Меня сломали, мне скучно и я хочу в подвал

Кирилл всё ещё поверить не может, что труп мужика, которого так любил Серёженька, и который Птица с воистину ослиным упорством пытался заменить Гречкиным, оказался жив. Или что Птица не послал его нахуй, в прямом или переносном смысле, а принял домой с распростёртыми объятиями. По мнению Кирилла, всё это можно было сравнить с пережёвыванием битого стекла. В какой-то момент кажется даже прикольным, но после визит в травму обеспечен. Кирилл знает, у него детство вообще интересное было. Правда сам этого не помнит почти, только то, что было больно и хотелось к маме. Так что метания Птицы Кириллу не нравятся. Тот ещё больше начинает походить на психа, со всеми этими хождениями по комнате и резко меняющимся настроением. А ведь Гречкин и понятия не имеет, что с этим можно сделать. В итоге он вспоминает одно-единственное занятие с психологом, назначенное ему директором тогдашней школы. Помнит Кирилл также о том, как его отец узнал об этом, и школа моментально сделалась бывшей, а директор и женщина, которая решила покопаться в его мыслях, лишились работы. Кирилл не чувствует себя за это виноватым, все они знали, что случится, если они посмеют бросить на него хотя бы один косой взгляд, и всё же на протяжении лет ещё двух, наверное, он вёл личный дневник. До того момента, как окончательно не решил наплевать на собственную жизнь. У него было всё, а значит он мог вести себя как угодно, выкручиваясь из любой ситуации. И вот сейчас, вертя тонкую тетрадку, полностью пустую, он вновь ощущает, как в его голову закрадываются сомнения. Неужели он всё-таки уязвим? Хотя бы в чём-то, хотя бы перед тем странным чувством, которое теперь намерено его задушить? Кирилла бесит это, но ещё больше его бесит Олег, решивший, что ему здесь будут рады. Ну сдох, так сдох, на хрена обратно-то приползать? Так что дневника из тетрадки так и не выходит. Вообще-то, куда больше она походит на попытки справиться с ситуацией, хотя бы с помощью обдумывания плана идеального убийства. Такого, чтобы Олег Волков раз и навсегда ушёл бы с их горизонта. В конце концов, один раз Кирилл уже убил человека, который даже ничего ему не сделал, так что его остановит от того, чтобы убить того, кто мешает? Но, конечно, он бы не стал пытаться сбить Олега на машине. Не-а, он всё ещё не хочет оказаться в тюрьме. На самом деле, он в принципе не особенно хочет выходить из этого долбаного подвала. И это говорит о том, что увяз Кирилл куда глубже, чем по уши. Возможно, ему стоило бы найти ту дамочку и попросить у неё совета, что делать с жизнью, которую собственноручно пытаешься окончательно слить в унитаз? Может быть, она бы даже ответила. Со своей-то жизнью должна была как-то разбираться, когда её вышвырнули из привычной жизни. И вот сейчас, спустя столько лет, Кириллу всё-таки становится немного совестно. Конечно, она нарушила его личное пространство, ему неприятно было, что она покопаться в его голове пыталась. К тому же, всегда оставался шанс, что кто-нибудь узнает, и его назовут психом. Тогда Кириллу это казалось верхом унижения. Сейчас ему глубоко наплевать, для его описания и не такие фразы использовали. В общем, Кирилл находит себе новое хобби, и он уже в подвале, так что его не особенно волнует аморальность собственных поступков. Тем более, он же не убивает Олега по-настоящему. Оправдание так себе, и тем более это непривычно потому, что Кирилл не ищет себе оправданий. Обычно он просто делает и смотрит, куда это его заведёт. Так что однажды он оставляет свою тетрадь прямо на обеденном столе. Не то, чтобы совсем специально, но и не случайно. Он ждёт, что Птица велит ему убирать свои вещи, Птица вообще немного на порядке помешан, но тот, как и всё последнее время, выглядит потухшим. Смотрит в свою тарелку и даже не пытается что-то оттуда съесть. Кирилл почти возмущён. Птица должен заботиться о себе получше, если не хочет однажды умереть и оставить Кирилла здесь совсем одного. Чёрт, он обещает себе больше никогда не читать ужастиков, особенно тех, которые по сюжету похожи на его собственную жизнь. — Съешь хотя бы мясо? — интонация выходит вопросительной, как бы Кирилл не старался. Птица рассеянно кивает, подцепляет кусок, но в рот его так и не отправляет, — Ты же понимаешь, что если хочешь вернуть его, должен выжить? Естественно, Кирилл утрирует. Он не думает, что Птица вообще ничем не питается. С ним он, в конце-то концов, разделяет максимум один приём пищи в день. И всё-таки Гречкину неспокойно. Он с удивлением вслушивается в себя, потому что прежде его волновал только он сам, да и то, поскольку-постольку. — Я выживу, а вот ты сам ничего не ешь, — Птица слабо улыбается, упирается подбородком в ладони и укоризненно качает головой, как будто бы именно Кирилла тут нужно обвинять. Это не так, и Гречкин хмурится, готовый к перебранке. Его нервы уже просто не выдерживают чужой постной морды. К тому же, он правда волнуется. Больше даже не пытается обманывать себя, что подцепил какой-то вирус, сделавший его до странного чувствительным. — Жду хорошего примера, — вместо очередной ссоры Кирилл ухмыляется, как бы приглашая Птицу разделить с ним шутку. — Не думаю, что способен его подать, — о Боже, Кирилла правда это окончательно достаёт. Он не хочет погрязнуть в чужой депрессии, когда единственный, кого действительно следует жалеть — он сам. — Если он так тебя бесит, убей его. Прах праху, и всё такое, — в итоге, выходит немного резче, чем планировалось, но эффект того стоит. Вилка неудачно падает, задевая тарелку, и в итоге обед летит Птице прямо на ботинки. А у Кирилла только засмеяться получается, потому что Птица сидит и растерянно смотрит на собственные ноги. Гречкин на мгновение, только на мгновение залипает на его ресницах и всё, смеяться больше не хочется. Хочется просто кинуть Олега в чан с кислотой, чтобы не смел всё портить. — Не думаю, что это хорошая мысль, — а вот Кирилл не согласен, да и в голосе Птицы ему отчётливо слышится сомнение. — Я вообще не понимаю, почему ты его не послал? — Кирилл знает, что это не его дело, что он-то тут на правах не волка, скорее шкодливого хомячка, но сдержаться не может. — Серёжа, - Птица пожимает плечами, — Всегда всё упирается в него. Он улыбается, но эта улыбка куда больше походит на гримасу. Ну вот, кажется Кириллу, и Серёжа этот уже окончательно перестаёт нравиться. Если бы только Птица бросил свои попытки вернуть несбыточное и сосредоточился бы уже на настоящем… — Я заметил, — Кирилл старательно прячет недовольство, но, кажется, зря. Потому что Птица вообще его не слушает, разглядывая свои пальцы. — Я не умею один, — от чужих слов Кириллу становится как-то тошно. Он-то, теперь, кажется тоже больше не умеет. — Но он же делает тебе больно, - Кирилл сам себе напоминает ребёнка, разревевшегося перед витриной со сладостями. В глазах Птицы он наверное выглядит ужасно глупо. Как тостер, решившийся поучать владельца. — Не он, — Птица только плечами в ответ пожимает. Пресекает все дальнейшие вопросы Кирилла, поднявшись из-за стола.

***

На следующий день Птица выглядит значительно лучше. Всё таким же заёбанным, но в его глазах горит жажда деятельности, и это чертовски много по сравнению со всей прошлой неделей. — Ты выглядишь довольным, — Кирилл выхватывает у Птицы поднос, сам расставляет еду на в кои-то веки чистом столе. Ему хочется угодить, хотя бы так успокоить, чтобы Птица почувствовал себя в безопасности. Глупо, конечно. — Нашёл ещё парочку толковых ребят, — Птица пожимает плечами. На самом деле, Кириллу правда интересно, как всё это работает, ведь Птица — не Сергей, так почему никто так и не заметил разницу? — Олег знает, кто ты? — это важный вопрос, но Кирилл всё равно боится, что в ответ на него только наорут. Он вообще сомневается, что стоит заводить разговор на эту тему, но всё-таки начинает. — Думаю, догадывается, — Птица пожимает плечами, сверлит тяжёлым взглядом котлеты, — Мы не особенно много разговариваем. Кирилл в этом не уверен. Почему-то это кажется только отмазкой, но Гречкин не в том положении, чтобы жаловаться на недоверие. — Но если ты хочешь вернуть… — а вот этого Кирилл договорить уже не успевает. Птица переводит злой взгляд уже на него, и Гречкину приходится уворачиваться от удара вилкой. — Ай, — произносит возмущённо, несмотря на то, что до него так и не дотянулись. — Я не думаю, что Олег может помочь, — через пару минут Птица всё-таки объясняет. — Если уж Серёжа всё ещё не вышел, чтобы надавать ему по морде, понятия не имею, что ещё может помочь. — Почему он ушёл? — Кирилл заранее под стол сползает. Сверху что-то звякает. Ему нужно уже узнать, наконец, чтобы больше не мучиться от неизвестности. — Не сошлись характерами, — Птица вытаскивает его обратно, смотрит почти грустно. — А зачем он тогда вернулся обратно? — Кирилл всё-таки не спрашивает про чужую мнимую смерть, не хочет бередить раны ещё больше. — Догадался, кто может играть Чумного доктора, приехал, чтобы помочь замести следы, — посмотрев на его выражение лица, Птица улыбается даже, — Ну да, ну да, не собирался он меня останавливать. Неприязнь к Олегу возрастает ещё на несколько пунктов. Не потому, что Кириллу особо жаль убитых Птицей людей, нет, просто Гречкину кажется, что одного психа в окружении более чем достаточно. Разве Птице не стоило найти кого-то, кто будет его компенсировать? Впрочем, по таким критериям и сам Кирилл оказался бы на хрен ему не нужен. — Ну так, он убедился, что тебя так и не прижали, почему обратно не съёбывает? — Кирилл почему-то уверен, что этот вопрос Птицу тоже расстроит, но тот лишь пожимает плечами. — Я же говорю, мы не общаемся почти, — Птица демонстративно сосредотачивается на еде, Кирилл только вяло ковыряется в тарелке. Он придумывает ещё один план, правда, ни за что и нигде его не запишет. В конце концов, то, что Птица не обратил внимания на его тетрадь, вовсе не обещало, что всё так будет продолжаться и дальше. А Кирилл хочет помочь, а не заебать Птицу ещё сильнее. Так что он ждёт. Ждёт и готовится. Он должен будет сыграть самую убедительную роль в своей жизни. Сыграть так, чтобы ему поверили.

***

Кирилл ждёт всего-то ещё неделю. И даже это кажется слишком большим сроком, для человека, которого выбрал сам Сергей Разумовский. Но вот обстоятельства оказываются не совсем такими, каких он ждал. Накануне вечером Птица нагло отбирает у него последний халатик и не возвращает ничего из спортивных вещей. На справедливые упрёки Кирилла он только плечами пожимает и поясняет, что захватить с собой новые шмотки забыл, и вообще, пускай Кирилл это днём стирки считает. Остаётся только смириться, потому что на предложение постирать халат в раковине Птица реагирует возмущённой проповедью. Кирилл подозревает, что причины оставить его без шмотья были не столь прозаичными, в конце концов, Птице точно не составило бы труда купить ему что-то новое. Но Кириллу хочется спать и совсем не хочется спорить, так что он решает, что полдня он как-нибудь проходит, тем более, у него всегда остаётся одеяло. Вот так и получается, что к открывшейся двери Кирилл стоит голой задницей, пытаясь убрать пыль с новообретённой полочки. Пыль, судя по всему, завестись там попросту не успела, но Кирилла успокаивает сам процесс. Он знает, что хотя бы отсутствие чёртовой пыли зависит от него. На дверь же Кирилл не реагирует принципиально, должен же Птица знать, как сильно задел его нежные чувства. — Блять! — от явно чуждого этому помещению голоса Кирилл подскакивает и поспешно оборачивается. Вот ведь, ни раньше, ни позже. Теперь остаётся призвать все имеющиеся актёрские способности. — Вы кто? — он внимательно рассматривает высокого, массивного мужика, на всякий случай отступает на пару шагов. Да уж, Волкова он представлял себе не совсем так. — Меня больше интересует какого хрена здесь забыл ты? - Олег подходит ближе, буквально вклинивается в личное пространство. Дальше даже играть не приходится, Кириллу страшно и немного противно. — Вы можете мне помочь? — слёзы текут по щекам, голос дрожит — великолепно. Кирилл отступает ещё, спотыкается об книжку, летит на пол, больно ударяясь задницей и локтями. — Пожалуйста, — он кое-как садится, чувствуя, как пол неприятно холодит кожу. Голос дрожит, но Олег почему-то, скотина, так и не реагирует, как положено. — Так что здесь делает Кирилл, мать твою, Гречкин? — Олег его вроде как и не слышит. Кириллу почти обидно, но только почти. Они ещё повоюют. — Он похитил меня! Вы должны помочь мне, — он снова срывается на рыдания. Некрасиво, зато вполне убедительно. Волков смотрит на него удивлённо. — Кто тебя похитил? — Кириллу кажется, что так Олег пытается понять, знает ли Гречкин личность Разумовского. Он мотает головой, пытаясь выиграть ещё пару секунд. Почему-то ожидалось, что всё будет куда проще. Что Олег хотя бы попытается ему помочь. — Птица, — Кирилл надеется, что не ошибся. И вот теперь Олег сам от него отшатывается, не ожидал, бедненький, услышать подтверждение своим страхам. — Пожалуйста, нельзя же так, — он уже не плачет почти, остаются одни всхлипы и причитания. Смотрит на Олега жалобно. Знает прекрасно, что тому видны все синяки на его теле. А их там более чем достаточно. — Нет, — внезапно Олег мотает головой, смотрит на него почти потерянно. У Кирилла от изумления окончательно слёзы высыхают. Почему-то он не подготовился к отказу. Думал, что Олег сделает хоть что-то, если не освободит, то хоть посочувствует, попробует поговорить с Птицей. Выроет себе могилу, да поглубже. — Но почему? — Кирилл предпринимает последнюю отчаянную попытку, падает перед Олегом на колени. Это ощущается чертовски неправильно, но он потом сам себя съест, если не опробует вообще все варианты.

***

— Что здесь происходит? — голос Птицы ледяной. Это куда хуже, чем злость или печаль, уж Кириллу ли не знать. Судя потому, как напрягается рядом Олег, его тоже пробирает. А ведь они Птицу даже не услышали, слишком поглощённые разговором. Кирилл тут же на ноги вскакивает, к стенке жмётся, смотрит на Птицу со всем испугом, который может наскрести. Если уж отыгрывать роль, то до конца, даже если всё идёт по пизде. Птица, впрочем, начать решает не с него. — Что тебе сказано было про этот этаж? — спрашивает всё так же, и Кирилл прекрасно замечает, как Олег вздрагивает, но упорно молчит, пялится только вызывающе. — Если уж заводишь игрушку, следи, чтобы она не сломалась раньше времени, — и отвечает совершенно не по сути. Кирилл понятия не имеет, куда спрятаться. Потому что в чужом голосе насмешка пополам с презрением, и вся она предназначена Гречкину. Ему страшно и противно и очень хочется сбежать отсюда. Кирилл хочет, чтобы всё уже наконец закончилось, он честно не знал, что всё обернётся именно так. Почему-то, по словам Птицы, Олега он представлял себе совсем по-другому. — Пошёл к чёрту, — Птица шипит на Олега, подходит к Кириллу, заматывает его в одеяло взятое с кровати. — Ты забрал его, а теперь пытаешься сломать жизнь ещё одному человеку, — смех Олега походит на истерику, наждаком проходится по коже. Кирилл чувствует тошноту, подкатывающую к глотке. Под «ним» ведь Волков явно не Гречкина имеет ввиду. Неужели он думает… Но почему Птица не говорит правду? — Не зарывайся, — Птица говорит почти мягко, но Олег отходит на пару шагов. Смотрит настороженно. Потом и вовсе разворачивается, уходя. Кирилл почему-то думает, что это далеко не конец. На этот раз его это больше не радует. Он ухитрился дёрнуть за хвост огромного злющего волка. — Это и был Олег? — Кирилла всё ещё трясёт, но, по крайней мере, он ощущает себя способным на беседу. Птица кивает. — Ты мне лучше объясни, какого хера здесь произошло? - Птица продолжает злиться, и Кириллу вдруг ещё страшнее становится. — А что я должен был сделать? — он всё-таки срывается на крик, понадеявшись, что Олег ушёл достаточно далеко, и ещё больше опозориться не получится. Он не знает, как много успел услышать Птица, и может только защищаться, надеясь, что тот успокоится. — Ты голый, — Птица сжимает в руке одеяло, которым сам же укрыл Кирилла почти с головой. — И как бы я мог бы это изменить? — Гречкин выпутывается наружу, смотрит на Птицу возмущённо, — Это ты свой идиотский день стирки придумал. «Тут тепло, ты всё равно не замёрзнешь». Кажется, даже интонации Птицы удаётся подделывать уже вполне профессионально. — И ты подумал, что будет умным в таком виде попросить помощи? Ты ещё на колени встал перед ним? Что это вообще был за спектакль?! — всё-таки услышал. Кирилл натягивает одеяло обратно на голову. Поступок идиотский, но это даст пару лишних секунд форы. — Я понял, что он сделает всё, что ты захочешь. Даже если его корёжить будет, — Кирилл пожимает плечами, надеясь, что эта причина покажется убедительной. Это же их общий план Серёжу вернуть. Так мог же он Олега проверить на соответствие. — То есть ты так хочешь объяснить мне, почему решил сбежать? — Птица вновь возвращается к ледяному голосу. Кирилла почти подташнивает от беспокойства. — Я не собирался, — врать выходит плоховато, но и настоящие свои намерения Кириллу объяснить трудновато. Он хотел подставить Олега, что ж, в результате только подставился сам. Вот и следуй после этого зову сердца. — Пожалуйста, — Кирилл почти кричит, понимая, что Птица уходить собирается. Он не обращает внимания на некрасиво текущие слёзы, — Не уходи, я принадлежу тебе. Сейчас это почему-то кажется уместным. Кажется достаточно весомым аргументом, чтобы его не бросили. Он соскальзывает на пол, тычется носом в чужие колени. Сейчас это куда более приятно, чем все его кривляния перед Олегом. И всё равно не может раскрыть рот и просто признаться. Боится, что для Птицы это ещё большим предательством покажется. Вряд ли же тот примет идиотскую ревность как хорошую причину, для того, чтобы всё разрушить. Кирилл морщится, ну вот, он всё-таки назвал всё своими именами. Никакого благородного порыва помочь, по крайней мере, не на первом месте. На пьедестале оказывается, когда Кирилл заставляет себя наконец раскрыть глаза, огромная зубастая ревность. — Ну, пожалуйста, — повторяется, но понятия не имеет, что ещё можно сделать. Он уже проебался. — Ты же на хуй свалить хотел, — в голосе Птицы удивление, но, по крайней мере, он всё ещё здесь. Кирилл упрямо мотает головой, запрокидывает голову. — Чего тогда ты этим хотел добиться? — Кирилл молчит упрямо, надеется, что до Птицы всё-таки не дойдёт. Тот, впрочем, не совсем идиот. — Серьёзно, да?! - от растерянности не остаётся ни следа. Птица отходит на пару шагов, не обращая внимания на то, что Кирилл почти падает. — Ты хотел, чтобы я его прогнал, — продолжает недоверчиво. Кирилл пожимает плечами. Он всё ещё не хочет говорить об этом, в конце концов, план с треском провалился, — Он делает тебе больно. Ты же даже говорить об этом не можешь! Вновь кричит, всё-таки поднимая голову. — Я не хотел тебя расстраивать, — продолжает чуть тише, больше не пытаясь приблизиться. — Пиздец, — Птица трёт переносицу, смеётся хрипло, почти каркает, — И ты решил, что лучшим выходом будет сыграть на том, что я не смогу ему простить свою игрушку? Кирилл отшатывается. Слышать подобное от Птицы чертовски больно. Хочется уползти, спрятаться. — Он опасен, — Кирилл знает, что даже этим ответом выдаёт себя с потрохами, отдаёт себя Птице на откуп. — И да, я понадеялся именно на это! — он кричит почти, набираясь смелости в отчаянии. — Глупо, — глаза у Птицы почти стеклянные, когда он это произносит. — Почему, неужели бы не сработало? — Кирилл не поверит, если Птица скажет «нет». Слишком уж много было свидетельств обратного, — Я больше так не буду. Обещает почти без перерыва, вновь ныряя в отчаяние. — Ты идиот, — радует его Птица, отходить перестаёт. Вздыхает как-то слишком тяжело. — Одежду тебе не верну в ближайшее время, — произносит всё с такой же неохотой, как будто бы это именно Кирилл этого хочет. Тот, впрочем, только кивает согласно. Пусть что хочет делает, только бы остался. — Иди сюда, — Птица хлопает по колену, и Кирилл послушно подползает ближе. Обнимает Птицу за ноги, пытаясь успокоиться. — Не дёргайся, — это, по всей видимости предупреждение, потому что в следующую секунду Птица берёт его на руки и дотаскивает до кровати. Скидывает на простыню. Кирилл даже двигаться не пытается, позволяя Птице разглядеть все оставленные следы. Тот присвистывает. — Понятно теперь, почему он о тебе как о жертве насилия говорил, — дотрагивается до синяков на бёдрах, потом до погрызанной шеи. Вылизывает собственные метки, заставляя Кирилла расслабиться всё больше. Подкладывает ему под бёдра одну из декоративных подушек. Кирилл в ответ возмущённо рыпается. — Ты чего? — Птица удерживает его, не давая вырваться, но всё-таки спрашивает. — Подушку поменяй, — Кирилл чувствует, как краснеет, слишком уж идиотской кажется просьба. Но эта, с вышитыми жёлтыми цветочками, нравится Кириллу слишком сильно. Птица фыркает, но всё-таки подчиняется. — Теперь доволен? — уточняет. Кирилл только усиленно кивает. Потом замирает, вновь расслабляется, пытается показать, что готов как угодно заглаживать вину. Ага, только не ценой подушки. Птица всё-таки смеётся, явно оценив пантомиму, небольно шлёпает Кирилла по заднице. — С твоими косяками в следующий раз разберёмся, — шепчет на ухо, — А сейчас я планирую просто и незатейливо тебя трахнуть. Кирилл согласно охает, обхватывает Птицу руками. Целует везде, куда только может дотянуться. Отложенное наказание слегка напрягает, Птица явно злится, но хотя бы больше не порывается уйти. Птица тратит куда меньше времени на растяжку, чем обычно и, когда он вставляет член, Кирилл не может сдержать возмущённое шипение. Впрочем, его собственному члену это совсем не мешает, может быть, даже подстёгивает. Так что ещё через пару толчков Кирилл только стонет отчаянно, пытаясь хоть как-то принять участие. Птица прижимает его всем телом, так что двигаться не получается от слова совсем, но Кирилл не сдаётся, бьётся под ним лишённой кислорода рыбкой. — Я тебя люблю, — произносит одними губами, уткнувшись Птице в плечо. Тот не должен был узнать об этом, да и не сдалась ему эта любовь, так что Кирилл испуганно замирает, изо всех сил надеясь, что Птица его не услышал. Тот не останавливается, усердно обновляет собственные метки, кажется, не обращая никакого внимания на чужую внезапную покорность. Кирилл всхлипывает, стараясь не смотреть на Птицу, у него всё на хрен падает, но он только усерднее обхватывает Птицу ногами, только бы не дать заметить. Птица кончает, целуя Кирилла куда-то в нос и поднимается. — Уходишь? — Кириллу самому от себя от этих слов противно становится. — И так задержался дольше, чем было положено, — Птица на него не смотрит даже, только треплет напоследок по волосам, как будто бы Кирилл и вправду для него не больше, чем игрушка. Когда за Птицей захлопывается дверь, Кирилл перестаёт сдерживаться. Воет в подушку, пытаясь привести собственные мысли в хоть какой-то порядок, но истерика явно этому не способствует.