Песня главы: The Offspring — A Lot Like Me
Когда Солнце вертелось вокруг Земли, смысл жизни находил тебя сам: утром встал, развёл огонь, помолился богам и пошёл выживать. Ясно и просто — доступная любому идиоту задача. Хорошие были времена. Ген скатился по двери на пол квартиры, выдыхая из лёгких последние крупицы энергии. Когда Солнце вертелось вокруг Земли, смерть считалась искуплением. Ген подобрался как ребёнок, обнял колени и спрятал лицо. Внутренний мир разрывало кричащими наперебой голосами. У них там было зашедшее в тупик совещание. Даже зажатый в углу тисками комфортной жизни бес бряцал цепями, пытаясь вставить свои пять копеек. «А давайте просто выбросимся из окна? Ха-ха! А что? Проявим свою авторскую позицию и закончим эту дешёвую историю! Никто не ожидает!» — истерила апатия. «Нет-нет, у меня предложение получше! — стучал по воображаемому круглому столу голос обиды. — Из окна всегда успеется! Предлагаю ночью пробраться в лабу и переставить электроды в медузе!» «Мелко! — заорал творческий подход. — Давайте ещё данные с диска сотрём! Вот Сенку охренеет восстанавливать!» «Нас тогда самих с лица земли сотрут», — пискнул инстинкт самосохранения. «Вот и отлично! — опять закричала апатия. — Дайте сдохнуть!» «Вы там совсем ебанулись?» Наконец-то — голос разума. «Если действительно хотите отомстить, выкиньте весь его стаф с Дораэмоном». А, нет, это бес. «Да! Да! Бля, чувак! Точно!» Какофония оглушала. Одна идея казалась лучше другой, и каждая из них опускала Гена всё глубже и глубже в пучину собственной никчёмности. Конечно, Ген знал, что он то ещё малодушное ссыкло, но больше всего пугало не это. Больше всего пугала тишина совести. Она стояла там, смотрела на весь этот балаган и молчала. Молчала и смотрела. Под её всепроникающим испепеляющим взглядом мог сдохнуть даже тот один процент микробов, что не брало средство для унитазов. Ген так себя и чувствовал — микробом. Зажатым между стёклами препарата, засунутым в микроскоп и рассматриваемым со всех его нелицеприятных сторон. Он сжался сильнее, ожидая, когда крики в подсознании прекратятся. На это ушло неприлично много времени. Солнце махнуло последним лучом и перестало освещать коридор. Наступал вечер. Задница ныла от сидения на полу. Ноги и шея затекли. Мозг тоже. Внутренние голоса наконец выдохлись и организованно свалили на перекур, чуть не унеся с собой из чертогов разума беса. Даром инстинкт самосохранения вовремя достал рупор и попросил не делать глупостей, мол, товарищи, не зря же мы этого индивида заковали, давайте не надо? В общем, пронесло. Но гуманизм и самооценка всё равно пообещали принести бесу кофеёк из буфета. Очень мило с их стороны. Стало тихо. Страшно тихо. Как после взрыва. К этому моменту Ген понял: либо он падает на бок и, свернувшись калачиком, лежит до второго пришествия, либо всё-таки встаёт и идёт хотя бы заваривать чай. Ситуация, конечно, требовала не чая, а чистого спирта, но тут главное держать себя в руках и не терять связь с реальностью. Так что Ген по-самурайски, не издав ни звука, встал, обречённо вздохнул и поплёлся в сторону кухни, хмуро поглядывая на окна. Подоконники начали казаться лучшим местом в квартире. Тринадцатый этаж обязывал. В целом, причин страдать-то и не было. Сенку Гену ничего не обещал, сам Ген ничего не просил, и, как ни крути, они всё сделали правильно. «Сенку всё сделал правильно. А ты, Ген, ничего не решал». Если бы где-нибудь существовал рубильник, выключающий внутренний мир, Ген бы сейчас им воспользовался. Нужно срочно себя чем-то занять. Чем угодно. Приготовить ужин, разобрать записи по клиентам, составить план для завтрашней лекции, погулять с собакой, захватить мир — и не важно, что собаки нет, а мир Гену нахрен не сдался! Значит, заведёт он эту сраную собаку, значит, пересмотрит планы на жизнь! И будет потом сидеть в большом кожаном кресле, отдавать приказы злым клонам и держать в руках самую нелепую китайскую хохлатую, которую только сможет найти! Чудесно! Замечательно! Договорились! Да блядь, как же бесит! Ген резко открыл холодильник, вытащил упаковку с куриным филе и кинул её на столешницу. Всё? Проснулся? Прощайте розовые очки — здравствуй адекватный мир? С возвращением на землю, придурок. Упавовку в мусорку, нож в руку — бедная курица уже превратилась в фарш. Она явно ничем в прошлой жизни не заслужила, чтобы её тело искромсали на молекулы, но Ген не испытывал к дохлому куску мяса ни капли сочувствия. Он продолжал методично работать ножом, уткнувшись в бесконечность невидящими глазами. Хочет ли он быть с Сенку? Кто вообще тот дебил, которому пришло в голову задать этот вопрос? Конечно, да. Да, да и ещё раз да. Работать вместе, разговаривать, каждую свободную минуту обнимать, целовать, несмотря на громкие протесты, уговаривать Сенку спать и тащить в постель, а утром смотреть, как он смешно сопит — Ген чувствовал счастье от одной лишь мысли, что ему позволено быть рядом. Только хочет ли Сенку того же? «Нет». Лезвие вошло неглубоко, но выдрессированные миллионами лет эволюции нейроны уже успели передать сигнал, а лобные доли включить аварийную тревогу. Ген рефлекторно отбросил нож. Страх накрыл с головой. Страх сдавил горло. Ген, не дыша, поднёс руку к лицу. Из пореза струилась кровь: по пальцам, по ладони, вниз… Первая капля упала на пол. Она разлетелась идеально-круглым пятном. Вторая смешалась с первой… Ген сел, бесстрастно наблюдая, как на мраморной плитке собирается кровавая клякса. Кап-кап. Страх ослабил хватку. Это просто порез, просто кровь, просто усталость. Ничего не произошло. Ничего страшного не случилось. Голова кружилась, но это пустяки — дыши и не думай о том, как дрожат твои руки. Ты же можешь дышать? Ген наконец вспомнил о воздухе. Кровь не останавливалась. Натекло уже прилично, а Ген так и сидел, смотря, как красная лужа лениво растекается по кухне. Порез пульсировал болью. И эта боль мягкими волнами окутывала сознание, даря удивительное спокойствие. Кровь остывала. Ген окунул в неё палец и провёл линию — кляксу разорвало напополам уродливой чертой. Затем ещё одной. И ещё. Ген исступлённо чертил иероглиф любви, пока тот не превратился в бесформенный развод. Сухая корка потемнела и потрескалась. От благородного слова осталась лишь грязь. Всё встало на свои места. — Г…н. Ген… Ген! Лёгкое касание вернуло в реальность, Ген крупно вздрогнул и испуганно поднял взгляд. — Ген, что ты делаешь на по… Это что, кровь?! Сенку схватил руки Гена и тут же бросился их осматривать. — Всё в порядке. Я просто порезал палец. «Лжец». — Ты уверен? Всё точно в порядке? — Да. «Лжец-лжец-лжец!» — Ладно… – неуверенно протянул Сенку, всё-таки отпуская руки Гена и отходя. – Ты напугал меня. Не делай так больше, вставай. Но Ген остался сидеть, глупо смотря на испачканные пальцы и пол. Он только сейчас заметил, что вокруг царил полумрак — солнце уже давно село. Сколько времени прошло? Зажёгся свет. На секунду Ген ослеп. — Всё, Ген, не тупи. Поднимайся. Он не смог. Даже не попытался. — Ген? На ответ понадобилось катастрофически много сил. — Да, Сенку? — Почему ты не встаёшь? Сенку снова подошёл и протянул руку помощи. Сильную и идеально чистую. Она больше не должна касаться скверны. — Нам надо расстаться. Рука опустилась. Ген готов был поклясться, что слышал гул процессора в голове Сенку. Его скулы напряглись, а на виске выступила жилка. Резко захотелось опустить взгляд и зажмуриться. Но даже так Ген чувствовал исходящие от Сенку волны гнева. — Повтори. — Давай… Расстанемся. Хотелось боли. Криков. Проклятий. Чего угодно, но никак не наступившего молчания. Из окна просачивался шум города, и Гену мечталось утечь сквозь микроскопические щели туда, раствориться в воздухе, распасться на атомы… Чтобы никто не нашёл. Чтобы Сенку забыл о его существовании. Но Ген только услышал лёгкие шаги и звук открывающегося холодильника. — Что на ужин? Ген распахнул глаза. — Что на ужин, Ген? Сенку выглядел спокойно и беспристрастно — как и всегда. — Прости, я не успел приготовить, я думал… Стоп, Сенку, нет! — Ладно, перекушу бутербродами. — Нет, Сенку, что ты?.. Не игнорируй меня! — Обычно я игнорирую только тупые тезисы студентов, но ты сегодня превзошёл сам себя. – Сенку закрыл холодильник и вернулся к Гену. – Вставай и не морозь мне мозги. — Я не встану, пока ты не поговоришь со мной, – сквозь зубы процедил Ген. — Акт разговора свершается прямо сейчас, в чём проблема? — В теме! Я хочу говорить о наших отношениях, а не о бутербродах! — Бутерброды мне сейчас интереснее. — В этом и дело! – Ген всё-таки попробовал принять вертикальное положение, но затёкшие ноги не слушались. Под кожей заструились болезненные иголочки. — Ты сказал херню. В твоих же интересах сделать вид, что ничего не было. Смотреть на Сенку снизу вверх унизительно. Пришлось поднимать задницу сквозь боль и принципиальное нежелание двигаться. — Нам. Надо. Расстаться, – позорно прокряхтел Ген, наконец добившись от тела равновесия в стоячем положении. — Аргументы будут? Аргументов он, блядь, захотел. — Что изменится в твоей жизни, если я уйду? — На базовом уровне — ничего. Ты не то, без чего мои жизненные процессы остановятся. Примерно такого ответа Ген и ожидал. Есть он, а есть витамин-А. И только что Ген ему проиграл. — Ты хотя бы расстроишься? — Да. Я явно не буду испытывать по этому поводу положительные эмоции. — Почему? — Не хочу питаться одними бутербродами. — Сенку! — Что «Сенку»? Что ты вообще от меня хочешь, болтолог? «Чтобы не отпускал, чтобы умолял быть рядом и даже не смел так нагло улыбаться и жрать свои бутерброды, пока я пытаюсь с тобой расстаться!» — хотел прокричать Ген, развернуться и хлопнуть дверью, но крик умер ещё на уровне идеи. — Ничего. Я ничего не в праве требовать от тебя. Ни-че-го. Смешное слово. У Гена только пустота и осталась. Лучшая подруга жадных самовлюблённых дебилов, упёршихся в реальность. Присвоить чувства силой — нельзя. Ждать, пока дадут — удачи. Вот и страдай, а если что-то не устраивает, подойди к зеркалу и скажи: «Вы сами виноваты». С вас двести баксов. — Всё дело в сегодняшнем разговоре с Ксено, да? — Нет… Да… Не знаю! — Это не ответ, Асагири. Резко захотелось послать Сенку нахуй. — Ты так легко пренебрёг мною. — Это был единственный выход. Если бы ситуация повторилась, я без раздумий сделал бы то же самое. — А я бы снова ушёл. — Поэтому я и не собираюсь извиняться. — Ты и не должен. Ты поступил грамотно. Гену не нужны извинения. Пусть Сенку в задницу их себе засунет. Ген хотел благодарности. — Всё? Тема исчерпана? — Боюсь, что нет. — Почему? Потому что я больше, чем просто влюблён в тебя, Сенку. — Я ненавижу тебя. А сказать это оказалось легче, чем Ген думал. Удивительно просто. Демоны внутри радостно хлопали в ладоши, пока мироздание превращалось в труху. — Что ты сейчас сказал? – от голоса Сенку по позвоночнику пробежала дрожь. — Ненавижу. Тебя. Я правда всеми фибрами своей чёрной души ненавижу тебя, Ишигами Сенку. Я боюсь представить, что ты можешь заставить меня сделать. Твоя власть надо мной пугает. Иногда мне кажется, что одно твоё слово, и я убью любого. Только прикажи, и я положу к твоим ногам весь мир, чего бы это мне и миру ни стоило. Это опасно. Это болезненно. Это неправильно. Не-на-ви-жу. Порезанный палец снова полоснуло болью, когда Ген схватил Сенку за ворот рубашки и прижался к его губам. Но Сенку не ответил. Значит, конец. Ген отстранился. — Мы расстаёмся. Я принял это решение. Хоть какое-то решение Ген хотел принять сам. А дальше побег.***
Очнулся Ген уже на улице. Он шёл по ночному Токио без понятия, куда держит путь. Это была последняя в очереди из интересующих его проблем. В кармане завибрировал телефон. Ген неспешно выудил его — если это Сенку, он просто не ответит. Выключит и всё. И до свидания. С глаз долой и сердца во… Ого. Ген аж встал, не обращая внимание на обходящих его цокающих прохожих. Надо же. Вы только посмотрите, какие люди. У кого-то отличная чуйка. Что ж. Принять вызов. — Hallo, Bestie…