Внутренний карман чемодана

Антон, стараясь особенно сильно не трястись от злости, легонько стукает мальчишку по плечу пару раз, привлекая его внимание. Кольцо у карапуза просто болтается на пальце, вдобавок ещё и поцарапанное на железном ободке. Если после этого инцидента оно начнёт ржаветь, то Шаст будет требовать компенсацию. — Откуда у тебя это кольцо? — удивительно спокойным голосом интересуется Антон. — Нашёл. Парень готов прыгать от счастья, что этот мальчик хотя бы не начал врать, якобы ему подарили эту побрякушку, что популярно у детей. — Отдай пожалуйста, это моё, я вчера оставил его в душе, — сдерживаться уже не слишком получается, когда где-то над ухом начинает реветь семилетка из-за проигрыша, а когда Арсений пускается её утешать, та начинает плакать лишь сильнее, попутно топая ногами, крича и пуская слюни во все стороны. — Нет, это моё! — почти кричит ему в лицо мальчик, а у Шаста в коленях пробегает дрожь от напряжения. Сдержаться, не въебать этому золоту — вот что сейчас нужно Антону. Но ещё нужнее ему кольцо. Сил у Шастуна будет побольше, чем у этого негодяя в зелёной безвкусной футболке с изображением мультика «Тачки», и просто вырвать кольцо у него из рук не составило труда. Ну, Антон же хотел по-нормальному сделать, безболезненно! Не хочет карапуз, значит и заморачиваться нечего. Антон сдерживаться смысла больше не видит. Ну, вот не понимает ребенок, что брать чужого нельзя, так и не поймёт никогда. Конечно, если Антон Шастун ему не расскажет, а Антон Шастун ему не расскажет. Танцы с бубнами он перед карапузом плясать не намерен — обойдется. Даже за самое дешевое кольцо с распродажи под мостом он врежет любому — так трепетно относится к каждой купленной или подаренной кем-то побрякушке. Кольца ему дарят многие, носит он лишь самые дорогие сердечку, хоть и рискует их потерять. Зато частички близких всегда следуют с ним по жизни. Шаст резко выдергивает металлическое изделие из рук ребенка, который, на пару секунд подвиснув, по истечении времени начинает тонко визжать как оглашенный, чем только сильнее выводит парня из себя. — Отдай, это мое! Ага, блять, твое, как же. Это нескладное, беспрерывно вопящее существо пускается бежать за Шастуном, когда тот широкими шагами отправляется в сторону трибун. Гном в прямом смысле ему в пупок дышит, посему достать кольцо, которое маячит на еще более высоком уровне в руке Шаста, возможности нет. Тогда этот наглец прибегает к самому отвратительному поступку — он буквально повисает на футболке парня, своими ручонками ухватившись за края одежды. Трещат первая нитка и первый нерв Антона. Этот мальчик, кажется, развился как-то не по плану — хватательный рефлекс у него явно преобладает над всеми остальными, хотя на вид ему лет семь — этот гаденыш отцепляется, только получив коленом по животу, хоть и не в полную силу. Шаст рад, что смог заставить себя не пнуть его со всей дури — проблем тогда было бы ого-го! Но на этом пытка, ожидаемо, не заканчивается. Мальчик, что, видно, со словом «нет» и «нельзя» не знаком от слова совсем, так и продолжает закатывать концерт, держась от Антона на расстоянии в пару метров. Этот писклявый несломавшийся голосок действует на остатки нервной системы, и ребенок, ошибочно предприняв последнюю попытку к возвращению игрушки, звонко получает в лицо. Опять заступоривается, вылупает свои огромные глаза, ошарашенно потирая пухлую щеку, на которой проявляется розовый след. Громко хлопнув железной дверью ограды, которая также состояла из прутьев, Антон направляется в сторону леса. Там находится забор — край территории лагеря, в котором откуда-то широкая дырень — Никита рассказывал, что мелких пугали раньше этим, якобы придет медведь какой, если спать ночью не будут. В черных широких джинсах с множеством карманов в одном Антон находит клад — сигарету, правда, немного помятую и потрепанную жизнью, но ведь бонусную, можно сказать. Иногда забывчивость все же приносит каплю радости в жизни. Парень зажимает кончиками губ палочку, а горло приятно сводит от предвкушения быстротечного кайфа, который несет за собой курение. А в ту же секунду приходит осознание, что ни зажигалочки, ни спичек у него и нет. — Блядство, — шипит себе под нос Антон, чуть не выронив сигарету на смесь листвы и грязи под ногами. Ощущение, как будто он играл в лотерею и последняя цифра на билете не совпала, а поездка в Майами досталась какому-то противному старику, который до сих пор думает, что «Майами» — это марка халатов. — Антон! Стой! Блядство. Вдвойне. Шаст замечает фигуру Арсения Сергеевича, который быстро приближается к подростку. — Зажигалка есть? — на автомате ляпает Антон то, что чаще всего говорил людям в таких ситуациях, как только мужчина поровнялся с ним. Ему слишком приспичило покурить. Да, его не для того родили, чтобы он приближал планету к фильму «Ёжик в тумане», портил атмосферу и бла-бла-бла, и сейчас его это не остановит. — Что?., — психолог пытается отдышаться от длительного бега. — Анто-о-он, — укоризненно протягивает мужчина, замечая в руках юноши никотиновую палочку. Шасту не страшно вообще. Вожатые все-таки мельком информировали отряд на случай, если кого-то запалят за курением. Курильщик должен состроить раскаяние, а вожатые — неподдельное удивление, узнавая это. Антон быстро прячет сигарету в карман, чувствуя острое негодование из-за обломившейся возможности отвлечься хоть как-то. Начинает накрапывать дождик, но сквозь листву капли не ощущаются, только темные пятнышки на рукавах толстовки свидетельствуют о намокающей ткани. Усиливаются порывы ветра, а за ними и дождь начинает хлестать по листьям выскоих деревьев, и в небольшом «леске» парню становится прохладно. Воздух наполнен свежестью, как обычно и бывает перед началом дождя. Сейчас хочется босиком бежать куда-то далеко-далеко, по огромному полю, чувствуя ступнями прохладную от капель дождя и утренней росы траву. Хочется видеть голубое небо и вдыхать холодный свежий воздух, места для которого в легких не хватает, а не дым сигаретный, блять. Парень гипнотизирует свои руки, надеясь, что Арсений тоже найдет его кольца интереснее, чем отчитывать его за проебы, которых, кстати, стало уже два. Вообще, у него целая свора мелких косяков, а списывают все на детдом. — Пойдем со мной, — мужчина выглядит грустным, а у Антона по позвоночнику бегут мурашки, когда Арсений берет его за ладонь, часть которой утопает в широком рукаве черной толстовки. Подушечками пальцев Шаст чувствует холодную руку мужчины, стараясь от греха подальше не шевелить ей. «У людей с холодными руками тёплое сердце».

***

Антон сидит в пластиковом кресле, сложив руки на груди уже минут так пятнадцать, отчего конечности начинают затекать, а впоследствии — ныть. Больная голова упорно не хочет заставлять мозг работать, и Шаст даже не понимает, чего он ждет: простой взбучки или человека, который вручит ему документы об отъезде? Седые разводы на пасмурном небе выглядят для Антона как скалы где-то в Сибири, в которой он отроду не бывал. Арсений много с ним разговаривает, только Антон не запоминает: все диалоги рутинные, будничные, как будто они общаются уже очень давно. Может в этом и есть фишка психологов, одними словами внушать доверие? — Ну и что ты налетел на мальчика? — мужчина упирается локтями в поверхность стола, опускает подбородок на сцепленные в замок руки. — Чем он тебе не угодил? — Он кольцо моё спёр, — очень тактично. — А спокойно попросить..? — И поцарапал. И выбесил меня. И вообще, кто он такой.., — парень перебивает психолога и инстинктивно ещё сильнее зажимает ладони в изгибах локтей. — Понятно, Антон. Тебе было очень дорого это кольцо? — уголки губ мужчины чуть приподнимаюся вверх, создавая около глаз мимические морщинки, а голубые радужки становятся слишком ясными, слишком непорочными, с ещё более заметными бликами около зрачка. — А вы линзы носите? — провалившись в свои мысли, Шаст и не замечает, что как полный баран только что их озвучил: — Извините... Арсений поднимает бровь, видимо, вникая в суть вопроса, и улыбается, а Шаст облегчённо выдыхает. Кажется, в толстовке становится жарковато. Лежащий на столе телефон, марку которого Шаст не смог определить, резко завибрировал, а на экране высветилось «НВ», не дающее ни грамма понятия об абоненте. Психолог долго с кем-то разговаривает, пару раз отпрянув от динамика, будто собеседник на том конце громко орал из-за чего-то. Взгляд Арсения останавливается на парне, причём он не предвещает ничего хорошего. Остаётся только готовиться к тому, что его сегодня же выпрут отсюда, а по возвращению в детдом по головке не погладят. Арсений беседует спокойно и рассудительно, дотошно доказывая свою позицию человеку на том конце, несколько раз повторяет фразы, хотя на руках от напряжения проступают рельефные венки — видимо, тот человек является бараном по сути своей или прикидывается. — Мы договорились? — уже чуть грубее выспрашивает у трубки мужчина, закатывая глаза, и, получив ответ, сбрасывает вызов. — Вот же женщины бывают упертые.., — он качает головой, указательным и средним пальцами потирая виски. — Зато ты остаёшься в лагере. Облегчённый вздох со стороны Шаста не заставляет себя долго ждать. — Хотя тебя в принципе не могли отсюда выгнать, — пожимает плечами Арсений, вытаскивает из тумбочки зарядку и подключает устройство к сети. — В «Надежде» ведётся какая-то проверка от властей, и детей распихивают по лагерям или временно другим местам, чтобы не мешались. Удивительно. Первый раз на памяти Антона детский дом посещают какие-то органы проверки. Единственным, кто заявлялся к детям, и то раз в год, был Дед Мороз, который дарил вещи, купленные на деньги с благотворительных фондов. Детишки всегда радовались новым игрушкам, некоторые из которых даже оказывались совсем новыми, а однажды в «Надежду» приперли ватрушку. Мощную такую, огромную ватрушку. В тот же день эта ватрушка ощутила на себе жопы всего детдома и некоторых воспитательниц. Но до следующего года несчастная не дожила — какой-то додик слишком усердно дотыкался в неё острым концом лыжной палки. Арсений кидает взгляд на заблокированный экран телефона, как будто что-то вспомнив. — День кино сегодня, так ведь? Пойдёшь туда? — интересуется Попов и протягивает раскрытую ладонь подростку. Опять, боже. Второй раз за день. Какая шестеренка у него в голове сломалась, что заставляет его так себя вести, а вдруг он просто тактильный? На Арса устремляется удивлённо-смущенный взгляд зелёных глаз. — Ты не любишь прикоснове... — Нет, все хорошо! — выдаёт Антон, а кончики ушей и щеки стопудово краснеют. — А вам типо не все равно, что о вас подумают? — Ну, побить меня тут некому, а если что, то у тебя и боевой настрой, и опыт есть, — смеётся он. — А если серьёзно, то руки не надо распускать на других. Антон угукает в ответ, прикидывая в голове, как странно это смотрится со стороны, какая у мужчины приятная ладошка, и как это все неправильно. Ведь у Арса наверняка есть девушка, жена, парень, муж, да кто угодно! В голове просыпается ебучий собственник вместе с маленьким ребёнком, который просто-напросто путается в ситуации. Это же по идее запрещено, да? Но Арс сегодня на кружке таскал плачущих детей на руках, водил их за ручки, играл с ними в «Летел лебедь», когда малышам становилось скучно. На костре все дети его обнимали и усом не вели, так что... Антону тоже можно, да?.. — Анто-он, быстрее! Там «Движение вверх» идёт! А потом «Титаник»! Импровизированный кинотеатр находится рядом с комнаткой диджея. Детей в помещении не так много, в основном мелкие, из шестого и пятого отрядов, чему Антон несказанно рад. Всё-таки, если кто-то засечет, что семнадцатилетний пацан шатается за руку с лагерным психологом, по мнению Шаста, легче жизнь точно не станет. Вместо кресел, как в городских кинотеатрах, по всей площади размещены лавочки и несколько диванов с красной фланелевой обивкой. Завидев свободный кусочек дивана, ещё с подлокотником в самом тёмном и уютном углу, Антон мигом летит туда, устраивая подбородок на мягком поролоне. Рядом садится Арсений. Начинается «Движение вверх», которое, по словам психолога, мужчина уже смотрел, и фильм очень качественный. Фильм о баскетболе, двадцатом веке и воле к победе, а Антону хочется взять Арса за руку. Очень хочется, блять. «Знакомы неделю, давайте держаться за ручки в кино, да, Арсений Сергеевич!?» Мужчина часто комментирует сюжет, иногда не в тему, но все же порой помогает Антону с запоминанием фамилий, а ведь парень на полном серьёзе думал, что фамилия тренера команды русских — «Гаражин», а не Гаранжин. Режиссёр фильма был и правда молодец: маленькие дети один за другим откладывали телефоны, следя за игрой на экране. Кто-то даже присвистнул, когда русские, вытянув очко за последние три секунды на таймере, выиграли со счётом 51:50 у американцев. Антона больше тронуло то, что игроки отдали свои премиальные сыну одного из команды на лечение болезни. Незаметно пролетели два часа. Начинается «Титаник», Шастуна клонит в сон, и он поудобнее устраивается на подлокотнике, греясь и позевывая в рукав своей толстовки. Парень знает, что в этом фильме очень плачевная концовка — Воля рассказывал, как Ляся прохныкала над людьми, закрытыми в тонущем корабле и над смертью Джека весь вечер, щебеча что-то о том, как Паша должен быть рядом всегда.

***

Шаст, видимо, дрых достаточно долго, потому что будит его смех какого-то ребёнка, смотрящего на то, как главная героиня плюнула в лицо своему ненавистному жениху. Шаст запоздало понимает, что лежит он на плече Попова.