Я буду смотреть тебе вслед

В жизни, длиною в полвздоха, не планируй ничего, кроме любви. Джалаледдин Руми. Настоящие дни. Вскрытые раны ноют долго, особенно сильно в сырую погоду. Дождь шел беспросветно, словно земля и океан поменялись местами. Половина листьев успела опасть, деревья выглядели теперь тоскливо и нелепо. Рядом сидел Енси и читал сказку. Вслух. — Итак, в первый вечер я уснул на песке в пустыне, где на тысячи миль вокруг не было никакого жилья. Человек, потерпевший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, и тот был бы не так одинок. Вообразите же мое удивление, когда на рассвете меня разбудил чей-то тоненький голосок…— поняв, что Юнги не слушает, он проследил за его взглядом и вздохнул: — Прогноз погоды неутешителен. Говорят, дожди продлятся еще пару недель. — Похоже на то. — Вы любите сказки? — Не особо. — И я… не особо, — смутился вдруг альфа и Юнги это развеселило. — Врачи сказали нужны положительные эмоции. А кроме сказок, я не знаю, где их еще можно найти. Не церковный же словарь читать? — Вы сделали лучший выбор, —иронию в голосе уловить сложно, уж слишком безразличен голос, но альфа все же теряется немного. — Нет? — неуверенно спросил Енси. — Мне казалось, несмотря на некоторые моменты, сюжет не столь трагичен. Мы все возвращаемся обратно, — интонации голоса стали чуть глуше, словно на телефоне понизили яркость экрана до половины шкалы. Альфа опустил взгляд на раскрытую книгу, где на странице темнел знакомый Юнги рисунок — светловолосый мальчик с мечом на перевес — и продолжил чтение. Мин повернулся на бок и, подложив ладонь под голову, смотрел на профиль мужчины. Как медленно бегали глаза по строчкам, как шевелились полные губы, как сменялись эмоции на лице. Сердце билось ровно, словно так и должно быть. Но нет, Юнги больше не поведется, хватит. Свои уроки он усвоил. Под низким баритоном сказителя веки невольно опускались вниз. Минут через десять в палате воцарилась тишина. Потом послышался шорох закрываемой книги, легкий скрип стула. Шаги почти невесомые, можно и спутать со стуком собственного пульса в ушах. Осторожное прикосновение к щеке, теплые пальцы легонько огладили скулу… Юнги приложил все усилия, чтобы не дёрнуться. Затем на него до самого подбородка натянули одеяло, еще пару минут постояли и ушли. Со звуком аккуратно закрывающейся двери внутри тоже что-то стукнуло, но омега лишь крепче сжал кулак под щекой. *** Декабрь. Давным-давно. Зал утопал в полумраке, софиты прожекторов равнодушно скользили по отдыхающим группам людей, на доли секунды приоткрывая завесу того, что творилось за очередным столиком. Посетителей немного, в основном постоянные завсегдатаи. Юнги не то, чтобы был в близких отношениях с ними, но знал, кто из какого универа и что из себя представлял. С кем весело иногда забуриться по клубам, а к кому лучше не лезть от слова никогда. Как например к альфам на соседних диванчиках. — Он опять пялится, — проворчал Ким, недовольно хмуря брови и делая глоток виски. Мин только хмыкнул, бросил взгляд влево и опять перевел на друга. Невысокий, но достаточно крепкий альфа не сводил тяжелого взгляда с их компании, особенно с Кимсу. — Просрал свое счастье, вот и пялится. — Придурок, — Кимсу поджал губы, — сам же виноват. Совал член в каждую дырку, а я оказался шлюхой, потому что нашел себе другого парня. Новый парень сидел тут же, напротив, и о чем-то эмоционально разговаривал с Чонгуком. На самом деле, по поступкам ушел он не так уж далеко от первого. «Я так больше не могуууу, Юнги, за что мне это? Донли опять видели с его бывшей…. Сколько можно, скажи мне? Почему он не может определиться: или она, или я?! Юнги, почему так хреново?! Я люблю его, понимаешь, люблю, урода такого!» — Чужое мышление порой не поддается логике, — Юнги пальцем размазывал капли конденсата по стенке стакана. — Давай выпьем. Чтобы у некоторых прибавилось ума. Наклонившись вперед, Юнги потянулся к графину с виски, но не успел на сотую долю секунды — ловкие пальцы схватились за стеклянную ручку, уводя его прямо из-под носа. — Я помогу, — Чонгук плюхнулся рядом на сидение и разлил алкоголь по стаканам. — Сколько льда? — Кубика хватит. Взгляд невольно выхватил задравшуюся рядом футболку, открывшаяся взору полоска кожи оказалась слишком большим откровением. Пальцы сжались в кулаки на коленях, Юнги поспешно увел взгляд в сторону, куда угодно, смотри куда угодно, только не… Именно в этот момент он выхватил неопознанный объект, летящий в их сторону. Среагировать сразу не успел, ибо подвыпивший мозг не совсем адекватно оценивал ситуацию. Лишь когда звук бьющегося стекла раздался прямо над их головами, а осколки осыпали весь стол и слегка задели сидящих, до него дошло, что именно произошло. Юнги только глазом успел моргнуть, а события в мире уже стали развиваться в ускоренном режиме. Вот альфы подрываются на ноги, откидывают в сторону стоящие на пути стулья и кидаются в сторону охреневших придурков. — Что за…— выдыхает Кимсу и они оба тоже вскакивают с места. Толку от них, конечно, мало, даже полный ноль. Они только и могут, что прыгать вокруг и пытаться не угодить под раздачу. — Чонгук! Мать твою! — матерится Юнги, в очередной раз хватаясь за рукав худи альфы и стараясь обратить на себя внимание.— Хватит! Чонгук! Пожалуйста!.. Они же дебилы! Чон вдруг резко разворачивается и сам с силой тащит омегу в сторону. — Сядь здесь и не отсвечивай! — рычит он, пихая его на мягкий стул отчего Мин едва не валится на пол. Само собой, он пропускает слова мимо ушей, тут же бросается следом, стоит альфе опять шагнуть во все месиво, что творится вокруг. — Это полный идиотизм! — злится Кимсу, видя, как бывший валит на пол его нынешнего. Не долго думая, с воплем: «А ну руки убрал, мудила!» — он прыгает на спину Ноа, повисая, словно мартышка на пальме. Юнги хочется разорваться, справа — идиот-Чонгук, которому не слабо прилетает по лицу, слева — тупица-Кимсу, трепыхающийся в воздухе от попыток альфы скинуть с себя неожиданный груз. — Прекратите все немедленно! — прыгает рядом хозяин бара и размахивает своими тоненькими ручками. — Сейчас копов вызову! Копы — это хорошо, но не в их случае, один звонок в универ и можно прощаться с учебой. Юнги бегает глазами по окружающему безумию, пока не натыкается взглядом на угол возле барки. — Стой, Джеки! — перехватывает он руку того за минуту до того, как палец нажимает зеленую кнопку вызова.— Дай мне зажигалку! — Зачем? — с подозрением щурится парень. — Не спалю я твой бар! — закатывает глаза омега. — Ну! Джеки неохотно лезет в карман джинс и вытаскивает на свет обычную пластиковую зажигалку. — Благодарю, — Юнги шустро бежит в сторону бара, залазит на стул, затем на саму стойку и тянется вверх. Одним движением колесика высекает огонь. Секунду ничего не происходит, а потом сирена начинает орать так, что парень невольно хватается за уши и быстро спрыгивает вниз. Мимо кубарем кто-то проносится, внизу что-то больно кусает ногу, но плевать, Мин вертит головой, пытаясь рассмотреть в этом дурдоме высокую фигуру. — Что застыл, сваливаем! — его вдруг подхватывают под руку и резко тянут в сторону. Юнги дергается, напрягается, но знакомый запах дает по носу и он, цепляясь за чужую ладонь, бежит следом за человеком. — Где Кимсу? — выдыхает омега на повороте, стоит им сделать привал. Стоит, прислонившись к стене, дышит через раз, стараясь дозировать поступление кислорода в легкие. — Тут мы, — из темноты выныривают две знакомые фигуры. Оба, что альфа, что омега, прилично потрепанные, у одного бровь рассечена, у другого — губа. Но рожи довольные, скалятся так, словно они не в драке по полу валялись, а просто трахались в туалете. Юнги переводит взгляд на Чона и его мучения с пачкой сигарет — костяшки сбиты и пальцы не желают нормально сгибаться. Омега молча отбирает ее и, достав сигарету, сует тому в рот. Подносит зажигалку, высекая огонь. — Спасибо. — Ты как? Ничего не задето? — Мелочи, — выдыхает альфа дым сквозь ноздри и с беспокойством осматривает лицо напротив. — Ты сам как? — Цел. — Что это за хрень была? Я думал оглохну, — Донли тоже закуривает. — Пожарная сигнализация, — буркает Юнги. Силы как-то резко покидают его, и омега просто сползает по стене вниз, да так и сидит некоторое время на корточках. Смотрит на потрескавшийся асфальт, старые, затоптанные подошвами ног окурки, пожухлую траву. Ногу что-то щекочет, он чешет рукой, недоуменно хмурится. Поднимает ладонь вверх, немного теряется. Вся ладонь в крови. — Вот черт… — говорит слишком громко, рядом присаживается Чон и светит телефоном на его ногу. — Обалдеть! — охает Ким. — Как ты умудрился? — Раком, — фыркает омега, вытирая ладонь о траву. — Ты сам там был… Прилетело от битой бутылки. — Едем в больницу. — Чонгук мрачно осмотрев порез, выключает фонарь и протягивает руку, чтобы помочь подняться. — Не поеду, — упрямо мотает головой Юнги, — дома промою и повязку наложу, не так уж и серьезно все. — Не будь придурком, — выдает альфа знакомую фразу, на которую Мин скептически фыркает. — Ты сам поднимешься или мне тебя на руках потащить? — Здесь оставь, — флегматично жмет омега плечами, упираясь затылком в кирпичную стену.— Ничего серьезного, я не поеду в больницу. — Упрямый осел! — Чон опять достает сигарету, сует в рот, но, так и не подкурив, в сердцах выплевывает обратно. — Поднимай свой зад я сказал! — Юнги-а, — тянет друг, — Чонгук прав, лучше обратиться к врачу. Вдруг заражение и все дела? «Тогда мои земные мучения закончатся гораздо раньше, чем я ожидал», — вертится в голове ироничное, вслух, естественно, не произнесенное. Смотреть и не иметь возможности коснуться — это как медленная пытка, с каждым новым разом забирающая желание жить. Черная яма разрасталась внутри все глубже, все шире, зияла своей пастью и поглощала солнечные лучи, что иногда еще долетали. Юнги боялся, что со временем там вообще больше ничего не останется, кроме этой чертовой пустоты. Она заставляла кричать по ночам в подушку, выблевывать все съеденное и требовала охренеть какую дозу алкоголя, ибо только он мог хоть на время убрать острые границы. И нет никакой силы воли, чтобы сбросить очередной звонок в ночи. А вдруг, вдруг что-то случилось?.. — Йо, малой, спишь? — голос в трубке глухой, интонации прерывистые. — Нет, — быстрый взгляд на время, — дрочу в пять утра. Трубка смеется, но тут обрывается на хрип. — Мне нужна твоя помощь… И все, сна ни в одном глазу, вместо злости — тревога, вместо желания послать нахрен — бежать (куда?) сломя голову. «Да что же ты за придурок такой». И непонятно к кому обращается фраза, к Чону или себе. — Кидай локацию, буду как смогу. Ту ночь или утро, неважно, он старается не сильно вспоминать, крови, очень много крови и отчаяния. Пытаясь сдержать вытекающую из раны на плече кровь, он изжевал все свои нервы. В горле постоянно что-то булькало и грозилось вырваться наружу. Он даже не мог смотреть в глаза Чонгуку, лишь слушал прерывистые: «Прости меня, малой, прости…». — Поехали домой обработаем тогда, — Чонгук уже не особо церемонясь, подхватывает под локоть Юнги и заставляет встать. — Давайте народ, всем спасибо за чудесный вечер, все свободны. На связи. — На связи, бро, — они обмениваются рукопожатием, Мин кивает Кимсу головой, мол до встречи. В такси Юнги сползает на нижнюю часть сиденья и бездумно таращится на мелькающие за окном здания высоток, подвесные мосты, клочок неба, успевшего окрасится в блеклые оранжевые тона. Тяжелое зимнее утро начинает новый день. Город только просыпается, где-то сзади слышится перелив поливальной машины, по бокам дороги виднеются ярко-оранжевые жилеты дворников, машин на дорогах пока еще мало, но через час-полтора в этой части города начнется дикая пробка с вечными сигналами гудков. — Йо, ты как? — Чонгук наклоняется близко-близко, Юнги ощущает горячее дыхание на своей левой щеке. Повернув голову лишь слегка, чтобы не столкнуться носами, омега пожимает плечами: — Живой еще. — Дурацкая шутка. — А кто тут шутит? — Ты все еще злишься из-за того раза, да? Мин смотрит прямо в глаза, видит коричневую радужку, черные зрачки сейчас расширены и не пойми из-за чего, то ли алкоголя и травы, то ли недавней драки. — Разве на дураков злятся? — Я же уже извинился. Голос альфы не звучит виноватым, но мягкость, как потока, затекает в уши. — Да, — охотно кивает омега, — а сегодня решил, что хватит быть пай-мальчиком и опять полез в драку. Тебе твоя жизнь совсем не важна? — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Обещал беречь себя, — тихо говорит Юнги, отворачиваясь обратно к окну. — Если тебе самому плевать, то подумай о других, твоих родителях. Друзьях. «Обо мне». — Не переживай, Юнги, — свое имя из чужих уст звучит незнакомо, но лучше, чем привычное «малой». — Приговорённому утонуть в огне не сгореть. «И кто из нас придурок?» — вопрос остается не озвученным, ибо Чонгук вдруг аккуратно притягивает его к себе и укладывает голову на плечо. Вдыхая знакомый каждой нотой аромат, Мин прикрывает глаза. Не надо миру видеть, не надо знать то, что скрывается внутри, не готов ни он, ни окружающие. Только ведь скрывая свои потаенные чувства, люди как-то совсем забывают, что идеальное время может и не наступить. *** Январь. Давным-давно. — Спасибо, что впустил… — Чонгук стоит, да нет, практически лежит на стене, сантиметр за сантиметром сползая вниз. Юнги стоит напротив, скрестив руки на груди и хмуро обозревает чужое лицо в кровоподтеках, правый глаз заплыл, белая футболка порвана и в странных буро-серых пятнах, джинсы тоже можно смело выбрасывать на свалку, им уже ничем не поможешь. Юнги прикусил язык, чтобы не высказать лишнего, глупо только воздух будет сотрясать. — Я завтра извинюсь, хорошо? — тихо говорит разбитыми губами альфа, и Мин лишь сильнее сдавливает челюсти. Неопределённо машет головой, затем подставляет плечо и помогает дойти до ванной комнаты. Устраивает того на полу, сам же плетется на кухню в поисках аптечки. Если он не ошибается, помимо таблеток от головы и поноса, там должны быть еще йод и бинт. По крайней мере, что-то такое смутно болтается в памяти. Открыв ящик и вытащив аптечку, он облегченно выдохнул. Есть, все есть. Перед ванной останавливается постучаться. Выходит неожиданно робко, за что омега злится и, уже не дожидаясь ответа, открывает дверь и шагает внутрь. Чон сидит на полу, облокотившись о бортик душевой кабинки. Футболку успел стащить, а с брюками вышла неполадка, поэтому он их просто оставил полувисеть на коленях. Юнги присаживается возле него, молча достает перекись, вату и бинт. Так же молча, под внимательным взглядом, обрабатывает раны на лице. Руки почему-то дрожат и ватный тампон то и дело мажет. Запах от Чона исходит отвратный, словно он валялся непонятно где, хотя почему словно, так и было. И еще один, который дико раздражал ноздри и внутренности, но омега постарался затолкать свое раздражение поглубже. Это не твое дело, Юнги, не твое. — Спасибо, что впустил… — Ты уже говорил. — А ты так ничего и не ответил. — В следующий раз не впущу. Чонгук хмыкает и тут же морщится. — Терпи. Сам виноват — Сам. Даже не спросишь, что случилось? Ватный тампон замирает на секунду, два взгляда пересекаются. — Нет, — чуть помедлив, говорит Юнги. Ответ и так у кого-то яркими росчерками написан на теле, а детали ему ни к чему. Закончив с лицом, он переходит на корпус, осторожно щупает пальцами ребра, Чон кривится. — Либо ушиб, либо перелом, завтра идем к врачу. — Хорошо, мам. — Я не шучу, не будь придурком, — Юнги аккуратно убирает все принадлежности обратно в коробку, поднимается. — Сам сможешь душ принять или помощь нужна? — Смогу. Юнги с сомнением косится на альфу, но тот только глаза закатывает, один точнее глаз, второй не особо разберешь под опухшим веком. — Я не настолько убогий. — Ладно, постелю тебе пока на диване. Зови, если что. Он возвращается на кухню. Возится с чайником, чутко прислушивается к звукам в ванной. Вода шумит, значит, все в порядке. За окном распускается рассвет, горизонт уже окрашивается в розовые тона, Юнги успевает допить чай и переодеться, а из ванной вестей все нет. Он хмурится и стучит в дверь: — Чонгук! — Я в норме, — слышится приглушенный голос. — Диван в твоем распоряжении. Чистое белье на стуле рядом. — Спасибо. Укладываясь спать, Юнги все еще прислушивается, но в квартире царит тишина. Уже на грани сна, он ощущает, как прогибается часть кровати и сзади прижимается горячее тело. Руки по-хозяйски ложатся на живот, вызывая кучу ненужных огненных бабочек. Вопреки здравому смыслу, Юнги не возмущается, лишь поудобней перехватывает подушку и проваливается в сон. *** Февраль. Давным-давно. — Чонгук! — пьяно воскликает Юнги, подрываясь и чмокая того в щеку. — Присоединяйся! у нас тут шоты на спор… — он встает на цыпочки, чтобы доставать альфе хотя бы до плеча, и шепчет на ухо: — Я их вздрючу, как нечего делать! Чонгук почему-то в восторг не приходит, но и уходить не собирается, под не сильно весёлыми взглядами двоих альф, усаживается рядом, по-свойски закидывая руку на его кресло. — Ну что, кто там следующий?.. Спор заканчивается довольно быстро и предсказуемо. Поняв, что ловить здесь больше нечего, альфы без особого интереса сдают свои позиции и под сверлящим взглядом сваливают в более безопасный угол. — Кстати, ты Кима поздравил? — Юнги разворачивается всем корпусом к Чону и тыкает тому в грудь. Проводив взглядом чужой палец, Чон невесело хмыкает: — Совсем меня за чурбана держишь? — Нет… Ну разве что чуть-чуть. — Ты мне лучше скажи: где твой телефон и почему на сообщения не отвечаешь? — Не знаю, — в искренне удивлении разводит руками Мин, затем нахмурился, пытаясь вспомнить когда в последний раз видел его вообще. Оказывается как раз перед тем, как расплатиться за такси. Омега чуть привстает и хлопает руками по карманам брюк. — О, вот он. Цел и на месте. — Дай мне его. — Это зачем еще? — Юнги не успевает ничего сделать, даже возмутиться, как альфа ловко выхватывает аппарат и сует в нагрудный карман. — Чтобы не потерял. — Пс, обижаешь, когда это я… — Хей, ты как? — рядом вдруг возникает знакомая физиономия, только уже чуть более помятая. Она довольно нагло втискивается между сидящими за столиком. Чонгук в упор смотрит на нежданного гостя, но тот полностью сосредоточен на Юнги, последний же в свою очередь виновато щурится: — Прости, еще нет. Не переживай, я все помню. — Ну смотри, если что, знаешь где меня найти, — тянет альфа и, отсалютовав бутылкой пива, скрывается в толпе. — Это еще что за тип? — улыбка на лице Чонгука мало напоминает дружелюбную, скулы заострились, левый глаз чуть прищурен, впрочем, игры теней на его лице Юнги не особо замечает. Под градусом его вообще мало что волнует. — Не ссы, все под контролем. Парень ждет, пока я дойду до кондиции, чтобы начать знакомство. — И почему я не удивлен, что к тебе цепляются именно такие личности. — Я не виноват, клянусь. Пошли к бару, возьмем что выпить. Юнги не алкоголик, честно, но если масть идет, то никогда не отказывается. А сейчас она идет так гладко, что следующие пару коктейлей он даже не замечает. По пути в туалет успевает потерять Чонгука, построить глазки нескольким альфам, оторваться под пару треков на танцполе, едва не расквасить себе нос о стул, когда споткнулся о чью-то ногу, выпить еще непонятных шотов со странными личностями. Когда возвращается обратно к барной стойке и видит довольно знакомую до оскомины и вполне ожидаемую картину, даже не расстраивается, лишь подмигивает альфе, «дерзай», мол. Омега — красотка, грех пройти мимо такой. Рядом опять появляется тот коротышка, делать нечего, приходится знакомиться. Альфа Лисон оказывается милым и дико пьяным. Юнги подливает ему очередную порцию пива, говорит тост и, стоит тому выпить, как тут же выливает свою часть под барную стойку. Под ними успела собраться уже довольно приличная лужа, но все настолько пьяны, что мало обращают на это внимание. Наконец, Лисон решает, что знакомство состоялось и пора переходить к более решительным действиям. Его рука то ненароком ложится на коленку, то цепляет пальцы руки Юнги и долго не отпускает, пока омега сам не стряхивает конечность. Через пару манипуляций ему это надоедает до чертиков, и омега мило улыбаясь, мысленно ищет предлог, чтобы поскорее свалить. Можно было бы, конечно, просто послать человека, но Юнги не любил грубить, особенно пьяный Юнги. Оставался только один проверенный ход: с концами пропасть в поисках туалета. Однако альфа решает все взять в свои не слишком трезвые руки. Резко, чуть не рухнув со стула от количества выпитого, он наклоняется к омеге и припечатывает свои губы к его. Удивительно, но даже не промазывает. Юнги замирает, пьяный мозг и не менее пьяное тело пытаются найти сообщение друг к другу и оценить весь масштаб катастрофы. Но тут вмешивается третья сторона, которая одним ударом откидывает Лисона в сторону, а вторым отправляет в нокаут. Чонгук с каменным лицом потирает кулак, Юнги так и сидит, вытаращив глаза, не успев отойти от предыдущего шока и уже свалившегося сверху второго. Контакты искрят, но никак не желают сходиться, чтобы пояснить картину происходящего. — Что здесь происходит?! — вмешивается злющий Ким. — Чонгук, какого хрена?! Альфа ничего поясняет. Он молча хватает Юнги за руку и тащит за собой. Едва передвигая ногами, тот лишь плечами пожимает на убийственный взгляд именинника. Кто бы ему что объяснил. Они выходят на улицу и, отойдя метров на десять от бара, встают в темном закоулке, куда порывы ветра не достают. Впрочем, у Юнги алкоголя в крови явно больше положенного, и холод его не особо смущает. Больше смущает человек напротив, чье лицо наполовину утопает в сумраке. Все также, не произнеся ни слова, альфа достает пачку и вытаскивает оттуда косяк. Чиркает зажигалкой, подкуривает. — Спасибо, кстати, — пытается разрядить обстановку Юнги, — я думал менее радикально избавиться от него, но твой метод тоже ничего… Чонгук коротко смотрит на него и тут же опускает веки вниз, пряча взгляд за длинными ресницами. — Пожалуйста, — едко отвечает. Делает еще одну затяжку и протягивает собеседнику. — Мог бы сразу обратиться. — Ты занят был, — Мин хихикает и пожимает плечами.— Не хотел отвлекать. Стряхнув пепел, он отдает косяк обратно владельцу. Длинные пальцы вместо того, чтобы взять свое добро, опять обхватывают тонкое запястье и тянут на себя. Поцелуй обжигает губы, язык, дробит легкие. Юнги в который раз теряется за вечер, сначала стоит истуканом, даже глаза забывает закрыть, но губы настойчивые, с терпким привкусом табака и виски, они поджигают невидимый фитиль и все, приплыли, под громкий грохот рушащегося благоразумия, он вцепляется в плечи альфы и активно отвечает. Чужие руки сначала легко, потом все нетерпеливей мнут бока, поглаживают спину, Юнги становится на цыпочки, чтобы лучше доставать до доступных сейчас губ. В голове ни одной мысли, лишь нечто вроде радостного воя чего-то черного, страшного. Оно сидит там так давно и так давно выжидает, что теперь, дождавшись, и не думает отступать. «Мое»! — рычит и отстреливает все, что могло возразить или помешать. Почти угаснувший косяк едва видимым огоньком тлеет на асфальте, безуспешно цепляясь за жизнь. Порывы ветра приносят с собой слабые признаки снега. А через несколько минут всю улицу, да что там улицу, весь город, затапливает такой снегопад, какого не бывало уже лет пять. *** Февраль. Давным-давно. Алкоголь — двигатель прогресса. И отношений Юнги тоже. Не то, чтобы омега был этакой амебой, но да, был. Особенно, когда дело касалось альф. Или конкретно одного альфы. Он, вроде бы, ничего плохо не сделал, за что Чонгук мог бы так громко рявкнуть, схватить кожаную куртку и быстро покинуть клуб. Так ведь? Юнги переводит беспомощный взгляд на Кима: — И что это было? — Вы такие смешные, прям сил нет, — ржет друг, запрокидывая голову. — Не понял, — обиженно тянет Мин и чешет щеку. — Да куда там тебе, убогий. Ревнует он, неужели не ясно? Юнги недоверчиво кривится. Чонгук и ревнует? Чушь же несусветная. Это не их случай. — Трахаться вам пора, — авторитетно заявляет Кимсу. Мин давится виски, фыркает, разбрызгивая янтарную жидкость на стол и себе на рубашку. Ну вот, теперь будет вонять и придется кидать впервые одетую вещь в стирку. Хотя, может еще застирать получится? А секс… Жар на мгновение прижигает низ живота и спину, в горле пересыхает от дурацких картинок в голове. Хочется, хочется, кому хочешь ври, а себе не можешь. Голод в глазах скрыть сложно. То, как рядом двигается и дышит другой человек, пьет воду, отчего редкие капли стекают мимо рта и оседают на груди, подкуривает длинными пальцами сигарету и сосредоточенно пускает дым в форточку, внимательно что-то читает в телефоне, удобно развалившись в кресле, касается его руки или плеч, подолгу задерживаясь подле, заставляет сердце предательски стрекотать, а глаза опускаться вниз. — Ну тебя, — бормочет Мин, поднимаясь с кресла. Срочно освежиться, срочно… Юнги проводит в туалете минут пятнадцать, пытаясь застирать пятно от алкоголя. Виски он любит, но не на своей одежде. Собственно, не все так страшно, туалетное мыло и вода делают свое дело на отлично — теперь по груди размазано огромное нечто, зато чистое и пахнущее… фи… дешевыми ароматизаторами. Юнги еще пыхтит минут пять, пытаясь туалетной бумагой вытереть насухо это нечто, но довольно скоро понимает, что бог с ним. В клубе темно, никто и так ничего не увидит, особенно под четыре утра, когда единственные из трезвых людей — это сонные уборщицы и не менее сонные официанты. Ловко промазав смятой салфеткой в урну, он проводит рукой по волосам и легкой, иногда спотыкающейся, походкой направляется обратно в зал. Чонгук так и не возвращается, Юнги фокусирует разъезжающиеся глаза на экране телефона. Ни звонков, ни сообщений. Палец давит на экран и несколько секунд парень слушает длинные гудки, затем они резко обрываются. Сбрасывает, свинья! Возмущению Юнги нет предела. Куда он поперся на ночь глядя, когда собирался остаться с ночёвкой опять у него в квартире? Хотя, это же Чон, не пропадет, у него тут целый город в близких и не очень знакомых ходит, уж кто-нибудь да приголубит. Против воли, вредный червячок ревности ехидно скалит зубы, но Юнги ловко давит эту заразу еще парой коктейлей. Знай наших. — Видишь, какой ты молодец, — бормочет омега, вылезая из такси с грацией раненого животного. — Незачем ерундой страдать и… что? Язык путается, ноги тоже. Поэтому возле ступеней в подъезд он замирает, пытаясь в темноте рассмотреть куда ставить ступню, и руками параллельно ищет опору. — Видела бы мама… — вдруг хихикает, подлая ступень уходит из-под носа и, охнув, Мин некрасиво раскорячивается прям на входе. Бетон холодный и жесткий, колени саднит от столкновения с недружелюбной поверхностью. — Впрочем, хорошо, что не видит. — Это точно, — раздается рядом, и Юнги подпрыгнул бы от неожиданности, если бы не был так пьян, поэтому он лишь поворачивает голову вправо, выискивая источник звука. Находит, несколько минут сопит, пока мозговые клетки не включают функцию «детектид» и не подкидывают нужную информацию. — Чонгук, — говорит очевидное, а затем улыбается. Пытается принять сидячее положение, но с гравитацией бороться тухлое дело, поэтому если бы не Чон, то уже второй раз распластался бы на ступеньках. — А еще говоришь, что знаешь свою меру. — Ты последний человек, который… Боже, здесь так холодно, почему ты тут сидишь? — Курю, — следует лаконичный ответ. Присмотревшись, омега замечает кончик тлеющей сигареты в темноте. — Но не на таком же холоде! Вернулся бы в клуб. Дай мне затяжку сделать… — Не дам. — Почему это? — супится Юнги. — Если скажешь что про рост, дам в зубы. Юнги слышит, как рядом тяжело вздыхают, затем провожает взглядом скоротечную звезду сигаретного окурка. — Пошли домой, агрессор ты мой. Спасибо цивилизации за развитие и технологии, им не надо ползти на двенадцатый этаж пешком, лифт отлично справляется со своей работой, и Юнги едва не целует дверцы машины от радости, что за каких-то четыре минуты смог доставить их почти до дома. — Спасибо тебе, хороший мой! — говорит с чувством. Чонгук лишь глаза закатывает и рукой подпихивает его в спину. Дома Юнги первым делом бежит в ванную, ибо еще пара минут и камеры снаружи смогли бы запечатлеть весьма нерадостную картину порчи государственного имущества одним пьяным субъектом. Пока моет руки, пытается взглядом найти себя в зеркале. — Эк ты налакался, — бормочет омега и скашивает глаза вниз. Задумчиво трет пальцем пятно и подносит его к носу. Фу. Он вываливается из ванной, на ходу стаскивая с себя рубашку. — Чонгук, — орет, тыкая ею же в лицо альфы. — Понюхай, есть запах виски или нет? Никак не могу понять… — Юнги! — вместо того, чтобы помочь, Чон рычит и еще отталкивает от себя руку омеги. Мин обиженно смотрит на альфу, не совсем понимая реакции того. Сложно, что ли? — Какие мы нежные все, — бормочет, он, падая задницей на диван и задирая ноги кверху. Узкие джинсы никак не хотят сдаваться, сползают лишь до бедер, а дальше никак. Омега пыхтит, извивается и краснеет, но треклятая ткань садится плотно. Наконец, сдается и валится без сил. — Это заговор, — доверительно шепчет, — сегодня все против меня. Пятно… Джинсы… Ну вас!.. Свет тухнет, хотя нет, то просто Чонгук склоняется сверху. Зрачки глаз черные-черные, словно у него радужки и никогда не было. Почему-то взгляд пугает. И лежать в таком виде не совсем правильно. Омега ерзает задницей по поверхности мебели, неловко улыбается и хочет уже подняться, но тут же оказывается пригвождённым обратно указательным пальцем. Ну как пригвождённым, он просто опускается на ребра и Юнги, как завороженный, смотрит на него, не в силах сдвинуться с места. Вот палец бездействует, вот дрогнув, начинает свое практически невесомое путешествие по коже, вот описывает одно ребро, затем второе. Опять замирает, перебирается на мышцы кора, отчего те невольно сокращаются. Чужая рука подбирается к тому, что вот-вот и скрыть уже будет невозможно. Юнги чуть приподнимается на локтях, правой рукой перехватывает наглую ладонь, останавливая ее. — Нет…— голос низкий, хриплый, дрожью проходит по позвоночнику, внизу что-то предательски дергается. Юнги поднимает взгляд, хочет еще что-то сказать, но не успевает, горячие губы опускаются на живот. Воздух разрывает испуганный вздох. Разве так бывает? Чтобы вот так губы Чонгука свободно бродили по телу, вызывая мурашки по всему телу одним лишь дыханием? Это должно было остаться там, в тех фантазиях, что неустанно преследовали темными ночами или в периоды течки. Но вот он перед ним, во плоти, исследует, карту в поисках эрогенных зон. Надо прекратить… А если не хочется? Если хочется поддаться порыву и не препятствовать рукам, что сейчас медленно, миллиметр за миллиметром стягивают джинсы вниз? «А ты готов на утро встретить свой же взгляд в отражение зеркала? А ты готов признаться Тэхену, что дрочишь на его альфу большую часть своей дурацкой жизни?» Пальцы успевают стянуть джинсы до колен и взяться за нижнее белье, которое уже не скрывает откровенный стояк. Юнги успевает протрезветь. Он резко отталкивает от себя Чонгука и, путаясь в брюках, испуганной птицей скрывается в ванной. Стыдно, Господи, как же стыдно. Волосы всклокоченные, взгляд полубезумный, а в паху так горячо, что рука невольно тянется вниз. Сейчас Юнги почти ненавидит себя и свою реакцию на альфу. Он умывается холодной водой, затем сует голову под кран. Хмель все еще гуляет внутри, но уже не так сильно. «Кто-нибудь сотрите мне память». Не вытираясь так и садится на пол возле раковины, упершись лопатками в стену. Как теперь выйти наружу, он понятия не имеет. Возникает трусливая мысль лечь спать в ванной на коврике. Или можно дождаться, когда Чонгук уснет, не будет же он вечность там сидеть. Снаружи слышится легкий шум и спустя секунды раздается стук в дверь. — Юнги, можно зайти? «Давай потом поговорим? Когда я протрезвею и смогу внятно объяснить это помешательство». Мин откидывает голову назад и закрывает глаза. «Ты такой трус, Юнги, самому не стыдно? Может, хватит прикрываться братом? Как бы печально это не было, но Тэ мертв и вряд ли сильно будет против, если между вами что-то будет». Касание к щеке заставляет вздрогнуть, Юнги распахивает глаза. За своим внутренним диалогом он совершенно не понял, что в помещении больше не один. — Я думал, ты уснул тут, — голос Чона звучит ровно, по лицу ничего нельзя прочитать, разочарован ли? Зол ли? И Юнги теряется, понятия не имея, как себя вести. Внутри все рвется наружу понукаемое «когда еще, если не сейчас», и губы уже открываются, но: — Пошли в кровать…— и губы вновь смыкаются. Он молча встает и плетётся следом за альфой в комнату. Не включая свет, оба переодеваются и ныряют в кровать. Каждый на свою половину. *** Наши дни. — Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками надо было угадать нежность. Цветы так непоследовательны! Но я был слишком молод, я еще не умел любить. Мужчина дочитал главу, положил закладку между страниц и закрыл книгу. За окном бесшумно падали белые хлопья снега, в руках у Юнги медленно остывал чай. Несколько минут они сидели в тишине, пока визитёр не встрепенулся. — Может пойдём прогуляемся? Погода на улице сказочная. Юнги сделал глоток чая. Кивнул. — Тогда я зайду за вами минут через пятнадцать, успеете собраться? Мин снова кивнул. — Отлично, одевайтесь потеплее, там довольно холодно. Не обманул, действительно сказочно. Снег поскрипывал под ногами, деревья укутаны в белый саван, и тишина стояла такая, словно все звуки в природе неожиданно поставили на минимум. Юнги любил зиму. Она приносила покой в хаос мыслей, шептала своей погодой: «Некуда торопиться, природа спит, восстанавливает силы, и ты расслабься. Весной, когда снега сойдут, будешь суетиться, куда-то бежать, к чему-то стремиться, сейчас же просто кутайся в теплую куртку и дыши, неторопливо, спокойно». Юнги и дышал. Дыхание— это жизнь. Это движение. Это эмоции. Это чувства. Нет дыхания, нет и проблем. Только организм хитер, стоит задержаться хоть на несколько секунд дольше, как включается инстинкт самосохранения и горящие легкие заставляют распахивать рот в поисках глотка воздуха. Они взобрались на мост и постояли некоторое время у перил. Вода в реке хоть и не имела бурного течения, но не успела еще замёрзнуть. Снежинки красиво касались темной глади и тут же возвращались в свою родную стихию. — Вы не замерзли? — альфа повернулся к Юнги, заботливо поправил его шарф, убрал вылезшие на лоб волосы под шапку, и застегнул молнию под самый подбородок. Омеге стало смешно. Он махнул головой, делая шаг назад и разрывая слишком близкую неловкость: — Нет. — Тогда предлагаю пройтись по бамбуковой аллее, — Енси сделал шаг вперед и все так же заботливо подхватил его под локоть. — Аккуратнее, тут скользкая плитка на ступенях. Мин только головой мысленно покачал. Забавный человек. Надолго ли хватит терпения? У них обоих. Бамбуковая аллея не менее прекрасна. Тонкие, длинные стволы медленно раскачивались на ветру. Некоторые вершины успели покрыться белым, но чаще снег соскальзывал с гладких поверхностей и падал наземь. Все вокруг выглядело, как декорации к его, Юнги, жизни, местами нелепо-драматичной, местами ни на что негодной вообще. Если попытаться описать ее, то… то читать даже самому не захочется. Жил там-то, умер там-то. Можно сказать, что он просто топтал землю и расходовал кислород. Единственное, что смог сделать полезного, так это попытаться защитить дорогого человека. Но… это действительно было нужно? Он верно расставил приоритеты? Если да, почему же ему до сих пор так тошно? Однако стоило смотреть правде в глаза: по-другому все равно Юнги не сумел бы. Даже поверни время вспять, то опять совершил бы тот же выбор и в тысячный раз. «Если я сказал — прыгай, твое дело уточнить: как высоко?» Юнги даже никогда не спрашивал, незачем. Он просто шел следом, видел перед собой его спину, затылок, и пытался дотянуться, допрыгнуть. Альфа же всегда был ровно на шаг впереди, чтобы Юнги не мог его коснуться и, тем не менее, не потерял из виду. *** Февраль. Давным-давно. Чонгук аккуратно берет Юнги за руку и ведет за собой. Словно так и должно быть. Несколько минут он смотрит на их переплетенные пальцы, затем переводит взгляд на маячащий впереди затылок. Отросшие волосы проглядывают под шапкой, на которую шустро опускаются хлопья снега. Юнги хочется прикоснуться к шее, провести ладонью по мягким, слегка вьющимся из-за влаги волосам, хочется прижаться носом к спине и не думать ни о чем. Что правильно, а что нет. Тот инцидент в квартире у Юнги, они так и не обговорили. Какой лейбл присвоить тому, что происходит сейчас между ними двумя. И… происходит ли вообще? Возможно, это просто бред или он случайно угодил в другой мир? Пусан в этом году выдался на редкость снежным, но теплым. Улицы радуют глаза белизной и расчищенными дорогами. Ребятня носится, играя в снежки, возле домов косыми глазами взирают на мир неровные снеговики. Такие зимы не часто их радовали. Хотя была парочка, когда они с Тэ точно так же устраивали снежные бои с соседской ребятней. Юнги сжимает руку и вытаскиват ее из крепких пальцев. На недоуменный взгляд альфы, отводит взгляд в сторону и малодушно произносит: — Холодно. Наверное, нет, это не другая реальность. Все та же. Мимо с едким свистом пролетает снежок и попадает Чону прямо в затылок. — Это не я…— губы против воли разъезжаются в улыбке. Чонгук прищуривается, цокает языком. Подножка оказывается полной неожиданностью, Юнги как подкошенный падает на тротуар, но даже пикнуть не успевает, как сверху прилетает еще куча снега. — За что?! — возмущается, отплевываясь от снега, угодившего в рот. — Нечего было лыбу тянуть, — альфа упирается с обеих сторон ладонями и склоняется над ним. Их носы почти соприкасаются, от горячего дыхания оставшийся снег тает на щеках и щекотно стекает вниз. Оба замирают… А в следующую секунду Чонгук наклоняется и целует Юнги. Мысли, как тараканы от вспыхнувшей лампы, разлетаются в разные стороны, а губы живут своей жизнью. Легко ведутся за языком, податливо раскрываются. — Эй, — слышится рядом возмущенное, — тут же дети, извращенцы! Юнги фыркнув, прерывает поцелуй, а потом быстро, пока не поняли весь замысел, сгребает рукой ком снега и мстительно размазывает по лицу Чона. Альфа отпрыгивает, отфыркиваясь, как кот, ладонями протирая лицо. Когда он поднял голову, Юнги уже успевает подорваться и, неловко скользя по покрову снега, пытается увеличить между ними расстояние. — Ах ты ж мелкий! А ну стоять! Выключив душ, Юнги вылезает из кабины и долго, вдумчиво вытирается полотенцем. Натягивает сменную домашнюю одежду, рукой причесывает влажные волосы, они уже достаточно отросли, стоило бы подстричь. Это Тэхен любил отращивать длину, периодически состригая почти по уши, подавшись плохому настроению. Тэхен… Да. Юнги несколько минут топчется под дверью, затем все же решается. Нажимает на ручку и входит. Комната утопает в зимнем сумраке. На горизонте ярко алеет закат, придавая окружающей действительности слишком много сочных красок. Юнги не стал щелкать выключателем, усаживается на кровать, подогнув одну ногу под себя, а вторую свесив на пол. Глаза сами находят фотографию на полке в черной рамочке. Вечная улыбка застыла на лице человека, с темной, словно капля шоколада, родинкой над губой. Глаза добрые, восторженные, волосы слегка растрепанные из-за того, что Тэ не ожидал, что его фотографируют. Фото делал Чонгук. Юнги как наяву слышится эхо их счастливых голосов. Солнце исчезает в своей обители, забирая с фото половину света и оставляя больше теней, из-за чего кажется, что оно живое. — Привет. Извини, что так редко прихожу. А извиниться хотелось за другое. Но язык не поворачивался, и душа виновата прятала глаза, посматривая на все из-за угла. Омега утыкается носом в ладони и закрывает глаза. Сидит так неподвижно долго, пока нога не затекает и позвоночник не отдает ноющей болью в лопатках. — Юнги, дорогой, иди ужинать! — голос матери раздается словно с другой планеты. Он вздыхает. Еще раз смотрит на фото. И прежде чем выйти, одними губами шепчет: — Прости меня, пожалуйста. После ужина Юнги натягивает шапку, зашнуровывает ботинки и, проверив ключи в кармане, выходит за порог. Стоит на ступеньках, покачиваясь с пятки на носок, руки в карманах, на лице то ли отчаяние, то ли решимость. Сколько можно уже?.. Действительно, Юнги, сколько уже можно. Делает уверенный шаг вперед, руками упирается в дверь и выходит. На улице зябко, небо темное, тяжелое от туч, фонари едва разгоняют зимнюю темень, людей практически нет. Дойдя до перекрестка, он колеблется: сесть на автобус или пройтись пешком? Больше склоняется ко второму варианту, телу нужно движение, а сердцу — решимость. Снежная корочка умиротворяюще скрипит под подошвами ботинок, откуда-то тянет запахом горящего угля, что вызывает искреннее удивление, разве в наше время кто-то еще использует такой древний метод? Хотя рядом находится частный сектор, возможно в тех домах есть старые печи. До указанного в адресе дома, доходит минут за тридцать неспешного шага, хотя, кажется, время пролетает быстро. Возле калитки останавливается, с интересом оглядывается. Он бывал здесь один раз только. Ворота высокие, прочные, так просто не перелезешь, забор кирпичный, надежно скрывает обитателей, в доме свет горит в одном только окне, как-то не совсем дружелюбно. «Приходи ко мне вечером, предки свалили». Вздохнув, Юнги тянется к звонку. Видеокамера фиксирует глаз на госте, парень корчит рожицу, через минуту дверь с щелчком открывается. Во дворе тихо, над крыльцом светит лампа, освещая кирпичную дорожку к дому. На ней все еще нетронутая свежая белизна, и омеге жалко ее портить, но летать он не научился. Чонгук встречает на пороге, одетый в домашний спортивный костюм, что делает его образ уютным до невозможности, Юнги старается таращиться не сильно, целует приветственно в щеку и проходит за хозяином внутрь. — Ты пешком? Не сильно замерз? — И откуда такая осведомленность? — Элементарно, — альфа щелкает омегу по носу, помогает снять куртку и пристраивает ее в шкаф. — У тебя нос и щёки красные, как свекла. Юнги подходит к зеркалу, и впрямь щеки красные. Распрямляет пальцами прилизанные из-за шапки волосы. — Ты голоден? — Не особо. — Чай, кофе? — Чай. — Черный, зеленый? — Зеленый давай. Чонгук показывает ему свою комнату на втором этаже, предлагает пока располагаться и выбрать фильм. В комнате бардак, хотя Чон и убеждает всех, что еще тот чистоплюй. Омега, посмеиваясь, заталкивает ногой несколько явно не первой свежести носков под кровать. Осматривает книги на полочках, в основном по экономике, коллекцию одеколонов придирчиво обнюхивает, находит тот самый аромат, хотя даже он не сравнится с настоящим запахом альфы. Фильм говорите… Юнги берет со стола ноутбук и вместе с ним плюхается на кровать. Откидывает крышку, машина жужжит, экран включается. Несколько минут он просто смотрит на него, затем закрывает и ставит обратно на место. Юнги упирается в колени ладонями, глаза зажмурены до такой степени, что он знает, когда откроет их, будут плясать звезды. Такой же звездопад внутри, только далеко не от счастья. В ногах напряжение, они готовы в любую минуту сорваться и бежать куда-нибудь, только подальше и лишь силой воли он удерживает себя на месте. От себя не убежишь. — Выбрал? — в комнату заходит Чонгук с подносом в руках, и омега спешит помочь ему придержать дверь. — Нет, еще не успел, — врет и в глаза старается не смотреть, потому что знает, что лгун из него так себе. Альфа притаскивает еще один раскладной столик для ноутбука и взгромождает все это на кровать. — Где у тебя туалет? — По коридору налево. Помощь нужна? Омега лишь глаза закатывает: — Краник открутить? — Чонгук ржет, омега краснеет, когда до него доходит двузначность фразы. — Руки хочу помыть, — сурово отрезает. — Так что будем смотреть? — кричит ему в след Чон. — На твое усмотрение. Ванная красивая, в светло-салатных тонах, свет мягко струится сквозь ажурные абажуры, прикреплённые возле зеркала, коврика нет, но он и не нужен, пол с подогревом. Юнги с удовольствием ступает по теплой плитке, мысленно представляя, какой счет приходит зимой за электричество. Тщательно моет руки, затем охлаждает лицо, еще тщательней вытирается насухо полотенцем. Идти обратно старается медленно, приставляя стопу к стопе и считая шаги. Оказывается, от ванны до комнаты Чона ровно сто шагов тридцать восьмого размера ноги. В комнате полумрак, хозяин выключил верхний свет, оставил включенной лишь настольную лампу. Почему-то это напрягает. Но Юнги ничего не говорит, молча садится справа от альфы, подбирает под себя ноги. Берет свою чашку, делает глоток — чай вкусный, по крепости то, что надо. — Тут новый сериал вышел… Мафия, черный юмор, устроит? Юнги пожимает плечами, вполне. Альфа достает из-за спины пару подушек и подсовывает одну себе, другую Юнги под спину. На пару часов они оба выпадают из реальности, пока Чон не поднимается покурить. Юнги ставит на паузу, руки неожиданно потеют, а сердце прибавляет ритма. Он бы сейчас сам не прочь покурить или выпить чего покрепче. Он топает следом за Чоном вниз и пока тот стоит на крыльце курит, включает на кухне чайник. Вода тарахтит с мерным шипением, а Юнги стоит над столешницей и кусает губы. «Может ну его»…— малодушно шепчет кто-то внутри. И Мину действительно хочется согласиться. Ну его. Голос разума против, сердито щурится, но пальцем не грозит. Ты и так взрослый мальчик, решай сам. Чайник пыхтит несколько минут и отключается, Юнги тянется к боковой ручке и крепко сжимает теплый пластик. Две руки вдруг сплетаются на торсе в замок, на плече ощущается тяжесть и ухо опаляет тихий голос: — Прости меня за прошлый раз. Я не хотел торопить тебя… «Ничего, пустое», — вертится на языке банальное, но нет, ничего не пустое. «Давай, самое время расставить все точки над «и». Ну же. Юнги скашивает глаза на альфу и, сцепив челюсти, смотрит в темные на этот раз виноватые глаза. Он напрягается, горло сдавливает, костяшки пальцев на ручке от чайника аж белеют с такой силой он ее сжимает. — Чонгук…— голос подводит, переходит на высокие ноты, омега тушуется и тут же замолкает. — Мне, правда, стыдно перед тобой. Но Юнги, пойми и ты меня, не так просто держать целибат, когда ты в таком виде ходишь прямо перед моим носом. Я же не каменный. Чонгук прав. Все эти двусмысленные ситуации, которые длятся уже две недели рано или поздно должны были закончиться вполне логичным концом, только как оказалось, для них обоих «логичный конец» подразумевал разные вещи. — Чонгук… Неожиданно входная дверь хлопает, и в холле раздаются голоса. — Странно, родители вернулись. Мам, пап! — Ты же говорил, их не будет! — шипит омега и поспешно выворачивается из объятий. Под хохот Чонгука прячется за штору, сам понимая, что выглядит глупо. *** Настоящие дни. — Не устали? Юнги вздрогнул, понимая, что все еще стоит на аллее, вокруг зима этого года, а альфа рядом, совершенно другой, не из воспоминаний, сейчас пытливо заглядывает в лицо. — Устал, — выдохнул он паровое облако изо рта. Ресницы опустились вниз, скрывая под покрывалом неожиданный приход. — Пойдемте тогда обратно греться горячим чаем, — Енси опять заботливо поправил его шапочку, по пути нежно коснувшись щеки, и растянул губы в знакомой улыбке.