.       — Ген! Твою мать!       А тебе и нравится.       — Выходи, сейчас же!       Реакции не последовало.       Ксено давился смехом из последних сил.       А Сенку, переваривая ситуацию, громко вздохнул и помассировал переносицу.       — Ген… Пожалуйста.       Смех проиграл удивлению.       Ого.       — Пожалуйста, выходи. Нам надо работать.       Ксено, возможно, впервые осознал, сколько же вежливой лексики всё это время хранил в себе Сенку.       А потом замок щёлкнул и дверь отворилась.       Тогда картина сложилась окончательно. Теперь Ксено видел ясно — это дрессировка.       — А мне потом дадут колу? – кокетливо мурлыкнул Асагири, выглядывая из щели.       — Тебе потом просто дадут, – не сдержался Ксено.       — Фи, док, как неэлегантно!       Сенку в который раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул.       — Да, я найду тебе колу. А сейчас полезай в грёбаную медузу, Ген, иначе я за себя не ручаюсь. Чем быстрее мы с этим разберёмся, тем быстрее Уингфилд перестанет сжигать кислород в нашей лаборатории. – Сенку сжал зубы. – Пожалуйста.       Асагири фыркнул, но всё-таки покинул переговорную. Он вышел с лицом победителя: наглая улыбка и высоко вздёрнутый нос прекрасно подходили этому актёру. А вот Сенку явно отсчитывал про себя секунды в попытках успокоиться.       — Каков сегодняшний план?       — Не убить тебя.       — А! Стандартная задача!       Несмотря на все препирания, парни действовали слаженно. Асагири сел в кресло и напялил на голову медузу, а Сенку уже включил компьютер и запустил синхронизацию с программой.       — Ты точно справишься?       Ксено показалось, или он услышал в голосе Сенку заботу?       — Не волнуйся, Сенку-чан, мы же договаривались, сегодня моя очередь, тебе тоже надо отдыхать, – Асагири поёрзал на стуле. – Ну что, есть сигнал?       — Да. Не шевелись. – Сенку внёс ещё несколько настроек. – Закрой глаза. Открой. Закрой. Вдох. Задержи дыхание. Три, два, один, выдыхай.       Асагири откинулся на спинку кресла, смиренно выполняя все указания. А Ксено вдруг ощутил тонны усталости в замедленных движениях Гена. В динамике и за непосредственной улыбкой легко создать иллюзию жизни, но стоит застыть… И каждый изъян вылезет наружу.       — На сколько сегодня? – не отвлекаясь от экрана, спросил Сенку.       — Давай на сто.       — Ты не вытянешь.       — Ставь сто и смотри, как я возьму новую вершину.       — Ген.       — Нет-нет, ни слова больше. – Асагири манерно погрозил пальцем. – Ты на прошлой неделе сделал девяносто пять, я не могу проиграть в этой битве!       — Блядь. – Секунду подумав, Сенку всё-таки ввёл число и нажал на энтер. – Ладно. Я за ведром.       — Ха! Справлюсь и без него!       — Очень сомневаюсь.       Что происходит, Ксено понимал смутно, но речь явно шла не о количестве заваленных на экзамене студентов. И, самое удивительное, Сенку действительно притащил ведро!       — Доктор Уингфилд, передайте, пожалуйста, салфетки с соседнего стола.       — А следующей просьбой будет смазка?       — Нет, зачем? Медицинский гель уже тут.       Весь жизненный опыт подсказывал, что сейчас будет шоу не хуже Цирка дю Солей. Главное, чтобы в обычное шапито не скатилось. Ксено положил перед Асагири пачку салфеток и сел рядом, заглядывая в экран. Он ничего не разбирал в этих скачущих линиях, но если бы только смог получить исходники и передать знающим людям…       — А может, всё-таки объясните?..       — Тихо, – шикнул Сенку. – Через пару минут. А пока заткнись и не мешай Гену.       Асагири примирительно махнул рукой, мол, ничего страшного, и в который раз принял позу поудобнее, закрывая глаза.       — Ладно, я погружаюсь. Не скучайте.       Сенку внимательно посмотрел на Асагири. Ксено было решил, что это финальная проверка аппаратуры, но…       — Пожалуйста, аккуратнее.       Да вы только посмотрите, что происходит!       — Ничего не обещаю, – хитро протянул Асагири, не открывая глаз. – Но может, если меня поцелуют в щёчку на удачу…       — Обойдёшься.       — Вот так всегда.       — Вали уже.       Стенли не поверит!       В наступившей тишине был слышен лишь гул процессоров и охлаждающей системы. Сенку неотрывно следил за показателями.       Прошло несколько минут.       — О, есть контакт.       К слову, Ксено не заметил изменений.       — Три минуты и пятьдесят секунд… Не нравится мне это. Средний для Гена показатель.       — Так о чём речь?       — Хочешь фокус?       И прежде, чем Ксено успел сказать «нет», Сенку со всей силы пнул ведро.       Скидыщ!       Звук раздался так резко и неожиданно, что Ксено аж подскочил. Но Асагири…       Не шелохнулся.       Даже не поморщился.       Так вот зачем это ведро было нужно.       — Итак, коллега, эксперимент показал, что у пациента наблюдается полное отсутствие ориентировочной реакции, – Сенку вернул ведро на место.       А Ксено вернул на место себя.       — Он что?.. В трансе каком-то?       — Если бы он был в трансе, то вот здесь, в височной доле, – Сенку показал на одну из бегущих линий, – был бы всплеск. А он нас даже не воспринимает.       — Так что это вообще?       — Ген называет это состоянием потока.       — Потока?       — Да, бла-бла, что-то там про эмоциональный подъём, высокую эффективность и утрату ощущения времени — по сути просто глубокое сосредоточение на задаче.       — Подожди… А как он вообще?.. – Ксено занёс пальцы для щелчка прямо над ухом Асагири. – Можно?       — Валяй, ты же видел, он не отреагирует.       Щёлк-щёлк.       И правда.       — А ты тоже так умеешь?       — В теории, мы все. – Сенку прервался, чтобы что-то ввести в программу. – Помнишь, когда мы закрывали грант, неделю не выходили из центра? Ты ещё сказал, что половину жизни в чертежах тогда оставил.       — О, так это?..       — Да. Типа того. Ни голода, ни желания спать — ничего лишнего. Только работа.       Эх, было время…       — Хорошие были дни.       — Да, хорошие, – Сенку почесал ухо и посмотрел на Асагири. – Но сейчас на десять миллиардов процентов лучше.       Ну всё. Это конечная. Асагири, тебе тут считай в любви признаются, а ты всё пропускаешь! Сидишь и изображаешь из себя статую, вместо того, чтобы… Кстати об этом.       — А как он в этот поток… Вливается?       — Входит. Я не знаю, что делает именно Ген, но обычно требуется загрузить себя какой-то эмоционально насыщенной задачей.       — И что же делаешь ты?       — Высчитываю знаки в числе пи.       И почему Ксено не удивлён?       — Ты же знаешь, что это бесполезно и у числа пи нет конца?       — А мне и не нужен конец. Я просто хочу знать, как далеко могу зайти и сколько единиц способен удерживать мой мозг в один момент.       Тогда Ксено подумал, что, быть может, это и отличает Сенку от всех остальных людей на планете. Наплевав на невозможность достигнуть границ, так легко смириться с фактом бесконечности… Подобная философия требует мужества.       — И как успехи?       — Недавно дошёл до девятой тысячи.       — Маловато, – саркастично усмехнулся Ксено.       — Тоже так считаю, – серьёзно ответил Сенку.       А он ведь всегда был таким. Шутил, когда остальные бледнели, и был строг там, где проще было отшутиться.       «Проще» — это в принципе не про Сенку.       — Ну хорошо, значит… С помощью каких-то психологических механизмов вы входите в состояние… Потока. Верно?       — Да.       — А потом что?       — А потом используем разогретый и сосредоточенный на одной задаче мозг как катушку, восполняя просадки в плотности, если они есть, с помощью медузы.       Вот сейчас было очень смешно.       — Сенку, ты же понимаешь, что звучишь как сумасшедший?       — Да.       Осознание проблемы — половина её решения!       — Продолжай.       — Как ты понял, наша задача — увеличить плотность энергии в магнитном поле, не увеличивая…       — Да-да, я читал тогда обоснование вашего гранта и до сих пор считаю, что вы занимаетесь изнасилованием физики. Что потом? Что происходит после того, как вы плюёте на теорию относительности?       — Не плюём, а, наоборот, удачно используем.       — Эйнштейн вертится в гробу, Сенку.       — Если знаешь, где он лежит, советую подключить к генератору. Ему ещё долго вертеться.       Когда Сенку укусила змея, после трёх дней мучений она всё-таки скончалась.       — Так мне расскажут, что должно произойти? – Ксено устал ходить вокруг да около. – Вы гонитесь за определёнными показателями плотности? Вы пытаетесь дойти до скорости света? О нет, даже не смей нести этот бред. Тебе напомнить, что скорость света недостижима для любой другой частицы, если она не фотон? Хотя у тебя, конечно же, на всё есть остроумный ответ. Ну что ж, давай, удиви меня.       Сенку смотрел прямо в глаза.       — Я не знаю.       — Что?       — Я не знаю, что должно произойти.       Ксено был хорошим зоопсихологом. С людьми только так. И сейчас он нутром чуял, что лучше момента прижать зазнавшуюся тварину к земле не представится.       — Великолепно, – хлопнул Ксено в ладони. – Ве-ли-ко-леп-но. Я ожидал чего угодно, но не этого.       — Да. Я тоже, – Сенку излучал спокойствие.       — И никаких попыток оправдаться?       — Нет. Слова не помогут.       — Будешь доказывать делом?       — Экспериментом.       — И как успехи?       — Если Ген справится, сегодня мы преодолеем одну трёхсотую от скорости света.       Это всё ещё звучало бредово и восхитительно потрясающе одновременно.       — Сенку, ты понимаешь, что теперь в гробу вертится сам Де Бройль?       — Ага, и Шрёдингер с ним. Ещё немного, и я решу проблему энергетического кризиса.       — Как бы это действительно не оказалось правдой…       Ксено покосился на уже несколько минут недвижимого Асагири. Одна трёхсотая скорости света — так уничижительно мало и так катастрофически быстро. В сто раз быстрее винтовочной пули. И ведь по всем законам время для Асагири течёт… Хотя нет. Для него оно течёт как обычно, а вот остальные рядом с ним должны казаться медленными и неповоротливыми. Поэтому звуки и не доходят, они растягиваются и растворяются в бессмысленном шуме — игнорируются, как незначительные помехи.       Незначительные… Помехи…       Ксено ждал чуда. В глубине его изъетой реализмом души вспыхнуло давно похороненное и такое детское желание увидеть прорыв, инсайт, эврику — тот самый момент триумфа, без которого не обходится ни один хороший научно-фантастический роман. Убийство выморочной идеи человеческим гением ради рождения нового мира, где старым богам нет места.       Ксено ждал.       Чего угодно: ряби на экране, зловеще мигающих ламп, левитирующую пачку салфеток под звуки Полёта валькирий — тут мелочиться не стоило. Когда тебе заявляют, что сидящий рядом человек пытается разогнать свой мозг до околосветовых скоростей и, в теории, способен провзаимодействовать с волновыми функциями окружающих его предметов… Такое пропускать нельзя.       Ещё немного, и ожидание превратилось бы в голую веру.       — О!       Сенку привстал, чуть ли не носом уткнувшись в экран. Ксено решил не отставать и последовал его примеру.       — Смог! Ха-ха, этот придурок смог! Сто двадцать тысяч метров в секунду!       — Где? Как ты это понял? Куда смотреть?       — Никуда, ты уже всё продолбал.       За спиной раздался вздох. Ксено развернулся, не понимая, с чем встретится.       Но Асагири был всё таким же: бледным и уставшим.       — Доброе утро, спящая красавица. Хорошо полетала? – в голосе Сенку растворилась бы платина.       А Ген молча снял медузу.       Молча положил её на стол.       И так же молча посмотрел на Сенку.       Тот, не теряя едкой ухмылки, протянул Гену ведро.       Ген взял.       А.       Так вот зачем ведро всё-таки было нужно.

***

      Всё, что не убивает — делает тебя сильней.       Так успокаивал себя Ген, которого выворачивало, спасибо Сенку, не на хаори и штаны, а в заранее подготовленную бадью. Сегодня торкнуло будь здоров. А надо было больше спать и меньше жрать, но errare humanum est, и вообще, без подпитки три пары с девяти до двух вынести, конечно, можно, но зачем? К тому же, человек — собака слабохарактерная, без зазрения совести всегда выбирающая путь наименьшего сопротивления. Так что прощайся с омлетом, Асагири, и постарайся заодно не выглядеть совсем уж жалко, когда закончишь.       Колы хотелось нещадно.       — Сто двадцать.       Ген бы ответил: «Еее!» — или: «Круто!» — но смог выдавить из себя только новую порцию плохо переваренного завтрака и поднять большой палец вверх. Молодец. Преодолел. И даже не отрубился, как несколько недель назад после первого захода. Дайте Гену пирожок.       Хотя нет, он передумал, не надо.       — Вода нужна?       — Да… Пожалуйста…       Стало легче.       — Долго в поток входил, Асагири, я уж думал, ты скорее заснёшь, чем работать начнёшь.       Надо было срочно улыбнуться и придумать какой-нибудь остроумный ответ.       Давай, думай, ты сможешь.       Ну давай.       На ум ничего не приходило.       Ладно, обойдёмся улыбкой.       — А теперь, товарищи учёные, я всё-таки хочу услышать объяснение и сложить полную картину.       Ген, забыв поменять глупую улыбку на что-нибудь более подходящее ситуации, повернулся к доктору Уингфилду… И снова склонился над ведром.       — Хорошо, я подожду.       Задачу не выглядеть жалко Ген всё-таки провалил.       После трёх минут держания головы под холодной водой в факультетском туалете, литра такой же холодной воды, но уже употреблённой внутрь, заранее подготовленной зубной пасты и парочки дыхательных техник, Ген вернулся в лабораторию почти здоровым, почти весёлым и почти не чувствующим липкий озноб под лопатками. Когда выживал и в более сложных ситуациях, уровень притязания к окружающему миру резко снижается. Дышишь? Отлично. На ногах стоишь? Да ты везунчик! Ого, тебе даже не угрожают вышибить мозги? Значит, всё прекрасно!       — Сенку-чан, врубай машину, хочу посмотреть на динамику, – радостно крикнул Ген с порога, вернувшись в лабораторию. – Я уверен, что шёл почти идеально.       — Планку в девяносто восемь ты действительно преодолел по плану, – Сенку и доктор Уингфилд уже рассматривали развёрнутый импульс. – А дальше... Эй не капай рядом с техникой!       Отвергнутый в лучших чувствах Ген отошёл подальше и по-собачьи потряс головой, стряхивая лишнюю воду.       — Возьми хотя бы салфетки!       В лоб Гену прилетела пачка.       Эх, видела бы это сейчас Кохаку.       — Как вытрешься, подходи. Бить буду.       После такого заявления подходить как-то не хотелось, но выбора тоже особо и не было. Ген осторожно подкрался со спины, заглядывая в экран.       — Менталист, это вообще что? Объяснишь?       Ген посмотрел на резко уходящую вверх линию графика и неловко почесал затылок.       Ну психанул немного. Ну бывает.       — Что ты делал в своей голове, чтобы разогнаться за одну десяти тысячную секунды с девяносто восьми до ста двадцати?       — Да так, подумал, что жизнь прекрасна и удивительна…       — Ты чуть шлем не перегрел. – Сенку прописал Гену щелбан. – Я его на диапазон от ста до ста десяти настраивал! А если бы он сломался? На что бы мы его чинили?       — Ой, да ладно, дорогой, – потёр Ген лоб, – я же говорил: если понадобится, я для тебя и банк ограблю.       — Тем более, у вас есть я.       — Вот! Тем более, у нас есть доктор Уингфилд!       — Не смей. – Сенку сверкнул глазами. – Только попробуй взять у него деньги.       — Ну ты чего? – Ген провёл по спине Сенку от поясницы до плеч, прекрасно осознавая, как это движение на него подействует. – Не будь букой. Доктор Уингфилд хочет помочь. Тем более, номинально он куратор гранта, юридически всё будет чисто. Почему нет?       — Потому что я так сказал. – Сенку сбросил руку Гена со своего плеча. – И я лучше к Вайнберг пойду, чем возьму деньги этого мецената человеческих страданий.       Ген подумал, что, наверно, Сенку не стоило быть таким упёртым и категоричным. Он не знал, что у них с доктором Уингфилдом произошло, и не считал себя в праве вмешиваться, но все его обрывочные знания наоборот утыкались в факт тесного сотрудничества и глубокого уважения. Ведь, судя по рассказам Стенли, Сенку у них даже несколько лет жил. В Техасе, под Хьюстоном: имел свою комнату, шкаф, рабочий стол и право голоса на семейных совещаниях, а ещё ходил в местную частную школу и зависал в центре НАСА, просто потому что Бьякуя либо всё время убивался на отборах, либо, потом уже, месяцами падал с первой космической. И то, что ненавидящий всё мелкое и наглое доктор Уингфилд согласился возиться с мелким и наглым в кубе Сенку, было чем-то из ряда вон. Да и сам Сенку, сколько бы ни говорил о прошлом, всегда скатывался в очередную весёлую эпопею о том, как они с Ксено что-то изобрели, а потом радостно взорвали.       И всё это совершенно не совпадало с внезапной агрессией на простое предложение финансовой помощи от человека, который был для Сенку, по сути, вторым отцом.       — Вот так, значит, да? Значит, я «меценат человеческих страданий», а пойти к Вайнберг совесть позволяет?       — Она, в отличие от некоторых, не пытается каждый свой интеллектуальный всплеск продать военным.       Доктор Уингфилд вдруг выпрямился и окинул Сенку суровым взглядом — острым и не терпящим возражений. Он внушал уважение, граничащее с животным страхом.       — Ты опять хочешь начать этот разговор? Серьёзно? Сколько раз мне повторить, что военная апробация — лучший способ проверить технологию на жизнеспособность, чтобы ты понял? Весь твой мир: от сотовой связи до рельс в метро — результат военной промышленности. Каждый атом комфорта в нашей жизни был обмыт войной. Смирись уже. Мы с самого рождения танцуем на костях. Почему я почти шестнадцать лет вынужден объяснять тебе одно и то же? Достал.       — Сам достал. – Тоже расправил плечи Сенку. – Всё время ноешь про зашоренных стариков, а сам выглядишь не лучше. Военная апробация — устаревшая тактика: на Земле восемь миллиардов сто пятнадцать миллионов потенциальных тестировщиков, а агрессивный краш-тест нужен только для рекламы мерседеса и идиотам, не способным сразу сделать нормально. Я не буду кормить военную машину, чьи деньги ты обязательно пристыкуешь к исследованиям взамен на данные. Мне хватило прошлого раза. Спасибо за бесценный урок, но я, – Сенку показал на Гена, – учусь на своих ошибках.       Тогда Ген вдруг осознал, что внезапный отказ от гранта с доктором Уингфилдом год назад мог быть связан не только с радужной перспективой провести исследование на стыке психофизиологии и квантовой физики. Быть может, это даже вообще не было главной причиной.       Быть может, Ген просто оказался в нужное время в нужном месте.       — С таким подходом ты теряешь время. – Ксено постучал пальцами по столу. – Растягиваешь на годы процессы, которые можно было бы сделать за несколько месяцев.       — Я готов подождать. В отличие от некоторых, мне не скоро надгробие выбирать, не проецируй свои проблемы на меня.       — Сенку-чан, по-моему, ты перегибаешь…       — Зебру не спрашивали.       В голове стало слишком шумно: оркестр мартышек с тарелками имени Асагири Гена решил устроить самый масштабный концерт за всю их жизнь. Доктор Уингфилд и Сенку открывали рты, хмурились, наступали, но Ген ничего не слышал. На фоне заполнившего мир звона в ушах всё вокруг казалось забавной юмористической сценкой из немого кино. Даже цвета чуть побледнели. Выцвели, вторя чёрно-белой плёнке.       — Заткнись, – срывающийся в низкий хрип голос Сенку всё-таки вырвал Гена из плена обезьяньего представления. – Вайнберг, и точка. Она единственная, у кого я готов просить помощи.       — Сам заткнись, малявка, знай своё место, – доктор Уингфилд умудрялся смотреть свысока даже на Сенку. – Не смей меня затыкать. Вайнберг, блядь. Она же у нас святая, да? А знаешь, что эта святая сейчас делает? Нет? А я знаю. Наверняка смачно отсасывает тому, кто спустил весь боезапас прямо на твой дом.       Ген поперхнулся на вдохе.       — Остановись.       — Ой, с хуя ли? У нас тут запрет на режущую глаза правду?       — Я сказал, остановись.       Сенку надо было научить лгать.       Или хотя бы научить играть безразличие.       Открытый миру, он сам походил на раскрытую книгу. Поэтому доктору Уингфилду достаточно было проследить за направлением взгляда, чтобы понять, в чём проблема.       «Всё, что не убивает — мутирует и пытается убить тебя снова», — промелькнуло в мыслях Гена, когда брови доктора Уингфилда достигли середины лба. За удивлением тут же проступил хищный прищур уже просчитавшего своё положение манипулятора.       И Ген даже знал следующую реплику в этой комедии.       И знал, кем сценарист пожертвует к концу сцены.       — Ты что… Не рассказал ему? – доктор Уингфилд смотрел на Сенку, без преувеличения, как на идиота. – Сколько вы уже вместе? Полгода?       — Восемь месяцев и три дня.       — И, конечно же, в этих числах нет ни капли романтики, ты просто любишь всё считать.       Сенку хотел было парировать, но доктор Уингфилд пренебрежительно отмахнулся, он потерял к Сенку всякий интерес, теперь ему нужен был Ген.       Конечно, бить надо по слабым звеньям.       — Что ж, Асагири, я разочарован. Я ожидал от тебя большей прыти.       Любой ответ сейчас звучал как оправдание. И как разрешение начать игру.       — Менталист, который не знает, что происходит у него под носом. Позорище. Хочешь, расскажу, почему Сенку отказывается брать мои деньги?       Выдох — дружелюбная улыбка. Сегодня никому не нужны конфликты.       — Нет.       — Хочешь.       — Ксено.       — Что «Ксено»? Уже не дед и не старик? Как мило, что ты наконец-то вспомнил имя своего учителя.       — Пожалуйста, не надо, доктор Уингфилд, – Ген ощущал себя дебилом со стаканом воды прямо перед разгорающимся домом. – Если Сенку не хочет, значит, у него есть причины. Я не буду…       — Пятого апреля тысяча девятьсот девяносто девятого…       — Ксено, стой!       — Я сказал, не смей мне приказывать, амёба! – Воздух прошил разряд. – Асагири приручил, решил, что теперь все будут плясать под твою дудку? Самый умный, да? Считаешь мою мораль хуже твоей? Не нравится работать на военных? Ах, поглядите, какие мы гуманисты! Безответственный червяк — вот ты кто! Просто бежишь от выбора, прикрываясь незаинтересованным выражением лица и наукой, а я ведь знаю, что ты бы здесь всё к чертям собачьим спалил! И никого, кроме себя любимого, не оставил!       В лаборатории повисла неприятная тишина, прерываемая тяжёлыми вздохами. Но доктор Уингфилд пришёл в себя так же быстро, как и вспылил. Он повёл плечами и смахнул с рубашки несуществующую пыль.       — Что ж. Вот тебе сделка: не хочешь брать мои «кровавые деньги» — я рассказываю Асагири, откуда ты такой красивый у Бьякуи появился, но если тебе дурь ударила в голову — пожалуйста — принимаешь финансирование, и никто ничего не узнает. Выбирай: мир или твои убогие личные желания. Научись уже разделять эти вещи.       Сенку сжал кулаки, краснея, а доктор Уингфилд тут же сложился пополам от смеха.       — Ха-ха-ха! Абсурд! Вынуждаю шантажом взять деньги, дожили! Такого у меня ещё не было!       — Доктор Уингфилд, спасибо за заботу о наших отношениях, – попытался свести всё в шутку Ген, – но я правда считаю, что Сенку совершенно не обязан…       — Ген. Уйди.       Наверно, не стоило так долго смотреть на Сенку, даром, доктор Уингфилд тоже не сразу сложил картину.       — Уходи.       Гениально и жестоко одновременно, но не быть тут действительно оказывалось единственным решением, обеспечивающим полную независимость от ситуации.       Точнее, не быть следовало Гену.       А свободу обретал Сенку.       Но это же всё детали, правда?       Ген сделал шаг назад под смешок доктора Уингфилда.       — Не туг ли тебе ошейник, Асагири?       Снова накатила тошнота.       — Ладно. Меня этот вариант тоже устраивает, беги, пока я не передумал.       Теперь действительно следовало бежать. Преодолеть сопротивление воздуха и гордости, не проронив ни слова. Антракт кончился, мартышки расселись по местам, ударив так, что в глазах забегали пятна.       Ген из последних сил улыбнулся, сам не зная, кому, развернулся и контролируемым шагом вышел из лаборатории практически на ощупь.       Всё было сделано правильно.       Математически верно.       Но почему-то хотелось умереть.       И колы.       Правда, колы чуть больше.

***

      — А он послушнее Стенли. Мне нравится.        Дверь уже давно закрылась, но образ пустых черных глаз и фальшивой улыбки Гена, никак не хотели растворяться в памяти.       — Посмотрим, как вы оба будете из этого выкарабкиваться.       — Ты о чём? – Сенку помассировал переносицу, пытаясь снять наваждение.       — Да так, о мелочах жизни.       Патологическая неспособность выражаться прямо — эта черта всегда бесила в Ксено. Никогда не поймёшь: тебя поднимают на смех или чему-то учат.       — Ты нашёл прекрасный инструмент. Конечно, можно было бы обойтись просто исполнительным лаборантом, но ты никогда не довольствовался малым.       — Да бл…       Всё.       Сенку надоело.       — Скажи уже прямо, чего ты хочешь?       — А разве не ясно?       — Нет! Ты прилетаешь посреди ночи, жрёшь моё мясо, требуешь показать результаты исследований, ставишь дебильные условия!..       — Мне нравится, когда ты злишься.       — Не уходи от темы!       Ксено пододвинул рабочее кресло, устроился и закинул ногу на ногу.       — Я уже говорил, что просто пришёл проверить, всё ли у моего ученика в порядке.       — Всё отлично. Техас ждёт. До свидания.       — Если под «всё отлично», ты подразумеваешь моральное убийство Асагири, то, поздравляю, цель достигнута.       Сенку мотнул головой, знакомые слова никак не собирались в единый смысл. Моральное… Чего? Что этот тиран несёт?       — Ты… Что ты сказал?       — А что не так?       — Повтори.       Ксено хмыкнул и поменял ноги.       — Я говорю, что на двери лаборатории написано «Dr. Asagiri», а я вижу выебанного по самые метафорические и не очень гланды потерянного мальчика.       Сенку аж передёрнуло, но Ксено растрактовал это движение иначе.       — Окей, выражусь ещё проще: Асагири тебя обожает и готов жрать дерьмо, лишь бы угодить. Хорошая марионетка. Я знал, что в итоге ты будешь ставить условия.       Рой перекрикивающих друг друга мыслей смешался в грязный клубок. Как будто кто-то решил соединить все краски и вместо идеального белого получил серую мешанину несовершенства мира.       Отчего-то резко захотелось ударить Ксено.       А тот просто сидел, смотрел и мерзко улыбался.       Безнаказанный ублюдок.       — Нет, всё-таки я до сих пор не понимаю, что за великую тайну ты создал из своего сиротского детства.       — Это не тайна, а бессмысленная чу…       — Да-да, не имеющая смысла чушь. Слышал.       — Если слышал, нахуя спрашиваешь?       — Да потому что врать хватит. Ты реально думаешь, что проблемы мировых войн находятся в одной плоскости с твоей плешивой историей?       — Конечно нет!       — Тогда не вижу логики. Мог бы спокойно дать мне слово и не разбивать сердце любимой игрушке.       То ли весь мир сошёл с ума, то ли крыша едет у Сенку. Теория относительности в действии.       — Ой, не смотри на меня так. Ты вообще заметил его взгляд побитой собаки? Я чуть не заорал от восторга! Я видел то, что Стенли мечтает узреть уже шесть лет!       — Да твою мать.       Сенку тоже притащил стул и сел прямо перед Ксено. Ему надоело стоять и отчитываться!       — Ген не игрушка, хватит его так называть. И я не разбивал ему сердце. Он вышел, потому что это было правильным решением, что, блядь, не так?       — Не удивлюсь, если он себя сейчас так же успокаивает. Но в сердцах людей другая математика. И если хочешь, чтобы твой человек оставался твоим, советую прямо сейчас бежать за ним и извиняться.       — У меня пара через двадцать две минуты.       — Советую подумать ещё разок и выбрать извинения.       — Да за что мне извиняться?!       — Даже не знаю… За преданное доверие? За пренебрежение его желаниями? За то, что ты бесчувственное бревно? Ты вообще когда в последний раз говорил ему что-нибудь, что люди называют «выражением симпатии»? Знаешь, вот это банальное человеческое: «Ты мне нравишься».       — Когда мы начали отношения, – Сенку чётко помнил тот момент.       — И всё?       — Этого недостаточно?       — А, значит, ты как дед из анекдота? «Если что-то изменится, дорогая, я сообщу».       Сенку не понял шутки.       — Ясно всё с тобой. Иди на свою пару.       — Всё? Чтение морали окончено?       — Да. Я готов поверить, что ты достаточно умён, чтобы создать теорию суперструн с четырьмя измерениями, но тратить время на попытки превратить тебя в человека, похоже, бессмысленно. Иди на свою пару и не замечай дальше, как твой парень умирает изнутри. Что сейчас, что год назад ты всё так же не отличаешь мертвецов от живых.       Сенку почти поверил. Он правда хотел уже было встать и пойти, блядь, работать, но Ксено… Продолжил сидеть.       Плохой знак.       У него всегда всё было просчитано на несколько шагов вперёд. Сколько Сенку ни старался, каждый раз именно Ксено был готов к будущему лучше остальных. И сейчас, скорее всего, всё тоже идёт по сценарию.       В окно ударил луч солнца.       «Три пятьдесят пять и сорок восемь секунд», — быстро отсчитал Сенку.       Теперь он знал, что пятого мая в три часа пятьдесят пять минут и сорок восемь секунд Солнце попадало в юго-западное окно лаборатории Гена под углом в шестьдесят восемь градусов.       Что эта информация ему давала? День, месяц, год, координаты… Самое важное! Тяжело быть демоном Лапласа, но в глубине души Сенку наивно верил, что, знай он расположение всех элементов во вселенной, то смог бы предсказывать и менять будущее в миллион раз лучше Ксено. И он бы точно знал, что ему делать сейчас, когда сука-Уингфилд всё так же буравит взглядом, пара будет через девятнадцать минут, а Ген занимает в голове больше места, чем должен.       Больше, чем кому-либо позволено.       — Слушай, Ксено… А это… Лечится?       — Ты о чём?       — Взгляд. Мёртвый. Он… Лечится?       Сенку не понял, почему Ксено потратил целых двадцать шесть секунд своей безусловно незаурядной жизни на беспричинный смех.       — Что смешного?       — Вот это я процессы в твоём сером веществе запустил, ха-ха! – утёр слёзы Ксено.       — Так бы и сказал сразу, что «нет», чего собственных лямблий пугаешь? Им твой вой слушать страшнее, чем мне.       — Я не говорил «нет», просто удивлён, что подобный вопрос в принципе тебя заинтересовал.       — Короче, – уже не выдерживал Сенку. – Лечится, или нет?       — Честно говоря… Да. Говорят, у Бьякуи с того момента, как ты появился, взгляд потеплел. А стоило Лиллиан встретить, так вообще засветился. Аж смотреть тошно.       — Звучит как…       Отчего-то заканчивать фразу не хотелось.       — Да-да, как любовь, Сенку. Это звучит как любовь.       — Бред какой-то.       Ксено на это только усмехнулся. Сенку в который раз захотелось его прибить. Но, увы, Стенли не простит.       Кстати об этом.       Вот уж кто точно мог посоревноваться с Геном в конкурсе холодных взглядов, так это только Стенли. И не сказать, что в его жизни нет любви…       Или?       — Порыв окончен? – судя по той ленце, которая прозвучала в голосе, его высочество Ксено Хьюстон Уингфилд заскучал.       — Нет. У меня есть ещё один вопрос.       — Ну дава-а-ай, – раздалось сквозь зевок.       — Стенли… Ты и он. Вы любите друг друга?       Зевок резко прекратился.       Сенку не знал, что творилось в голове Ксено, но терпеливо ждал, наблюдая, как тот медленно облокотился на собственные колени.       — Да.       Твёрдо. Глаза в глаза.       — Но… – подбирать слова становилось всё тяжелее. – Но Стен же тоже до сих пор смотрит на мир через… Через смерть.       — Да.       Ещё один чёткий ответ.       — Почему?       Солнечный блик пробежался по скуле Ксено и отразился в глубине зрачков.       — А я не тот, с кем надо быть живым.       Сенку не смог задать застрявший в глотке немой вопрос.       А Ксено хлопнул себя по бёдрам и встал.       — Ну, мне пора. У тебя семинар — у меня самолёт. Моя работа тут окончена. Представь, что я махнул плащом.       Опять непонятные шутки. Но Ксено, очевидно, не ждал реакции. Он взял сумку в углу и направился к выходу.       До пары оставалось ровно семнадцать минут.       — Увидимся.       Шестнадцать и пятьдесят девять.       Пятьдесят восемь.       Пятьдесят семь.       — Стой!       Ксено застыл у выхода и вопросительно уставился на Сенку.       — Чего ещё?       — А… Я?       — Что «ты»?       — А я… Тот, «с кем надо быть живым»?       Ксено усмехнулся и толкнул дверь.       — Вот и узнаем.       Он шагнул за порог.       — Посмотрим, что ты выберешь.