Вот, что бывает если гулять ночью.

Дазай был на удивление легкий. Хоть по телосложению он, довольно, сложенный парень, но весит, видимо, не особо много. Федор нес его аккуратно, с особой осторожностью. Не хотелось потерять столь желанную и очень долгожданную вещь. Осаму уже не был "человеком" или "личностью". Он был его собственностью, с которой не собирался ни с кем делится. То, насколько он был озлоблен и обижен нельзя было описать словами. Но то, как он его любит не сравниться ни с чем. Наконец-то он может полностью открыться Дазаю с неприятной стороны. О Боже, как же он долго ждал этого чертового дня. Он и сам не заметил, как дошел до кровати. « — Ого, разве у него не чуткий сон? Или я переборщил с дозой? Не важно, в любом случае это меня не остановит » - быстро проносится в голове у Достоевского, пока он бережно клал любимого на кровать, туго связывая запястья веревкой и привязывая их к спинке кровати. Возможно, в первый раз в жизни он рад, что он купил именно эту кровать. О Господи, как же он красив. Федор пробегается глазами по всему телу парня. Форма подбородка, изгибы рук и то, насколько они неестественно выглядят в этих бинтах и как они раздражают зрение; но не сейчас, он займется ими позже; довольно худые ноги, они такие выразительные, что даже коленную чашечку хочется рассмотреть и потрогать. Лодыжки просто прелестны, они выглядят неестественно, но обворожительно. Навевает воспоминаниями из детства. Их первая встреча. *** « — Хей, тебе помощь не нужна? » – мальчик с карими глазами смотрит на другого, с довольно обеспокоенным видом. Неужели даже дети могут волноваться так же, как и взрослые. Настолько серьёзно. Федор не смотрит на него. Ему неловко. Он довольно сильно упал и содрал колено об жгучий асфальт и мелкие камушки, так что крови было предостаточно, но он предпочитал просто глядеть на ноги этого милого юноши, что наивно пытается помочь. « — Если ты не хочешь, что бы я тебе помог, я сам тебе помогу и без твоего разрешения! » - раз, и след его простыл. Достоевский уже подумал, что он ушёл. Ему было не сильно обидно. Просто... Зачем говорить, если всë равно ничего не сделаешь. Мальчик встал и поплелся к дому. Опять получать оплеуху за полученные травмы. « — Надеюсь, отец пьяный, так он хотя бы меня трогать не будет...» – вдруг его окликнули. Голос был уже знакомый. Это тот мальчик. « — Подожди!! » – юноша подбежал, и, схватив мальчика за плечо, постарался отдышаться, « — Фух... Прости, что так... долго, я далековато живу.. » – он достал из кармана пластыри(причем разных видов) и перекись. « — Мой папа сказал, что должно помочь! Кстати, как тебя зовут? Меня Осаму! » * * * Он всë ещë помнил, и никогда не забудет, с каким интересом и детской игривой улыбкой Дазай пытался выяснить его имя. В комнате становилось душно. Настолько душно, что вдохнуть полной грудью было нельзя. Но Фëдору было всë равно, он ждал более восьми лет, что бы сделать то, что задумал ещë в свои юные десять лет. Не зная, как это называется, ему хотелось присвоить себе всë тело парня, что сейчас привязан к кровати. Нет, это не любовь и все синонимы к этому слову. Это одержимость и эгоизм. Ему не хочется делиться с остальными своей игрушкой. Он настолько красив, что любое неправильное прикосновение испортит в нëм всë. Его мягкие и приятные на ощупь волосы, выразительная шея и острые ключицы. Это всë его и ничьë больше. Осаму сам виноват в том, что попал в это положение. Нужно было думать. Он своевольно прошëл в его клетку, а Достоевский лишь закрыл еë и присвоил себе. На нем нет вины. Всë это время он просто рассматривал его, просто как экспонат или подопытную крысу. Хотя и то, и то сравнение выглядит неуместно. Он рассматривал его как свою вещь, ведь всë так и есть. Но сейчас нужно начать действовать. Федор осторожно присел на кровать и перестал сдерживать себя. Он потянулся к лицу любимого и поцеловал его, углубляя поцелуй. Ему было откровенно до луны, что Осаму всë ещë спит и не может ответить ему взаимностью, или же протестом. Он хотел его прямо сейчас и насрать в каком состоянии. Отстранившись, Достоевский снова окинул взглядом беззащитное тело, лежавшее пред ним. Какой же Дазай красивый. Он не перестает удивляться тому, какой он богоподобный. И его собственный. Глаза разбегаются, что можно с ним сделать, но почему-то взгляд упал именно голую шею и ключицы. Аккуратно, словно боясь, что сейчас он просто рассыпется, Фёдор передвинулся к чужой коже, нежно ее целуя. Он такой хрупкий. Дост ощущал экстаз. Самый настоящий и неподдельный. Он наслаждался каждым поцелуем, каждым оставленным засосом на чужой шее. То, какой сейчас Осаму уязвимый. Он такой сладкий и желанный. Кусая кожу, он боялся переусердствовать и откусить. Сейчас он одурманенный. Намного сильнее, чем обычными наркотиками. Даже самыми тяжёлыми. За свою жизнь он опробовал множество, но такой эффект получает впервые. Спустя уже минуту вся шея, ключицы и некоторая часть плеча была вся красная. Кровь прилила к свежим засосам. Он был вполне доволен результатом. Хочется ещё, хочется съесть, убить, разорвать на куски. Но нельзя. Они ещë не поговорили. Не съездили вместе на речку. Не побывали за границей, как и хотели тогда. Хотели в детстве. Вместе. Только вдвоем. Взгляд привлекли, уже грязные, бинты. Что же под ними? Достоевский взял ножницы, лежащие рядом на тумбочке и бережно, с особой любовью разрезал их. Глубокие шрамы разной давности. Некоторые уже заросли, а некоторые были сделаны накануне. Ах, как же это было приятно лицезреть. Вдруг он делал это, из-за того, что скучал по нему? Вдруг тосковал настольный сильно, что хотел умереть? Поглаживая их, Фёдор почувствовал, что Дазай стал двигаться. Неужели действия таблеток наконец-то прекратилось? Они смогут вместе быть настолько рядом? В здравом рассудке? Он даже мечтать об этом не смел, а тут все, как наяву.. « — Ты проснулся? » Слабый, но такой любимый Дазай пришел в сознание. Тихий вздох раздался из его, уже зацелованных губ. Он, видимо, в недоумении.. Достоевский быстро переключился от изрезанных рук к лицу одарённого. Он взял его за щеки, аккуратно поглаживая их большими пальцами. Ждал, пока откроет глаза. « — Где я? » Осаму говорил растерянно, совсем не понимая, что происходит. Что он здесь делает? Почему он.. Связан? Почему этот странный человек нависает над ним. А самый главный вопрос.. Кто он? Почему парень не может вспомнить, кто такой. Даже имени в голове нет. « — Сейчас это не важно, я с тобой.. Просто получи максимум удовольствия от происходящего. Тебе даже не нужно ничего делать, я сам. » Русский снова поцеловал его, жадно, будто сейчас отнимут. Взаимности не ждал, даже наоборот, больше хотел получить отторжение. Хотел почувствовать то, что ощущал в детстве. Но почувствовал только слабый ответ. Ответный поцелуй? Эспер нежно простанывал в поцелуй, будто так и нужно. Достоевский впал в недоумнение, отстраняясь. Хитрые карии глаза зыркнули прямо в нутро. Он будто всë понимает. Это не слабый Осаму, который был пару минут назад. Это был тот Дазай, что в юношестве игриво заигрывал с ним, предлагая что-то большее, чем просто подержаться за руку. Тот парень, который за школой зажимал его в переулке, предлагая переступить черту "только поцелуев". Тот, кто был у него первым. Но ведь.. Ведь он должен был забыть всë. Забыть прошлое, забыть коллег и друзей, забыть самого себя. « — Растерялся? » Да. Именно это он и сделал. Федор совершенно этого не ожидал. Ему хотелось обладать, подчинить и показать то, что чувствовал тогда сам. А сейчас.. Сейчас он не может собрать себя в кучу снова. Столько подготовки. Столько мыслей и желаний. Теперь.. Теперь хочется, чтобы такой горячо любимый Дазай обладал им. Даже сейчас, когда одаренный потерял память, всю информацию о себе.. Он всë ещë собранный и страстный. Дурманит ещё сильнее. Заламывает руки, приятные разряды проходят по телу, отдавая прямо в мозг. Как после долгой завязки от наркотиков, и ты снова вернулся к ним. Только сейчас он абсолютно трезв. « — Если бы я мог, то помог бы, но увы, я довольна туго связан.. » Он взглядом указал на руки, чуть подергав ими, показывая, что даже если он попытается освободиться, то не сможет. Достоевский снова поцеловал его, чтобы он заткнулся. Просто замолчи. Чем больше он говорит, тем больше русский хочет отдаться всем своим мыслям, которые копошаться в его голове. Но было уже слишком поздно. Дазай - паразит в его голове, жизни и мире. И ему хорошо от этой информации. Убирая руку от чужого лица, он на ощупь находит пояс чужих штанов, и наглым образом, не прерывая поцелуй, пытается их стянуть. Осаму улыбается, он чувствует это. Прервал поцелуй уже не сам. Видимо, эспер уже начинал задыхаться, поэтому и отстранился. Тяжело дыша, Дазай чмокает его в приоткрытый рот. Ему что, серьёзно нравится всë это? Он не чувствует панику? Ему на самом деле не страшно? А если его похитили? Кажется, его это совсем не интересует. Со штанами покончено, туда пошло и нижнее бельё. « — Мы не решили кто будет сверху... Ну, смотря на мою ситуацию, могу предположить, что т.. » « — Ты будешь сверху. » Тот удивленно посмотрел на него. Но Дост уже всë решил для себя. Он уже взвесил все "за и против". Ему это необходимо. Месть и всë такое позже. Он ужасно соскучился. Взяв член среднего размера в руку, русский стал медленно водить туда-сюда, дабы он встал полностью. Благо в дрочке ему не было равных. Столько лет и столько раз.. Можно было уже научиться делать это в идеале. А сам уже давным давно возбужден. У него был секс после Дазая, но никогда у него не стоял так... Хотелось уже быстрее начать, но не хотелось заканчивать. Осаму простанывал, пытаясь делать это как можно тише. Будто не хотел спугнуть настрой? Ему было хорошо, это видно. Но всë еще русский негодовал, почему. Разве в таких ситуациях люди не должны испытывать панику или что-то такого типа? У эспера быстро встал до того, как нужно было. И стянув с себя "лишнюю одежду", Достоевский сел на одаренного. Просто сел, не на член. Потому что нужно ещë себя разработать. Как же давно он этого не делал. Подтягиваясь к чужому лицу, он снова затягивает во влажный поцелуй, другой рукой вводя в себя палец, начиная двигаться. Ах, если бы это были пальцы Дазая.. Но нельзя. Он всë еще не уверен, что тот не сбежит. Снова. Фёдор шепчет что-то типо « — я тебя люблю » в поцелуй. Да, он невозможно любит. Любит именно такого Осаму. Напористого и игривого, хитрого и искреннего. Он вводит в себя второй палец, простанывая в передышку между поцелуями. « — Наклонись ещë ближе ко мне. » Кто он, чтобы отказывать? Поддаваясь ещë ближе русский чувствует, как кожу на шее больно закусывают. Отыгрался. Пальцы уже двигаются свободно, поэтому Достоевский делает несложное умозаключение, что растяжка готова. Он отдаляется от Дазая, который с издевательской ухмылкой смотрит прямо ему в глаза, поэтому приходится просто его опустить чуть ниже. Стыдно так же, как и тогда. В юношестве. Оперевшись о грудную клетку парня, он садится уже на член Осаму. Сразу полностью, превозмогая резкую боль, от которой тело покрылось мурашками. Как же хорошо. Он чувствует его. Своего любимого в себе. Физически, не в мечтах. Кажется, что это просто напросто влажный сон. Иллюзия. Но нет, это более чем реально. Медленные движения сопровождались негромкими шлепками и приглушёнными стонами обоих. Федор вновь опускается к чужому лицу, ожидая поцелуя, но его не последовало. « — Смотри на меня. Глаза в глаза. » Блять, нет. Он не хочет. Не может, потому что стыдно. Стыдно за то, что он так долго боролся полного доминирования над ним, а сейчас он сидит прямо у него на члене, опуская взгляд вниз, как девочка. « — Смотри. На. Меня. » Карие глаза манили. В них играл тот самый огонь. Который был тогда. Хочется снова смотреть.. Да куда угодно, только не в эти манящие глаза, в которых утопаешь. Полностью и бесповоротно. « — Вот так.. Двигайся, и смотри только на меня. » Сука, какой же он невозможный. Любимый. Родной. Только его, и ни чей больше. Достоевский повинуется, больше ничего и не остаётся. Он ускоряет темп, и стоны становятся всё громче с каждым толчком. Хочется зажмуриться, забыться, кончить и умереть прямо здесь. Но он не может, потому что Дазай смотрит. Улыбается. * * * Федя смотрит из-за угла на мальчика, который его чем-то зацепил. Вроде обычный, ничем не примечательный. Он только сегодня перешел к ним в школу, знакомится с новыми одноклассниками. А это.. Это разве не тот странный пацаненок, который помог ему, после того, как он упал? Карие глаза.. Такие красивые. Вот, что ему показалось знакомым. И улыбается так.. По доброму.