Я буду смотреть тебе вслед

А мы все живем, храня

тайны, которые не

можем поведать друг

другу. Харуки Мураками. Настоящие дни. Полиция еще раз пробует свои шансы, без особого усердия и ни на что не надеясь. Закон обязывает, но Юнги — все еще пациент с шатким диагнозом и одной неудачной попыткой разрешить все проблемы одним махом. Высокий офицер, альфа, сидит, скрючившись, на неудобном стуле, держит на коленях раскрытый ежедневник с абсолютно чистым листом и хмуро грызет ручку. Юнги его помнит, в прошлый раз именно он впервые приходил в больницу на допрос. В этот же раз визит уже имеет другую подоплеку и обстоятельства вырисовываются достаточно подозрительные. — Как себя чувствуете? — спрашивает медсестра, устраиваясь напротив с резко прямой спиной и чопорно сложенными ладонями на коленях. Голос, тем не менее, звучит мягко. Почему-то из всего персонала Юнги ей симпатизирует больше всех. Может быть всё дело в том, что действия её хоть и были сухими, но без фальшивых нот участливости? — Вы точно не против пообщаться с офицером… — Ким Дахи. Омега, рассматривая обычные белые тапочки на своих ногах, медленно качает головой. — Вы в курсе о последних событиях в городе? — Мы не держим газет здесь, — поджимает губы медсестра и недовольно смотрит на полицейского: «Только попробуйте переступить очерченные границы». Офицер отвечает ей не менее недовольным взглядом «Шли бы вы… по делам своим». — К вам приходили еще посетители в последнее время? Например, дня четыре назад? — Да. Скрывать смысла не было, имя посетителя значилось в регистрационном списке на ресепшене, подтвержденное ксерокопией айди карты. — В котором часу? — Утром… Юнги как раз закончил домучивать завтрак, как в палату вошел бета в сопровождении лечащего врача. — Юнги, — человек переступил с ноги на ногу, в руках мелко дрожали красные хризантемы, словно им передавалась очевидная неловкость пришедшего. — Вы не против, чтобы посетитель остался? — доктор несколько минут внимательно изучал лицо омеги, пытаясь прочитать его реакцию. Юнги опустил глаза вниз и медленно кивнул. Посетитель выдохнул и сделал робкий шаг навстречу. — Привет, вот, это тебе… — человек практически сунул цветы ему под нос, потом опомнился: — Извини, давай поставлю к остальным. Пока бета возился возле стола, доктор Ли еще раз посмотрел на пациента, но лицо того не выражало ни удивления, ни растерянности. <i>— Что ж, у вас есть время до десяти, потом мистера Мина ожидают процедуры, — альфа сверился с часами и постучал по циферблату двумя пальцами. — То есть у вас где-то час. — Да-да, конечно, я понимаю. Стоило доктору выйти, как в палате воцарилась тишина. Вязкая, она словно варенье заполняла собой пробоины и трещины, а потом добиралась до выступов. Омега поправил подушку под спиной и преувеличенно расслабленно откинулся на спинку кровати. Затем выжидающе уставился на гостя. Новое лицо в палате требовало определенного рассмотрения и принятия. — Я — Хосок… Чон Хосок, — в голосе надежда на узнавание, но омега молчал и посетитель издал тяжелый вздох. — Значит, не помнишь… Юнги, я… Симпатичное лицо вдруг искривила гримаса. Чон Хосок запустил ладонь в волосы, оттягивая их за концы. Взгляд его блуждал по кровати, по телу Юнги, по своим коленям, но пока так и не решился подняться вверх. Из закушенной губы показалась капля крови и он тут же ее быстро слизал. — Черт! Юнги! Я… так виноват! Так виноват перед тобой…— он наконец поднял на него лихорадочно блестящие глаза, чуть подался вперед и перехватил безвольные кисти рук Юнги. — Я не знал… Подумать не мог, что этим все может закончиться! Я не знал, понятия не имел, что он… — бета вдруг прижался лбом к коленям Юнги и проскулил: — Мне так жаль, о мой бог, как мне жаль, я бы в жизни так не поступил с тобой, если бы мог даже предположить, что он… Такая мразь, такая бессовестная и беспринципная мразь! Я знаю, что ты сейчас в растерянности от моего бреда, но я не могу спать, пока не получу твоего прощения, прошу тебя, Юнги, прости меня… Я не приходил к тебе до этого, боялся, нет, я просто трусил смотреть тебе в глаза, ибо во всем, что с тобой случилось, я, так или иначе, но виноват… Горячие дыхание обжигало кожу, а слова — душу. Омега смотрел на склоненный, коротко стриженый затылок и пытался понять, а самое главное, простить. Зачем люди совершают те или иные поступки? Все видят только лицевую сторону, забывая, что есть еще изнанка. «Благими намерениями дорога вымощена в ад». Юнги там побывал. Эти самые благие намерения близкого человека купили ему прямой рейс в самую середину ада, правда, тогда ему казалось, что только в один конец. Сердце билось ровно, мерно отсчитывая удары. Не больно, больше нет. Ведь просто так мы же не получаем наказание? Волшебный закон Вселенной работал безукоризненно, хочешь ты того или нет. Имеем, что имеем. За проступки приходится платить, иногда даже ценой своей души. Юнги наклонился и, коснувшись губами чужих волос, едва слышно прошептал: — У меня нет к тебе ненависти. Прости и ты меня, если мои поступки послужили поводом для твоих слез сейчас. Хосок разрыдался еще сильнее, отчаянно вздрагивая всем телом и все также не решаясь поднять лицо вверх. Лишь спустя долгих, натянутых минут, придя в себя, он уселся на стул рядом с кроватью. Вытер подолом футболки глаза и задумчиво пожевал губы. Затем прямо посмотрел на Юнги. Нахмурился, явно пытаясь сложить два плюс два. Открыл рот, но встретив тяжелый взгляд голубых глаз, растерянно моргнул и тут же захлопнул его. После они сидели и пытались пить чай, разговор явно не клеился, Хосок все еще не смог принять так легко дарованное ему прощение и пытался строить мину при плохой игре, Юнги даже не старался, просто смотрел на сидящего рядом человека и в который раз убеждался, что ад мы себе выбираем сами. Осознанно или нет, но любовно роем котлован, заливаем фундамент, упрочняем стены, чтобы наверняка. Заглянувшая медсестра, напомнила, что через пятнадцать минут пациента ожидают процедуры. Бета неловко засобирался домой. — Я… я приду еще, если можно. — Можно, — улыбнулся Мин. Хосок ушел, пряча покрасневшие глаза, дрожащими губами сказал едва слышное «до встречи» и аккуратно закрыл за собой дверь. — Вы помните Чон Хосока? — Да. — Как давно вы его знаете? — Три года. — А познакомились… — В кофейне. — Название? — «За углом у Соло». — Подробности помните? — Просто пили кофе и о чём-то болтали. — Это он к вам подошёл или вы к нему? — Мы столкнулись, когда покупали кофе. — О чём веди разговор? — Не помню. — В каких отношениях он состоял с вашим мужем? — Ни в каких?.. Пересекались несколько раз, когда Джин заезжал в галерею, — имя слетает с губ так легко, словно и не… Следует пауза и вновь череда вопросов: — Когда в последний раз к вам приходил Ким Сокджин? Юнги мешкает. — Две недели назад, — подсказывает медсестра Лин. — Настолько редкие визиты вам привычны? — Нет. — Вы звонили ему? Пытались связаться другим способом? — Нет. И вновь многозначительная тишина. — У него было много врагов? — зашел с другой стороны Ким Дахи. — Нет. Не знаю. Откуда у него могут быть враги? Самой собой, на вопрос никто не отвечает, но ему и не нужно. — Он вам ничего не рассказывал? — Нет. — Вы перезваниваетесь? — Редко. — Ведете с ним переписку? — Нет. — Лечащий врач запрещает иметь телефоны в палате, — сердито добавила медсестра. — Бумажные письма? — Нет. — Ваш муж не выглядел обеспокоенным или встревоженным? — Нет. Вновь пауза. — А что вы делали… — полицейский называет дату и время. Юнги вновь пожимает плечами. — Был тут, — говорит неуверенно. — Позже мы предоставим вам план лечения больного, — сухо говорит медсестра. — И историю болезни, — добавляет альфа, записывая что-то в блокнот. Сестра Лин недовольно поджимает губы, но кивает. — У вас тут ведётся видео наблюдение? — С этими вопросами обращайтесь к главврачу. — Обязательно обращусь, — уверяет её Ким Дахи. — Как ваши родители поживают? — вопрос уже обращён к пациенту. — Они уже почили. — Вы знакомы с родителями своего мужа? — Их тоже уже нет. — Вы любите своего мужа? Омега кивает. Отчего же не кивнуть? — Если бы с вашим мужем что-нибудь случилось, вы бы сильно переживали? — Мистер Ким Дахи! — громко возмущается женщина, поднимаясь со своего места. — Я думаю на сегодня мы закончим! У мистера Мина скоро процедуры по расписанию, мы и так ради вас их сдвинули. Я вас провожу. Альфа недовольно хмыкает, но покорно встаёт. — Выздоравливайте, мистер Мин, — оборачивается он на пороге, — и если вспомните что-либо важное, не стесняйтесь, звоните по тому номеру, что я вам оставил в прошлый раз. Не дожидаясь ответа, он выходит следом за медсестрой. Юнги и не думал отвечать. Визитку вместе с данными он порвал и выкинул еще в самый первый раз. Нечего ему сказать полиции. *** — Как сегодня себя чувствуете? — на губах ласковая улыбка, в глазах же легкая придурь. Руку, протянутую для того, чтобы помочь ему спуститься со ступенек, Юнги проигнорировал. Альфа неловко переступил с ноги на ногу и убрал ее в карман летних брюк. Впрочем, доброжелательное выражение лица никуда не делось. Нога ныла и каждый шаг давался с трудом, но альфа больше не проявлял инициативы как-то помочь, молча подстроился под темп и бесшумно шагал рядом. Удивительная способность. Юнги еще при первой встрече заметил, что новый знакомый передвигался очень тихо, словно дикий зверь в лесу. Привычная лавочка под гинко сегодня тоже была свободна, еще бы, в жаркий полдень мало находится идиотов плавиться на улице. Больничная пижама успела намокнуть и теперь липла к телу, словно вторая кожа. Хорошо. Стало еще лучше, стоило устроиться на прогретой деревянной поверхности и вытянуть ноющую ногу. — Вы уже обедали? Омега слегка повернул корпус в сторону собеседника, взглядом пробежался по расслабленной фигуре, длинным ногам в светлых брюках, льняной рубашке, расстёгнутой на пару пуговиц на груди. Несколько секунд изучал твердый подбородок с ямочкой посередине, мазнул по губам и, наконец, остановился на глазах. Миндалевидный разрез обычно делал их выражение хитрым, игривым, но на данный момент легкостью отношения к жизни там и не пахло. В светлых глазах напротив читались только усталость и сожаление. Казалось, даже уголки их опущены вниз в знак полного смирения. — Да, — Юнги отвернулся, устремляя взгляд куда-то в сторону горизонта. Голубая линия плавилась, колебалась, постоянно меняя очертания. От влажной дымки все вокруг приобрело расплывчатость, нереальность. — Скажите, вы любили когда-нибудь? — шелест листвы и звонкое стрекотание цикад на несколько минут воцарилось между двумя фигурами на лавочке. «Любил ли я? — даже в адресованном самому себе вопросе прозвучали горечь и насмешка, смирение и тоска. Открой Юнги рот хоть даже на скупое «да», и все, поток слов уже ничем не остановить, наружу выйдет то, что он так усердно закапывал лопатой последние несколько недель, с тех пор как охрипшим голосом рыдал и выл, молил бога или кто там есть наверху: «Прошу, хватит, я больше не выдержу, не выдержу, ты же видишь, забери ее, забери ее!» И Он услышал. С того самого дня, все словно покрылось тонкой корочкой, не значит, что прошло, нет, на такое чудо Мин и не надеялся, но ковырять ее сейчас явно не стоило, ибо края еще были тонки и непрочны. Впрочем, собеседник явно не нуждался в диалоге, его вполне устраивала пара ушей и глаз рядом. Голос его звучал немного тихо, трескуче, словно словам требовался толчок, прежде чем выйти наружу: — Я — везунчик, судьба подарила мне два шанса, а я не оценил. Точнее, оценил, но поздно. Первый раз влюбился, будучи еще мальчишкой. Но чувство было сильным, знаете, такую связь между людьми тяжело найти, когда понимаешь с полуслова, когда даже мысли одни на двоих, — его запах на миг стал сильнее, обильнее, Юнги беспокойно сжал ладони на коленях. — Второй же шанс… Мужчина резко замолк, словно подавился словами. Сделал пару вдохов и выдохов, достал из кармана брюк платок, аккуратно протер лоб и впадинку над губами, затем спрятал его и продолжил: — Мне стыдно. Второй шанс я бездарно просрал. Я думал, что это просто блажь и глупость, разве мог я оказаться настолько мил богу, чтобы он подарил мне любовь во второй раз? Не верил, а потом наступил момент, когда я понял, что могу и вовсе никогда его больше не увидеть, и ужаснулся, нет, чуть с ума не сошел! Мне до сих пор страшно, — вдруг признался альфа, и не врал, руки его и впрямь дрожали, когда он хлопал себя по карманам. — Скажите, вы сильно будете против, если я закурю? Юнги побледнел, отшатнулся, вцепляясь руками в железный подлокотник лавочки. Сердце участило ритм, альфа еще не закурил, а рецепторы в носу уже ощутили запах дыма. Волосы на шее встали дыбом. — После хорошего секса, всегда хочется курить, да, малыш? Тебе же было хорошо?.. — издевательски шептал голос. — Мне вот очень… Хотя я еще бы не против повторить пару раундов. — Что с вами? — плеча коснулась жесткая ладонь, омега дернулся. Хотел заорать, но в горле встал ком, что-то забулькало. Этот шепот, этот чертов шепот, обычно приходил по ночам, откуда ему взяться среди белого дня? Реальность опять дала сбой, искривилась, меняя небо и землю местами. Мин подорвался, желая уйти от очередных прикосновений, то ли сидящего рядом альфы, то ли миражного — из страны кошмаров, но дурацкая нога подвела в очередной раз: в бедре прострелило болью и он со стоном повалился назад на лавочку. На глазах выступили злые слезы. — Вам плохо? Да что же такое… Не молчите! — рядом маячило обеспокоенное лицо мужчины с насупленными бровями и неподдельным страхом в глазах. — В палату! Пожалуйста… — едва слышным хрипом попросил Юнги, прикрывая глаза. Вдох, задержка на пять дыханий, выдох, опять задержка. Еще раз. Вот так. Молодец. Альфа с готовностью вскочил и помог опереться на свою руку. Подхватил палочку и, очень осторожно передвигаясь, они направились в сторону больницы. В холле подбежала дежурная медсестра: — Что случилось? — сурово спросила она, суетливо заглядывая пациенту в глаза. — Ему вдруг стало плохо, — не скрывая волнения, альфа растеряно придерживал Юнги за плечи. Будучи непозволительно близко к чужому телу, омега ощущал, как напряжены крепкие мышцы под хлопковой рубашкой. Руки дрожали, потели, хотели то ли оттолкнуть от себя подальше, то ли придвинуть еще ближе. — Сейчас позову доктора Ли!.. — Нет! — вдруг четко и резко произнес Юнги. — В палату… Хочу в палату! *** Приступ накануне, был словно вестником, вот он я, пришел. Не сопротивляйся. Юнги и не думал. Он лежал на больничной койке и с тоской смотрел на затянутое тучами небо. Пару капель успели мазнуть по стеклу, оставляя за собой водянистый след. Где-то далеко и одновременно близко раздался раскат грома. Омега вздрогнул, сжался весь, закусил губы и закрыл глаза. Ощущение пустоты и безнадеги постепенно уходили, давая волю тоске, ужасу, страху, необъятной боли… Юнги застонал, захрипел. Постарался ускользающим сознанием ухватиться хоть за что-нибудь, но тьма ловко отрубила пальцы и потащила за собой в свое логово. Душа выла, кусалась, вопила, тьме же было все равно, она с противным мерзким чавканьем тянула свои многочисленные щупальца, оплетала, лишая воли и движения. — Нет, нет, нет, нет… Хнычь не хнычь, никто не придет. Здесь только ты, мой мальчик. За грехи надо платить, да? Кажется, кто-то звал его по имени. Сквозь потоки воды, что лилась из глаз, он ничего не мог разглядеть, лишь ощущал, как оголенный нерв, все вокруг. Кто-то коснулся руки, Мин шарахнулся в сторону, заорал. — Держите его, да крепче держите! Я не смогу попасть в вену… Голос медсестры доносился отовсюду и ниоткуда. Кто-то опять схватил его за руку, потом за вторую. Юнги извивался, орал, захлебывался. Ногой пытался лягнуть захватчиков, но бесполезно. Как и тогда. — Нетнетнетнетнетнет…— надрывно повторяли голоса внутри. — Дадададада, — вторили ему голоса извне. — Пожалуйста, отпустите… Омега еще раз выгнулся дугой, отворачивая голову вправо. Галлюцинации, как никогда были реальными. Что ты тут делаешь, Чонгук? Пришел полюбоватьсяилидобить? Точно, галлюцинации. Потому что спустя минуту в проходе возле двери лицо меняет очертания. Светлые глаза смотрят печально, без привычной дурашливости. Возле губ глубокая складка, челюсти напряжены. Юнги открывает рот, чтобы сказать хотя бы банальное приветствие, но не выходит ни звука. Губы так и застывают в невысказанных словах, а затем искривляются в крике. Мокрая пелена опять возвращается на глаза, и сознание резко падает в бездну. — Вы что здесь делаете?! Покиньте палату! — Я… хотел узнать, как его самочувствие…— забормотал альфа, пальцами цепляясь за косяк двери. Лицо белое, застывшее, словно воском вылепленное. — Как видите, не очень. Выйдите, прошу вас! — Его приступы всегда… такие? — Кем вы приходитесь мистеру Мину? — Я… я друг и очень переживаю… — Мистер… — Енси. — … Енси, я не знаю, что за вид дружбы вас связывает, но хочу дать совет: это плохая идея. Мистер Мин нестабилен. Обстоятельства, по которым он попал к нам, вышли очень плохими, и ваша… дружба не то, что ему нужно на данный момент. Надеюсь, вы меня услышали. — Услышал, — тихо сказал альфа, но внутренний зверь внутри доктора Ли вдруг встал на дыбы. Интонации голоса спокойные, почти лишенные каких-либо эмоций, только холодный воздух ощутимо пробежался по лицу. — Я зайду завтра утром. — Я же вам… — Послушайте сюда, доктор… Ли Сан, — беглый взгляд на бейджик, — Я — единственный, кто действительно заинтересован, чтобы мистер Мин поправился и как можно быстрее. Но без вашей помощи, боюсь, не справлюсь. Недавно мямливший человек вдруг полностью преобразился, во взгляде прорезалась сталь, а в голосе появились вкрадчивые, опасные нотки, от которых волосы по всему телу зашевелились. Инстинкты вопили сунуть голову в самый темный угол и не отсвечивать, но упрямство и врачебная этика твердили свое: — Вы… — Док! — уже почти прорычал ему в лицо внезапно оказавшийся слишком близко мужчина. — Вы не поняли, да? Если с пациентом из палаты пятьдесят что-либо случиться, вы узнаете, что такое ад при жизни! Мы друг друга поняли? Доктор заторможено кивнул. — Вот и замечательно. Съешьте шоколад, док, вы что-то побледнели. *** Лунный свет серебрил подоконник и половину кровати, остальная часть палаты утопала в темноте. Обычно, такие ночи считают романтичными, и в прошлой жизни он тоже так считал. Сейчас же куча успокоительных не давала и шанса на что-то иное, кроме как лежать безвольной куклой и таращиться в потолок. Причудливые тени не доставали до верха, просто одно темное сумрачное пятно, но ему нравилось. Легкое прикосновение к щеке показалось видением, Юнги на секунду прикрыл глаза, но когда открыл их, видение никуда не пропало. Наоборот — он скосил глаза вправо — приобрело еще более четкие очертания. Лица не видно, лишь абрис фигуры, но ему не надо видеть, чтобы понять, кто сидел на краю кровати. Юнги знал. Чужие пальцы молча продолжали свою невесомую ласку. Мысли вяло текли в голове, эмоции приглушены, словно кто-то спрятал их под вуалью. От боли и страха остались лишь тени, грузные, но блеклые, без прежней своей силы. Зажмурившись, он едва слышно прошептал: — Хватит, пожалуйста, хватит…