Из огня да в полымя

      Природа бушевала от внезапного шторма, разразившегося со всей силы. Капли дождя опадали на землю, лужи грязи становились всё больше и больше, живность, если таковая ещё имелась в деревне, попряталась по норам, наверняка также поступили и выжившие жители. Буря окутывала несчастных, попавших в её объятия, даря радость разве что только лорду Моро, живущему у водохранилища. И всё же Елена была в безопасности, тепле и уюте. Шторм не мог достать её здесь, на фабрике, чьи своды скрывали девушку от всего остального мира. Но находясь так близко к выходу, было сродни шутке, которую так сильно любил воплощать в жизнь владыка, напоминая о том, что никуда она не уйдёт.       Будь Лупу дома, она наверняка бы завернулась в одеяло, предварительно зажгя лампу и отправиться в путешествие, читая книгу и попивая чай, конечно же после того как она бы укрепила дом, позаботилась о животных и об отце. Но на заводе девушка продолжала трудиться, претворяя странный, почти детский план Хайзенберга в жизнь.       - И всё-таки я думаю, это плохая затея. – потянувшись спиной, девушка, уже давно облачённая в тёплую одежду, тряхнула хвостом, глядя на сидящего рядом лорда, наблюдавшего за тем, как Елена выводила каракули, сидя на коленях. – Больше походит на издевательство, нежели помощь и предложение о сделке.       Елена уже давно потерялась во времени, продолжая свои обязанности по фабрики. Уборка стала проще, хотя порой девушка отказывалась вытирать грязные пятна, въевшиеся с полом, считая бесполезным делом. Ну а найденное нижнее бельё в горошек под столом в мастерской в открытой коробке, она просто оставила лежать, притворившись, что ничего не видела. Всё шло хорошо, как ей казалось.       Этим утром Лупу, снова ночевавшая в своей темнице, услышала по динамикам голос Хайзенберга, зовущего её к себе, как всегда, чтобы она приготовила ему. Только вот мужчину она не месте не обнаружила, всё же взяв кухню в свои руки. Зашедший внутрь мужчина сразу же накинулся на сладкие пирожные, которые Елена с таким удовольствием делала. Ей даже удалось стянуть парочку папанаши. После завтрака он сразу же потянул девушку за собой по незнакомым коридорам, копошась в разных приборах, пока они всё же не дошли до выхода из фабрики, расположившись сразу в двух комнатах. В самом выходе, закрытом от бушевавшей погоды и огромного размеров сарая, где лежали деревянные плиты, а рядом стояли металлические вышки, на которые их следовало в будущем установить.       Мужчина сидел рядом, затягиваясь сигарой, говоря, что конкретно девушке надо было рисовать на указателях, дабы Уинтерс смог найти дорогу до крепости. Лупу только закатила про себя глаза, понимая, что чужак и сам бы легко нашёл дорогу, владыке просто хотелось покрасоваться и излить свой пафос, приковывая к себе внимание. Только вот указатели были не совсем приятными. Если Елена ещё спокойно выводила кистью «Шоу продолжается!» и «Удачи!», содрогаясь желанию лорда узреть кровавое веселье, то стило ей услышать «Роза ждёт тебя», как она тут же начала спорить с мужчиной, не желая давить на итак израненное сердце Итана.       - Я ботрачился с этой хернёй довольно долгое время – бархатный голос разрезал воздух. Не смотря на явное недовольство и ругательства, мужчина не был сильно зол на Лупу, от чего девушка всё ещё была спокойна за свою жизнь. – Не говоря уже и том, что мне их потом ещё надо установить в вашей деревушке. Так что, будь, блять, добра, пиши то, что я сказал!       Девушке остаётся только вздохнуть и продолжить работу, выводя надпись на указателях. Жёлтые линии приятно складывались в слова, сверкая и притягивая к себе взгляд, будто лучи солнца. Священный цвет Матери Миранды. Жители деревни часто красили им особые места, где они хранили важные для них вещи. Как самые дорогие сердцу, так и оружие.       - Жёлтый цвет выбрали, чтобы Итан легко увидел? – поднявшись с колен, девушка закончившая писать неприятную ей фразу, вытерла оставшуюся краску на ладонях красным платком, забранным из комнаты. Серая шаль осталась там же. – Это же священный цвет Матери Мира-       - Это мой любимый цвет. – слова выливаются отчётливо, пока лицо Хайзенберга хмурится на слова Елены. Она до сих пор не понимала, почему он сидел рядом с ней, а не сидя как обычно за своей работой. – Я не виноват, что эта сучара решила использовать его в своём ебаном культе.       - Я просто спросила. – ссутулившись, девушка отошла на пару шагов, глядя затравленным зверем на охотника. Она уже не так сильно опасалась мужчину, как раньше, и всё же его вспыльчивый характер не оставлял Лупу равнодушной.       - Ну а я ответил. – махнув руками в стороны, мужчина злобно усмехнулся, прежде чем наконец встать, всматриваясь в работу, выполненную девушкой. – Совсем неплохо, сахарок, я бы даже сказал, ты слишком злобно всё исписала. – усмехнувшись, мужчина хлопнул Елену по голове, идя дальше, всматриваясь в краску на других указателях. – Уверен, наш дорогой папочка даже не догадается, что это твоих рук дело.       Елена только и могла, что сморщить нос на такую похвалу. Неловко признавать, но похвала от лорда вместо издевательств ощущалась приятно на языке. Да вот только расстраивать Итана ей не хотелось. Порой она сама не замечала, как разделяла Хайзенберга на доброго и плохого, будто это два разных человека. Жить было легче.       Прибитые к доскам железные гвозди и другие провода, плавно под силой лорда взмыли в воздух, прикрепляясь к установкам. Мужчина сосредоточенно выполнял свою часть работы, свистя, мягко напевая про себя заводную песню, которую Елена, когда-то слышала по радио. Медленно покачиваясь в такт музыки, она слонялась по помещению, касаясь носками ботинок земли, поднимая пыль в воздух.       - Фабрика же стояла здесь ещё до прибытия Матери Миранды? – неожиданно для себя выпалила девушка. Желание завязать разговор с тюремщиком, которого она так старательно избегала, штормом обрушилось на её душу, от чего она даже не успела подумать об этом, как уже приступила к действию.       - Очевидно, она же семейная. – Хайзенберг еле слышно ответил поглощённый процессом, спокойно отвечая на глупость девушки. Предметы перемещались по воздуху одними лишь глазами, от чего чем-то пугало девушку. Когда знаешь, что человек может навредить тебе определённым оружием или частями тела, достаточно заблокировать к ним доступ, выбросить или отрезать и тогда ты будешь в безопасности. Но владыка чуть ли не сросся с металлом и железом, будто это было продолжением его души. И всё же зрелище было впечатляющим.       - А что фабрика производила до... солдат?       На секунду лицо владыки дрогнуло, как и поднимающаяся вверх конструкция, прежде чем уверенность не вернулась в лапы Хайзенберга. Елена мало времени провела с мужчиной и всё же она отчётливо смогла распознать знакомое ей чувство, что так часто посещало её в одинокие вечера, когда ты ощущаешь себя таким маленьким и ничтожным по сравнению с целым миром. Лорд чуть ли не искрился меланхолией о забытом прошлом семейной обители. Затолкал воспоминание в ящик и спрятал подальше под столом, а она взяла, да вытащила его, радостно показывая находку.       - А тебе нахер какое дело? – лицо взрослого лорда скривилось, как у обиженного подростка, пока деревянная плита закрепилась на установке с громким звуком. – Не важно, что раньше было, сейчас я управляю целой армией!       Хайзенберг постоянно кичился своей фабрикой и армией, от чего даже засыпая, Елена не могла не слышать его слова в своей голове, пока работающий завод с механизмами и душным паром за окошком темницы не вторил в такт его голосу. Он не просто играл в солдатики как мальчишка, не просто гордился историей своей семьи, он буквально жил этим. Мужчина буквально сросся с этим местом, стоит его только выдернуть из зоны комфорты и он начнёт разлагаться, не замечая того, что этот процесс уже давно пошёл.       - Но что будет дальше? После победы над Матерью Мирандой? – девушка неловко улыбнулась, надеясь замять конфликт и вновь расположить к себе странно притихшего Хайзенберга. – Не думали над тем, чтобы производить на фабрике что-нибудь другое, нежели солдат? Наладить торговлю с чужаками или что-то в этом роде?        Раздавшийся смех быстро опустил Елену с небес на землю.       - Ты ведь совсем ничего не знаешь о жизни за пределами деревни, дурёха. – насмехательство так и сочилось густым мёдом с уст владыки. Он откровенно смеялся над ней и был прав в этом. – Это ебучая деревня была изолирована десятилетиями, никто о ней не знает. И что я должен производить на фабрике кроме солдат? Шоколад?       - Я просто предложила, что в этом плохого? – Елена продолжила спорить, не смотря на весь стыд и неловкость. Голубые глаза уверенно посмотрели на чёрные окуляры всё так же поблёскивающих на свету. – Смысл бороться с Мирандой если жизнь здесь останется прежней?       Ей не следовало это говорить. Лицо стоящего рядом Хайзенберга вмиг осунулось. Глубоко задышав ноздрями, он всё больше походил на разъярённого быка. Не хватало только красных глаз, но этого было не нужно. Он уже смог достаточно показать, как был зол.       - Ну чего мне было ждать от тебя? – выплюнув слова, Хайзенберг двинулся в сторону Елены, яростно шагая. – Ты-то привыкла жить как шваль в этой деревушке, подчиняться, низко опустив голову, глотая всё до последней капли, что тебе вливают. – пропитанные злобой слова продолжали сочиться из горла, опаляя огнём и грязью молчаливую девушку. – Смысл в том, чтобы быть главным, жить так, как хочется лично мне, не подчиняться никому. Но ты – волчья усмешка озарила лицо владыки. – Ты подчиняться любишь, не так ли?       - Я не останусь здесь. – девушка отчётливо произнесла слова, ни разу не разорвав контакт с лордом, как бы ей не хотелось. Как бы не было страшно, противно и обидно. Ей надоело, что ею помыкают, что мужчину тянет с одной стороны на другую, будто он не может решить, какую роль ему играть с ней. – Я покину деревню с Итаном и Розой, я готова жить в мире чужаков.       Насмешка на лице лорда растянулась ещё шире.       - Ну и ну. Я смотрю, кто-то уже видит себя в роли жёнушки папаши-одиночки, я прав? – рука мужчины коснулась подбородка, потирая бороду, пока Елена только и могла, что широко распахнуть глаза от таких мыслей. Она бы никогда не подумала об этом, конечно, он был добр и красив и всё же. Ухмылка лорда стала ещё шире. – Так и есть. Ах ты маленькая соблазнительница, решила воспользоваться случаем и свалить к освободившемуся мужику?       - Нет.       - Да, да. – как болванчик закивал лорд, чуть опускаясь вниз, чтобы быть с ней на одном уровне, будто бы она была ребёнком. Унизительно. – Будешь также убираться, и готовить ему, как и мне? Я почти уверен, что твои пирожные будут вкуснее для Уинтерса, чем для меня, это даже обидно.        Кровавое сердце, скрытое за белой кожей застучало, как бешенное, обливаясь яростью и гневом. Скопленная обида вылилась в увлажнённых глазах и шмыгающем носу. Хайзенберг, казалось, опешил от этого зрелища, но ещё больше он был ошеломлён словами взбесившейся девчонки, забывшей, с кем говорить. Но ей, честно говоря, было уже плевать. Шторм, доносящийся снаружи завода, бушевал внутри одинокой души.       - Ну и ладно, больно-то и хотелось. – развернувшись на пятках, Елена, как у себя дома, направилась к выходу из помещения, которым лорд привёл её к выходу из заводу, сверкая стопами, крича на ходу, лишь бы больше не смотреть на Хайзенберга. – Можешь и дальше есть свои консервы, и жить в хламе, как и раньше. Зато Миранда над душой стоять не будет!       Хлопнув железной дверью за спиной, Елена поспешила уйти подальше от этого места, насколько это было возможно. Подвергшись эмоциям, она только сейчас поняла, насколько опрометчиво поступила. Единственное, что было у неё на уме, так это как можно скорее убежать подальше от надвигающегося шторма в лице одного человека. И всё же всё было тихо.       Хорошо осветлённый, забитый хламом сарай остался позади, когда Елена опустилась в железную кабинку, дёргая рычаг на себя, приводя механизм в действие. Машина плавно опустилась, перенося взворошенную девушку на другую половину фабрики, пока зияющая пустота сверкала внизу, даря головокружение похуже морской болезни, так часто описываемой в книгах.       Но ей также нравилось. Иногда Хайзенберг продолжал дорабатывать механизмы солдат, и так же как и с Штурмом, звал её к себе, оправдываясь тем, что нужно же её чем-нибудь занять, а руки как ветки, легко достанут шнуры и другие части не из металла в трудных для него местах. И хоть Лупу не понимала, как устроен этот механизм, а лорд на её слабые попытки поинтересоваться только огрызался, ей нравилось чувствовать себя частью процесса. Быть полезной и работать в деле, которое ей до этого мгновения было закрытым и о котором можно было только мечтать.       И даже когда владыка вёл её в сарай другой дорогой, он всё равно показывал ей как пользоваться всеми этими приборами, будто бы это могло пригодится Елене в будущем. Но она была и не против, нажимая кнопки панели под лукавым взглядом и перемещаясь из одной точки в другую при помощи машины, а не ног. Для Хайзенберга это было нормой, укладом жизни, для неё сказкой, пугающей, но завораживающей.       Оказавшись на земле, после пугающего балансирования на балки, хотя ей всё же пришлось вновь чуть ли не на корточках ползла от страха, как в первый раз, когда она только пришла сюда этой дорогой. Хайзенберг тогда чуть живот не надорвал от её вида. Елена продолжила идти к знакомой кабинке, под успокаивающий шум переносимого на закрепах груза. Плохо освящённое пространство приятно встретило девушку, пока блестящие вдалеке огоньки, как фонарики отражались в чёрных зрачках деревенской девушки.       Зайдя внутрь, Елена невольно обернулась назад, надеясь встретить Хайзенберга, спокойно идущего за ней, не бушевавшего и яростного, но никого на заводе больше не было. Оставил одну, бросил на её же усмотрение. Но может, оно было и к лучшему. Стоящий в кабинете столик с открытой книжкой и светящейся лампой, вернули девушку из дум на землю, возвращая нелепую улыбку и вздёрнутую бровь. Не смотря на комнату и мастерскую, Елена часто находила во многих комнатах разбросанные записи о солдатах, и другие уголки для чтения, как будто бы владыка не мог усидеть на месте. А с другой стороны, что ему делать, когда вся фабрика была свободна, и он был единственным живым человеком в ней?       Тонкие руки сами собой потянулись к раскрытому дневнику, так упорно лежащему на столе, будто бы прося, чтобы его прочитал не только хозяин. Жёлтые страниц легко переворачиваются, очевидно, в нём владыка писал ни раз. Открыв книжку с конца, девушка пробегала глазами по словам с изрядной долей любопытства. Только сейчас Елена осознала, как сильно он ненавидел Миранду.       Почти на каждой странице он поливал её грязью, рассуждая о её силе и то, что ему было необходимо её победить. О том, что похитила его и этим лишила достоинства. Хайзенберг всегда кичился своей силой, своим умом, выставляя себя во всём пафосном и ярком цвете настолько, насколько это было возможно. Владыка считал себя сильным от мира сего и осознавать, что есть кто-то сильнее тебя... Елена почти пожалела его, но постоянные упоминания о жителях деревни шиповником обвили её жалостливую душу.       Он называл их придурками, деревенской швалью, которым в отличие от него не повезло с экспериментами. Елена и раньше слышала его обвинения в свой адрес, унижения о происхождении. Но почему-то сейчас читать это было больнее. Наивная Елена заполнила между ни лордом пропасть, надеясь построить мост в виде взаимопонимания, но оказалось, что он был сделан только в её сторону. Она не была для Хайзенберга человеком, только напоминанием о его роли пленника в деревни. Девушке хотелось заплакать, а то и взбеситься, колотя руками и ногами по панели. Но вместо этого она продолжила читать, стараясь сохранять спокойствие.       Только для того, что бы с ужасом выпустить из рук дневник и стремглав помчаться по коридорам, петляя между ними, не всматриваясь куда она бежит, пока последние прочитанные слова вертелись ураганом, отбрасывая любые оправдания словам, написанным владыкой. Темнота, ставшая уже привычной глазу, вновь обрела страшный вид, надвигаясь паутиной на запутавшую в ней мошку.       «Малявка Роза — вот ключ. Если я заполучу её силу, то, возможно...»

***

      Чернота и холод обволакивали уставшее тело девушки со всех сторон. Место, напоминающее Елене шахты, окончательно убедили её в простой истине, которую хотелось отрицать. Она потерялась. Как маленькая, испугалась крошечной букашки и дуру дёрнула, подвергая себя опасности. И теперь она вынуждена была копошиться в грязи, как какая-нибудь крыса. Но пожалуй, Хайзенбергу понравилось бы такое сравнение.       Шагая вперёд, пытаясь отыскать свежий воздух в этом богом забытой обители, Лупу осторожно прислушивалась к звуку бьющихся кирок о землю. Мертвецы, с которыми она впервые встретилась на фабрике, оказавшиеся на поверку самыми слабыми из всех, продолжали пугать её, заставляя юное сердце трепетать, желая поскорее вылететь из клетки. Замкнутое пространство только сильнее давило на сознание, пока глаза, наполненные морями отчаяния, искали всевозможные пути, лишь бы не встретиться с ужасными монстрами.       Приобняв себя за плечи, Елена испустила пар, прежде чем вновь проскользнуть мимо работающего мертвеца, чья жизнь и до этого также наверняка была посвящена серому и бездушному дню в услужении Миранды. Но даже покой ему не был гарантирован, отправляя страдать и работать на другого владыку. Никто в этом месте не был по-настоящему счастлив. Даже их маленькая семья из отца и дочери была лишь расходным материалом, от которого так легко было избавиться Миранде. И всё же она не ненавидела так же как Хайзенберг. Она была в отчаянии.       Шевелящееся под ногами тело окатило чаном ледяной воды задумавшуюся девчушку, от чего та с силой прижалась к стене пещеры, хватая ртом воздух, еле как не крича. Безногий мертвец, не обращавший на неё внимание, носил на себе множество деталей, отправляясь из одного коридора в другой, перекатываясь на руках под отвратительный стон, исходящий из горла. Бедное создание.       Двигаясь как можно медленнее, чуть ли не прилипая к стене, Лупу двинулась дальше по коридору, от куда пришло существо. Воздух стал теплее, знакомый звук воды, поступающий в фабрику зажурчал с новой силой. Елене показалось, что она опьянела от одной только радостной мысли о возвращении в уже ставшие для девушки родные места, запорхала бабочкой в животе. Но, увы, место, куда завели её ноги, выглядело незнакомым.       Ослепительно жёлтое, сияющее как солнце помещение, огромной высоты и широты, было из стеклянного купола, отчего можно было увидеть вдалеке виднеющиеся части фабрики, куда Елена стремилась попасть. Воздух был душным и жарким, пар с невероятной силой поднимался из-под сетчатой решётки, служившей полом, и закручивающейся вниз и вверх лестницей с разными этажами, на который в ширину могло уместиться три человека, не больше пока остальная часть места была практически пустой. Если бы не хоть какое-то ограждение, то девушка наверняка бы потеряла сознание от ужаса сорваться вниз в пустоту.       Грохот, понимающийся снизу, распалил уши, сжимая всё нутро до ничтожного кусочка. На ватных ногах, не в силах унять любопытство, девушка, прижав руки к ушам, осторожно подошла к ограде, опуская голову вниз, лишь бы увидеть мельком причину таких яростных звуков, будто бы кто-то заперт.       Чёрный контейнер, из которого, исходило множество труб, уходящих из помещения в разные стороны, кипел, напоминая старый чайник в доме Лупу. Весь жар, весь грохот и энергия, сбивавшую девушку с ног, исходили из чёрного ящика, пылающего под недрами земли, о котором Елена даже не догадывалась. Полностью закрытое, кроме труб, получающих энергию, и перенаправляющих по всему заводу, строение скрывало от голубых сверкающих глаз девушки, нечто, скрывающееся в его недрах. На секунду ей показалось, что она услышала крик и громкий стук изнутри, от чего ошпаренная отскочила от перил, тяжело дыша. Кто-то был заперт внутри.       - Из всех мест – мягкий карамельный, пугающе знакомый голос, раздался со всем рядом с девушкой, нервно дрожащей от внезапной встречи. Колени Елены задрожали, пока руки не сцепились в преграду, ища опоры. – Из всех чёртовых мест на этой фабрике, ты оказалась именно здесь.       Время замедлилось, тягуче расползаясь по всему телу девушки, пока не набравшись смелости, она повернулась лицом к стоящему в проходе лорду, скрытому в тени. И всё же малиновый огонёк от его сигар и разноцветные глаза сверкали так же ярко, как светлячки, пугая до дрожи перед неминуемой опасностью. Затаившийся тигр даже не пытался скрыть своё присутствие, ему это было не нужно. Повешенные на рубашке чёрные очки, открыли Елене весь вид на спектр эмоций, штормом живущих в сердце лорда. Их было настолько много, что ещё немного и у Лупу бы закружилась голова. Но одно чувство она всё же смогла выловить.       Он её ненавидел.       За то, что оказалась там, где ей не следовало быть, увидела то, что специально было скрыто от посторонних взглядов, как ценное сокровище или редкостное оружие. И, конечно же, деревенская девушка наткнулась на тайну, всего лишь из-за того, что заплутала по ошибке. Какая глупость. Это было бы почти смешно, если бы не глаза, сверкающие огнём, землёй и сталью, обещавшие расправу над беглянкой. Раздавшиеся шаги, направившиеся к ней, только сильнее ударили по чувству сохранности Елены.       - И-извини, Хайзенберг. Мне так жаль. – голос стал совсем сиплым от ужаса перед надвигающейся угрозой. – Я больше не буду.       - Нравится то, что видишь? – мужчина даже не заметил её попыток оправдаться за своё поведение, будто ему было всё равно. Кивок в сторону тёмного ящика только подтвердил её мысли под звук вновь бьющегося существа, запертого внутри. Это только сильнее раззадорило владыку. – Эта пернатая тварь всю мою семью заграбастала, но папаше больше всех досталось. – слова выплёвывались из разъярённого рта с небывалой яростью. – Даже сейчас, когда я полноправный глава дома, этот старик из-за Каду продолжает обеспечивать всю фабрику своей энергией. – руки с силой сжали преграду, зубы лорда заскрипели. – Но это не то же самое, что с Мирандой.       Сердце девушки продолжало биться с усиленной скоростью, пока самообладание трещало по швам. Ей было жаль семью Хайзенберга, ей было жаль его, но он её так же пугал. Достаточно одного щелчка и жизни не видать. Пылающие глаза резко встретились с холодными голубыми.       - Знаешь какого это, когда вся твоя настоящая семья, превратилась в просроченные консервы, которые жалко выкинуть, а ты сам живёшь рядом с жалкими уродами, непрерывно лижущим задницу сучаре, которая поломала тебе жизнь. – размашистые движения рук превратились в потоки ветра, девушка впилась руками и спиной в хлипкую преграду, пока ураган нёсся прямо на неё. – Я годами выживал, пока ты сидела на своей заднице и верила всему, что скажет Миранда.       - Она называет меня своим сыном. Я у неё любимчик, ха. – яростный голос прогремел в раскалённой лаве ужасающего помещения, больше напоминавший ад и его повелителя. – ДА В ПИЗДУ ЭТО ВСЁ! - раздавшееся рядом с мужчиной женское хныканье словно вернуло его на землю. Он взглянул на Елену настолько презрительно, что она незамедлительно опустила глаза в пол. – Тебе не понять, каково мне.       Стоило ему бросить в девушку своё последнее оскорбление, как внутри что-то щёлкнуло. Зияющая пустота наполнилась океаном боли, от которого никак нельзя было избавиться. В голове возникали различные образы. Медленно умирающая мать, одинокое детство, тайна замка в заснеженную погоду, побег подруги. И нападение ликанов. Их кровожадные пасти, вцепляющиеся в жителей деревни, откусывающих по кусочку, смакуя, пока некоторые люди всё ещё были живы. Жалкие попытки стариков сбежать, то, как они волочились по грязи. Далёкие крики и слёзы детей, зовущих матерей, прежде чем их собственный писк не раздавался эхом по деревне. И она сама. Сжавшаяся, прячущаяся под столом, не в силах помочь людям, бессчётно повторяющая молитвы Матери Миранде, пока добрый отец решил помочь не самым дружелюбным к нему соседям.       - Что насчёт меня? – голос хрипит, как если бы девушка много лет не пила.       - Что ты там бормочешь? – хоть Лупу и продолжает смотреть под ноги, она видит, как тело лорда пожимает плечами, чуть отходя в сторону. Сплошное наплевательство. В ушах Елены прозвучал гром, слышимый только ей одной.       - Что насчёт меня чёрт возьми?! – если бы голос Елены был бы стеклом, оно бы с грохотом треснуло. Она никогда так сильно не кричала, но терпение было на исходе. Шторм, бушевавший в ней давно, сковывающий душу, заревел с новой силой, на этот раз готовый обрушиться на другого человека. – Знаешь, каково это, жить столько лет и верить в Матерь Миранду, когда все взрослые говорят, что так и надо. Когда знаешь, что все, кто выбирался из деревни, умирали. Ну а тех, кого удалось поймать, вы их наказывали!       Шипящий пар и грохот темницы отца Хайзенберга тонет в беззвучном плаче девушки. Сердце готово было выпрыгнуть из горла, пока в ушах звенело не переставая. Ей было нехорошо, но остановить долгое время запертую бушевавшую бурю она уже не могла.       - И когда моя подруга отвела в замок, чтобы я увидела сестёр за их весельем, я продолжала верить в Матерь Миранду... мне было десять! Я была ребёнком, напуганным, одиноким, не знающим к кому обратиться. Я думала, Миранда нас защищает, но... – непроизвольная икота оборвала заплетающиеся слова, пока с глаз не переставая капали солёные капли. Но вместе с отчаянием в ней бушевала ярость. – Всю деревню уничтожили. Всех людей, с которыми я здоровалась, с которыми общалась. Я знала в лицо каждого ребёнка, каждого человека, который был добр ко мне. А теперь они все мертвы, а мой отец превратился в ликана, потому что так захотела эта-эта... – тяжело задышав, Елена схватилась за сердце, успокаиваясь, слушая, как её сердце отмеряет спокойный такт. Слёзы перестали литься. – Я тоже достойна жалости... Я человек, а не кусок мяса.       Елена продолжала молча стоять, уткнувшись глазами в свои ботинки, перед тем как закрыть их. Она чувствовала себя опустошённой, выжатой как лимон. Все страдания, все слова, обиды, копившиеся в её груди наконец вырвались наружу, но не найдя поддержки рухнули на неё камнем на голову, обрушивая на этот раз новые раны. Тупые, не сильно кровоточащие, но всё ещё болезненные.       До тех пор, пока она не почувствовала, как её щеки касаются пальцы, обтянутые в чёрных перчатках. Невесомо вытирающие слёзы, мягко перемещающиеся на плечи. Окрылённая, удивлённая девушка только и могла, что поднять голову, лишь затем, чтобы обомлеть.       Лицо мужчины было до ужаса спокойным, будто он в трансе. Глаза были чуть полуприкрыты, и всё же она ясно видела яркий блеск подобный мерцающим звёздам. Вскоре Хайзенберг начать медленно тягуче приближаться к ней, как масло намазывается на хлеб... пока хватка на плечах приносила неимоверную боль, оставляя синяки.       - Отпусти меня. – слова еле слышны, и Елена повторяет. – Отпусти меня, Хайзенберг. – хватка становится только сильнее и Лупу надеется разозлить мужчину, лишь бы он выполнил просьбу. – Лорд Хайзенберг.       Молчание. Будто бы в стенку кричит, невольная пленница, утопающая в непонимании и ужасе, что он собирается с ней сделать. Ужасная мысль обрушивается снегопадом на её голову, когда спина соприкасается с перилами. “Он меня скинет вниз”.       - Мне больно, Карл. – умоляюще шепчет девушка.        Лицо лорда странно дёргается, и он ослабляет хватку, часто моргая. Будто бы не понимая, что только что делал. Елена только смотрит на него зашуганным зверем, не зная, чего ожидать, пока он не подаёт хриплый, непривычный ему голос.       - Ты меня просила прекратить бой в крепости, потому что увидела своего батю-волка? – короткий кивок и лицо лорда озаряет знакомая усмешка. Лупу не смотря на переживший ужас только выдыхает со спокойной душой. К этой гримасе она привыкла. – Маленькая засранка, ну ты и даёшь. Мозги ты ебать умеешь, конечно.       Елена только смеётся на это заявление, хотя это больше похоже на плач. Она так устала. Руки мужчины всё ещё держащие её за плечи, опускаются на повязанный красный платок, перевязывая его по новой. Теперь большая часть платка осталась позади, пока два конца, больше всех запачканные жёлтой краской виднелись впереди.       - Значит так, на сегодня у тебя никаких дел, кроме одного. Считай наказания. – издав смешок, Хайзенберг продолжил. – Сейчас спустишься по лестнице, повернёшь направо и окажешься в ещё одном сарае. Будешь перекладывать металлолом, как настоящий пионер, пока я не зайду за тобой. – хлопнув по плечам, мужчина отошёл на пару шагов, оставляя девушку с недоумённым взглядом.       - Да кто все эти люди? – уставшая как собака, девушка махала руками, пока собеседник улыбался во все тридцать два зуба, уже забыв, где он находился и что не хотел показывать никому. – Почему Пятница и что за пионер? И почему вы продолжаете называть подарок «каду»?       - А, а, а – мужчина потянулся во весь рост, перед тем как помахать указательным пальцем перед самым носом Лупу, как будто она собака какая-то. – Все вопросы после дела, а теперь марш отсюда. Я и так с тобой намучился.       И Елена уходит. Будто бы ничего не произошло, с чувством выполненного долга. Не смотря на усталость, ступая по лестнице, ведущей наружу через самое пекло, за долгое время пока Лупу находилась здесь, она, наконец, вздохнула полной грудью. Как если бы всё это время лёгкие стискивала железная проволока и всё же она порвалась, высвобождая наружу её дух. Она могла бы назвать это почти счастьем, освобождением. Лёгким ветерком свободы, подувшим из далёких земель.       Вода, протекавшая на дне фабрики, стала совсем близко, приятно бултыхаясь возле проходящей рядом девушки. Эта часть завода была почти самой тихой и неприметной. На секунду ей захотелось просто лечь на спину и уснуть, но зная вспыльчивость лорда, Лупу всё же заставила себя идти дальше. Мелькнувшая вверху быстрая тень, спрятавшаяся за водяным колесом, невольно напомнила о Клаусе. Забытым и оставленным, будто он был мусором, а не человеком. Но ведь даже в самые отчаянные моменты Елена не переставала считать Леонардо, превратившегося в ликана, своим отцом. Желание найти мужчину с перекошенным лицом расцвело в груди, даря тёплые чувства заботы, которую можно на кого-нибудь направить.       Погруженная в свои мысли, девушка не заметила ещё одну тень, скрывшуюся в недрах фабрики, куда лежал её путь.