Сосед — идиот.
Жизнь — полминуты:
Песни, костёр,
Сладкое «Чудо».
Виолетта сообщает отряду одеться потеплее и выгоняет всех на улицу. — Ребята! Сейчас мы отправляемся на костёр, посвящённый открытию смены. Пойдём через лес, не выходим из строя, не ругаемся и не убегаем за кустик в туалет, — какая-то девочка справа от Антона хихикнула, хоть смешно было не особо. — Иначе вы там и останетесь.*
Антон любит поздние вечера. Холодные. На природе. Такое он испытывал время от времени, когда она выкраивала у начальства денёк на относительную передышку, и они выбирались в ближайший перелесок, засиживаясь там до ночи. Никто не брал с собой фотоаппарат или телефон. Как в книжках, они вместе лежали прямо на траве, разглядывая очертания облаков, преобразуя белые разводы то в животных, то в самолёты, то в космические корабли. Играли в прятки в редких деревьях, стволы которых были слишком тонкие, чтобы спрятать за собой человека. Она всегда поддавалась, а маленький Антон смеялся, гордясь собой. Один раз Антон нашёл осиное гнездо, и в ту часть леса они больше не совались. Маленький Шаст считал, что «мухи полосатые» точно запомнили, как он выглядит, и укусят его, если увидят. Ближе к наступлению ночи они пили горячий чай из серо-розового термоса — она постоянно брала его с собой, ведь знала, что малыш замёрзнет с сумерками, ибо наступает осень и земля отдаёт свое тепло в воздух, охлаждаясь.*
Девочки идут за ручки. Какой-то умник из отряда, имя которого Антон не запомнил, уже успевает обозвать их «лесбухами», за что ловит замечания от — самое неожиданное — Виолетты и обещание отдельно поговорить с ним об этом. Путь пролегает через лес, являясь узенькой тропкой, ведущей в темноту глуши. Выглядит жутковато на самом деле. Но не для Антона. Подросток не ощущает такой атмосферы уже больше двух лет, и теперь стоит, каждым сантиметром кожи впитывая эти чудесные мгновения. Под ногами и в ближайших зарослях стрекочут кузнечики и поют сверчки, небо отдаёт синевой из-за скорого захода солнца, а отряды идут к кострищу. Дети предлагают жарить зефир.***
Отряд Антона, которому они так и не удосужились придумать название, подходит к костровому, когда все уже на месте. Антон самым наислучайнейшим образом толкает того придурка, обозвавшего девочек. Вокруг сваленных в громандную кучу сухих веток уютно расположены деревянные низкие лавочки, и Шаст морально готов сидеть на них, скрючившись в три погибели, но как оказалось, не удостаивается даже последнего — тот самый чел со всего маху влетает на скамейку, занимая её целиком. Как хорошо, что Антон невероятно терпеливый, и, показав средний палец обидчику и обматерив его елкам позади себя, плюхается на свою ветровку, постеленную на траву — зато к костру ближе. Младшие отряды начинают визжать свои названия-девизы, потому что завтра уже надобно ответить, а антонов отряд видимо ограничится названием «Друзья навсегда» и оригинальнейшим девизом «Один за всех». Хочется добавить «сожрёт все пельмени», но Надежда Викторовна вряд-ли бы оценила столь творческий подход. Оказывается, что лавка, которую занял Богдан — видите, у него даже имя соответствующее! — оказалась мокрой от росы из-за высокой травы рядом, поэтому Богдан теперь вынужден стоять, а девочки, свободно сидящие всей четверкой на одной лавке любезно не предлагают ему место. От тепла и света костра уже побаливают глаза, но Антон всё насмотреться не может — где вот вы ещё увидите двухметровый костёр в шаговой доступности? Правильно, в Аду, но до этого вам пока пахать и пахать. Яблочные булки испортили весь настрой. Антон не любит яблоки, а каждый третий ест их как закуску на все приёмы пищи, и наверное, даже во сне ими питается. А тот факт, что когда подросток отказывается от выпечки, она чудом становится с шоколадной начинкой, как-то не возвращает его к прежнему состоянию. С другой стороны, у него появляется более-менее доброжелательная знакомая, которой и пошла его яблочная булка-сюрприз. Одна из четырёх девчонок — Даша, на вид не больше пятнадцати, а по росту как две трети Антона, разделяла трепетную любовь Шастуна ко всяким побрякушкам-украшулькам на пальцах и запястьях. Только её отличало то, что все украшения казались детскими — разноцветные пластиковые кольца, браслеты с цветочками, улыбающимися рожами и радугой, многое сделано из бисера видимо ей самой. С довольной моськой хомяча булку, она пообещала за смену сплести ему фенечку, и вот тогда уже настроение Антона поползло вверх. Через некоторое время Антон слышит чьи-то крики «Арсений пришел!» и тоже оборачивается: около выхода из чащи мелькает фигура с гитарой и светоотражающими лентами на куртке. Арсений вроде-Сергеевич направляется к нему, и, спустя мгновение в руках подростка оказывается конфета в блестящей в свете костра обертке. Выражение лица Арсения Сергеевича — кстати, а почему все дети орали только его имя? — остаётся незамеченным, но по тону и так всё яснее некуда: — Ну и что ты тут уселся? — мужчина поудобнее перехватывает чехол с гитарой, начавший сползать с плеча по атласной ткани куртки, — Так охота отморозить задницу? — психолог окидывает взглядом весь отряд Шаста и похоже понимает, что места ему не досталось, но молчит. — У меня всё хорошо, спасибо за заботу, — Антон прикрывает глаза и вдыхает поглубже, планируя сейчас с видом «самодостаточного индивида» сказать, что ничего ему от Арсения не надо и «свою шоколадку заберите вообще, не на того напали, дражайший сударь», но как только открывает глаза уже не видит ни психолога, ни даже светящихся лент ветровки. Ладно, Шастун на шоколадки падкий. А ещё на зефир. И на рафаэлки, в особенности. И на всё в принципе, что можно есть, при этом не закрывая нос, чтобы не блевануть. Вот такая трагедия у него в душе. А в руках... «Обыкновенное чудо». Такие конфеты Антон видел на прилавках в году эдак восемнадцатом. На всякий случай даже глаза напряг — узнать срок годности и дату изготовления, — удивительно, произведена даже в прошлом месяце. Сделав над собой вселенское усилие и надеясь, что его не наебали, и в обёртке не окажется ещё одна такая же золотяжка с камнем внутри, подросток пытается аккуратно разорвать упаковку, что выходит с рекордного первого раза. Теперь Антон хочет найти мужчину, но не для того, чтобы рассыпаться пламенной речью в благодарностях — во-первых, такая вот он скотина, а во-вторых психолог сам-то втюхал, — пусть он скажет, где купить таких штук. Или купит сразу, было бы удобнее. Шоколад начал таять от тепла огня, — значит настоящий, говорили бабки на лавках, — и Антон, не церемонясь, запихивает всю вафлю в рот и теперь просто пялит в костёр, наслаждаясь тихим потрескиванием ещё горящих веток и ярко-красным блеском чёрных угольков. С той стороны костра доносится первый аккорд гитары. Антон даже песню узнает. У синего моря, у синего моря, Где бушуют бураны, где бушуют бураны... Антон, наверное, меломан, потому что теперь буквально вскакивает, сразу же покрываясь от холода мурашками, но отважно бежит к цели — сквозь отряды, которые жуют появившиеся из ниоткуда сосиски в тесте, на звук гитары. Жила там девчонка, жила там девчонка С именем странным, с именем странным. Арсений Сергеевич — Антон решил звать его так, а то вдруг по имени разрешается только святым — сидит на каком-то пенечке спиной к костру, в такт «Алым парусам» покачивая головой. Антон подбегает, и даже не пытается протиснуться среди мелких, у которых челюсть отвисла от восхищения. Чего уж там, у Шаста тоже, но в фигуральном смысле. Ему холодно, а какая-то девочка в пол Шаста, стоящая рядом, уже пару раз наступила ему на ногу, но слишком ему нравится голос и атмосферность. Эстет хренов. В какой-то момент Антон ловит на себе взгляд Арсения Сергеевича — или ему показалось? — он продолжает петь, улыбаясь, но при этом в глазах — пустота, похоже, мужчина провалился в прострацию — учитесь дети, вот, что значит «мастерство». И этой же ночью, и этой же ночью... Свершилося чудо, свершилося чудо: Тот парень с девчонкой, тот парень с девчонкой Влюбились в друг друга! Влюбились в друг друга... Арсений отвисает и начинает как-то очень уж счастливо улыбаться, так и продолжая смотреть в глаза Антону. Слишком странно, и Шастун не находит ничего лучше улыбки и разрыва зрительного контакта, через пару минут всё же скашиваясь на него опять, когда мужчина улыбается восьмилеткам, бездарно подпевающим «Ассоль плюс Грей». Антон ловит себя на том, что едва слышно подпевает и покачивается из стороны в сторону в такт музыке. Группка, слушающая гитариста становится в круг, пропускает его в центр, кладя руки на плечи соседям и зажигая фонарики на телефонах. Арсений опять улыбается, опять до странного счастливо, а Антон ловит себя на мысли, что он невъебенно красивый и тут же её тушуется. Даже ночью противное подсознание не затыкается, и Антон вспоминает, что завтра его, похоже, отправят к психологу на повторное обследование, и ситуацию это мало спасает.