Я буду смотреть тебе вслед

Музыкальное сопровождение: Young Thug, «Should I». Post Malone, «Otherside» Впрочем, он и понятия не имеет насколько частыми Чоны станут гостями у них дома и что его согласия на то никто не спросит. … Улыбка застывает на губах, сердце с мерзким звуком скатывается куда-то вниз, он же проходит к столу и, аккуратно отодвинув стул, также аккуратно присаживается. Незаметно вытирая вспотевшие ладони о брюки, Юнги отрывает взгляд от белой скатерти и смотрит на мужа. — Замечательная же идея, да, дорогой? — Джин чуть склоняется вправо и клюет губами в щеку. «Отвратительная», — вертится в голове, и Юнги прикусывает кончик языка, чтобы не сболтнуть лишнего. Какого черта? Он только отлучился в туалет на пару минут, а они уже успели принять самое тупое решение, какое только можно. — Неожиданная, — говорит вместо этого. Знакомый смех разбивает воздух, тихий, без капли ехидства, он режет, как остро заточенное лезвие. Мин бросает мимолетный взгляд напротив и тут же переводит его обратно на мужа. — Как вы пришли к такой… ммм… изумительной идее? — Скажем так, у нас есть несколько общих проектов, которые сможем решить быстрее, — Джин наливает себе сок и делает глоток. — Замечательно, вы отдыхать или работать собрались? — фыркает Лэй. — Нам хватит времени на все, — смеется Джин, а Юнги хочется взять вилку воткнуть ее себе в руку. Или заорать: «Какого черта?!» Или сделать это одновременно. Мин опять переводит взгляд напротив, Чонгук занят тем, что накладывает себе салат. Лицо — безучастное, словно разговор его и вовсе не касается. Теперь уже вилку хочется воткнуть ему. В глаз. Сверлить чужого мужа взглядом неприлично и он утыкается в свою тарелку. Совместный отдых на острове Гили. Юнги и так особо туда не рвался, тропическое солнце не особо щадило белую кожу, а теперь и вовсе пропало желание ехать на этот чертов остров, где Джин пару лет назад прикупил себе виллу. Отдых, да? Он невесело усмехнулся, елозя вилкой по тарелке. Что ж у тебя за карма такая, Юнги, что даже медовый месяц на райском острове можно смело переименовать в «хреновый» месяц? — Так ты не против, дорогой? — Джин цепляет ладонь омеги и медленно перебирает его пальцы. Насмешливо переливается обручальное кольцо с большим бриллиантом. Вопрос чисто формальный, никто на самом деле и не ждет его ответа, а ласка заставляет зубы сцепить еще сильнее, ему с большим трудом удается собрать трещащее по всем сторонам самообладание. — Все, что радует тебя, Джин-и, меня тоже радует, — Юнги сжимает в ответ ладонь мужа, легко освобождает руку якобы для того, чтобы налить себе кофе. Дальше к разговору уже не особо прислушивается, иногда вставляет «угу», «да», пьет безвкусный кофе и изо всех сил пытается откреститься от липкого ощущения чего-то неизбежного, что когтистыми лапами вцепляется в плечи, дышит горячим воздухом в затылок и, Юнги уверен, плотоядно скалится. *** Замазать или нет? Юнги стоит возле зеркала, битый час вглядываясь в свое отражение. Синяки под глазами выглядят феерическими и не то, чтобы тональный крем смог бы их убрать даже частично. Еще раз в сомнениях крутит баночку и убирает в косметичку. Какая разница, Джин уехал и вернется к вечеру, а для Чонгука и его мужа вилла достаточно большая, чтобы можно было не пересечься. Может, они вообще свалят куда и ему не придется мило скалиться и строить мнимое дружелюбие. Юнги накидывает халат, водружает на глаза солнцезащитные очки, хватает книгу и направляется к бассейну. Солнце уже переваливает за полдень, но опасность сгореть для него никуда не ушла, поэтому халат он не рискует снимать, так и разваливается в нем на шезлонге. Чтение увлекает. Настолько, что через минут пятнадцать книга мягко шелестит страницами на носу, скрывая под собой сладко посапывающее лицо. Просыпается Юнги от холодных брызг воды. Вздыхает, бурчит что-то про свиней и приподнимает один край книги. Ну да, конечно, кто еще это мог быть, как не Чонгук. Который стоит в одних плавках и ехидно скалится. Чонгук, по волосам которого стекаются капли воды, падают на торс, пробегают по кубикам и нагло исчезают где-то в районе плавок. Хорошо, что на Юнги очки. И халат. — Так ты вряд ли загоришь, — усмехается альфа, вытягиваясь на соседнем шезлонге. — Да? — вежливо говорит Мин. — А как надо? — Показать? — Меня вполне устраивает моя аристократичная бледность… — вяло мотает головой омега и опять вздыхает. Остров большой, вилла тоже, развлечений тьма, нет, жизнь сосредотачивается вокруг бассейна. Закопавшись в свои едкие мысли, пропускает момент, когда тело вдруг взмывает в воздух, книжка соскальзывает и с легким хлопком падает на пол. Юнги недоуменно таращится на упрямый подбородок, который вдруг стал отчего-то так близко. — Ты…— начинает, но договорить не успевает, ибо Чон с веселым бультыхом утягивает их обоих в бассейн. Вода затекает в рот, глаза, уши. Очки спадают на переносицу, Юнги пытается выпутаться из объятий, но получается хреново, халат тоже не особо дает свободы действий. Когда легкие начинают гореть, руки, что утащили его на середину бассейна, легко поднимают на поверхность. Юнги кашляет, хватается за опору в виде шеи Чонгука, и чувствует, как внутри вместе с пожаром от нехватки воздуха, начинает расти гнев. — Ты совсем рехнулся… — наконец выдыхает он и со злостью смотрит на альфу. Выглядеть грозно получается так себе, и он читает это по глазам Чона, ибо в них нет и намека на раскаяние или вину. — Лежать одетым возле бассейна — это дурной тон. — Дурной тон — это скидывать людей в бассейн против их воли, — шипит Юнги, но к своему ужасу понимает, что от злости не остается и следа. Зато на смену ей приходит запоздалое смущение. На Чонгуке-то одни плавки, и он по-прежнему липнет к альфе, как к последнему оплоту, разве что ногами не оплетает. Опасно. Нежелательно. И запах, этот чертов, знакомый до каждой отдельной ноты, запах вдруг стальными тисками сдавливает что-то внутри, да так сильно, что желание коснуться чужих губ кажется уже просто непреодолимым… Он резко отталкивается от Чона, и хватается руками за бортик. Пытается выровнять дыхание. Перебирает руками и ногами, пока не оказывается возле лестницы и в два рывка поднимается вверх по ступенькам. Правда, к вящей радости альфы, наступает на подол халата и едва не валится назад, но вовремя хватается за перила. — Помочь? — альфа подплывает и с нескрываемым удовольствием наблюдает за барахтаньем Юнги. В этот самый момент из дома показывается Лэй и грациозно подходит к бассейну. Даже в одних купальных плавках омега выглядит так, что Юнги невольно хочется выпрямиться и втянуть живот. — А ты чего одетым купаешься? — изумляется он, пальцами приподнимая очки. Альфа сзади хрюкает, начинает ржать. Мин давится от злости, молча вылазит, стягивает опостылевшую тряпку, а потом разворачивается и довольно ощутимым толчком в грудь отправляет лезущего следом человека обратно в воду. — Утопиться хотел, — рычит он и, четко печатая шаг, исчезает в доме. *** Мир немного кружится и шатается, но оно и неудивительно, после стольких-то коктейлей. Удивительно другое: как Юнги их все осилил? Да и зачем? Целью вечера было просто расслабиться, а не напиваться до тошноты. Еще чуть-чуть и он точно блеванет. Он аккуратно отодвигает от себя недопитый коктейль, также аккуратно слезает с барной стойки. Пошатываясь, шарится руками по карманам в поисках телефона. Вроде бы на месте. Жаль водителя отпустил, но кто ж знал. Юнги опять хватается за барную стойку, когда его повело. «Свинья», — он хмурится и оглядывается по сторонам в поисках выхода. Вот там что-то похожее на дверь. Надо бы предупредить Чонгука и Лэя, что он собрался уходить, но сил на то, чтобы идти их искать в этой круговерти, нет никаких. Да они и сами разберутся. Петляя, словно заяц, он протискивается мимо гуляющего народа, стараясь не столкнуться ни с кем на пути. И ему это почти удается, пара перевернутых стульев через которые он чуть не полетел на пол не считается. На улице воздух явно попрохладнее, свежий ветер проходится по вспотевшему телу, Юнги с облегчением прислоняется спиной к дереву и рукавом футболки вытирает мокрый лоб. Оттягивает в сторону липнувшую к груди одежду и на несколько минут замирает в блаженстве. До дома быстрым шагом минут тридцать, темпом Юнги — около часа. Но ему явно необходимо проветриться. Если он в таком состоянии завалится домой, то утро с унитазом ему обеспечено. — К черту все, — обреченно говорит вслух, — утро и так будет дерьмовое. Юнги отрывает шатающееся тело от дерева и нетвердым шагом направляется в сторону дома. Интересно, Джин будет сильно волноваться, когда увидит его в таком состоянии? Ха. Джин и волноваться. Он, как наяву, слышит чужой ровный голос и тяжелый взгляд, прикрытый вежливой улыбкой: «Я думаю в следующий раз тебе нужно лучше следить за количеством алкоголя. Ты являешься не только моим супругом, а и …». — … моим лицом, — громко передразнивает его Юнги, останавливаясь возле кромки воды. Любовь бывает разная. Взаимная. Теплая. Заботливая. Милосердная. Снисходительная. Односторонняя. Болезненная. Режущая. Одинокая. Большую часть из негативных эпитетов он успел уже пережить на собственном опыте. Может быть, поэтому сейчас ему хватает и такой «заботы»? — Меня все устраивает, — бормочет он, вглядываясь в темный сумрак океана. В этом самом сумраке клубятся волны, зарождаются ветра, вспыхивают волнения, проносятся ураганы и накрывают цунами. Прямо, как в сердце когда-то. Было. А сейчас также тихо, лишь волны с легким рокотом выбрасываются на берег и неохотно уползают назад. Ветер игриво слизывает капли пота с лица и играет с волосами, запутывая их еще больше. Запутывая Юнги. Ладонь зарывается в волосы и, хватая за кончики, тянет их вниз. Ноги не держат и он просто оседает вниз, сначала на колени, а потом полностью всем телом. Песок теплый, прогибается, расступается, принимая в себя человека со всем его грузом эмоций и чувств. Волны мягко лижут пятки, доходят до бедер, поясницы, груди… Юнги выдыхает, ощущает щекотку, тепло, растерянность. Звезды над головой загадочно и тревожно мерцают. Холодные, отстранённые. Пальцы медленно зарываются в теплые песок. Он прикрывает глаза и полностью отдает себя этой двойственной тишине, погружается, без особой надежды выплыть назад. Легкая щекотка на левом плече заставляет нехотя приоткрыть один глаз. Белая футболка сползла вниз, обнажая кожу, по которой сейчас едва касаясь бродят пальцы. Жаркое дыхание и влажное прикосновение заставляют приоткрыть второй глаз. Ему это чудится. Грезится. Ибо откуда в этой душной ночи появиться черным глазам, чернее, чем сама тьма, полным звездного света, украденного со всего неба? Откуда тут взяться горячим губам, которые медленно, безумно медленно, продвигаются от плеча к ключице, оставляя за собой волнующие следы. Юнги выдыхает весь воздух из легких, теряясь и плавясь под руками, которые исследуют все его тело, замирая то на сосках, то на пояснице, то на бедренных косточках. Поцелуи хаотичные, все более настойчивые. Они пропитаны ядом, иначе почему после каждого укуса-поцелуя он весь дрожит и горит? Руки опускаются ниже, останавливаются на границе, словно канатоходец балансирует, не зная в какую сторону склониться. Он помогает, чуть приподнимает бедра в своего рода приглашении. Губы прикусывают кожу, язык мокро вылизывает пупок, Юнги тонет. Чужие пальцы осторожно хватаются за резинку шорт и, оттягивая ее, ныряют внутрь. Сдержать стон не удаётся, стоит им накрыть полувставший член и провести по нему вверх вниз. Он слышит свое рваное дыхание вперемешку с чужим. Не отказывает себе в удовольствии: трогает черные волосы, которые, как он помнит, мягкие на ощупь. Мир вокруг кружится и уносит в своем водовороте. Если бы он знал, что такое может быть из-за превышения дозы алкоголя, то давно бы уже стал алкоголиком, ибо это было охренеть, как хорошо. Он опять стонет, стоит только пальцам начать резкие движения вверх-вниз, сам подмахивает бедрами, иступлено шепча: — Пожалуйста, пожалуйста… На миг движения сбавляются, а затем и вовсе останавливаются. Юнги распахивает глаза, с обидой, в ожидании. И видит, как чужие шорты вместе с бельем стягиваются вниз, обнажая уже готовый член и напряженные яйца. Омега выдыхает, чуть приподнимается на локтях и, закусив губу, касается головки, чуть надавливает на уретру, проходится по стволу и кольцом обвивает основание. Рядом слышится такое же судорожное дыхание. Он обещает надираться в хлам каждый раз, если его будут преследовать такие галлюцинации. И да простит его Джин… Мысли о муже не успевают задержаться: его ощутимо придавливают и вжимают в песок, два члена соприкасаются, трутся друг о друга, исходя природной смазкой. Мин усиливает давление своей хватки и начинает двигать по стволу, задерживаясь на уздечке и опять резко уходя вниз. Чужие пальцы возвращаются к начатому, и Юнги опять кажется, что он сходит с ума. Точно, он теряет рассудок. Хотя казалось за пять лет уже успел излечиться. Он запрокидывает голову, стонет сквозь прикушенные губы, захлебывается, тонет, взрывается изнутри и все это одновременно. Жар усиливается, напряжение растет, тяжелое дыхание, пошлые звуки в ночи… Юнги ощущает, как взрывается Вселенная и он вместе с ней. Как его расщепляет на мелкие атомы и опять собирает, только уже по-другому, в другого Юнги… — Тэ! — не то всхлип, не то стон рядом повторно выбивает все дыхание из легких. Чужой член дергается и выстреливает, размазывая сперму по ним обоим. Юнги расслабляет руку, откидывает ее в сторону и замирает без движения. А вот и реальность. Тело начинает бить озноб, понять только из-за чего. Он напрягается, приподнимаясь на локтях, упирается ладонями в чужие плечи: — Чонгук, пусти меня, — говорит тихо. Альфа не двигается. Юнги повторяет. Тело нехотя приподнимается и отодвигается в сторону. Он встает на дрожащие ноги, поправляет свое белье, натягивает шорты. На Чонгука старается не смотреть. Делает пару вдохов-выдохов и заходит в воду сначала по колено, потом по пояс. Осторожно касается руками там, где его недавно касался альфа. Кожа все еще горит и озноб никуда не делся. Их запахи до сих пор настолько похожи?.. Помедлив, он всё же начинает оттирать от кожи следы недавнего безумства. Действительно безумства. Самое удивительное, Юнги не жалеет. Почти. Только стыд тлеет где-то внутри и совесть начинает просыпаться, выпуская свои шипы. Закончив процедуры, медленно бредет к берегу, руками нервно расправляя мокрые края футболки. Темная фигура все еще виднеется на берегу. Сидит сгорбившись, согнув колени и положив на них выпрямленные руки. На пляже нет даже слабого источника света и Юнги понятия не имеет какое выражение лица сейчас у Чонгука, да и не особо хочет, если честно. Он выходит на берег и замирает в нерешительности в паре шагов от него. Слова… а они нужны сейчас? Спасибо? Мне жаль, что ты все еще не забыл его? Юнги понимает, что Чонгук сейчас нуждается в утешении, объятиях, понимании, но не может и шагу сделать навстречу. Больше не может. Он перегорел. Иссушился. У него больше нет сил принимать и утешать. Тот, кто мог бы утешить Юнги, умер много лет назад и забрал с собой часть его души и эмоций. Поэтому он делает единственно правильное, что может сделать в данной ситуации: разворачивается и уходит. *** — Юнги, ау, Юн! — перед лицом щелкают двумя пальцами, и Юнги невольно приходит в себя. Дергается, шипит от пролитого на колени кофе, хватает салфетку и только тогда смотрит на собеседника: — Извини, задумался. — Что с тобой? Витаешь в облаках после медового месяца? — Еще и как, — бормочет Юнги, аккуратно промокая пятно на светлых брюках. Мысли о медовом месяце грызут каждый день, с утра до вечера, иногда будят по ночам, и перерыв в их графике явно не предусмотрен. — Все хорошо? — ненавязчиво спрашивает Хосок, делая глоток из чашки. Юнги делает вид, что по-прежнему заинтересован отмыванием пятна. Он боится поднять голову и встретиться взглядом со своим единственным другом, а по совместительству и коллегой. Хосок всегда точно угадывал его настроение и причины, приводившие к нему. Возможно, то был опыт прожитых лет, а может и колдовская сила, ибо так точно читать чужие эмоции просто невозможно научиться. — Хлопот прибавилось, — вздыхает лишь, откидывая в сторону салфетку и с неудовольствием глядя на дело рук своих. Растертое пятно получилось идеальным, хоть сейчас на тест Роршаха отправляй. Что вы видите здесь? Юнги видит насмешку судьбы и крах прошлых усилий, но об этом лучше никому не рассказывать. Хотя Хосок и был другом, омега не особо вдавался в подробности о своем прошлом, если только вкратце и без деталей. Жил там-то. Делал то-то. Не густо. И сейчас явно не место ковырять старые раны. — Джин пригласил некоторых личностей, не особо считаясь с моим мнением. Я считаю это обидным, но ничего поделать не могу. — Почему ты ему об этом прямо не скажешь? Разговоры, знаешь ли, очень сильно помогают преодолевать недопонимания. Юнги наконец поднимает голову. — Вот опять! — вдруг злится бета, откидываясь на спинку стула и размахивая руками. Друг от греха отодвигает от него чашку с кофе. Хосок когда злится или сердится не особо следит за своими конечностями, что нередко приводит к имущественным потерям. — Почему ты просто не можешь принять тот факт, что вы с ним на одном уровне?! Откуда этот взгляд?! Он тебя не на улице подобрал, как котенка шелудивого! Ты совладелец галереи! Юнги тоже откидывается назад, скрещивая руки на груди. Взгляд невольно упирается в окно, за которым падает мелкий снег. Откуда этот взгляд? Ну, наверное оттуда. Джин не спрашивает, а ставит в известность. Водит в те места, которые интересны ему. Покупает подарки опять же согласно своему вкусу и статусу. Просит одеваться соответсвенно их положению. Отдыхать они тоже ездят только туда, куда хочет Джин. Собственно да, откуда же тут не появиться вопросу: а на фига ему сдался Юнги? Вокруг полно светских красавцев, вышколенных, выдрессированных (он постоянно ловит их оценивающие взгляды на приемах, куда они с Джином приходят вместе), которые с удовольствием будут прибегать по команде «К ноге!». Но это все внутренние мысли, которые, опять же, озвучить, значит себе навредить. Ибо если все так, то зачем ты вообще согласился жить с таким человеком? Юнги знает ответ. Но не всем он придется по вкусу. Особенно ему не хотелось видеть разочарование в глазах друга. В своей жизни он успел дерьма нахлебаться и сейчас его вполне устраивали стабильность и положение в обществе. Он был вполне не против стать частью замечательной семьи «Ким», открывающую двери во многие места; раз в неделю исполнять супружеский долг; растить детей, когда те появятся, а между делом заниматься продвижением своей галереи. Между ним и Джином не было любви, только уважение и взаимовыгода. Какая выгода была у Джина, Юнги иногда задумывался, но часто заходил в тупик. Чужая душа потёмки, какой смысл в ней копаться. Или же это просто малодушное оправдание? Впрочем, даже все это отошло на второй план. Ибо на первом был… был Чонгук. После дурацкой выходки на острове, Мин приложил все усилия, чтобы избегать общества альфы. И вздохнул с облегчением, стоило им взойти на борт самолета. С сумасшествием покончено. Совесть и так едва не сгрызла его, впиваясь своими тонкими коготками в нежное нутро. К изменам он относился отрицательно. Если ты выбираешь быть с одним человеком, так будь добрым храни верность до конца. Впрочем, по-другому Юнги не умел. И всегда считал себя верным. До той ночи. И что это вообще было? Алкоголь? Ностальгия? Мин ломал голову до отлета, но дельных мыслей так и не поступило. «А хочешь ли ты сам знать ответ?» — внутренний голос звучал ехидно. Поразмыслив, пришёл к выводу, что не очень. Но у Чонгука, однако, были свои мысли на сей счет. И каждый вечер перед сном Юнги получал сообщения с пожеланием доброй ночи. Пару дней игнорил, считая, что не получив ответа, тот успокоится. Наивный. Терпения Чону, как оказалось, не занимать. На пятый день Мин не выдержал. «Я на работе!» «Пошли мороженое есть». «Не хочу. Холодно». «Там еще венский кофе подают». Юнги заблокировал телефон, так ничего и не ответив. Пальцами гладил гладкое стекло экрана, пока взгляд не сфокусировался на своем отражении в нем. Глупое выражение лица наводило на невеселые мысли… — Ты прав, — Юнги улыбается, ну как улыбается, уголки губ приподнимаются вверх и всё. — Просто нервы, сам понимаешь. Хосок недоверчиво на него смотрит, открывает рот, но тут же захлопывает его. — Бог с тобой, — машет рукой, — но помни, захочешь поделиться, я — рядом. — Я знаю, — серьезно произносит Мин. — Спасибо. — А теперь вернемся к нашим баранам. Ты обещал подумать… Юнги закатывает глаза, но сменить тему разговора и углубиться в работу рад. — Он отвратителен, что ты в нем нашел? Его работы не вызывают ничего, кроме брезгливости. — Зато поднимают острые социальные темы, плюс эпатаж, людям такое нравится, будет много посетителей, гарантирую. — Ну да, рисовать картины членом очень даже помогает сократить вырубку лесов и уменьшить расход шерсти на кисти. — Вот именно, — веселится бета, — еще один плюс к рекламе. На самом деле Юнги доверяет вкусу Хосока, тот не раз находил эксцентричных художников с их собственным видением мира и техникой исполнения, но последний вызывает вполне обоснованные сомнения. — Пригласи его на бранч во вторник, только предупреди, что это будет просто первое знакомство, демонстрировать ничего не стоит. — Хорошо, — фыркает бета, шутливо толкая Юнги в плечо, — хотя зря. Надо видеть товар в лицо. — Фу, — хохочет тот, утыкаясь носом в ладони.