Когда в середине ночи ему позвонил Гоголь и обеспокоенно сообщил, что его, кажется, хотят изнасиловать, Фёдор принял это за неудачную шутку и отключился. И больше трубку не брал.
Когда телефон прозвонил уже бессчётное количество раз, Достоевский лишь выключил звук и вернулся к работе.
Даже если Гоголь не врал, он же не маленький! Сам справится, ничего с ним не случится...
Только вот его плащ сейчас небрежно накинут на стул, где до этого Николай оставил оружие.
Зачем, спрашивается?!
Утром, когда рабочее место было покинуто в поисках чая и успокоения, Достоевский столкнулся лицом к лицу с улыбающимся Гоголем. Синяки под глазами и общую бледность он решил проигнорировать.
- Доброе утречко, Дос-кун!
- Заняться нечем было, раз телефон полночи обрывал? Мешал работать, - буркнул в ответ Фёдор и ушёл, не замечая ни дрогнувшей улыбки, ни сжатых кулаков.
Через два чудесных часа тишины, когда Достоевский успел и чаем насладится, и книгу почитать, в дверь его кабинета постучали.
- Дос-кун, можно? - голос Гоголя был немного ниже обычного, режущего уши, тенора.
- Заходи, - выдохнул названный, закатывая глаза. Теперь тишины ему не видать.
- Ты не видел мой?.. О, вот же он! - обрадовался блондин своему плащу, как брату родному.
Достоевский помолчал, рассматривая, как подчинённый ловко надевает извечный элемент образа и крутится с ним.
- Хотел спросить... - тихо говорит брюнет. Он не любит повышать голос, и если Николай его не услышит, то это будут исключительно его проблемы.
- Что спросить?! - надо же, услышал, ещё и перестал вертеться.
- Зачем было посреди ночи звонить?
Брюнет занял выжидательную позицию, намекая, что ожидает ответ.
- А, это... Ну, прицепился ко мне один мужик, делов-то!.. - Николай стоял в полоборота к Фёдору, наблюдать за его мимикой было удобно.
- И как же ты отцепил его?
После этого вопроса Достоевский понял, что что-то не так - не было клоунской бравады, что "это было очень просто". Не было и внятного ответа, Гоголь лишь отмахнулся.
- Я жду ответа.
Николай, прикрыв глаза, судорожно перебирал варианты развития событий.
Фёдор просто ждал, цепляя взглядом морщинки в уголках губ и подрагивание тёмных ресниц.
- Ты... - когда тишина стала невыносимой, брюнет начал говорить.
И был прерван Николаем:
- Не сбежал. Я правда пытался скрыться, но эта мразь догнала и прижала меня и...
Фёдор застыл.
Нет, нет, нет, да быть такого не может! Чтобы на этого клоуна кто-то позарился?!
Но дрожащая улыбка, готовая уступить место искажённым в рыдании губам, отвечала - он не врёт. Всё, начиная от телефонного звонка и до последних слов -
правда. Правда, которую Фёдор не воспринял всерьёз.
- О, ну не думай, что это повлияет на что-то! А сейчас разреши откланяться, мне нужно закончить дела!
И Николай, взмахнув полами плаща, исчез.
***
На глаза Фёдору блондин не попадался уже неделю. Нет, он исправно работал, умудрялся допускать мелкие ошибки и выбешивать других. Но к Достоевскому не лез.
Брюнет подозревал, что его избегают из-за страха перед разговором по душам. И Фёдор к концу недели понял, что эти опасения имели место быть - он хотел поговорить с Гоголем, сломать его маску клоуна и обнажить реальные чувства.
Зачем?
Но Николай - это Николай. Ровно через неделю он крупно накосячил, его притащили на ковёр к Достоевскому и оставили там мол "разбирайтесь сами!".
- Итак, то, что произошло...
- Дос-кун, я осознал свою вину и больше подобного не повторю! Лекцию мне уже прочитали про поведения, можешь не утруждаться... Я пойду? - Гоголь выглядел, как провинившийся мальчишка перед грозным отцом.
- Нет, - дамокловым мечом навис над светлой головой тихий отказ. - Нам нужно поговорить.
- Ну бли-ин. Дос-кун, можно не надо? Я, кажется, утюг не выключил...
Фёдор задумался - стоит ли обсуждать эту тему? Коля явно нервничал, хотел уйти.
И именно это заставило Достоевского заговорить.
-
Нам нужно поговорить насчёт той ночи. Я сожалею, что не поверил тебе, когда ты позвонил. Я сожалею, что не обращал внимание на последующие звонки. И...
- Дос-кун, - блондин тихо вздохнул, закрывая глаза. - Сожалениями никак не поможешь, так что не надо сожалеть. Это уже случилось, и тебе не нужно об этом вообще думать. А я просто смирюсь с произошедшим, и всё.
Маска рассыпалась с громким треском. Оголяя чувства, лишая Гоголя постоянной защиты.
Теперь перед Достоевским стоял не клоун, а молодой человек, которого пытались сломить, но не смогли.
- Тебе не обязательно справляться с этим самостоятельно.
- Что ты имеешь ввиду? - Николай открыл глаза,
почти незаметно смаргивая пелену слёз.
Фёдор подошёл к нему, заглянул в глаза, стёр слезинку, а вместе с ней и часть нарисованного шрама.
- Если расскажешь, будет легче.
И Гоголь рассказал. Всхлипывая, цепляясь за чужую одежду, он рассказал о мерзких прикосновениях, о боли, о страхе и ненависти.
Фёдор стоял и слушал, а в груди закипала глухая ярость на человека, который посмел тронуть
его блондина.
- Всё в порядке. Я рядом.
Николай успокоился только через час, хрипло дыша куда-то в плечо брюнета.
- Разговор останется между нами, - спокойно уточнил Достоевский.
- Спасибо, Дос-кун, - улыбнулся Гоголь.
Уже через пять минут он будет щебетать о чём-то незначительном, а Фёдор лишь закатывать глаза и вздыхать, молясь о тишине.
А через две недели с кровожадной улыбкой он притащится весь в крови в кабинет Достоевского и заявит, что убил "ту мразь". И посмотрит на брюнета, ожидая похвалы. И тот с тихим вздохом и незаметной улыбкой потреплет по волосам Колю. А Коля, подавшись вперёд, сцелует улыбку с чужих бледных губ.
