ID работы: 10845940

Лондонский мост: самый ценный трофей

Смешанная
NC-17
В процессе
46
автор
marsova666 гамма
Размер:
планируется Макси, написано 60 страниц, 6 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
46 Нравится 18 Отзывы 13 В сборник Скачать

Глава 3. Убийство на Чаринг-Кросс

Настройки текста
Настойчивый стук в дверь раздался утром, спустя несколько дней спокойной, привычной каждому жизни. Он прозвучал не слишком рано, чтобы сердиться из-за недосыпа, но и не настолько поздно, чтобы дома никого не оказалось. — Кто? — осведомился лакей, выскакивая из коридора. Он не торопился открывать: главное правило, которое доктор Картер вбил ему в голову, — никогда и никого не впускать без его непосредственного согласия, кем бы гость ни представился. — Комиссар Рихтер! — донеслось с улицы с каким-то поразительным напором. Йенс говорил громко, со свойственным, нарочито утрированным произношением, чтобы Генри наверняка услышал и не подверг его личность сомнению. И после столь яркого представления он рассчитывал увидеть перед собой именно Картера, но ошибся: — Я открою, спасибо, — Нельсон обогнал лакея и, провернув ключ дважды, возник в проеме. Он стоял, обутый в сапоги, в коричневатых рабочих штанах для верховой езды с такими же коричневыми лямками, которые он то ли намеренно ослабил, то ли не замечал, что они болтались и подчеркивали тем самым его незаурядный вид. Рукава льняной рубашки были закатаны по локоть, верхняя пуговица на воротнике оставалась расстегнутой. — Доброе утро, комиссар. — Мистер Стивенсон, — поздоровался тот, разочарованно сложив губы. — Доброе. А доктор Картер что, занят? Йенс выглядел любезно, но его любезность испортилась на глазах, став какой-то насильственной. Нельсон обратил на это внимание, но все равно улыбнулся в ответ. Все-таки Рихтер не подлый человек, не злой, что было им сполна доказано, а это стояло выше непростого нрава. — Скоро освобожусь! — послышалось со второго этажа. — Я недостаточно застегнул жилет! Рихтер задумался, устремив глаза наверх, к козырьку покатой крыши, сбоку от коего висели острые подтаявшие ледяшки, но когда сакральный смысл сказанного озарил его, подобно мартовскому солнцу, он вынужден был с иронией признать: — Бесспорный аргумент, — и подался вперед, чтобы войти: — Разрешите? — Конечно. Некрасиво было говорить через порог. Йенсу уступили проход, и он, остановившись подле Нельсона в прихожей, решил-таки спросить для поддержания беседы, как у того обстояли дела с арендой квартиры. Рихтер самому себе поклялся годами ранее, что не предаст Картера, даже если их дороги впоследствии разойдутся, и не раскроет его тайну всему осуждающему свету. Он не думал рушить обещаний, подавляя чувства непонимания и дискомфорта, однако надеялся, что с переездом Стивенсона держать слово станет куда легче. — Со следующей недели вы навряд ли увидите меня здесь, — Нельсон понял подтекст, что скрывался под невзрачным вопросом, но не выразил ни тени неудовлетворения. Он не метил Рихтеру в друзья, считая то недостижимым и, более того, бессмысленным. Он смутно, но догадывался о причинах натянутого к себе отношения, а теперь практически убедился: минувшее дружелюбие со стороны комиссара объяснялось добротным количеством алкоголя и нежеланием портить никому вечер. В первую очередь, Генри. Обидно, конечно, но факт. — И где вы обустроились, если не секрет? — В Стретеме, неподалеку от Хэйбридж Авеню, — признался Стивенсон, рассчитывая на очередную остроумную или не очень колкость, однако Йенс держался спокойно: — Неплохой выбор, только карманников много, будьте аккуратны, — по какой-то причине он смерил его придирчивым взглядом, словно они обсуждали не район, а Нельсона конкретно, но отвлекся, увидев друга на лестнице: — Генри, наконец-то! — Какая срочность? — вопросил Картер самым обыкновенным голосом, а когда вспомнил, как представлял себе накануне их встречу, сменил тон: — Изволил осведомить меня о скандальном дельце? Он неторопливо спускался по ступеням, придерживаясь за перила, и фраза, вылетевшая из его рта, получилась до страсти гадкой, гораздо хуже, чем он сам распланировал. Но отступать было унизительно и поздно. Йенс округлил глаза, вышел вперед, не забыв перед тем вытереть об ковер ноги, и непонятливо повел головой. Он хорошо читал знаки и трактовал их без особого труда, но тут сомневался, что с ним до сих пор разговаривали вежливо. — Может, если ты выразишься конкретней и с простым лицом, я возьму в толк, о чем ты меня спрашиваешь. Привыкнув за столько-то лет к заносчивости Генри, он выучился принимать ее терпеливо, однако у любого терпения имелись границы, которые кончались там, где началось достоинство. — Он, наверное, хотел узнать, не пришли ли вы случайно с новостями о мадам Боу-Крик, — вмешался Нельсон, натянув глуповатую ухмылку. На ровном месте диалог перерастал в нечто нервозное, и он предпринял смелую попытку обернуть ситуацию вспять. У него получилось. — Мадам Боу-Крик? — повторил Рихтер. — А это при чем тут вообще? Он сдвинул брови задумчиво, угрюмо, разглядывая собеседников пытливым взглядом, а потом до него наконец дошло: — Разумеется, тебе обо всем рассказали… — Да, — сойдя с лестницы, Картер подскочил к нему и в сердцах выдал то, чего храбрился не говорить: — И я обижен!.. — Ради Бога, Генри! — Йенс простонал болезненно, не своим голосом, и все замолчали. — Не начинай! Нет здесь никакой тайны, и не было. Я верю, ты поклонник своей профессии, но как ты представлял себе этот разговор в день твоего приезда? Как только преимущество оказалось за ним — а он почувствовал его прекрасно — Рихтеру стало жарко, и он распахнул пальто на пуговицах, уперев в бока руки. — Не хочу кидать камень ни в чей огород, ты славно воспитал своих ребят, но язык за зубами они совсем не держат. Треплются, как бабы! Это они проболтались инспекторам, чтоб ты знал, о твоей готовности снова участвовать в расследованиях, вот я и здесь, пришел порадовать тебя сомнительными известиями. Но мадам Боу-Крик не имеет к моему приезду никакого отношения. Недалеко от Чаринг-Кросс произошло убийство, обстоятельства неприятные. Поедешь? Или тебя уговаривать? Генри сконфузился. Видя собственную неправоту и капризы, которым он дал чрезмерную волю, он резко потерял интерес к дальнейшей полемике и залепетал как ни в чем не бывало: — Поеду. У меня пациент вечером, но остальные вещи я могу позволить себе отложить. — Прелестно, — Йенс остыл не до конца, но достаточно, чтобы уступить в ответ. — Карета подана и ожидает у ворот. Он намеренно обратился сквозь Нельсона, даже посмотрел мимо него, и своего добился: Стивенсон отошел, уселся на табуретку рядом с комодом, снял с крючка шпоры и принялся надевать их на сапоги. Ему действительно нечего было делать на месте преступления — времена Капл-Брейкера давно прошли, — потому отсутствие приглашения не удивило ни его, ни Генри, но все равно стало капельку тоскливо. — Чаринг-Кросс, значит, — Картер покряхтывал, завязывая ботинки. — Вокзал, перекресток или станция метро? — Жилой квартал около вокзала. Ты в курсе, какая там публика, но на сей раз случилось кое-что похуже обычных неприятностей. Йенс затянул паузу, скрасив ее усталым вздохом, и голова его склонилась будто бы прискорбно: — Не думал, что скажу, но мнение мистера Стивенсона пришлось бы как нельзя кстати. Или вы по делам собирались? — обронил он, взглянув искоса на обувь Нельсона, и сразу ободрился. Генри прекратил ковыряться с ботинками. Как только Стивенсона об этом спросили, он вспомнил, что особенных дел на сегодня у него не было — так, по городу прошвырнуться и заскочить к знакомым кавалеристам — но признаться перед комиссаром в безделии он счел недостойным. — Собирался. Дела есть, но не в том количестве, чтобы не располагать свободным временем. Интрига ничуть не затронула его самолюбия, невзирая на утонченные потуги комиссара это сделать. А Генри их вовсе не заметил. — Договорились. Вы помните, как выглядит контракт. Подпишете на месте? — Рихтер сверился с часами. Его определенно удручало время, затрачиваемое всякий раз на поездки до дома доктора и обратно. — Подпишу. Спасибо. — Ставка в этом году выше, дела с бюджетом пока идут в гору. Но и спроса прибавится. Видите ли, под моим руководством порядки ужесточились, а дисциплина возведена в абсолют. Он кружил подле него, как коршун, и в конце спросил: — Не испугались? Йенс приметил краем глаза, как Генри сдерживал веселье и намеревался уже влезть с комментариями. Тогда он сделал предостерегающий жест рукой в его сторону и приказал строго, но беззлобно: «Помолчи!» — А должен? — спросил его Нельсон, поднявшись со стула и демонстративно вешая шпоры назад. Он волновался, как всякий нормальный человек волнуется перед такой ответственностью, и был немного сбит с толку внезапным предложением, но ничего общего с испугом не имел. Пройдя испытания, выпавшие на его долю по вине ныне покойного Уилсона Дэвиса, он оправился от них и считал себя готовым браться за дело вне основной профессии. Йенс предпочел молчание любому искрометному ответу. Лишь улыбнулся и взглянул на него с тенью высокомерия, сожалея о спешке. В противном случае он непременно попросил бы Стивенсона переодеться из страха быть неправильно понятым серьезными людьми. Генри, довольный стечением обстоятельств, накинул на плечи дубленое пальто с меховым воротником, второе снял с крючка и бережливо передал Нельсону; захватил шляпу и свой врачебный саквояж с расчетом, что успеет-таки выполнить хотя бы половину намеченных планов.

***

Йенс наотрез отказался раскрывать подробности, обмолвился только, когда на него надавили с обеих сторон, что преступление случилось жестокое. Выяснить у него что-нибудь про мадам Боу-Крик также не получилось, поэтому основную часть времени все молчали; темы для обсуждения закончились, толком не начавшись, и шелест колес по влажной земле задавал ритм поездки. Поджарые кони по привычке ломились вперед, сбивчиво рысили, по-лебединому изгибая шеи, и иногда кучер отпускал вожжи, позволяя им сорваться в галоп и промчаться с полмили. За запотевшими окошками экипажа пахло сырой свежестью, у леса до сих пор лежали обедневшие, прибитые дождями сугробы, однако с приближением к Вестминстеру воздух насытился нотками городского переполоха, а весь снег уже неделю как был растоптан лошадьми и пешеходами. Добравшись до Чаринг-Кросс, они завернули вглубь улиц и вскоре должны были остановиться около нужного дома. — Что в этом районе такого? — Нельсон смотрел на улицу и не узнавал ни единого места с тех пор как они отъехали от перекрестка. Архитектура была скучной, тусклой даже при свете дня. Ни красочных витрин на натяжных разноцветных козырьках, ни клумб с выстриженными газонами. Только дешевый паб и магазин поношенной одежды по соседству — сильный контраст практически за поворотом от географического центра города. Однако вряд ли дело крылось в эстетике. Ему нравился сам Чаринг-Кросс, это вечно гудящее пересечение трех главных улиц Вестминстера с южной стороны Трафальгарской площади, возглавляемое статуей Чарльза I, восседающего на коне и смотрящего в сторону Банкетинг-хаус. Невзирая на шум и неиссякаемую людность, там, по мнению Стивенсона, сильнее всего ощущался лондонский нрав: стремление любой ценой успеть самое дорогое на свете — пожить. Еще там, напротив страхового агентства, находился многоэтажный госпиталь с вычурным, пышным фасадом, с колоннами и лепниной; у Генри было много самых разных историй, связанных с его стенами. — Проще сказать, чего здесь нет, — ответил Рихтер недовольно, но воспоминания все равно вызывали на его лице саркастичную улыбку. — Уважения к власти и к порядку. Скажи, доктор? — Мягко выражаясь, — двинутый плечом, Генри кашлянул, а после указал пальцем в окно со своей стороны: — Вон на той вот улице меня ограбили. Отняли часы, кошелек, даже шляпу забрали. Хотели прихватить саквояж, но выронили по дороге и не стали подбирать, испугавшись стекольного грохота. Все микстуры мне побили. Дернул ведь черт пойти от больницы пешком до Пикадилли! Заметив, что Йенс уже начал злорадствовать, чего наверняка и добивался изначально, Картер вызывающе сложил губы, повел бровью и прибавил: — Но меня хотя бы не прорезали до кости, в отличие от некоторых. — Оборонительная рана, — вопреки ожиданию, Йенс с энтузиазмом задрал рукава, показывая обескураженному Нельсону шрам на предплечье, который по-своему ценил. Потому что победил в неравной драке и не пискнул, пока Генри его зашивал. — Не слишком гостеприимно… — протянул Стивенсон, отводя глаза. Он полагал, что тема закрыта, однако Рихтер не смолкал: — Поблизости расположен главный транспортный узел Лондона. Ежедневно сотни работников обслуживают вокзал и станцию метро. Большинство из них не могут позволить себе жить в центре или хотя бы около него, но сюда в свое время целыми семьями въехали конструкторы, управляющие, машинисты, проектировщики путей и некоторые члены администрации. Одним словом, граждане приличные. — Откуда тогда такая репутация? — Ее создают те, кто ошивается около вокзала и заглядывает в район с дурными помыслами. Грабит, бьет, убивает. Разыскать пришлых тяжело, я бы сказал, почти невозможно, и местные перестали доверять полиции. Круг замкнулся, — он с досадой хлопнул себя по коленям. — Нас обвиняют в бездействии, во взяточничестве, в покрывательстве и прочих грехах, даже говорить с нами не намерены. Констеблям тяжелее всего, их оскорбляют, закрывают перед их носом двери, пытаются задавить экипажами и так далее. Рассчитывать на содействие не стоит. Сами увидите, а я еще раз предупрежу вас обоих: зрелище ужасное. Так что не стесняйтесь говорить, если станет плохо. Кучер остановил лошадей — приехали. К тому времени у подъезда, который испокон веков никому не был интересен, скопилась толпа народа: в разгар рабочего дня людям особенно хотелось влезть не в свои дела. Причем не только жизнь, но и чужая смерть привлекала их внимание и заставляла останавливаться, наблюдая за тем, как выходили на перекур несговорчивые инспекторы и огрызались констебли, охранявшие место преступления от посторонних глаз. — Умерла за свои грехи, распутная! Потому что жила непотребством! — вопил кто-то из разношерстной массы. Как позже выяснилось, это была миссис Хиллс, но ее имя никому ни о чем не говорило: — Она наводит столько шума, как на барахолке, честное слово, — простонал Генри, прежде чем выйти из экипажа. Пары минут не прошло, а он уже устал от ее визгливого голоса. — Ее нельзя отсюда убрать? — Пускай голосит, — отмахнулся Йенс. — Зато нас никто не допытывает, все слишком увлечены обсуждением грехов. К сожалению, им скоро надоест, так что предлагаю пошевеливаться. Он крикнул, требуя народ их пропустить. Когда прохожие расступились под вздохи явного негодования, стало возможным зайти в узкий неосвещенный подъезд. Зловонный до тошноты запах гнилого металла, издаваемый самой смертью, встретил их на лестнице вперемешку с табачным дымом, и с каждой ступенью сильнее въедался в ноздри. Дверь в квартиру на верхнем этаже была приоткрыта. Около нее, облокотившись на грязные стены, стояли и разговаривали двое мужчин в инспекторской форме, абсолютно разные на вид. Вне всяких сомнений, это были воспитанники комиссара, однако обретенные полномочия сказались на их внешности неожиданным образом. Первый, правда, несильно изменился: обычного роста, костистый брюнет с родинками на широкоскулом лице и с вечно спесивым, самоуверенным взглядом, который так сильно не нравился Рихтеру; он разве что обновил прическу, успешно подражая денди, возмужал и перестал сутулиться. Его тонкие губы сотрясали тлеющую сигарету, пока он договаривал очередную свою мысль, а руки были спрятаны в карманах плотных брюк. Второй же джентльмен оказался вдвое шире предыдущего себя. Его щеки округлились, порозовели, и нос немного терялся на одутловатом лице, а густые и мягкие волосы орехового оттенка, зачесанные назад, смотрелись забавно, зато глаза его, серые, монолитные, блестели ярче и добрее, чем у напарника. — Господа. Инспекторы Энтони Бэлфорд и Чейз Одли, — представил их Йенс по порядку, не скрывая наставнической гордости. — Доктор Картер, мистер Стивенсон, приятно работать с вами лично! — залепетал Чейз звенящим голосом, расправив плечи, и пуговицы его темно-синего кителя чудом остались на месте. Энтони почтительно кивнул, бросив на пол сигарету и притоптав ногой. Оба протянули руки, и когда с приветствиями и формальными любезностями было покончено, то инспекторы расступились, освобождая проход. Размах трагедии стал виден с порога. Стены и пол были забрызганы кровью повсюду, начиная с прихожей; вокруг царил беспорядок: разбитые фоторамки, упавшие с комода, сдвинутый диван и опрокинутая ваза на невысоком столике в зале. Запекшиеся багровые следы контрастировали на бежевом ковре в гостиной; из-за плотных, наполовину задернутых штор сочились солнечные лучи, подсвечивая золотым крупицы пыли, мелькали на темной мебели, озаряя безобразные вещи. А в комнате подальше — спальне — прямо около застеленной кровати, лежала бездыханно молодая женщина в полупрозрачном одеянии. Все пятеро прошли внутрь в полной тишине. Никому не хотелось говорить, не получалось подобрать достаточно емких слов, да и толку в них не было. — Кто она? — Картер осторожно переступил через тело и опустился около него на корточки. О подобных зверствах ему только рассказывали, и ком сам собой образовался в горле, вынуждая надрывней говорить. — На ней не осталось живого места. Это я говорю вам без каких-либо преувеличений. Шея несчастной была исполосована, ее практически обезглавили. Распущенные волосы медового цвета спутались, частично прикрывая мертвенно-белое лицо. С уголков разомкнутых губ спускались кровяные полосы. Напитанная алостью ткань домашней рубашки ниже колена прилипла к телу, собралась складками и так засохла, став жесткой и грубой вместо должной шелковистости. Далеко не сразу Генри увидел, что рубашка, по-видимости, светлая, а из-под выреза в районе ключиц выглядывал серебряный крест на цепочке. — Сьюзен Палмер. Двадцать восемь лет, известная здесь жрица любви, — сказал Чейз и сверился на всякий случай с документами. — Но она была из высшего света, так сказать, клиентов принимала на дому, работала на себя. Со слов жильцов, неконфликтная, врагов не имела. Только периодически цеплялась языками с миссис Хиллс, причем ссору провоцировала именно последняя. Это та, которая вопит под окнами. Стивенсон стоял, перемежаясь, с серьезным выражением лица, хотя в действительности не особо слушал: настолько ему стало нехорошо. Но он не собирался жаловаться, взял себя в руки, чтобы не ударить в грязь лицом перед инспекторами, а тем более перед комиссаром. По крайней мере до тех пор, пока мог сдерживать головокружение и тошноту, не позволяя им влиять на мыслительные процессы. — Пока вас не было, мы отыскали ее дневник с расписанием клиентов, — вступил Энтони. Речь его была какой-то тягучей, небрежной, словно он в принципе не любил говорить. Но он любил, просто делал это на людях в своей манере, сопровождая прокуренный голос скверным выражением лица. Он влез рукой под китель и вынул оттуда записную книжку в кожаном переплете, после чего передал Йенсу, предлагая лично взглянуть. Перед последними заполненными страницами лежала бумажная карточка. Довольно старая, судя по характерной желтизне. На ней в полный рост был изображен лис в человеческой одежде: в охотничьем землисто-зеленом рединготе, в охровых брючках и гетрах до колен. На голове меж двух ушей красовалась войлочная шляпа, у ног, обутых в невысокие жесткие сапоги, покорно лежали борзые. В одной лапе он держал ружье, в другой — добытого фазана. Йенс принял карточку за обыкновенную закладку, хотя она показалась ему знакомой. Он точно где-то видел ее, или нечто безумно похожее, и дряблость собственной памяти его удручала. Не сумев сказать ничего конкретного, он убрал ее под обложку и спросил, что удалось выяснить насчет клиентов жертвы. — Мисс Палмер была весьма осторожна, вместо полных имен писала инициалы, но кое-что может оказаться полезным, — докладывал Чейз, спрятав свои короткие пухлые руки за спину. — Если верить записям, последний человек приходил к ней в пять часов вечера. Генри огляделся. Обнаружив, что все смотрели на него в ответ, причем требовательно, он сделал странное лицо, повел головой и вернулся к работе: ощупал затвердевшие мышцы, надавил пальцами на трупные пятна, наблюдая за пигментацией, проверил кожу, слизистые, а затем объявил: — Вряд ли клиент причастен. Смерть наступила около десяти часов назад. От десяти до двенадцати, вот так. А сейчас почти полдень. Сколько в среднем мужчины тратят на подобные развлечения? — рассуждал он сам с собой, но почему-то поглядывал на комиссара. — Думаю, где-то четверть часа от начала до конца, ну полчаса максимум. Это если мужчина один. Если их сразу несколько, как в джентльменских клубах, то… Что? Что я такого сказал? — Ничего, Генри, спасибо за информацию. Подтверди, пожалуйста, причину смерти, — протараторил Йенс, потирая рукой переносицу, и ровно на секунду, среди сущего ада, Нельсону стало забавно. Нечасто Рихтера заставали смущенным. — Множественные колотые раны в области груди, живота и шеи. Здесь навскидку не меньше дюжины. Большинство из них прижизненные, повлекшие за собой разрыв органов. Отверстия небольшие, глубокие, края ровные. Похоже на складной охотничий нож… Стивенсон ясно понимал, что в работе с телом от него не будет никакого толку — в конце концов, его звали сюда не за тем. Он скрытно, по собственному мнению, отошел от остальных, но его замысел сразу раскрыли, и он почти ощущал сквозь одежду, как едко глаза Рихтера поглядывали на него время от времени. Однако, он игнорировал их. — На ее руках глубокие порезы, характерные для защиты, — звучал за спиной собранный голос Картера. — На вскрытии я установлю, в каком порядке жертве наносили удары и где, вероятнее всего, стоял убийца. На нее напали с порога? — Мы полагаем, чуть дальше, на входе в гостиную. Именно оттуда тянутся следы, — ответил Энтони. — Потом завязалась борьба, которая кончилась здесь, в спальне. Оценивая обстановку и настраиваясь на рабочий для себя лад, Нельсон прошел мимо комода, невольно подмечая брызги крови на отражении, к невысокому столику и наклонился, разглядывая выпавшие из вазы цветы: хризантемы, георгины, герань. Они уже успели подвять, на листьях и нежных лепестках появились темные окантовки. — То, что она боролась за жизнь, не вызывает сомнений, — подытожил Генри, приподнимая руку убитой за тонкое посиневшее запястье и показывая содранные ногти. Он старался быть равнодушным, но вздохи искреннего, человеческого сожаления проскальзывали в его речи. — Причем боролась до того отчаянно, что… Договорить ему помешали звонкие крики откуда-то с лестницы, перебиваемые спешными, частыми шагами. Следом за ними приказывали: «Стой!», «Куда?!» — по всей видимости, это ругался констебль. Все отвлеклись. Входная дверь раскрылась настежь, и в квартиру, ко всеобщему потрясению, внесся ребенок — парнишка в рваных одеждах, лет десяти на вид. Он бежал запыхавшись, в слезах, вопя что-то совершенно невнятное, и ему оставалось до спальни совсем немного, когда Нельсон кинулся ему наперерез, сгреб в охапку, поднял и развернул в обратную сторону. Берет с козырьком слетел с русой мальчишеской головы, упав на ковер рядом с цветами. Вместе с ним откуда-то из кармана телогрейки выпорхнула бумажка, до которой никому в суматохе не было дела. Она потерялась под ногами, притопталась в ходе возни и осталась валяться незамеченной. — Нет, нельзя… — Нельсон держал худощавое извивающееся тельце крепко, толкая его к выходу, но малец не сдавался: — Перестань, перестань же… Ай! Her er forbandelsen! Gøre ondt! — теперь кричал уже Стивенсон, одергивая укушенную руку. Генри, сочтя беду неминуемой, стащил с кровати легкое скользящее покрывало и наспех, кое-как накрыл им усопшую. Напряженные до спазмов скулы выдавали его панику с потрохами. Мальчик вырвался, побежал опять, но к тому времени Рихтер с инспекторами загородили проход. Тогда он растерялся, замешкался, дергаясь из стороны в сторону, и поднял на мужчин покрасневшие глаза, полные страха и безутешного отчаяния. — Ты кто? — спросил его Йенс ровным голосом с шипящими нотками. Он выглядел строгим, спокойным, хотя детские слезы причиняли ему сильную боль. Ребенок таращился на него, точно немой, лихорадочно хватая ртом окутанный смертью воздух. Высокая фигура перед ним, облаченная в длинное прямое пальто, столь же смоляно-черное, как волнистые, беспорядочно лежащие волосы на голове у его обладателя, и это узкое лицо, взирающее сверху прищуренным взглядом, довели его до крупной дрожи. Так и не получив ответа, Рихтер потянулся к нему, дотрагиваясь до острого плеча, как тот, разглядев позади силуэтов босые женские ноги в кровавой луже, шарахнулся от чужой руки, вскричал во все горло, а потом, разрыдавшись, наступил комиссару на ногу и кинулся прочь, чуть не сбив во входных дверях констебля. Последний же, не успев толком отдышаться, устремился за ним вниз. — Вот паршивец! — вырвалось у Йенса вслух, пока он прыгал на здоровой ноге. — Кто это, черт возьми, такой?! — Похож на беспризорного, — сказал Энтони и похлопал себя по карманам на нервной почве, щупая сигареты. — По нашим знаниям, детей у погибшей нет. Генри поднялся на ноги и выскочил из спальни, едва не запнувшись о лежавшее в проеме тело. Игнорируя ворчащего комиссара и задев плечом неповоротливого мистера Одли, он устремился к Нельсону и первым делом взял его руку — крови не было, остались лишь характерные следы вместе с покраснением, и это вменило доктору немного успокоения на фоне образовавшегося хаоса. — Вы в порядке? — к ним подоспел Чейз. Он беспокоился искренне и столь же искренне сопереживал. Увидев отметины от укуса, он добавил: — Наверное, паренек всех нас испугался. — Комиссар, разыскать его? — спросил инспектор Бэлфорд и встрепенулся, готовый кинуться в погоню. — Вы сначала место преступления опишите по всем правилам, сыщики! — вскипел Рихтер. — Составьте протокол, приготовьте отчеты, а потом идите хоть клопов по углам вылавливать! Йенс был отныне не в настроении. И если утром он мог обуздать свое недовольство, то отдавленная нога лишила его всякого терпения. Он злился не на кого-то конкретного и уж тем более не на ребенка, но ему не нравилось, как стремительно ситуация выходила из-под контроля. Нельсон решил, что ему безотлагательно надо удалиться. Признаться в этом Рихтеру он не осмелился, дабы не попасть грешным делом под горячую руку, поэтому осмотрелся, потер горло и тихо сказал Генри и Чейзу, что хочет выйти. Свежий воздух ему сейчас, несомненно, пошел бы на пользу, как и всем остальным, но ему не давал покоя еще один возможный участник этой прискорбной истории, на которого никто пока не сделал ставок. — И вот еще что, — прибавил он, поднимая с ковра оброненный берет и показывая инспектору. — Передам констеблю. Чейз одобрительно кивнул и оставил их. Тогда Картер спросил у Нельсона, ненавязчиво придержав за рукав, все ли в порядке и не пойти ли ему с ним, но тот мотнул головой, заверив, что справится. — Иди, конечно, если тебе тоже невыносимо более здесь находиться, — дополнил он с заботой, как только все вернулись к своим делам. — Пока сносно, — ответил Генри, постепенно отходя назад, в самый эпицентр бури. — Но я спущусь в случае чего. Он — сердечный друг комиссара Рихтера — приходился одним из немногих, кто умел не только завести его с полуоборота, но и успокоить в надлежащий момент, и момент такой настал. По дороге из квартиры Стивенсон на что-то наступил. Он нагнулся и поднял с пола картонную карточку наподобие той, что лежала в записной книжке убиенной, только рисунок на ней отличался. Не желая поднимать шум на пустом месте и проверять нервы Йенса на прочность, Нельсон убрал находку в карман и, пользуясь всеобщим отвлечением, выскользнул за дверь.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.