Ситуация с Дашей и Ди была благополучно положена в долгий ящик, носивший название «до лучших времен» спустя минут десять после пришедших сообщений. Шастун иногда жалел, что запалил чужую личную переписку, хоть и ненарочно, и радовался, что узнал правду, но кому она была нужна? Влюблен ни в одну из них он точно не был — и сейчас благодарен за это всем небесным силам. Парню вспомнилось раздражённо-непонимающее лицо командира отряда, которого было теперь немножечко жаль.
Захомячив шоколадный круассан, найденный на дне дашиного чемодана, Шастун решает упорно ебаться с этим бисероплетением, пока не поймёт элементарную последовательность действий.
— Блять, бисеринка ебучая, протаскивайся ты уже! — выкрикивает в пустоту комнаты Шаст, ведь более дружелюбных изречений не находит: они все были истрачены в начале, когда он не понял, откуда начинать плетение. (А кольцо было, к слову, однотонным, но да черт с ним). Прошибает холодным потом, когда на ум приходит факт, что буквально за стеной спят вожатые пятого, самого младшего, отряда и наверняка размажут по стене любого, нарушившего их покой.
Но даже факт того, что Марина и Андрей могут прийти и затолкать ему в рот столько бисера, что он говорить потом не сможет, не останавливает, а в какой-то момент у парня просто-напросто начинают от злости трястись руки.
Просунутый в бисерину кусочек лески просто вываливается оттуда, ибо Шаст не успел продвинуть его глубже вовремя. Да ещё и солнце вышло и бьёт в глаза. Он заваливается на кровать старшей, застеленную синим шероховатым покрывалом с вышитыми на нем цветочками и листиками, давая последний бой леске. Да легче петлю связать да повеситься!
Ожидаемо, через полминуты конструкция из фиолетового бисера летит в сторону двери, а та мгновенно открывается, и в проходе оказывается... Арсений Сергеевич?
— Дашенька.., — психолог не сразу замечает Антона, но тут же поправляет себя:
— О, Антоша, здравствуй. Куда запропастились девочки? — беззаботно спрашивает Арсений, проходя в помещение и занимая пустующую кровать напротив Антона, который тут же сел ровно и даже попытался приосаниться, лишь бы не выглядеть как последний оболтус, который не смог леску просунуть.
— Убежали куда-то, — он уходит от ответа нарочно: как бы не спалиться с тем, что он видел, как бы не спалиться... — А вы умеете из бисера? Ну... Плести? — браво, Антон! Лучшее, что ты мог выкинуть!
Арсений Сергеевич смеётся, резким движением взъерошивая волосы:
— Шедевр не сделаю, но кольцо осилю.
У Шаста падает камень с души: как это мило и неожиданно, Попов разделяет увлечения... А кто, собственно говоря, ему Даша и Диана? Сёстрами они точно не были (по крайней мере, Антон отчаянно на это надеялся, ещё и этого в не хватало), но одинаковые фамилии в профилях заставляют задуматься.
— Арсений.., — решил принаглеть Шаст, назвав собеседника без отчества. — А Даша — ваша сестра? — на подвиг «назвать психолога на ты» у Антона не хватило смелости, да и портить нормальную беседу выяснением личных границ и неловким молчанием после разборок не хотелось.
— Даша — не моя родственница, — губы мужчины трогает улыбка. — Ди — сестра.
Арсений аккуратно пододвигает к себе органайзер для бисера, который изначально служил таблетницей, выбирает цвет, останавливаясь на том же фиолетовом, из которого плел (читай: пытался) недавно Антон. Секунда-другая, вот уже и первое звено кольца готово. Пальцы мужчины выглядят изящными и тонкими, с ярко выраженными суставами — в общем, музыкальными, — их украшает только одно железное кольцо на безымянном пальце правой руки.
Отчего-то мелькает мысль, что он женат... И отчего-то неприятно, знаете.
Арсений с лёгкостью начинает второй ряд, отчего у Шаста аж рот приоткрывается. Таких людей «идеально-разбираюсь-во-всем-даже-в-том-что-вижу-впервые», наверное, где-то выращивают, впрыскивая особые вещества, по-другому никак.
С улицы послышалось прерывающееся из-за качества динамиков звуковое сообщение от кого-то из вожатых:
— Через пятнадцать минут все отряды приглашаются на полдник!
Из-за тонкой стены слышится жалобно-недовольное «Прошло же только полчаса!», «А кто теперь делать эту хреновню будет?» и «Дискотека вечером, черт тебя дери!».
— Дискотека?
Антон все-таки пропускает половину своей жизни.
— Ага, она самая. Так заведено здесь. Ты впервые в лагере? — последняя фраза звучит немного разочарованно, хотя причины, как таковой, нет. — Приходи вечером в столовку, да и вам должны объявить.
Арсений выуживает из кармана зажигалку с маркировкой «Пятерочки» и поджигает концы лески, аккуратно запечатывая их вместе, и протягивает готовое кольцо Антону.
У Шастуна непроизвольно зачесались руки — он так и не покурил ни разу за все это чёртово время. А перед лицом сейчас очень заманчиво маячит зажигалка, которой ему так не хватало.
Единственным, у кого была зажигалка был Выграновский, которого Антон звал Рыгановским в своей голове. (Да, он гордился этой поганой шутейкой). Но подходить к этому сгустку пафоса и лощености он ни за что бы не стал.
— Арсений Сергеевич.., — опять он обратился к нему на «Вы», уже ненамеренно пресмыкаясь перед психологом.
Извините уж, зажигалка сама себя не выклянчит.
— Поймите пожалуйста, мне очень сейчас нужна зажигалка, я обещаю, никому не скажу, что-
Арсений обрывает его на полуслове:
— Антошенька, будь мы за забором этого места, я бы дал тебе всё, что только нужно. Но здесь и сейчас этого позволить никак нельзя, как минимум, из-за того, что от тебя потом будет нести.
«Дал бы всё, что только нужно», значит...
У подростка уже целая коллекция двусмысленных фраз со стороны Арсения Сергеевича собралась. И над ними он поломает голову ночью, лёжа в кровати и уперев взгляд в высокий потолок.
Но милая, в каком-то смысле, фразочка не убавляет горечи ответа. Не разрешил, вот же черт.
Заметив разочарование Шаста, Арсений добавил:
— Я, конечно, нарушаю все правила, но носить с собой эту штуку я тоже не могу, не по мне это, — он достаёт из кармана розовую электронную сигарету в пластиковом корпусе и рисунком винограда на одной из сторон. — Я не приверженец этого всего действа, и планировал выбросить её. Плюс, от неё не воняет табаком.
— Откуда она у вас? Виолетты? — Антон от внезапно нахлынувшей радости после такого везения аж потерял дыхание ненадолго.
— У Богдана была. Он оставил её под матрасом. Я конфисковал, — психолог по-доброму усмехнулся. — Ладно, я придержал её у себя, потому что могли заехать проверяющие, а таких казусов никому бы не хотелось.
Психолог добавляет:
— Единственные, кто мог приехать, чтобы забрать, это его родители, но я сомневаюсь, что они были бы довольны. Он сказал мне, что я могу забрать её себе, лишь бы молчал. Видимо, они были не в курсе.
Антону тоже становится смешно. Маленький оболтус и толстяк, который все время нахождения здесь задирал его, лишился одной из приятностей жизни, помимо телефончика, естественно. Ещё и курил какую-то лакированную погремушку розового цвета с запахом фруктов, лошара.
Антон надеялся, что этого толстопузого нахала сожрёт ломка, хотя бы до тех пор, пока его старшие друзья, которые, Шаст был уверен, общались с пацаном только ради денег, не купят ему новую погремушку.
Сейчас ему дадут курить!
День становится все лучше и лучше.
Психолог отдает электронку Антону в руки, берет с него обещание держать рот на замке и запрещает делиться находкой с Дашей и Дианой.
Он заботится о них. Антону становится от этого тепло.
Затем он покидает помещение, на прощание потрепав мальчишку по волосам и взяв обещание не проговориться и о наличии зажигалки тоже. Кольцо немного маловато, и адекватно смотрится только на мизинце, где и находит свое место.
Антон, он... смущен, наверное. Смущен таким количеством внимания к своей персоне, за последнее время которого стало излишне много.
Он рад и смущен.
В детском доме внимания всегда старались дать, что называется, «на всех», хотя получалось из рук вон плохо. Каждый из детей все равно чувствует себя обделенным, недолюбленным и недопонятым.
И Антон бы наврал, если бы сказал, что не получает эгоистичного удовольствия от того, что делает Арсений Сергеевич.
Если, конечно, он так не относится ко всем...
***
Этим вечером столовка была совершенно не похожа на то прохладное помещение, отдающее порошком при входе, в котором они принимали пищу. Все стулья были поставлены друг на друга и теснились в дальнем конце пустой столовой. В углах комнаты на потолке, как оказалось, были не камеры или устройства, отвечающие за пожарную сигнализацию, а диско-шары. В окне приёма грязных тарелок теперь красовались две большие колонки, такие же находились под двумя диско-шарами.
Антон не привык выходить в центр танцпола, поэтому бочком, как краб по стеночке, проползает к скоплению стульев — негласное место интровертов, как он успел понять. Дашу и Ди он не видит, зато замечает Серёжу, чей хохолок мелькает среди танцующей толпы. В углу помещения он находит Диму, который по-тупому сидит в наушниках на дискотеке и залипает в игру без интернета.
Музыка бьёт по ушам так сильно, что мама не горюй
(да, очень смешно, Антон Шастун), но сама атмосфера довольно приятная, хотя не слышно собственных мыслей от битов.
Девушки одеты в яркие шмотки, у кого-то на лице Антон даже замечает светящийся грим. Парни, вопреки всем канонам, тоже танцуют, может, поддерживая свой имидж среди отряда.
В какой-то момент до слуха Антона долетает знакомый голос «Веселитесь, пока можете!» Арсения Сергеевича. Антон откровенно попускал слюнки на образ психолога: слегка влажные волосы, чёрная облегающая футболка, широкие чёрные штаны и белые жутко понтовые кроссовки, выделяющиеся в темноте.
Рядом с психологом танцевать не хотелось. Он оказался мастером еще одного дела, в котором Шастун не особо преуспевал. Тем более, рядом с ним крутилась какая-то непонятная вожатая, которая немного давила Антону на нервную систему и его собственнические замашки. Он даже не успел узнать её по имени.
Виолетты нигде не было видно. Антон думает, что девушка отправилась либо отсыпаться, либо на планерку, оставив Сашу присматривать за всем балаганом.
***
Дискотека больно долго длилась. Вот уже и младшеньких вожатые отправили спать, сославшись на их возраст и гиперактивность растущих организмов.
Под недовольные возгласы расфуфыренных и напудренных девочек из второго отряда объявили, что до конца дискотеки остался час, а Антон так и не вошёл в кураж.
Максимум, что смог позволить себе подросток: сидя на стуле, подпевать «А впереди ещё три дня и три ночи» и качать головой в такт знакомым песням с различимыми битами. Не то, чтобы его интровертной сущности что-то не нравилось, но лагерь — как раз-таки то место, где следует вылезать из панциря и искать раскрепощенность.
За столом диджея (на самом деле это был стол из этого же помещения, на котором лежало несколько подключённых микрофонов и телефон с плейлистом для дискотеки) началось какое-то движение. В бликах от диско-шаров начала выделяться пара ярко-белых кроссовок, а уж их обладателя Антон знал, пожалуй, лучше всех из взрослых.
Арсений Сергеевич, максимально пафосно забрался на стол, захватив один из микрофонов и предварительно проверив, насколько его «пьедестал» прочный. Заиграла советская песня «Белая ночь», которую все тут же заорали за компанию с психологом.
Антон старательно пытался поймать его взгляд на себе, но зрение крота (хотя, крот в темноте, вообще-то, ориентируется) помешало ему уловить хотя бы намёк на то, что певец заметил его.
Антон первый раз оторвал взгляд от диско-шара. От него уже, к слову, начинало рябить в глазах, но гораздо интереснее было смотреть на разноцветных солнечных зайчиков, которые прыгали по стенам помещения, чем на толпу.
Без гитары в руках мужчине было гораздо проще, и он снова демонстрировал свои танцевальные способности,
все-таки решив спуститься со стола, дабы никому не навредить, в том числе и себе.
— А теперь сыграем в «Ручеек» и закончим наше мероприятие! — чуть ли не заорал в микрофон психолог, когда в песне наступил проигрыш.
Антон ни слова об этом «Ручье» знать не знал, но все равно приготовился слушать правила.
— Все встают парами друг за другом! — на удивление толпа безоговорочно подчиняется мужчине, а те, кто не хочет принимать в этом участие, просто рассаживаются по углам.
Антону наконец показалось, что терять сегодня уже нечего. В простую до банального игру можно и вступить.
Разукрашенные и запыхавшиеся, подростки собирались в парочки, держа при этом сцепленные друг с другом руки над головами так, чтобы между ними в строю образовался тоннель для прохода.
Встав перед двумя колоннами, Арсений громко объявил:
— Тот, кто остался один, как я в данный момент, «заплывает» в наш «ручеек» и вытаскивает понравившегося человека. Тот, у кого забрали пару, идёт в начало строя и делает то же самое! Кто не боится — играем, в конце вас всех ждёт сюрприз!
Толпа отчего-то взревела пуще прежнего. Заиграла музыка подинамичнее.
В этот момент Антон был уже морально готов встать и направиться в сторону строя, как его за руку схватила девушка, которая была из «Белых чаек», но жила под крылом у второго отряда.
— Оксана?
Девушка улыбнулась, сверкая глазами, щедро намазанными тенями и тушью, и увлекла парня за собой.
«Проблема найти пару решена» — подумал Антон, вставая в оживленную очередь.
Арсений «нырнул» туда первым, вытащив из второй по счёту пары девочку лет одиннадцати, которая восторженно заверещала, даже не доставая до руки психолога, когда они стали новым звеном «ручейка».
Пару раз Антона тоже хватали за руки непонятные люди, которые очень уж усердно ему улыбались и дергали рукой и телом в такт битам.
Рука, кстати, начинала отказывать от того, что находилась в непривычном положении долгое время.
Ни на что уже не надеясь и засыпая, Антон, подцепленный кем-то в темноте, согнувшись в три погибели, направляется в самое начало гусеницы из людей, и вдруг музыка резко стихает.
Микрофон с диджейского стола поднимает Виолетта, появившаяся из ниоткуда, и обращает на себя всеобщее внимание. Девушка объявляет:
— А сейчас для образованных пар объявляется медленный танец! Сами на это подписались!
Виолетта хватает за талию девчонку, которая осталась последней «одиночкой» и не успела найти партнёра в «ручейке», и начинает кружиться в обнимку с ней. У малышки от радости блестят глаза, она прижимается к вожатой, смыкая руки на чёрном корсете Виолы.
Начинает играть нежная и медленная музыка, неугомонные до этого подростки стихают и образуют парочки. Большинство лишь шуточно, но в глазах некоторых мальчиков читается облегчение вперемешку с недавним страхом из-за возможного отказа. Девчонки в длинных цветастых платьях позволяют им положить руки себе на талию и обнимают кавалеров за плечи, кружась и рассеивая шлейф духов повсюду.
Антон, выныривая из оравы людей, чувствует холодную и немного влажную ладонь в своей, а в нос ударяет уже знакомый запах, которым он изрядно успел надышаться, ходя в чужой одежде.
Арсений Сергеевич...
