лунный свет в преступном мире

—Нам нужен план, — сказал тот «репоголовый» — Именно, — сказал Тоору, — Нам очень нужен этот товар,поэтому нам нужно либо найти другую дорогу, что весьма проблематично, либо мы поступим так, как скажу я. На удивление Иваизуми, Ойкава стал более серьёзнее и спокойнее. Нотки надменности ушли из его голоса. Он настоящий лидер, который знает, что делает. Так ведь? — Слушайте внимательно, — приказным тоном сказал шатен. Всё выпрямились и уставились на него, будто он тут главная клетка мозга: — Нам нудно предотвратить утерю товара и чьих-то жизней, поэтому мы сделаем приманку: разделимся на две группы и сядем в разные машины. В первой машине будет Кентаро, Я и Матсукава. Во второй машине будут Киндаичи, Ватари и Ива-чан. Итак, первая машина приедет к лагерю Карасуно и договорится, чтобы они немного подождали, чтобы товар забрала машина номер два. Мы уезжаем, якобы уже с товаром и натыкаемся на засаду Шираторидзавы. Так как я, Матсун и Свирепый Пёс хорошо справляемся в блишнем и рукопашном бою, то мы будем той самой «приманкой», а машина номер два на первом повороте свернёт на проселочную дорогу и заберёт товар и уедет. — А если вам поданобится подкрепление?— спросил Ватари. — Вы приедете к нам и мы вместе уложим их на лопатки, Ива-чан, если что сможет нас подлатать, так ведь? — он ехидно посмотрел на Хаджиме, будто бросая ему вызов. — Да, —на выдохе сказал брюнет. Он был в шоке, ком подступал к горлу, создавая неприятное ощущение. Он ещё никогда не думал, что его жизнь обернётся ему именно такой стороной. — Вот и отлично. Вторая машина поедет раньше, через посёлочную ехать дольше. Всё, все свободны, готовтесь.— С этими словами Ойкава вышел из комнаты. — Да не переживай ты так,— кто-то положил руку на плечо Иваизуми, — если ты не владеешь оружием, то мы поможем. Всё таки ты теперь в Сейджо. Ива повернулся и увидел, кажется Ватари. Тот улыбнулся ему и ударил по плечу, но, видимо, не рассчитав силу, ударил не «по-товарищески», а так, что Хаджиме провалился на пол, но вовремя успел сгруппироватся и упал только на колени, разодрав их о жёсткий железный пол этого помещения. — Ой, ну ты это....прости? Я правда не хотел так сильно, — юноша резко спохватился, помогая встать пострадавшему — Всё в порядке,— Хаджиме было не то что больно, скорее неприятно, и не такое бывало с ним, как говорится. У Хаджиме очень чувствительная и нежная кожа. Обо что бы от не ударился, куда бы ни упал — синяк и ссадины. Его уже покойная бабушка называла его «стеклышко», ведь он был настолько же хрупкий, как и оно. Иваизуми очень любил бабушку, но она заболела серьёзным заболеванием. Он пытался лечить её, работал на подработка, чтобы накопить на дорогущие лекарства, но все было тщетно. Она умерла спустя месяц и две недели, после известия о её болезни. Хаджиме был разбит. С родителями у него были не то чтобы хорошие отношения, скорее доверительное, но он очень их любил. Отец был учителем, мать - детским врачом. Они были очень хороши в своих специальность, мать однажды получила премию, как «самый лучший детский доктор года», но счастье длилось не долго; сначала отца убили в подворотне, мать повесилась, когда узнала об этом. Иваизуми был разрушен. Ему тогда было восемнадцать и все наследство перешло ему. Он жил и продолжает жить в квартире родителей, хоть и с огромным отеком на сердце,представляя,как на этом диване сидел отец и смотрел передачи про спорт, а тем временем на кухне мать готовила вкусный ужин. Слезы сами покатились по щекам от нахлынувших воспоминаний. Обычно он сдерживаю какие либо эмоции, ведь он «мужчина—эталон сурово ти, а плачут только девчонки». Но сейчас он не мог следовать этому принципу. Он плакал, не жалея себя и своих сил. Ему так одиноко. Казалось бы, прошло около трех лет со смерти родителей, но он переживает эти воспоминания будто в первый раз. — Настолько больно что-ли, Ива-чан?, — раздался уже привычный насмешливый голос Ойкавы — Заткнись, Дуракава. — Вы только посмотрите, какой неженка у нас тут, небось, в детстве родители избаловали, да? Терпение уже на ниточке. Тоору отлично умел видеть слабости людей, он читал их как открытую книгу и это поражало, и одновременно пугало. — Сука, захлопнись! Какая тебе разница, как меня воспитывали? Тебя, видимо вообще манерам не учили, сукин ты сын! Ойкава немного опешил, но продолжил свои издевки: — Я учился манерам сам, преступный мир не пощадил моих родителей, как и твоих скорее всего. Иначе ты бы не подорвался так резко, будто волк к мясу. — Любишь самоутверждаться за счёт других? — Я не самоутверждаюсь, лишь доказывают другим, что я более сдержаней и умнее. Но Иваизуми уже его не слушал. Рана на сердце снова открылась и Ойкава высыпал на неё слишком много соли. Его всегда задевали слова про его семью, хоть он и был слишком суров и холоден для слез и лишних эмоций. Слезы сыпались градом, он не мог их удержать в глазах. Он забыл про содранные в кровь колени, забыл про миссию, забыл заносчивого Ойкаву...кстати о последнем: что-то мокрое притронулось к его коленке. Хаджиме открыл глаза и увидел перед собой голову Ойкавы, что так бережно, с особой осторожностью обрабатывал спиртом его раны. — Я переборщил, прости. Он продолжил обрабатывать царапины. Шатен приступил к другому коленку, доставая новую ватку и обильно смачивая её спиртом, приложил к ране. Она начала шипеть и было больно. — Подуй. — Что? — Подуй на рану, пожалуйста. Так всегда делала его бабушка, когда он приходил с очередным ссадинами после прогулки с местными детьми. Она дула очень бережно, ведь знала что Хаджиме очень чувствительный мальчик. Как эта просьба вылетела из его рта? Он сам не мог понять. Он вылез из своих воспоминаний только тогда, когда почувствовал, что тёплый воздух попадает на рану. Стало легче. Он посмотрел вниз и увидел, как розоватые губы Ойкавы сомкнулись в трубочку и бережно дули на ранку, не забывая прижимать её ваткой. Иву слишком накрыли флешбеки детства, что одинокая слеза опять прокатилась по щеке. — Я закончил. Эй, ты что, опять? Ну ну...не начинай тут опять сопли пускать. Никогда бы не подумал, что ты такой неженка. — Я не не неженка. — Кому ты тут врешь....ну не ноооой,— почти настонал Тоору и....обнял? Да,обнял. Он подошёл к брюнету, положил его голову на свое плечо и обнял его так кремпо и нежно, как Иваизуми ещё никогда не обнимали. — Успокойся. Ну же, тшшшш.... Они точно не знают, сколько стояли вот так, может минут пять, может полчаса, а может...может быть они хотели стоять так вечность. Сейчас время для них не важно, важен лишь Хаджиме, что почти успокоился в тёплых руках Тоору, и Тоору, рука которого лежала на голове юноши, поглаживая и перебирая его мягкие волосы с особой заботой.