Потерянные дети

Всю ночь Эрен ворочался и просыпался от кошмаров. Ему снились крики и плач, мольба о пощаде на разных языках, разорванные тела людей. Он проснулся, когда солнце еще спало за горизонтом. В этот день брат Фалько должен был позвонить во все знакомые лагеря и узнать, была ли там Микаса. Чем больше Эрен вспоминал о детстве, тем сложнее ему было верить, что с друзьями все будет в порядке. Он поднялся с постели, умылся, убрал волосы с лица и завязал их резинкой. Стоя рядом с раковиной, он долго смотрел на свое отражение и мысленно спрашивал себя, что ему теперь делать. — Эрен, — послышался тихий женский голос откуда-то сзади. Он медленно обернулся и увидел стоящую к нему спиной Микасу. — Помоги перетянуть грудь. Мешается. Эрен так же медленно подошел к ней и взял бинт, который она держала в руке. Ничего не говоря, он стал туго обматывать повязкой ее тело чисто машинально, как делал уже до этого в военной базе и лагерях. Грудь Микасы настолько сильно прижалась к ее ребрам, что ей было трудно дышать, но она не издала ни звука. — Где ты была все это время? — спросил у нее Эрен, завязав бинты. — На войне, — коротко ответила Микаса и стала одеваться в свою испачканную кровью форму. — Иди помоги маме. Она звала тебя. Ничего не понимая, Эрен вышел из туалета и увидел сидящую за столом на кухне мать. Она выглядела точно так же, как двадцать лет назад: такая же худая, непохожая на живую женщину. Она качала на своих руках ребенка, завернутого в пеленки, и пела ему колыбельную. — Эрен, — позвала она его дрожащим голосом. — Помоги мне. Посиди со своим братом, пока я мою твоих детей. Эрен с опаской подошел к ней и взглянул в пеленку: там лежало жалкое подобие младенца, разорванного на куски. Он закричал и попятился, ошарашенными глазами глядя на мать. Женщина продолжала петь своим мягким голосом колыбельную: «Засыпай, засыпай, засыпай». — Он мертв, мама, — сказал Эрен, заикаясь, и схватился за ручку двери в туалет. — Пустяки, он просто хочет кушать, — с какой-то сумасшедшей улыбкой сказала женщина и дала младенцу бутылочку с молоком. — Детишек нужно кормить. Покорми своих детей. — Она указала ему пальцем на две корзинки, стоящие у входа в дом. Прикрыв рот, чтобы не закричать, Эрен подошел к ним и увидел в одной недоразвитого эмбриона, испачкавшего кровью пеленки, а во второй — ничего. — Что это, мама? — истерическим голосом спросил Эрен. — Твои дети, милый. Нельзя оставлять их голодными, особенно когда их мать мертва. Эрен резко распахнул дверь в туалет: на полу лежало бездыханное тело Микасы с туго перетянутым шарфом вокруг ее шеи. Отказывая верить собственным глазам, он обернулся и увидел, что мать протягивала ему руку. — Пойдем домой, милый, папа хочет тебя увидеть, — говорила она ему со слезами, держа в другой руке мертвого ребенка, обернутого в пеленки. Эрен помотал головой и, разбив окно, побежал из этого дома. Снаружи все было разнесено в пыль бомбами, и он долго бежал по этому пустырю, крича во все горло, пока не проснулся от того, что старик Дюбуа вылил на него ведро ледяной воды. — Кончай орать, гарсон, — ворчал старик. — Ты разбудишь всех мертвых своим криком. — Простите, — тихо сказал Эрен, приходя в себя после кошмара. — Знаю, знаю, — сказал старик и похлопал его по плечу. — Я тоже их вижу. — Кого? — удивленно спросил Эрен и посмотрел на него заслезившимися от боли, распирающей грудь, глазами. — Моих товарищей, которые умерли на Сомме*. Эрен больше не мог сдерживать слезы и разрыдался с истошным криком. Он поднялся с постели и обнял обомлевшего старика, теперь уже не зная, как просить у него прощения. Из леса сквозь открытое окно до их ушей донеслось утреннее пение птиц. Оно было такое звонкое, что Эрен еле перекричал его своим рыданием. — Убейте меня, месье Дюбуа, — просил он старика срывающимся голосом. — Я хотел убить всех французов. Убейте меня, чтобы отомстить. — А ей я что скажу? — ответил старик, кивнув головой в сторону небольшого столика, на котором лежала фотография Микасы. — Ничего ты не понял, гарсон. Умойся и иди рубить дрова. Он ушел из комнаты, оставив Эрена одного. Парень сел на кровать и просидел еще пару минут, пытаясь прийти в себя. Он взял со столика письмо, которое лежало под фотографией, и перечитал его еще раз, но в этот раз не вникая в смысл слов, а разглядывая форму букв. Эрен снова вспомнил первый день в приюте, когда Микаса учила эти буквы, сидя на скамейке. А затем вспомнил, когда видел ее в последний раз в военном лагере перед отъездом во Францию. Она тогда только смыла с себя грязь и надевала форму, а Эрен помогал ей перетягивать грудь, чтобы она не мешала бегать. — Тебя накажут наши, если увидят без эмблем на кителе, — говорил он ей, завязывая концы бинта. — Я уже давно не боюсь наказаний, — с улыбкой ответила Микаса. — Я иду защищать Германию, а не Рейх**. Под пристальным взглядом Эрена она надела рубашку и китель, проверив, лежал ли в кармане рисунок Армина, который он подарил ей на день рождения еще в приюте, и посмотрела на лежащий на табуретке шарф. Эрен без слов взял его и обернул вокруг шеи Микасы, слабо завязав спереди. Взяв его за руки, она потянулась к его губам и оставила на них поцелуй. — Верни его мне, когда мы снова встретимся, — шепнула на ухо Эрену Микаса и покинула лагерь. Это было лето 44-го года. Почти целый год миновал с того момента, а Эрен так и не вернул свой долг. Столько времени утекло, и все события казались уже кошмарным сном. Эрен ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спал, и пошел в туалет. Солнце только-только поднималось над горизонтом, точно как во сне. Умывшись и одевшись, он пошел рубить деревья, но стоило ему оказаться на крыльце, как с дороги к домишке завернула машина марки БМВ. Увидеть немку во Франции для Эрена казалось невозможным, но это действительно была БМВ. Из окна выглянул Фалько и прокричал: — Хэрр Йегер, мы едем в Страсбург в штаб! Поезжайте с нами! Эрен обернулся и увидел, что Дюбуа наблюдал за ними из окна и махнул ему рукой, отпуская вместе с ребятами. Кивнув старику, он спустился с крыльца и подошел к переднему сидению. За рулем сидел молодой парнишка помладше Эрена со светлыми волосами и светлыми глазами. — Это мой брат Кольт, — сказал Фалько. — Он все знает, так что можете не скрывать имя. — Эрен, — представился парень. — Фамилию уже слышали. — Очень приятно, — отозвался Кольт и, когда Эрен хлопнул дверью, надавил на газ. Обернувшись, Эрен увидел, что Фалько сидел не один. — О, привет, Габи, — сказал он девочке. — Ты какая-то тихая, я бы тебя даже не заметил. — Я всю ночь стирала вместе с бабушкой одежду, — устало ответила она и опрокинула голову назад. — И не выспалась. Но я не могла проспать такой день! — Габи вдруг воодушевилась и сжала руки в кулаки. — Мы должны спасти Микасу. — У нее были еще какие-то примечательные черты? — спросил Кольт, не отрывая глаз от дороги. — Кроме шрама и шарфа. — Да, я вспомнил, что она уезжала без гербов на кителе, — рассказал Эрен. — Весь ее отряд снял этот знак. Она говорила, что уезжает воевать за Германию, а не за партию и ее лидера. Они погибали как немцы. — Она такая классная, я так хочу с ней встретиться! — завопила на заднем сидении Габи. — Хочу, чтобы она научила меня драться и ломать стулья о спины тупых мальчишек! — Что за ужасы ты говоришь, Габи? — возмутился Кольт. — Вас этому учат в школе? Стойте, вы вообще ходили в школу в последнее время? — Габи и Фалько сразу притихли и вжались в сидения. — Ох, мама прибьет меня, если узнает об этом. Райнер, возвращайся из своего Алжира и займись воспитанием этих детей. Эрен отвлекся от их разговоров и стал смотреть на дорогу. Путь предстоял достаточно длинный. Как и говорил месье Дюбуа, поля были изничтожены танками и минами, а многие небольшие города разнесены в щепки, но люди продолжали работать и жить своей жизнью. Когда на горизонте показался Страсбург, Эрен занервничал, боясь услышать неприятные для него новости. Подъехав к штабу в городе, Кольт дал детям пару монет и сказал купить мороженого. Он вышел из машины и закурил сигарету, придумывая, что сказать начальству. Эрен в это время обошел машину по кругу и разглядел более детально ее корпус. — Откуда у вас немка? — спросил он наконец у Кольта. — Патриотичней было бы купить Пежо или Рено. Парень пожал плечами и сделал длинную затяжку. — Это машина дяди Райнера. Не знаю, почему он купил именно БМВ, — ответил Кольт и предложил Эрену сигарету, но тот вежливо отказался. — Ну, с его именем можно понять его любовь к немкам, — в шутку сказал Эрен, на что Кольт снова пожал плечами. — Он родился, когда Эльзас еще был немецким, но решил сделать карьеру военного и ушел во французскую армию, а потом по приказу свыше отправился в Алжир. Мы не видели его уже несколько лет. — Да, — задумчиво проговорил Эрен и посмотрел на небо. — Военные живут по приказу, а не по собственной воле. Когда Габи и Фалько вернулись с мороженым, они быстро его съели и все вместе отправились в штаб. Кольт долго стоял у двери командира, набираясь мужества, и в конце концов постучал. Получив разрешение войти, он открыл дверь, представился солдату и прошел внутрь. — Я к Вам с просьбой, командир, — осторожно начал говорить Кольт. Эрен и дети припали ушами к двери и стали подслушивать их разговор. — В наш лагерь для военнопленных случайно попала девушка. Она еврейка и укрывалась от немцев в их форме, видимо, солдаты загребли ее вместе с остальными пленными. Зовут Микасой Аккерман. — Еврейка? По имени Микаса? — засмеялся командир, покуривая трубку. — Евреи — народ вездесущий, майор. Не нам судить об этом. — И что же ты хочешь от меня, сержант Грайс? — со скепсисом спросил мужчина и серьезно посмотрел на Кольта. — Можно ли позвонить с Вашего телефона в штабы и спросить об этой девушке? — Командир развел руками и встал со своего стула, позволив парню сесть на его место и воспользоваться аппаратом. — Премного благодарен, командир. — Кольт стал набирать по очереди номера всех штабов, которые были в справочнике. Он раз за разом повторял одни и те же слова: высокая, азиатка, шрам на щеке, шарф, без орла со свастикой на рукаве, но кто-то сразу говорил, что такой не видели, а кто-то ответственно связывался с другими солдатами в других штабах и только после этого разводил руками. — Микаса Аккерман ее зовут. Говорит по-французски. — Да, был у нас какой-то Аккерман… — послышалось из трубки. — Что? Кто-то с фамилией Аккерман? — Услышав эти слова Кольта, Эрен ворвался в кабинет и, отдав честь командиру, заговорил: — Сержант Жаке, командир. Прошу извинить за внезапное вторжение, гражданскую форму и мой немецкий. На вашем диалекте не говорю. Это я попросил Грайса отыскать девушку. Разрешите взять трубку. — Майор настолько удивился его появлению, что пожал плечами и указал рукой на трубку. — Спасибо. — Эрен подошел к Кольту и забрал у него трубку. — Честь имею, солдат. Повторите, пожалуйста, что Вы только что сказали. — Повторяю, — говорили ему из трубки тоже на немецком. — Вместе с американцами уничтожили вражеский лагерь, там был человек с фамилией Аккерман, но это была не девушка, а взрослый мужчина. Без орла и свастики на кителе. Американцы забрали его с собой. Скорее всего, отправят на суд, чтобы проверить преступную деятельность. Звание у него было высокое в армии Рейха. — Капитан Аккерман… — задумчиво проговорил Эрен. — А девушки с ним точно не было? — С такими вопросами обратитесь к американцам. — Спасибо за информацию, — сказал Эрен и повесил трубку. — Еще остались номера? — спросил он у Кольта. Парень кивнул. — Набирай. Вся сила вдруг ушла из его тела. Эрен чувствовал, как сильно билось его сердце в груди и было готово выпрыгнуть наружу от тревоги. Они продолжили звонить в лагеря и задавать те же вопросы. Эрен уже потерял надежду и хотел покинуть кабинет, как вдруг услышал из трубки французские слова, которые Кольт тихо переводил ему на диалект: — Имени не знаю, но была тут какая-то красивая азиатка. Кирштайн последний раз ее видел. — Можете… связаться с ним? — неуверенно сказал Эрен, читая по губам, что подсказывал ему Кольт. — Укатил в Париж. Можем сказать номер их штаба. — Будьте добры, — умолял Эрен. Кольт схватил листочек и стал записывать цифры, которые Эрен начал произносить на латыни. Парень осторожно глянул на командира, все еще курящего трубку: тот смотрел на них пустыми глазами и ждал, чем же это все закончится. Они набрали этот номер и стали ждать ответа. Трубку взяла девушка, которая говорила по-французски, и Эрен уже в сотый раз проклял себя, что не выучил этот язык, пока у него была возможность в детстве. Кольт понял это по его лицу и продолжил незаметно суфлировать ему. — Могу ли я поговорить… — повторял за ним Эрен, — с офицером Кирштайном. — Конечно. Сейчас мы его вызовем. Эти секунды длились для Эрена вечность. Он возложил на этого офицера всю свою надежду вернуть Микасу и был почти на сто процентов уверен, что тот мужчина говорил про нее. Ее внешность определенно бросилась бы им в глаза, как цепляла внимание многих других солдат на поле боя. — Лейтенант Кирштайн у телефона, — раздался приятный мужской голос из трубки, и тут-то Эрен впал в оцепенение, ведь он был тем самым столичным солдатом, коим Эрен представлялся все это время, поэтому подобный трюк провернуть с ним было невозможно, но и при командире менять легенду было нельзя. Увидев замешательство на лице Эрена, Кольт стал писать ему слова на бумаге. — Честь имею, солдат, — уже менее уверенно говорил Эрен, читая буквы с листа. Габи и Фалько осторожно просунули головы через приоткрытую дверь, чтобы лучше слышать этот разговор. — До нас дошли сведения, что Вы… — У Эрена стал проскальзывать акцент, и он аккуратно ударил Кольта по руке, но тот ничего не понял и продолжил писать, — имели возможность встретить в лагере для военнопленных… — Эрен взял со стола карандаш и написал на этом листочке огромными буквами: «ПИШИ ПРОЩЕ, Я НЕ МОГУ ЭТО ЧИТАТЬ». Кольт в панике взял другой листок и стал подбирать словосочетания полегче, — девушку азиатской внешности. — Простите, а с кем я говорю? Эрен почувствовал, как слезы покатились из его глаз. Он не мог представиться по-настоящему, но и это выдуманное Удо имя ничего не значило для Микасы, с которой Кирштайн, возможно, виделся. Она бы не откликнулась на него. — Ален Жаке, — сказал Эрен, размывая слезами буквы на бумаге. — Сержант из Тулузы. — Прошу прощения, месье Жаке, но я не знаю, о ком Вы говорите. — У нее короткие черные волосы, бледная кожа, серые и холодные как сталь глаза, шрам на правой щеке, — говорил Эрен уже без помощи Кольта. — Она носит красный шарф и никогда не снимает его. Ее мускулы крепкие, но запястья тонкие. Она спокойная и молчаливая, редко улыбается, носит с собой детский рисунок с цветком. Немного говорит по-французски, потому что читала Библию на латыни, когда была ребенком. Ее зовут Микаса Аккерман. — Хорошо, такую девушку я помню, но ее либо отпустили, либо применили к ней соответствующие ее преступлениям меры. Сведениями о ее местонахождении на данный момент не располагаю, — полушепотом перевел Кольт. Кирштайн уже собирался бросить трубку, но Эрен продолжил говорить: — Подождите, Вы говорите по-немецки? Если встретите ее снова, сможете передать ей слова от меня слова? — Услышав нечеткое «угу», Эрен вытер слезы ладонью и заговорил на немецком: — Я спущусь за тобой в Ад. — Хорошо, — отрезал офицер и бросил трубку. Эрен отдал честь командиру и вышел из его кабинета. Кольт забрал с собой все бумажки и побежал вслед за ним, попрощавшись с командиру, который все еще курил трубку, стоя у окна. — Какие нынче еврейки пошли… — сказал он сам себе и включил кипятильник. Эрен вылетел из штаба как ветер, что сносит все на своем пути, и подошел к машине. От эмоций он чуть было не ударил ногой по кузову, но вовремя взял себя в руки и, приснившись ладонями к крыше автомобиля, опустил голову, чтобы отдышаться. Фалько, Габи и Кольт прибежали через минуту. Они ошарашенными глазами смотрели на Эрена, ожидая от него хоть каких-нибудь слов. — Тот Аккерман… — Первым заговорил Фалько. — Кто это? — Капитан Аккерман, наш солдат, — ответил ему Эрен. — Он был моим капитаном, но не терпел нарушение дисциплины, поэтому нас отправили в отряд капитанки Зоэ. Когда с западного фронта запросили подкрепление, он отправился сюда вместе с Микасой. Они просто однофамильцы. — Значит, она пропала… — прискорбно сделал вывод Кольт. — Мне жаль, Эрен. Мы сделали все, что было в наших силах. — Нет, — усмехнулся Эрен и помотал головой. Ребята посмотрели на него изумленным взглядом, ожидая от него чего угодно. — Вы, французы, так же плохо лжете, как и мы. Этот Кирштайн соврал. Он хотел узнать мое имя, чтобы понять, кто спрашивал про Микасу, а это значит, что он что-то знает. И очень быстро бросил трубку, даже не поинтересовавшись, что значат мои слова, которые я попросил передать. — Эрен… — Кольт подошел к парню и положил руку ему на плечо. — Я не хочу тебя расстраивать, но он мог сделать все это из вежливости. Просто… Не слишком питай себя ложными надеждами, иначе потом будет сложно смириться. — Друзья! — громко сказал Эрен и, повернувшись к ним лицом, скрестил руки на груди. — Я не такой умный, как Армин Арлерт, но и не полный дурак. Войну с СССР Рейх начал в 41-м, а я был на восточном фронте уже в 39-м. Но до того, как нас отправили к советским солдатам, мы работали в штабе у ваших соседей в Лотарингии, где занимались тем, что отлавливали приспешников генерала де Голля***. Я каждый день смотрел на добрые улыбки французов, которые говорили, что любят своих немецких соседей, и они все поголовно лгали. В вашу страну ворвались чужие солдаты, причем не через захват территории — они вошли как к себе домой. Вам это понравилось? Отнюдь. Вы лгали нам каждый день, что не знаете ничего про де Голля и его вещания по радио, что не поддерживаете его идеи, что уважаете союз Гитлера и Петена****. Я видел эту ложь насквозь, но не сдавал ваших, потому что я знаю, каково это — не иметь своего дома. Я слышу, когда ваши люди лгут, и этот офицер Кирштайн был со мной не честен. Мне бы только до него добраться… В Кюценхаусан Эрен вернулся с непонятными чувствами, и лишь колка дров могла спасти его от очередного срыва. Он рубил топором древесину со всей силы, выплескивая свою боль от осознания, что Микаса все еще была не рядом. Сколько дней прошло с того момента, как он получил ее письмо — не счесть. Сколько дней она прожила в ожидании своей смерти — не счесть. Сколько дней она блуждает вдали от дома и близких — не счесть. Эрен с яростью ударил топором по бревну, и инструмент развалился на две части. — Не хочешь по-хорошему, лейтенант Кирштайн, тогда жди меня в своем Париже, — сказал он сам себе и разломил треснувшее бревно пополам голыми руками. Фалько и Габи в это время несли Дюбуа печенье, которое он попросил купить. Они с сожалением посмотрели на неистовствующего Эрена. — Как думаешь, он был прав насчет офицера или потерял рассудок, как и его отец когда-то? — спросил Фалько у подруги, пока они возвращались к машине Кольта. — Не знаю, — ответила Габи и пожала плечами. — Но надеюсь, что фрау Аккерман жива и обязательно найдется.