* * *
— И-и-ир, — окликает её Антон. — А? — не оборачиваясь, переспрашивает она. Её ладонь до сих пор мягко обхватывает тонкое запястье парня и ведёт того за собой. — С какого перепугу мы идём в сторону того тэ-цэ? Там же всё дорого, — с недоверием хмурится он. Его это действительно смущает, ведь он сам редко заходит в подобные магазины. Или, если быть точнее, никогда не заходит. Антон изначально удивляется, что они идут к «дорогой» стороне Воронежа, но внимание на этом не акцентирует — может, просто мимо пройдут или найдут что-нибудь подешевле. Но Ира подобное мнение не разделяет и уверенно идёт в слишком солидное (для Шастуна) место. — Ты видел Черныша? — будто бы не вникая в сам вопрос, кидает Кузнецова. — Он же графской натуры, ему комфорт нужен. — Есть у меня такие графские натуры, — улыбается Антон, не вдумываясь в свои слова. За его языком никто не следит, к сожалению. Ира резко останавливается. Медленно поворачивается к нему, мимоходом проходясь языком по сладкому блеску — тот наполовину стирается, но она не делает из-за этого трагедию. В рюкзаке среди изобилия всех вещей, которые когда-либо могут понадобиться, валяется несколько помад, бальзамов и тех самых блесков. Так что подкраситься она ещё успеет. В карих глазах загораются яркие огоньки, а на губах расцветает заинтересованная улыбка. — Я это что… вслух сказал? — супится Шастун, наоборот теряя улыбку. И делает аккуратный шажок назад. Сердце больно бьётся о грудную клетку. Дыхание становится тяжёлым. Воздух будто твердеет и лезет в горло крупными комьями. Ладони вновь включают «завод по потовыделению». В щёки и уши доставляется слишком много крови — они полыхают. Почему-то появляется ощущение, что его застукали за чем-то серьёзным; похабным. — Эй, Антош, ты чего? — Ира приподнимает широкие брови, которые, кажется, специально зачёсаны вверх. Она удивляется резкой смене настроения парня, и сама немного остывает, откладывая подколы на неопределённый срок. — Всё хорошо, я же не осуждаю. Наоборот, хотела, чтобы ты рассказал о нём. Когда-нибудь… Антон пару секунд хлопает ресницами. У него происходит загрузка. Он медленно осознаёт ситуацию. Но… делает вид, что ничего не случилось. — Да, да, я просто не ожидал, что вспомню… — «Арсения? Соседа? — шустро перебирает тот, бегая глазами по всему вокруг, но на Ире не останавливается. — Человека, о котором я слишком часто думаю и о котором волнуюсь?.. Ангела?» — его, — после паузы выдаёт он, не решаясь озвучить ни один из возникших вариантов. Они явно слишком странные. — А-а, ну да, охотно верю, — хмыкает Кузнецова, возвращая позитивный лад. В её словах так и читается сарказм, но Антон надеется, что ему попросту кажется. Шаст начинает чуть-чуть понимать девушек. Одну конкретную девушку. Только сам себе противоречит и отметает правильные ответы головоломки.* * *
— Антош, иди сюда! — на весь магазин кричит Ира, даже не смотря в его сторону — она сосредоточена на разнообразных когтеточках. А Антон глупо залипает на маленьких рыбок в аквариуме. Они плавают туда-сюда, смешно сталкиваются с друг другом и почему-то приковывают к себе взгляд. Их так много, а все чем-то заняты; все такие разные, а держатся в кучке. — Шастун! — настойчивее зовёт его девушка, не обращая внимания на настороженных посетителей и цокающих консультантов. Антон выныривает из своего мира, трясёт головой. Поворачивается на пятках и устало шлепает к Ире. — Посмотри, какая лучше? — она указывает на две когтеточки: первая двухэтажная, с колонами-царапками, домиком с мягким мехом кофейного цвета и аккуратной вышивкой лапки. Вторая же напоминает кошачий замок. Ну, Антону напоминает. В её конструкции в два раза больше колон, о которые можно стачивать острые когти; также два этажа, но — дополнительно — на концах верхних колон располагаются круглые сидушки. Плюшевое сердечко, подвешенное на веревочку, ритмично шатается в воздухе. Сама когтеточка в белых и фиолетовых — или всё же лавандовых? — тонах. Выглядит так нежно и спокойно, что Антон, не раздумывая, отвечает: — Мне вторая нравится. — Отлично, её и возьмём, — довольно соглашается Ира и подхватывает с нижней полки соответствующую коробку. На стендах стоят открытые экземпляры — чтобы клиенты могли потрогать, посмотреть. А для покупки всё аккуратно расфасовано по, удивительно, качественным упаковкам. Кузнецова кладёт тяжёлую коробку в тележку, в которой уже валяется пара пачек премиум корма, где на обложке позирует элегантный кот с шелковистой шерстью, и игрушечная мышка-пищалка. Последняя показалась Ире уж слишком милой и обаятельной, поэтому пройти мимо она не смогла. Эти гигантские ушки, вздёрнутый к нёбу носик и чёрные глаза-бусинки, которые терялись из виду, её откровенно смешили. Да и антоново: «А это что, крот?» не оставило никаких сомнений — мышка станет жителем квартиры Кузнецовой. Даже не обговаривается. Антон поворачивает корпус и с улыбкой машет ладонью рыбкам. На прощание. Ира с усилиями подавляет подступающие смешки, прикрывая рот рукой, чтобы не оскорбить чувства этого ребёнка. А затем дёргает того за рукав и тянет в сторону кассы. — А что ты думал, я тебе скажу? Тогда, изначально, — невзначай интересуется Кузнецова. — Э-э, а, — демонстрирует свой невероятный словарный запас Антон. — А что? — Да так, интересно, что ты смог надумать, — хмыкает она. И, кажется, откровенно издевается, поглядывая на лицо Шастуна, которое в пару мгновений заливается краской. — Ну-у, знаешь… То, что обычно обсуждают в серьёзных разговорах, — полуутвердил, полуспросил он, сминая край своего худи. — А если прямым текстом? — Ира так спокойна и в то же время прямолинейна, что понимать её парень перестаёт. Снова. Хоть странно, учитывая, что та ничего не скрывает; кажется, не строит из себя никого, но это и прошибает. «Так же не должно быть?..» — Говорить обязательно? — уточняет Антон. Они уже встают в небольшую очередь, «паркуя» тележку за семьёй, которая покупает живую птичку с клеткой. — Шастун, — Ира полурявкает, полуспокойно говорит. Антон сдаётся, набирает воздух и на одном дыхание выдаёт: — Думал, что ты мне в чувствах признаешься, — и жмурит глаза. Но… слышатся тихие смешки. Они становятся громче. Не злобные, не насмешливые, просто дружески-умилённые. Почему-то с закрытыми глазами Антон так и видит мирно колышущейся лавандовое поле, даже запах подобный появляется. Ира отсмеивается, протирает заслезившиеся глаза от смеха. Продолжает улыбаться — Шаст всё-же открывает глаза, чтобы видеть мир вокруг — и тепло отвечает, растягивая слова: — Прости, Антош, но как парень ты не в моём вкусе. При всём уважении, — она проводит ладонью по его руке, будто котика гладит. А у Антона внутри что-то успокаивается, отлегает. — О, хочешь батончик? Какой ты любишь? — легко сменяет тему она, разглядывая полочку со сладостями для людей, что-то забывшую в зоомагазине. На кассе разное встречается. — Ну-у-у… — сомневается Антон, бегая глазами по сладостям. Думает себе что-то, а затем с долей грусти отзывается: — Не нужно. Я не голодный, — он закусывает внутреннюю часть щеки и отводит взгляд куда-то к выходу. Ира щурится, оглядывает его и тянется к полке, хватая баунти в руку. Ни слова не проронив, выкладывает товары на ленту. Семья с птичкой радостно уходит, а кассирша напущенно бодро здоровается. По слипающимся векам и тёмным мешкам под слоем консилера видно — устала. Товары пробивают, складывают в большой пакет с фирменной эмблемой. Ира проводит картой, плата осуществляется. Антон просто стоит, перекатываясь с ноги на ногу. Улетает он куда-то далеко-далеко, к пушистым облакам, голубому небу и голубым… — На, — пыхтит Кузнецова, протягивая кокосовый батончик. «…глазам», — всё же заканчивает Антон предложение. Руки медленно перехватывают баунти. Взгляд скользит по голубой — как иронично — упаковке. Брови взлетают вверх. — Это что?.. — Батончик. Если что, потом съешь, — она двумя руками схватывает пакет и идёт к выходу. Когтеточка, оказывается, и вправду тяжёлая. — Спасибо, — смущённо выдыхает Антон, пихая сладость в карман. А затем опоминается: — Ой, тебе помочь? Ира оценивающе осматривает его хлипкое, хоть и высокое тело. — Давай вместе, — выносит вердикт та. Парень кивает и схватывается за одну ручку пакета. — Да, так легче. Спасибо, Антош, — искренне улыбается Кузнецова.* * *
Они только выходят из торгового центра, как Антон начинает тяжело дышать. Не показывает этого, конечно, но силы его потихоньку покидают. Коробка не столь тяжёлая, чтобы моментально устать, но сегодня было так много умственной и физической нагрузки, что организм перегружается. Требуется немедленный отдых. — Хорошо, ты сейчас куда? — останавливаясь, уточняет Ира. — А тебя проводить не нужно? — хмурится Антон. Для него всё очевидно — помочь девушке отнести покупки, а затем… ну, жизнь — импровизация, так? Вот дальнейших планов и нет. — Красная строка на твоём лице чётко говорит: «Я так устал, что через пятнадцать метров упаду в обморок», — она показывает кавычки пальцами, а саму фразу а-ля Антона бурчит. Больше напоминает голос старого деда, но Ира только учится пародировать людей, ей простительно. — И-и-и… что ты предлагаешь? — аккуратно спрашивает парень. Свободная рука царапает собственную ногу. Это отвлекает от назойливых мыслей, что буквально жужжат в ушах. Но с силой он сосредотачивается на Ире. Так будет лучше; правильнее. — Такси вызову, — пожимает плечами та. — Антош, тебя подкинуть? Он поднимает глаза вверх. Обдумывает предложение. Что-то для себя решает и отрицательно качает головой. На всякий случай уточняет: — Я прогуляюсь. Но спасибо, — и устало приподнимает уголки рта. Ира щурится, вглядываясь в его лицо. Находит ли что-то, понимает ли что-то, что-то ещё ли что-то — совсем непонятно. Она лишь хмыкает, а эмоцию разобрать не выходит. А затем раздаются гудки. Ровный девичий голос сообщает местоположение. Сброс вызова. Быстро, оперативно, по-ировски. — Они будут ехать минуты две, может поговорим? Немно-ожечко, — тянет Кузнецова, расширяя глаза и очаровательно хлопая длинными ресницами. — А у меня есть выбор? — Не-а, — счастливо оглашает она. Антон пожимает плечами. — О чём говорить хочешь? — М-м, — она слегка хмурит брови и медленно проходится языком по губам. Блеск стирается — съедается? — полностью. — Ты придёшь ко мне на выходных? Можем устроить пижамную вечеринку. — У меня нет пижамы. — Свою дам. — А я влезу? — Вот и проверим. — Ладно. — Ладно, — вторит ему Ира и прыскает от смеха. Чуть затихает, слабо кусая губы. А затем смеётся — достаточно громко, чтобы выходящие люди с покупками на неё оборачивались. Но ей абсолютно фиолетово. Или, точнее выразиться «лавандово». Этот цветок же нервы успокаивает, так? — Что за хи-хи ха-ха? — ровно интересуется Антон. Максимально показывает свою незаинтересованность, хоть сам сдаёт себя с потрохами: глаза по-особенному светятся, то и дело оглядывая Иру, тонкие пальцы перебирают браслеты, губы беззвучно движутся, что-то обсуждают. Он словно спорит сам с собой, строит предположения, а за телом следить забывает. — Да так, вспоминаю свои пижамы… Как думаешь, в кигуруми Хэллоу Китти ты будешь достаточно завидным женихом? — Ира! — моментально закатывает глаза Антон. — Тьфу на твои пижамные вечеринки, — по-детски бурчит он. — Да, Антош? — невинно улыбается та, заводя руку за спину. Антоша лишь обречённо стонет, прикрывая глаза. Они молчат. Прохладный воздух дует в лицо. На самом деле, приятно. Шаст просто надеется, что Ира пошутила про Хэллоу Китти. Остальное — совсем неважно. Ну, почти неважно… «Би-и-п», — оповещает о своём прибытии белое такси. Совсем не зеленоглазое. У Антона глаза иногда кажутся зелёными, под определённым освещением. Но сам он считает, что у него они самые обыкновенные, болотные; только лягушек не хватает. А вот голубые выглядят намного волшебнее. Вот как у одного знакомого соседа. Имя ещё у него такое, на «А» начинается. Щекам становится жарко. И большим оттопыренным ушам тоже. Чё-ё-ёрт, опять! — Что ж… — выдыхает Кузнецова, игнорируя милый румянец. — Пока? — неуверенно спрашивает она. Пару мгновений сомневается, но всё же ставит пакет на пол и ладонью машет вниз. Антон рефлекторно наклоняется, а девушка, не теряя времени, приподнимается на носочки. Её рука треплет чуть жирные волосы с вьющимися кончиками. Ира смеётся. Со словами: «Какой же ты кот» перехватывает пакет в руки и идёт к ждущему таксисту. Дверь машины хлопает. В приоткрытое окно она машет ладонью. И улыбается. Машина сдвигается с места и вскоре скрывается за поворотом. Понимает ли её Антон? Кажется, нет. А важно ли это? Он не знает, поэтому достаёт из кармана баунти и сдвигается с места. А он же не просил Иру что-либо покупать, отказался… А она как-то поняла, что ему действительно хотелось, просто гордость не позволила. С такими размышлениями он разрывает упаковку, а следом отламывает небольшой кусок шоколада. Кладёт тот на язык, смыкает губы. Шоколад приятно плавится во рту, слюны становится больше. От удовольствия хочется стонать, мурчать и благодарить человечество за то, что когда-то изобрело шоколад. И ещё сказать тысячу «спасибо» Ире, ведь как же, господи, вкусно. Антон смотрит на затянутое облаками небо, откусывая небольшие кусочки батончика. От каждого нового укуса в крови увеличивается серотонин, по простому говоря — Шастун рад, как объевшийся сметаны кот. Ещё и облака кажутся слишком мягкими, пушистыми. Смотреть на них приятно; завораживающе. Свет уходящего солнца окрашивает их в светло-розовый, из-за чего вид ещё больше напоминает нечто сладкое, девичье и отчего-то уютное. Ближние облака сильно контрастируют — они фиолетовые, но в картину вписываются идеально. Антон замечает слабую полосу на небе — от самолёта. В другой раз он бы задумался о желанном переезде подальше отсюда, за много километров от Воронежа. Но сейчас во рту распространяется приятная сладость, а кокосовая стружка прилипает к зубам. Думать о лучших местах, где нас нет, желания тоже нет. На небе ситуация схожа, только кокосовая стружка — следы от автотранспорта. Райское ли наслаждение? Ну, почти. Была бы здесь одна маленькая и, тем не менее, важная часть рая — ангел, тогда сомнений б не осталось. Но так тоже хорошо.