На рассвете наших судеб

      С каждым новым шагом в мысли с остервенением врывалась жестокая реальность, понимание того, что дальше будет значительно труднее и хуже. Шаг за шагом они отдалялись от мира уединения и искренности, где сердца трепетали так, как никогда не делали раньше. Оставляя его за спиной, они с уверенностью и дерзостью вступали в прежний мир борьбы, где их ждала опасность, угроза жизни и просто жестокость, не суть важно с чьей стороны.       По старой привычке надёжно сохранив воспоминания о случившемся в памяти, они оба начали постепенно возвращать трезвость, рассудительность и суровость. Времени на чувства, как бы это не было обидно, совсем не осталось. Им нужно было как можно скорее пересечь стену, а это была всего лишь четверть, самая лёгкая часть плана. Ведь проникнуть во вражеские ряды и к нужному времени обнаружить Йегеря для подкрепления — задача отнюдь не лёгкая.       — Я так думаю, завтра после обеда мы должны дойти до стены,— оповестила Пик, наблюдая, как постепенно сменялись пейзажи вокруг. И согласно её воспоминаниям о прошлом визите на остров, подобная местность как раз говорила о близости стен.       — Как по расписанию,— серьёзным тоном откликнулся Галлиард.       — Да, надеюсь, всё пройдёт также гладко,— украдкой взглянув на него, она удивилась, как всё снова вернулось на круги своя. От этого даже стало немного обидно, но Пик решительно выгнала эти мысли из своей головы, потому что отлично знала, как чувства мешают сделать правильный выбор в бою.       Дождь, заставший их тогда в самый подходящий момент, остался где-то за спиной вместе с поцелуями. А его место занял шквальный холодный ветер, который налетал резкими порывами, как хищник, разоблачивший свою жертву. Проявляя всю усидчивость и настойчивость, они всё же немного выдохлись в этом гнетущем противостоянии с могущественной стихией. И Пик первая предложила сделать остановку.       Выбрав более ли менее тихое и укромное место около небольшого островка деревьев, солдаты не ошиблись, найдя хорошее укрытие под густыми соснами. Спасение от невыносимых порывов ветра подарило им обоим облегчение, возможность отдохнуть. Но только никто из них даже не предполагал, чем обернётся эта остановка.       Устало опираясь рукой о ствол дерева, Галлиард окинул пристальным взглядом место, которое они выбрали. И знакомое, но неприятное и тревожное ощущение мощным взрывом вспыхнуло внутри. Явных причин для этого не было. Но он уже был знаком с этим чувством. По телу как будто пропустили несколько сильных разрядов, сердце бешено забилось в груди, грозясь разорвать грудную клетку и вырваться наружу.       Страх сковал его тяжёлыми холодными цепями. Но с чего бы это? Резкая, ядовитая боль разлилась по всему телу, и казалось, что кости трещат прямо внутри него, разрывая в клочья мышцы и жилы. Боль стала настолько невыносимой, что он не сдержал глухого стона, прорвавшегося даже сквозь плотно стиснутые зубы.       Едва ли отдавая себе отчёт в том, что происходит с ним, Галлиард просто физически не мог увидеть, каким шокированным взглядом смотрела на него в этот момент Пик. Хотя где-то на краю сознания она догадывалась, что творилось с ним, но от этого шок только усиливался.       И вдруг новая вспышка эмоций грубыми беспощадными корнями вплелась в его разум, соединясь со страхом. Он почувствовал горькое и ярое чувство вины и сожаления, которое сжигало просто всё на своём пути. Внутри бушевал уничтожающий ураган.       Впервые Галлиард настолько отчётливо почувствовал своё тело, которое словно невидимая сила разрывала на части, ломая кости и превращая мышцы в фарш. Его как будто ели заживо. И только после этой мысли к нему пришло чёткое осознание всего происходящего.       Зачем он должен был пережить это воспоминание сейчас? Неужели недостаточно было картинок в голове? Зачем обязательно было прочувствовать каждой клеточкой тела и души, как ему было больно умирать? Неумолимой волной чувства нахлынули на него, сбивая с ног, только теперь они были его собственные, а не брата. Галлиард упал на колени, судорожно хватая ртом влажный воздух, а рукой вцепился в сухую кору дерева, словно в безмолвном разговоре высказывая всё, что накопилось внутри за эти несколько секунд.       Едкая горечь без спроса поселилась в сердце. Глаза щипили и жгли от напряжения. Но в них не было ни малейшего намёка на слёзы, хотя внутри его разрывало от истерики. Видимо запас горького плача по брату исчерпался ещё тогда, когда четыре года назад отряд воинов вернулся без Марселя. Когда Райнер со слезами на глазах и глубочайшим чувством вины признался, что Марсель спас его ценой собственной жизни.       С той новости воющая тоска заставляла Галлиарда ещё долго не спать по ночам. А воспоминания, поселившиеся в его голове от Имир, каждый раз оставляли на сердце глубокие ноющие раны. Ему в кошмарах снилось испуганное, но по прежнему храброе лицо брата, жизнь которого обрывалась уже в следующую секунду.       Он просыпался в холодном поту посреди ночи, и совершенно лишённый понимания брёл куда-нибудь по коридорам, лишь бы не оставаться в этой душной комнате, лишь бы не вспоминать заново. Он чувствовал себя так, как будто от него отрезали какую-то часть, лишили опоры и поддержки. От этого становилось невыносимо. И единственное спасение, которое он нашёл во вторую такую ночь, была Пик.       Её теплые заботливые руки дарили драгоценное спокойствие, которое он отчаянно искал, как слепой брошенный котёнок. Она с сочувствием обнимала его за дрожащие плечи, медленно гладила по голове и говорила какие-то слова, чтобы хоть как-то его успокоить. Но слова тогда не имели для него никакого значения, важно было лишь то, что она была рядом, искренне пыталась ему помочь. И этих попыток, простого сопереживания оказалось достаточно.       Пожалуй, Пик была единственной, кто лучше всех понимал его состояние. Несмотря на такую же травму для Райнера, которую породила смерть Марселя, Галлиард едва ли мог с ним об этом поговорить. А вот Пик стала для него товарищем по несчастью, потому что она также, как и он, ценила Марселя, видела в нём надёжного друга и товарища и очень скорбила из-за утраты.       Их команда лишилась лидера, ведь Марсель объединял всех и за это его все любили. Он был как цемент в фундаменте, который соединяет между собой камни, и в итоге получается крепкая и надёжная конструкция, а они его потеряли.       — Покко,— сквозь пелену горечи послышался тихий знакомый голос,— Ты как?       Он едва ли различал перед собой землю, которую плотным ковром покрывали рыжие иголочки, поэтому ничего не ответил. Уши, насколько могли, уловили звук шагов, и тёплая маленькая ладонь робко легла на его плечо.       С глубочайшим чувством признательности и благодарности он прикоснулся к её руке, ориентируясь в пространстве абсолютно на уровне рефлексов, потому что зрение предательски подводило. Но снова правильность или ошибочность этого решения оказались очень спорным вопросом.       Электрические разряды с новой силой прошибли каждую клеточку его тела с головы до пят, напрочь вырвав из реальности. Перед глазами бесформенными бликами образовался густой сизый туман, а затем в него как будто добавили красок. Богатая палитра из зелёных и бежевых цветов вдруг появилась перед глазами, и даже какие-то несмелые силуэты стали постепенно вырисовываться.       Он увидел перед собой хрупкую смущённую девушку, а может даже девочку, с тёмными смольными волосами, беспечно собранными в хвост. На её светлом лице сияла счастливая улыбка, а на щеках случайно застыл румянец. Галлиард как будто видел это своими глазами, сам стоял сейчас перед ней и неуверенно протягивал букет миниатюрных сиреневых ирисов.       Щекотливый сладкий трепет переполнял его настолько, что казалось и взмыть вместе с ней в небо без крыльев ничего не стоит. Уловив, как кошку за хвост, свои собственные мысли, Галлиард удивился тому, какими знакомыми и сильными были эти чувства. А ведь они принадлежали другому человеку. Словно невидимый зритель, так удобно расположившийся прямо внутри хозяина воспоминаний, он видел те детали, на которых не было сакцентировано внимание.       Немного выше запястья на вытянутой руке, которую он ощущал как свою собственную, красовался достаточно свежий и глубокий рубец. Он незаконченным кольцом охватывал руку, в некоторых местах пуская короткие лучики. И Галлиард отлично знал этот шрам, ведь он принадлежал его самому близкому человеку. Человеку, который делил с ним одну фамилию.       Это была память Марселя, впервые воскресшая в его разуме. Это были его истинные чувства, которые так напоминали Порко собственные. Он прекрасно помнил, как будто это произошло только вчера, как Марсель заработал этот шрам на одной из тренировок. Они тогда были ещё детьми, только сломя голову стремились доказать всему миру, что они достойны унаследовать силы девяти. Ну вот доказали. А что же теперь?       В тот день Марсель как и всегда воспринял эту не такую уж лёгкую травму с пренебрежением и смелостью. Он продолжил выполнять задание, не обращая ровным счётом никакого внимания на резкую боль и сильное кровотечение. И тем более не слушал товарищей, отмахивался от всех попыток чем-то ему помочь, уверял, что сам справится. Впрочем, он выполнил задание исключительно. Но по словам доктора, он мог лишиться руки, если бы рана оказалась глубже и повредились сухожилия.       А в результате, он всё-таки не справился, погиб, также самоотверженно и храбро распоряжаясь собой и своей жизнью на благо других. Может быть, у них это семейное — что-то похожее в своё время отметила Пик, и Галлиард с ней согласился. Но он по-прежнему не знал одной очень важной правды, которой приходило время открыться. Той самой правды, которая назначила Марселю очень высокую цену за его очень серьёзные действия. Мы все платим за то, что делаем.       Понимая, что сейчас ему лучше не мешать, Пик смиренно оставалась на месте, но руку с его плеча не убирала. И когда Галлиард взглянул ей в глаза, в его откровенном взгляде она отчётливо увидела яркую ревность и даже укоризну. Это ввело её в полное недоумение. Он только что упал на колени, корчась от боли, а теперь смотрит на неё так, как будто она ему изменила. И где такое видано?       — Порко, ты в порядке? — вопрос был задан скорее с целью защиты от его немого укора, чем с целью услышать ответ, хотя она искренне за него переживала. Но его живые и эмоциональные глаза явно говорили, что перед ней сейчас никто иной, как Порко Галлиард, в трезвом уме и светлой памяти, а, значит, он в порядке.       — Наверное,— буркнул он, поднимаясь с колен.       — Ты что-то вспомнил?— вкрадчиво поинтересовалась Пик.       — Да...— тем же недовольным голосом отозвался Галлиард, изъявляя поверхностное нежелание разговаривать об этом, хотя на самом деле глубоко внутри он этого очень хотел.       Пик молчала, но не сводила с него пристального взгляда, провоцируя на разговор, и мысленно забавлялась от его поведения.       — На этом месте Имир съела брата,— его суровый хрипловатый голос прозвучал, как гром среди ясного неба,— Я не видел, а почувствовал всё, что чувствовал он в тот момент. Честно говоря, ощущения жуткие,— саркастично подметил Галлиард,— Это первое его воспоминание. До этого были только Имир. Надо же, первое и такое многообещающее!       — Ну зачем ты так? Мне кажется, дело в месте. Ты вспомнил, потому что увидел знакомое место.       — Так-то он так. Но почему мы вообще оказались здесь? Почему выбрали именно это место, чтобы сделать остановку?— он понимал, что ответа на эти вопросы ему никто не даст, но они мучали, терзали его.       — Я не знаю,— поникшим голосом ответила Пик.       Воцарилось молчание, и оно было очень кстати, ведь урагану мыслей и эмоций нужно было дать время стихнуть.       — И больше не было воспоминаний?— осторожно вернулась к разговору Пик, не упуская из мыслей тот укоризненный взгляд.       Галлиард молчал, не давая ни положительного, ни отрицательного ответа, и это дало Пик повод более настойчиво его расспросить.       — Порко? Чтобы не получилось как вчера вечером. Не обманывай меня, пожалуйста,— бархатным и требовательным голосом обратилась она к нему.       — Я не знал, что Марсель когда-то дарил тебе цветы,— обиженно произнёс Галлиард, оживляя в голове ту яркую картинку, ту смущённую девочку, которая выросла и теперь стояла перед ним, требуя ответов.       — Что?— новый вопрос сорвался с её губ из-за удивления и неожиданности, хотя она отлично расслышала его слова,— Какие цветы?       — Ирисы,— с неиссякаемым упрёком и упёртостью ответил Галлиард, взглянув ей в лицо, чтобы в глазах увидеть правду.       И к своему несчастью увидел очень отчётливо. Холодная завывающая глубоко в сердце грусть вдруг своевольно вырвалась наружу и плотно осела в её глазах. Слова здесь были просто лишними, она уже всё сказала, ответила глазами, которые порой гораздо красноречивее выражали чувства и мысли.       —Ну да... Дарил,— тихим голосом подтвердила Пик.       И снова пауза, насыщенная тяжёлыми вздохами и нервно сжимающимися кулаками.       — А я так до сих пор ни одного букета, кажется, не принёс. И даже здесь он меня обошёл,— с грустной усмешкой заметил Порко.       — Нет, был один. Тоже ирисы, только белые,— загадочная улыбка заиграла на губах Пик.       — Вот как...— удивлённо протянул Галлиард, мысленно поражаясь такому совпадению.       Возможно, из-за тучного груза размышлений, так неожиданно свалившегося на их и без того мятежные головы, суровая и ненастная погода осталась далеко за пределами их внимания. Даже ледяной, пронзающий до самых костей ветер теперь казался чем-то незначительным. Как неугомонный и противный маленький пёс, он кружился вокруг них, но не мог причинить никакого вреда.       Сложившийся разговор и воспоминания с одной стороны задели сердца обоих, и ощущение это было отнюдь не приятное, оно скорее оставило за собой яркое послевкусие глубокой ноющей боли. Но с другой, они связали их тесные судьбы и чувства ещё более крепкой нитью, раскрыли те карты, которые сохраняли между ними вынужденный барьер.