Потерянные дети

Эрен замолчал и посмотрел на лежащего на койке товарища. Армин дышал медленно, размеренно, будто наслаждаясь каждым вздохом, дарованным этим миром. За все время, проведенное в госпитале, он мало пил и почти не ел. Только богу известно, на чем он держался. Эрен даже ни разу не видел его в сознательном состоянии. — Они оба угасали на моих глазах, — говорил он ребятам. — Микаса становилась более тихой и молчаливой, этакий христианский идеал женщины. А Армин меньше мечтал о странствиях. С приходом к власти НСДАП* стало тяжелее, хотя в приюте мы этого не особо ощущали. К нам приходили пару раз, проводили долгие беседы с детьми, которые предположительно были евреями. Мы не понимали, что происходило. Я боялся за Армина и Микасу больше всего, но их миновала эта участь. — Эрен похлопал друга по плечу. — Этот парень был прав. Всегда был прав.

***

Нам было десять, когда мы стали ощущать постепенную смену власти. Приют не посвящал нас в вопросы политики, но общая пропаганда затронула все учреждения, даже наше. Из-за того, что хэрр Келлер поддерживал нацистскую партию, нас заставляли читать не только Библию, но и «Майн Кампф»**. Так, по воскресеньям мы молились, а в понедельник обсуждали, каким национальностям стоит существовать, а каким — нет. Для меня оставалось загадкой, как можно было решать такие вопросы, ведь мы не боги и не богини. Но католическая церковь заключила с нацистами союз, став таким образом олицетворением двуличия. Армин пытался говорить об этом и получал жесткие наказания. Как-то раз он заявил, что бог, описанный в Библии, еврейский, а германцы испокон веков были язычниками. Под германцами он подразумевал и нынешних немцев, и французов, и частично англичан, скандинавов. С ним можно было развести дискуссию о том, все ли французы являются германцами, но наши экзекуторы предпочли просто высечь его плетью за такие слова. Он был на грани вылета из этого приюта за антихристианские высказывания, этакий Джордано Бруно нашего столетия. Но Эльза, его дальняя родственница, слезно молила хэрра Келлера не выгонять Армина и простить его. Хэрр Келлер пощадил его. Ум и мышление Армина всегда были его проклятием. После наказания он лежал на своей кровати и не мог пошевелить ни одной конечностью. Микаса успокаивала его и зажимала ему рот, пока я обеззараживал кожу вокруг ран спиртом. Это был первый раз, когда его так сильно наказали, хотя до этого он сталкивался с подобным дома. Мне было невыносимо больно от мысли, что слово «дом» у нас у всех ассоциировалось со смертью, пытками и насилием. Чувство безысходности, возникающее от того, что ты нигде не чувствуешь себя в безопасности, пожирало нас изнутри. Мы словно проходили через непрекращающуюся войну с этим миром. — Когда это закончится? — плакал Армин, пребывая в полубессознательном состоянии после такой порки. — Когда мы сможем свободно дышать? — Через семь лет, когда выйдем отсюда и сможем найти работу, мы станем свободными, — говорила ему Микаса. — Мы построим свой дом и будем жить там вместе. Ты будешь путешествовать, как того и хотел. — Не знаю, верила ли она сама своим словам, но говорила убедительно. Я тоже хотел в это верить. Мы оставили его, а сами пошли гулять по территории приюта. Наступила зима, снег укрыл дорожки, которые мы втроем так старательно расчищали пару месяцев назад. Мы ходили вокруг церкви и вытаптывали разные фигуры, как вдруг пришли солдаты. Хэрр Келлер проводил их в свой кабинет, а через час нас начали приглашать по одному. Они сажали детей на стул рядом напротив одного солдата, курящего дешевые сигареты, от которых сильно воняло. Мне задавали вопросы о моих родителях, о бабушках и дедушках. Я отвечал четко и уверенно, потому что прекрасно помнил историю семьи. Этот солдат ухмылялся, когда я говорил про отца, а его соратник — когда я рассказывал о матери. Очевидно, их не воодушевила моя история, но трогать меня они не стали. Следующей была Микаса. Они держали её в кабинете долго. Я предчувствовал такой исход. Но солдат не особо интересовали восточные азиаты, поэтому они отпустили её. Во многом будущее в армии Рейха ей обеспечили дружественные отношения с Японией, которая сейчас осталась последней из Оси***, кто не вышел из войны. Но крах ей обеспечен. Как мы были окружены союзными войсками с запада и советскими с востока, так и она окружена русскими и американцами. Эта тактика стала победоносной. Я помню, что… Вдруг Эрен прервался и резко поднялся со стула. Он сумасшедшим взглядом посмотрел на детей и стал судорожно рыться в своих карманах, но вдруг вспомнил, что был одет в гражданскую одежду, а не в военную форму. — У вас остались наши вещи? — спросил он у них, отчего дети немного растерялись и не смогли ответить сразу. — Мой китель? — Да, — неуверенно ответил Удо. — Они в подвале, мы не выкидывали их. — А что там? — спросила Габи в предвкушении чего-то невероятного. — Ответ на вопрос: почему Микаса была не с нами под конец войны. Дети отвели его в подвал госпиталя, где до этого лежал труп солдатки. Удо аккуратно сложил военную форму и припрятал ее за трубами, чтобы никто из местных работников не нашел ее. Она была вся пыльная, грязная и отвратно пахла от влаги, но Эрен стал копаться в своем кителе, не брезгуя. Во внутреннем кармане у него лежали какие-то бумажки. Он достал почти выцветшие фотокарточки и уже гниющее письмо. — Это Армин, — с улыбкой сказал он и протянул одну фотографию Фалько и Удо. — Мы фотографировались до зачисления на службу, нам было где-то по восемнадцать лет. Здесь он еще верит в наше светлое будущее. На фото Армин сидел на стуле в расслабленной позе. Его светлые волосы закрывала шляпа котелок, на юном лице светила ясная улыбка, а добрые глаза сияли надеждой. Он был одет в светлую рубашку и темные брюки, которые держались на подтяжках, и выглядел как обычный парень из небогатой семьи, словно ужас, пережитый в детстве, не отразился на нем и сам он не собирался воевать на стороне нацистского государства. — А это Микаса. — Эрен протянул девочкам ее фото. — Такой я ее почти не помню. В моей памяти она всегда всплывает в образе той маленькой девочки с непослушными волосами, которая бежит по станции на вокзале и кричит мое имя. Я бы душу дьяволу продал ради того, чтобы эта девочка переродилась в другом, более лучшем мире. Ребята все в месте посмотрели на фото, где была изображена милая молодая девушка с черными волосами чуть короче плеч, которые дотягивались до шарфа, обернутого вокруг ее шеи. Ее сфотографировали по пояс, сделав акцент на холодном и уверенном взгляде, за которым наверняка пряталась ее леденящая душу история. Эту девушку нельзя было назвать эталоном красоты, но было в ней что-то цепляющее и не отпускающее взгляд. Пока ребята разглядывали фото, Эрен присел в углу и развернул письмо. Из-за влаги чернила размазались, но многие слова он смог воспроизвести по памяти, ведь до этого он уже читал его. «Эрен, Я помолюсь, чтобы ты был жив и это письмо дошло до тебя. Если ты умер и его читает кто-то другой, то пусть лучше кинет его в костер, потому что я хочу, чтобы эти слова читал только ты. Не было ни дня, чтобы я не сидела на коленях и не просила бога сохранить твою жизнь и жизнь Армина. До меня доходили известия, что советсткие солдаты перешли в активное нападение и теперь наши солдаты отступают на грани поражения. Прошу, если ты попадешься им, не сопротивляйся и сдайся. Моли их о пощаде и проси сохранить твою жизнь и Армина. Вы — мое все, и если вы погибните, то мне не будет покоя даже в сырой земле. Французы прибыли к нам вместе с англичанами и американцами, перебили весь наш отряд, американцы схватили капитана Аккермана, и я осталась одна. В любую минуту французы настигнут меня. Даже сидя сейчас у заброшенной часовни, я слышу, как они радуются успеху своей операции. Но своей смерти я не боюсь. Смерть — это не конец, душа моя, и мы обязательно встретимся с тобой в следующий раз. А пока пообещай, что ты выживешь любой ценой и если я умру, то каждый год в мой день рождения в Немецком доме оперы будут ставить Фауста. Я хотела бы жить с тобой и Армином вдали от войн и разрухи в тишине и спокойствии, возможно, стать матерью, но это несбыточная мечта. Постановки в театре мне будет достаточно, чтобы успокоить свое сердце. Надеюсь, я нашла правильного человека и это письмо дойдет до тебя. Твоя Микаса» Эрен сложил письмо и убрал его в нагрудный карман рубашки. Горькие слезы обжигали щеки, а разум мутнел о наплывших воспоминаний. Он вспомнил, как читал эти строки, сидя на земле у военного лагеря, и захлебывался в собственных рыданиях. Армин пытался его успокоить, но безуспешно. Он сидел рядом с другом и держал его за плечи, пока тот закрывал себе рот рукой, чтобы не закричать. — Она будто прощается с нами, Армин, — сквозь рыдания сказал ему Эрен. — Я не вынесу этого. На ее месте должен быть я. — Эрен… — еле слышно произнес Армин, чувствуя, как его сердце разбивалось на маленькие осколки при виде слез друга. — Я поеду в чертову Францию, я буду уничтожать каждого француза, что попадется мне под руку, пока не истреблю весь их народ. — Эрен, успокойся и возьми себя в руки. В тебе сейчас говорит не человек и не солдат, а бес, взявший верх над твоим разумом. — Армин попытался потрясти его за плечи, чтобы привести в чувства, но Эрен резко скинул с себя его руки и поднялся на ноги. — Ты любишь ее, Армин? Хотя бы частью своего сердца? — с наездом спросил он у друга. — Ты знаешь, что она молится, чтобы ты остался жив? — Конечно, я люблю и ее, и тебя! — закричал Армин и тоже поднялся с земли. — Но ты сейчас невменяемый. Сдуру ты не поможешь ни ей, ни себе. Я знаю, что тебе больно, Эрен, но сейчас нельзя полагаться на твои импульсивные решения, потому что ты несешь бред! — Ты лжешь, — сказал ему Эрен, отчего Армин на несколько секунд впал в оцепенение. — Если бы ты любил ее так же сильно, как я, то уже заливал бы бензин в бак автомобиля! — Дело не в любви, Эрен, — спокойно произнес его друг и покачал головой, глядя на него изумленными от подобных обвинений глазами. — Я рад, что люблю Микасу лишь как сестру, иначе давно бы сошел с ума, осознавая, что такая, казалось бы, умная и сильная женщина предана такому идиоту, как ты! О чем она просит тебя в письме? Она просит тебя бросить все и приехать туда? Просит пожертвовать собой ради ее спасения? Я сомневаюсь, потому что слишком хорошо ее знаю. — В том-то и дело, дружище, — Эрен снова заплакал и посмотрел Армину в глаза. — Она никогда не просит спасти ее. Молча горит в своем костре. Капитанка Зоэ объявила о приказе дальше отступать на запад. Эрен почти уехал на машине во Францию, но его поймали свои же и применили дисциплинарное взыскание за попытку побега. Он встал с пола и отряхнул штаны. Дети смотрели на него изумленным взглядом, ожидая ответ на вопрос. — Когда ваши войска высадились в Нормандии, часть нашего отряда отправили сюда, — сказал он им, вытирая слезы. — Микаса вместе с другими солдатами отправилась во Францию на сражение с Сопротивлением. Ваша армия поймала ее, но я знаю, что она жива. Мне сказали, что она могла попасть в лагерь Гюрс где-то недалеко от Тулузы. — Можно написать им письмо, — предложила Зофия. — Фалько, Кольт может это сделать как солдат? — Можно попробовать, — сказал Фалько, кивнув. — Я поговорю с ним. Возможно, он даже позвонит туда. — Пусть позвонит, — умоляюще попросил Эрен. — Если не найдут по имени, то пусть ищут высокую девушку, похожую на азиатку, с короткими волосами, красным шарфом и маленьким шрамом на правой щеке. Она плохо говорит по-французски, но более менее знает язык, потому что все детство учила латынь. — Пойдем, Фалько, — скомандовала Габи. — Мы должны спасти Микасу. Они побежали вдвоем к дому Фалько в свете вечерних фонарей. Кольт только-только вернулся после утомительных работ по восстановлению города. Вид запыхавшихся ребят его очень удивил, как и в целом тот факт, что они стали слишком уж много проводить времени либо в госпитале, либо у старика Дюбуа и даже забрали велосипед. — Вы от немцев что ли бежали? — в шутку спросил он у них. — Налить вам воды? — По стаканчику, — попросил его Фалько. Но одним стаканом не обошлось: они с Габи были готовы осушить океан после такой пробежки. Они все вместе сели за обеденный стол. — Вы зачем брали мой велосипед, если устраиваете ежедневно марафон? — поинтересовался Кольт, перекидывая взгляд с мальчика на девочку. — Кольт, ты можешь позвонить в Гюрс и спросить там про одну девушку? — осторожно спросил Фалько. — Военнопленную… — Ты в своем уме? — Улыбка исчезла с лица парня и теперь он смотрел на детей грозным взглядом. — Что за вопросы? — Но война же закончилась… — осипшим после холодной воды голосом произнес мальчик. — Им нужно вернуться к себе домой. — Война закончилась, а наши близкие воскресли?! — прикрикнул Кольт и, ударив кулаком по столу, поднялся со стула. — Да после этих зверств их всех нужно на трибунале судить за преступления против человечества! — Это просто девушка, — почти со слезами на глазах сказал Фалько, испугавшись крика брата. — Военнопленная! — Кольт закрыл глаза и попытался успокоиться от нахлынувших эмоций. — Фалько, пока мама не вернется от бабушки с дедушкой, я тут за старшего, и я наказываю тебя за то, что вы оба творите за моей спиной. Никаких разговоров про войну и пленных. Проводи Габи до дома и иди в свою комнату. — Он отвернулся от них и встал у раковины, показывая своим видом, что действительно не хотел обсуждать этот вопрос. — Кольт, не хочешь слушать брата, послушай меня, — заговорила Габи. — Я тоже не хотела мириться с мыслью, что мои друзья нашли где-то недалеко от госпиталя врагов и решили им помочь. Удо за его слова я готова была придушить, но… — Девочка посмотрела на фотографии семьи Фалько, висящие на стене кухни, и улыбнулась. — Мы поговорили с солдатом, и он рассказал нам много интересных историй о своей жизни и жизни его близких. Они совсем не враги, а такие же живые люди, которые просто хотят вернуться домой. Ты дома, Кольт, вместе с Фалько. Ваша мама скоро вернется, и вы будете жить здесь как семья. Вы с Фалько потеряли папу, я тоже потеряла почти всю семью, и они потеряли. Их жизни поставили на кон как фишки в казино. Скажи, ты хочешь, чтобы дядя Райнер вернулся из Алжира? Так же этот солдат хочет, чтобы его близкая подруга вернулась. — Глаза Габи наполнились слезами от ее же слов, а Фалько открыл рот, удивившись, что эти слова говорила именно она. — На войне нет злых и добрых людей. На войне все люди — убийцы. Ты, я, твой брат — чем мы лучше? Тем, что не убивали евреев в газовых камерах? Зато наша страна колонизировала половину Африки, поэтому дядя Райнер в Алжире, а не дома. Кольт расслабил все тело и медленно повернулся к ребятам. На его глаза тоже блестели слезы. Он сел за стол рядом с Габи и Фалько и обнял их. Они плакали все вместе, делясь друг с другом горечью утраты близких в этой войне. Плач не прекращался еще долгое время — настолько им было больно осознавать, скольким они пожертвовали ради свободной Франции. — Микаса Аккерман, — сказал Фалько, когда они немного пришли в себя. — Девушка двадцати с лишним лет, высокая, на четверть азиатка. Немного говорит по-французски. Она попала к нашим после высадки в Нормандии. — У нее красный шарф и шрам на правой щеке, — дополнила Габи словами Эрена. — Хорошо. — Кольт кивнул и вытер ладонью слезы. — Я попробую позвонить в Гюрс и в другие лагеря военнопленных. Скажу, что она попала случайно. Эрен возвращался в Кюценхаусан вместе с продуктами, которые старик Дюбуа попросил купить на обратном пути. Ноги болели от педалей велосипеда, поэтому в конце дороги он решил пройтись медленным шагом. Холодный ветер притуплял боль в теле. Он вдруг снова вспомнил приют и урок, на котором бородатый священник рассказывал им о мужественности. На раздельных уроках он учился вместе с ребятам из прилежного класса, с которыми вести беседу было намного приятней. Они сидели вмести с Армином и слушали долгую лекцию о предназначении мужчин. — В исламе, например, разрешено многоженство, — рассказывал им священник. — Мусульмане считают, что мужчина может взять в жены нескольких женщин, если способен содержать их. Когда вы вырастете, вам так или иначе придется столкнуться с тем, что женщины нуждаются в содержании. Они более слабые, более подвержены искушениям, поэтому не способны сами обеспечивать себя едой, питьем, одеждой и прочими благами. — Что за бред… — шептал Эрен Армину. — Даже животные в дикой среде могут обеспечивать себя всем. — Его, видимо, в детстве мать обижала, поэтому он обозлился на женщин, — сказал ему Армин. В этот момент священник сделал паузу, поэтому слова мальчика слышал весь класс. Кто-то тихо посмеялся, но мужчина явно не был доволен этим. — Молодые люди, вам есть что сказать? — сурово спросил он у мальчишек. — Мы думаем, что Вы не правы, — твердо заявил Армин. — Женщины могут себя содержать, но бремя домашнего хозяйства и воспитания детей не дает им этого делать. Если бы мужчины больше помогали им, то они могли бы работать и зарабатывать деньги для семьи. — Как твое имя, юноша? — с мерзкой ухмылкой спросил священник. — Армин Арлерт, — уверенно ответил ему парень. — Армин, ты знаешь, что значит твое имя? — Не успел Армин открыть рот, как мужчина ответил за него: — Армейский. Военные и политические дела испокон веков велись мужчинами, поэтому мы с вами живем на этой земле и еще не погибли. Бремя мужчины — заниматься такими важными делами, бремя женщины — рожать граждан для своей страны и продолжать наш род. Если мужчины начнут заниматься детьми, мы окажемся в хаосе. — Простите, — влез в их разговор Эрен, — но моя мама занималась политическими вопросами и могла бы даже стать канцлеркой, если бы не умерла от голода после войны, которую начали мужчины. — Только священник открыл рот, как Эрен тут же ему сказал: — Эрен Йегер. Простите, забыл представиться. — Эрен… Ты христианин, Эрен? — Вопрос мужчины не застал его врасплох: Эрен тут же снял с шеи крестик и показал его ему и всему классу. — Твоя мать — странная женщина, Эрен. Дать турецкое имя христианину — это немыслимо. Я бы даже слушать ее не стал после такого поступка. — Мое имя дал мне отец, а не мать, — поправил его мальчик. — И оно не имеет никакого отношения к моей вере. Иисус учил любить ближних и прощать врагов, а не ограничивать чью-то свободу. — Иисус был сыном божьим и пророком, а не богом. — Священник еле сдерживался, чтобы не перейти на крик из-за возмущения. Это было видно по его лицу. — Слово божье отражено в Библии, а все библейские женщины только рожали детей. Вспомните, что Ева была создана для Адама, а не наоборот. — Армин уже был готов вступить в спор, но священник ударил указкой по столу. — И на уроке нужно молчать. Все вопросы я выслушаю после лекции. А сейчас слушайте меня. Он продолжил свою мысль о роли мужчин в обществе, но Эрен и Армин уже не слушали его. Они утратили весь интерес к спору. Их мнение абсолютно не волновало этого мужчину, и он использовал бы все средства, лишь бы поиздеваться над ними: их имена, историю их семьи, их возраст и прочее. Эрен смотрел в окно, подперев голову рукой, и ждал, чтобы произошло что-нибудь более интересное, чем эта лекция. Из коридора послышались странные крики, и в ту же секунду в их класс вбежала Микаса. Священник так удивился ее появлению, что замолчал, выпучив глаза. Она подошла к парте мальчиков и поцеловала Эрена в губы, чем сразу оживила весь класс. Кто-то засвистел, кто-то засмеялся, а кто-то даже похлопал в ладоши. За ней забежала монахиня, которая параллельно уроку для мальчиков учила девочек женской мудрости и женственности. — Микаса, что ты вытворяешь? — грозно спросила она у девочки. — Мне не нужен муж, чтобы целоваться! — крикнула Микаса. — Я буду целовать кого захочу. — А мне поцелуешь? — раздался голос одного из мальчишек с задней парты. — Тебя я не хочу целовать, — самодовольно ответила ему Микаса. — Ты мне не нравишься. — Вернись в класс! — Монахиня потянула ее за руку. — Бога ради, извините, что прервали ваш урок, — сказала она мужчине перед тем, как удалиться из класса. — Запомните, молодые люди, из таких девушек ничего путного не вырастет, — ухмыльнулся он, из-за чего глупая улыбка пропала с лица Эрена. — Это слова и поведение шлюхи, а не мудрой женщины. — Как Вы смеете называть ее так?! — закричал Эрен, поднявшись со стула. — Да Вы со своими понятиями не стоите и мизинца Микасы! — Эрен… — Армин потянул его за рукав рубашки. — Ты нарвешься на наказание. — Да пусть наказывают! — Эрен направил указательный палец на священника и посмотрел ему в глаза. — О Вас никогда не заботились и Вас никогда не любили, поэтому Вы глубоко обижены и готовы оскорбить даже девочку! Лет четыреста назад Вы бы назвали ее ведьмой и отправили бы на костер, а теперь называете шлюхой и всячески принижаете ее достоинство, потому что тайно желаете любви, но никогда ее не получите! После разговора с хэрром Келлером Эрена отправили в комнату для наказаний. Священник был глубоко оскорблен его словами и пообещал управляющему, что больше никогда не вернется в этот приют вести уроки полового воспитания. За эту выходку воспитательница порола Эрена по-особому жестоко. Армина тоже наказали за его слова, но лишением похода в лес. После наказания Эрен поплелся на ватных ногах к няне Эльзе, где его уже ждали друзья. Микаса кинулась ему на шею, стоило ему только перейти порог комнаты. — Ох, детки, — засуетилась вокруг них Эльза. — Вы же такие ангелочки, за что вас вечно наказывают? — За честность, — обреченно ответил ей Армин. Подлечив раны от плетки у Эрена, они отправились на ужин. Почти весь приют узнал об этом инциденте. Кто-то из мальчиков даже подходил к Эрену и благодарил его, что они больше не увидят того священника на уроках. Он не нравился даже тем, кто был согласен с его словами — слишком уж был мерзким. — Если бы я узнала об этом раньше, я бы выколола ему глаза вилкой, — сказала Микаса, закипая от злости. — Не волнуйся, Эрен мастерски его унизил, — с улыбкой сказал ей Армин. — Если он имеет право подрывать твой авторитет, то пусть не жалуется, что мы подрываем его. — Пусть засунет в задницу свой злой язык, меня эти слова не оскорбляют, — твердо заявила Микаса и продолжила есть свой ужин. — Почему ты прибежала так внезапно? — тихо спросил у нее Эрен, не повышая тон голоса из-за боли после порки. — Что вам там говорили? — Что девочки должны хранить свое целомудрие для единственного мужчины в их жизни, выйти за него замуж и рожать ему наследников, желательно мальчиков, чтобы продолжать род, — монотонно рассказывала Микаса, прожевывая картофель. — Моя мама дважды была в браке и не стала из-за этого плохим человеком, а они говорят так, будто это конец света. Я любила папу, но если бы она вообще не вышла за него замуж, то была бы сейчас жива и здорова в Японии. — Это вина не твоего папы, а политиков, — объяснял ей Армин. — Эльза говорит, что на выборах нацисты получили много голосов, а их программа просто ужасна. Если в твоих жилах течет хотя бы часть ненемецкой крови, то возникнут проблемы вплоть до признания тебя иностранцем. Нас пытаются лишить базовых прав. — А у нас они вообще были? — хмыкнул Эрен. — Я высказал свое мнение, а теперь не чувствую собственной задницы. А еще мы все вместе остаемся здесь на целую неделю наедине с надзирательницами. Когда на следующий день весь приют отправился в поход, ребята с еще парой сирот остались отбывать свое наказание. После завтрака их посадили на скамейки в церкви и заставили читать Библию. Армин был вне себя от того, что ему приходилось заново все перечитывать на латыни, но молчал, чтобы избежать хотя бы телесного наказания. Эрен так часто читал эти тексты, что перестал улавливать смысл прочитанного: чем больше читал, тем больше эта книга казалась ему глупой и непонятной. Микаса только делала вид, что смотрела в Библию, а на самом деле положила на нее книгу Гертруды Боймер**** и читала ее. Она увидела эту книгу у прихожанки и попросила подарить ей на день рождения у фрау Кохен. Учительница не хотела знакомить девочку с трудами фрау Боймер, но просьбу выполнила. Подобную литературу было тяжело найти, поэтому Микаса хранила ее как зеницу ока. — 3К***** для женщин придумал кайзер? — тихо спросила она у сидящего рядом Армина, чтобы не привлекать внимание воспитательницы. Парень кивнул и вопросительно посмотрел на подругу. — Из-за него теперь я и выслушиваю весь этот бред на уроках женственности. — Я не очень в этом разбираюсь, но мне кажется, что он просто озвучил то, что люди думали и думают до сих пор. — Армин пожал плечами. — Да пошли они все в задницу, — прошипел Эрен. — И кайзер, и канцлер, и Иуда, и Понтий Пилат. Я хочу гулять, а не сидеть тут. Фрау Шнайдер! — окликнул он воспитательницу. — Когда нам можно будет пойти гулять? — Ты все прочитал? — спросила она, на что Эрен кивнул. — Все пятикнижие? — Я читаю Библию с тех пор, как научился читать, — устало сказал ей Эрен. — После обеда пойдете гулять, а пока читайте еще. — Эрен поднялся со скамейки и закричал. — А-а-а-а-а! Как я ненавижу этого Иуду! Если бы он не продал Христа, а пошел работать, мы бы сейчас так не страдали! — Не все так просто, Эрен, столько лет прошло, столько событий могло на это повлиять, — объяснял ему Армин. — Помолчи, дружище, а то попадешь под мою горячую руку. — А ты мне рот не затыкай! — возмутился Армин и тоже поднялся со скамьи, зло посмотрев на друга. — Заткнитесь оба, — раздраженно сказала Микаса. — Читать мешаете. Эрен и Армин сели назад на скамейку и снова взяли книги в руки. До обеда оставалось еще около двух часов. Они оба были готовы лезть на стены от скуки. Микаса сидела между ними, увлеченно читая свою книгу, и не обращала внимания ни на что вокруг. Эрен положил ей руку на колено и стал вырисовывать на подоле юбки какие-то фигуры. Армин протянул свою руку с другой стороны и вызвал друга на бой на пальцах. Они играли достаточно долго, пока Микаса не заметила происходящие на ее ногах баталии. Она положила книгу на свободное место на скамейке и стала сражаться вместе с ними. Так они дурачились до самого обеда, получив выговор от воспитательницы. — Давайте посмотрим на деревню чуть поодаль от кладбища? — предложил Эрен, как только они вышли из обеденного зала. — Вчерашней порки тебе не хватило? — с издевкой спросил у него Армин. — Да никто даже не узнает. Хэрра Келлера здесь нет, а воспитательницам на нас наплевать. Эрен взял их обоих за руки и повел на улицу. Погода была хорошая и располагала к небольшим приключениям. Они показались фрау Шнайдер, что играют на территории приюта, а, когда она ушла, побежали в сторону кладбища. Прутья ограды были редкими, поэтому пролезть между ними для двенадцатилетних детей не оказалось непосильной задачей. Они бежали по голому полю в сторону жилых домов, вдыхая полной грудью чистый воздух и чувствуя себя самыми свободными людьми на всем свете. Армин поскользнулся на еще не высохшей после дождя грязи и упал в траву. Когда Эрен и Микаса остановились и вернулись к нему, чтобы поднять, увидели, как он лежал на этой траве и звонко смеялся. Они тоже засмеялись и стали прыгать вокруг него. — Я подарю вам целую Германию! — закричал Эрен и попытался поднять Микасу руками, но не выдержал ее веса и упал вместе с ней на траву рядом с Армином. — Нам бы для начала дом, где тепло и еда, — смеясь, сказал Армин. — Выбирай любой! — Эрен указал пальцем на виднеющиеся домишки. — Я захвачу его, как римляне захватили Европу. Вперед, мои верные друзья! По его команде они поднялись на ноги и побежали дальше. За грязную форму их наверняка ждало наказание, но они не боялись. Волосы развивались по ветру, который уносил с собой их детский смех в те края, откуда невозможно вернуться. Полуденное солнце грело их лица своими лучами, и ни одно облако на небе не препятствовало свету. Микаса бежала самой первой и иногда оборачивалась, чтобы показать мальчишкам свою улыбку. За все время в приюте она так и не научилась крепко завязывать косы, отчего ленты в скором времени развязались и ее волосы колосились подобно высокой траве на лугу. Эрен вдруг замедлился, намереваясь найти эти ленточки, но Армин взял его за руку с тем же беззаботным смехом побежал с ним дальше. Они остановились, когда дома уже были совсем близко. Микаса встала у старого дерева, толщина ствола которого поражала их сознание. Армин присел рядом с выглядывающими из-под земли корнями и попытался отдышаться, а Эрен в это время снял с себя пиджак и рубашку и стал отрывать ее края. — Что ты делаешь? — с испугом спросила у него девочка. — Тебя накажут, если ты вернешься с распущенными волосами, — ответил Эрен и продолжил попытки разорвать грубую ткань. — А тебя накажут, если ты порвешь форму! — Микаса потянула рубашку на себя, не позволяя ему совершить глупость. — Давайте найдем какую-нибудь траву, которой можно завязать волосы, — предложил Армин и поднялся на ноги. — Есть такие травы, которые хорошо сгибаются и не рвутся. Я пойду поищу, — сказал он ребятам и скрылся в поле. — Бесят. Хочу их состричь, — проворчала себе под нос Микаса и села на корень дерева. — Вам, мальчишкам, хорошо, — говорила она Эрену, пока он одевался. — Вас обстригают и все, а нам говорят беречь волосы. — Давай я заплету их. Как это делать? — Эрен сел сзади нее и разделил ее волосы на две части. — Раздели их на три прядки и перекладывай крайние в центр по очереди. — Он кивнул и стал делать ровно так, как сказала ему Микаса. — Ничего себе, — удивился он, когда у него стала получаться коса. — Микаса, сними шарф, он мешается. — Ни за что, — ответила она и помотала головой. — Меня и в могилу с ним положат. Вдруг поблизости послышался смех взрослых людей. Гонимые любопытством, Эрен и Микаса поползли на коленях в сторону, откуда издавался звук. Они спрятались за густыми кустами и, взглянув друг на друга, осторожно убрали мешающиеся ветки и посмотрели на то, что там происходило. У небольшого дерева, спустив штаны, сидел молодой мужчина, а на нем сидела девушка, подол платья которой прикрывал нижнюю часть тела. Она ерзала на его бедрах и блаженно опрокидывала голову, пока он целовал ее шею и грудь. Эрен и Микаса снова переглянулись с распахнутыми от удивления и недоумения глазами. — Что вы делаете тут? — шепотом спросил у них Армин, обнаружив друзей в кустах. В руках он уже держал какие-то цветы. — Тш! — шикнул ему Эрена, а Микаса потянула его за руку в кусты. — Они не должны нас заметить. — А они что делают? — с выпученными глазами спросил Армин, когда увидел молодую пару у дерева. — Без понятия, — ответил Эрен и продолжил смотреть. Отчего-то ему казалось, что такое нечасто можно было увидеть. Когда они закончили, девушка поднялась на ноги, и ребята увидели голый низ мужского тела. — Что это? — с ужасом спросила Микаса. — Что у него между ног? — Орган, — сказал ей Эрен. — Наши парни называют его членом. — У вас тоже он есть? — Она посмотрела на ребят, находясь в еще большем замешательстве, на что они оба кивнули. — А у тебя нет? — с изумлением спросил Эрен. Микаса отрицательно помотала головой. — Хочешь, покажу? — Ты сбрендил?! — зашипел Армин и дернул друга, который уже собрался снимать штаны, за руку. — У девочек нет члена, Эрен. Я знаю это, потому что возился со своей приемной сестрой. У них по-другому устроены эти органы. — А как? — с интересом спросил Эрен, чувствуя себя так, словно от него прятали самый большой секрет Вселенной. — Хочешь, покажу? — Микаса уже начала поднимать юбку, но Армин дернул за руку и ее. — Микаса! Да вы оба с ума сошли! Пойдемте отсюда, пока нас не заметили — Он взял друзей за руки и пополз подальше от этих кустов. Всю дорогу назад они пребывали в непонятных чувствах. Эрен вспоминал это с улыбкой, пока шел к Кюценхаусану, словно тот ветер снова вернулся и принес с собой эти моменты из прошлого.